Убийственная лыжня

42

Психолог полиции доктор Мария Шмальфус была полной противоположностью гаупткомиссару Губертусу Еннервайну по крайней мере, что касалось его неприметного внешнего вида. Мария бросалась в глаза своей худобой, тонкими, как у паука, ногами посреди этих мясистых в стиле барокко баварцев. Длинная лебединая шея Марии поворачивалась порывистыми движениями в кондитерской «Крусти», она осматривалась в поисках особенностей, могущих быть использованными в криминалистике или психологии. Она хотела уловить что-то из этой яркой специфической местной жизни: мнения, домыслы, слухи. В данный момент ее взгляд был направлен на высокий стол, там как раз смеялись над какой-то шуткой, смачность которой Мария не могла оценить. Некоторых из хохотавших она знала только в лицо, другие были ей совершенно незнакомы. У двух местных были усы, напоминающие оленьи рога, у мужчин и у женщин были крупные руки, которыми они рассекали воздух, когда говорили, как будто бы что-то молотили. В Баварии уже с давних пор так приводили доводы, жестко и окончательно, как при продаже скота. На некоторых даже была шляпка для выхода, as Hiatal, как ее здесь называли; казалось, шляпы полностью срослись со значками клубов и объединений, предположительно и внутри шляпы, нельзя было исключать, что почетные памятные медали и юбилейные значки у их носителей прямо с затылка врастали в кожу и под рубашкой напоминали естественный пирсинг.

Конечно, у нее тоже был план. Доктор Мария Шмальфус редко выходила из дома без плана. Предоставлять все на волю случая не соответствовало ее натуре. То, что она задумала сейчас, не мог бы легально осуществить ни один чиновник баварской полиции на хорошей должности (по крайней мере с чистой совестью), но она, только служащая, психолог полиции, поэтому чувствовала себя не столь уж связанной служебными инструкциями, ей не нужно было так строго выглядеть, как, например, Шваттке или Штенгеле, или даже Еннервайну. На Марии была удобная спортивная куртка и ботинки, солнечные очки она сдвинула на лоб, но рюкзак предвещал свободное время, отдых и развлечение. Она выглядела в точности как одна из множества туристов или альпинистов, которые в эту замечательную для турпохода погоду устремляются в близлежащие горные луга и долины. План Марии был простым, но хитрым. Она хотела, просто чтобы проверить, возможно ли это вообще, получить несколько образцов подписи, так ради эксперимента, для потехи, неформально и в обход (или при очень широком толковании) служебной инструкции «Обеспечение средств доказательств в сфере государственной службы».

— Да, скоро сезон, — сказал один из усатых, которого все называли Зепп. Зепп, подумала Мария, это было бы неплохое имя для Куницы.

— Коммунальные службы специально ради этого уже разрыли несколько улиц.

— Да, Зепп, к тебе на Шахен, вероятно, тогда никто больше не пойдет.

Ага, Зепп работал там наверху, на Шахене. Запоминай, Мария, может быть, это один след.

— Наоборот! — сказал Зепп. — К месту, где сошла лавина, туристов тянет целыми автобусами, скажу я вам. После несчастного случая обороты существенно выросли. Приезжало японское телевидение, американское и канадское. И все спрашивали, будет ли еще приключенческая игра с королем Людвигом.

— Да, если это так, если обороты после таких происшествий растут, то, может быть, управление по туризму само приложило к этому руку? — сказала женщина за столом.

— Да, этого от них можно ожидать. Они все сделают, если только появятся несколько богатеньких.

Громкий смех за стоячим столиком заставил всех в кафе прислушаться. Очередь торопящихся покупателей булочек у прилавка коллективно обернулась, одни тоже стали смеяться, другим такие шутки не нравились: инсценированные несчастные случаи, тьфу. В булочной-кондитерской сегодня предлагались — нет, не булочки-лавины — но, конечно, совершенно актуальные булочки Короля Людвига. По виду это были совершенно обычные сайки, но изысканность им придавали съедобные лепестки, которыми они были посыпаны: фиалки, мальвы, воловика и цикория вместе образовывали цвета династии Виттельсбахов. Но тем не менее они стоили только на один цент дороже.

Громкий смех над управлением по туризму, которое якобы само инсценировало несчастный случай, все еще продолжался, когда к столу приблизилась худая женщина с рюкзаком.

— Извините, позвольте вас на минутку побеспокоить, — сказала женщина. — Вы выглядите так, как будто вы местные. Мне нужно пройти к этому знаменитому трамплину, мне обязательно нужно его посмотреть, до сих пор я могла любоваться им только по телевизору.

Один из мужчин с красным лицом уже показывал из окна, рассекал воздух жестами, показывая направление, вон туда надо, а потом направо вокруг, но женщина просто продолжала болтать.

— И ледовый стадион я тоже хочу посмотреть. Где он находится? Это по дороге? А потом я еще читала, что у вас здесь в городке есть красивое кладбище. А где оно?

— У вас с собой есть листок бумаги?

У нее он был. Она попросила нарисовать схему и надписать, потом она еще попросила дорисовать открытый бассейн, и в конце у нее уже были образцы почерка пяти местных жителей, четырех мужчин и одной женщины. Только один за столом ломался, до сих пор он ничего не нарисовал и не написал, он стоял у стола, как будто не хотел сдавать пробы слюны, тупо размышляя что-то про себя, он выглядел подозрительным. Надо его запомнить. Она запечатлела его внешность, а его имя…

— Привет, Мария! — Она обернулась, перед ней стоял мужчина примерно ее возраста. Он как раз купил пакетик с двумя булочками, пакет для одиночек, который стоил на цент дешевле. Мужчина показался ей дальним знакомым, тенью из прошлого. Во всяком случае, сейчас он сильно мешал ее скрытым полевым испытаниям.

— Ты что, меня не узнаешь? — Он подошел к ней поближе. Местные за столом рассматривали при этом Марию недоверчиво. С этой, которая только что выдавала себя за самостоятельную прусскую туристку, вдруг заговорил местный житель? Эге, что бы это могло означать?

— Мы вместе учились. Это было уже давно, наверняка ты не вспомнишь. Возрастная психология с системной точки зрения, у профессора Литцеля. Нарушения восприятия IV у Розенберга-Бозенцки. А потом еще судебная психология у профессора Карлштатта? Нет? Не помнишь?

— Да, смутно вспоминаю, — сказала Мария. — Мы вместе ходили на некоторые лекции.

— А ты чем занимаешься вообще? — спросил бывший студент, имя которого Мария не могла вспомнить. — Я слышал, что тебя занесло на службу в полицию? Это правда?

Это должно было случиться, Мария, тайный агент провалился при первом же задании в магазине, который назывался булочная-кондитерская «Крусти». Баварские объекты ее полевого испытания заметно от нее отодвинулись.

— Давай сядем, там есть свободное место, — сказала она, чтобы хоть отвести нарушителя спокойствия от стола с местными жителями, которые уже нагло перемигивались и шептали: «Ну ты только посмотри!», «Ну надо же!»

— Да, я служу в полиции, — сказала она, когда они сели. — А ты?

Сколько бы она ни рылась в своей памяти, она не могла вспомнить имя своего визави. Все равно. Зеппы и Лукасы, оставленные там, хихикали, как маленькие дети.

— Я бросил учебу, — сказал он. — Слишком много статистики и математических расчетов. Я думал, что психология — это взгляд в душу…

Мария отключилась. Это были обычные жалобы всех, кто бросал учебу. Вначале они хотели быстро заглянуть глубоко в человеческую душу, а на преддипломной практике потом появилось много статистики.

— Да, вы это забыли, фройляйн!

Один из местных принес ей листок со схемой и образцами почерков, который она совершенно забыла. Даже если бы этот фактический эксперимент предположительно оказался совсем неудачным, она могла себе представить, что таким образом получила бы образцы почерка целого футбольного стадиона.

— …а сейчас я открыл свою практику по медитации здесь в городке. Медитация не подвержена кризисам. Как и уход за ногами. Конфликты бывают всегда. Семейные ссоры, напряженные отношения, кризисы чувств, последствия травматических переживаний…

Ее бывший сокурсник продолжал бойко болтать, а затем бросил беглый взгляд на листок.

— Но я вижу как раз, что ты собираешься осмотреть городок. Тебя интересует лыжный стадион? Если хочешь, могу его тебе показать.

Он еще ниже наклонился над схемой и надписями к ней от руки. У нее не было желания разговаривать с ним об этом, или чтобы он ей что-то показывал. Мне нужно идти, хотела она сказать, мол, было очень приятно увидеть тебя, медитация, ах да, это звучит интересно, может, я как-нибудь зайду в твою практику, и тут вошел член совета общины Тони Харригль, которого все бурно поприветствовали. Ее сосед по столу продолжал болтать, но Мария развила в себе способность притворяться заинтересованной и одновременно думать о чем-то другом. Вполовину, или почти полным ухом она услышала, что Тони хотел сказать там за стоячим столиком. Член совета общины не видел ее, она даже не знала, знал ли он ее вообще. В булочной-кондитерской было как раз полно народа, очередь у прилавка росла, дверь постоянно открывалась и закрывалась, и, наконец, вошел Ангерер, без которого нельзя было обойтись. Он кивнул Марии, он узнал ее, и ее камуфляж полностью слетел.

— Ну, я пойду, — сказал ее бывший сокурсник, вероятно, он заметил ее невнимательность. — Пока. Может, встретимся еще как-нибудь. Я запишу тебе мой номер и адрес.

На Вилли Ангерере сегодня не было зеленого пальто из сукна, чехла от ружья тоже не было, в нем нельзя было узнать охотника. Этот Ангерер, наглый лжец, который утверждал, что он не был во время прыжков с трамплина на стадионе, не важно по какой причине, сегодня явился в сопровождении молодой дамы, возможно — претендентки на должность в управлении лесного хозяйства, дочери лесничего или помощницы на охоте. Ангерер рассказывал ей сейчас что-то о Скво-Велли и Оберстдорфе. Заведение заполнилось настолько, что Мария уже не могла следить за разговором. Вдруг Ангерер посреди булочной изобразил застывшую фигуру.

— Карл Шнабль, 1976? — закричала продавщица через прилавок.

— Кадзуеси Фунаки, 1998? — закричала претендентка на должность в управлении лесного хозяйства.

— Нет, Вилли Ангерер, 1959, — сказал тот. — В Оберстдорфе, при отборочных прыжках для Скво-Велли…

Остальное потонуло в общем смехе.

Мария еще немножко помешала в своей чашке, но здесь на чужой территории и посреди шума это принесло ей мало вдохновения. Она просунула листок со схемой в прозрачный файл и тщательно спрятала его в рюкзак. Ее полевые испытания на месте: скорее отсюда в настоящую наполненную жизнь. Несмотря на вывод, что было очень легко получить почерки по всей местности, часовое противозаконное подслушивание было коту под хвост, подумала она. Она сунула записку навязчивого типа в задний карман джинсов и решила, поскольку уж она была экипирована как туристка, совершить прогулку до трамплина для прыжков, и дальше поразмышлять над профилем преступника: мужского пола, белый, интеллигентный, одинокий, гиперактивный, зритель канала ARTE, читающий Франца Кафку, полностью разочарованный — что-то в этом роде.