Убийственная лыжня

6

— Я вам точно скажу, как это произошло.

С этими словами главный лесничий в отставке Вилли Ангерер поставил свое импозантно упакованное охотничье ружье в угол маленького кафе. От огрубевшего от ветра чехла из темной кожи исходил неопределенный запах, смесь аромата леса, охоты и пожара, но это никому не мешало. Он сел за один из столиков. Стильно оборудованная булочная-кондитерская «Крусти». Расположенная в центре, ближе к центру уже невозможно себе представить, предлагала не только сотни вариаций различной выпечки (новое на этой неделе: Sex-and-the-Village-Laiberl), но и являлась местом встречи всех любопытных. Тех, кто не думал прочесть об этом только завтра, а хотел узнать это здесь и сейчас, прямо с пылу с жару. На следующий день после сенсационного падения датчанина на слуху была только одна-единственная тема — испорченные новогодние прыжки с трамплина. Все в кафе прервали разговор на полуслове и посмотрели на Ангерера, вопрошающе вскинув вверх брови, каждый хотел услышать теорию лесничего, но Ангерер, будто бы медля, откусил вначале булочку с миндальными отрубями из пшеницы-двузернянки, чтобы усилить нетерпение. Все ждали, поскольку главный лесничий был уважаемым человеком. Дополнительную компетентность в этом вопросе ему придавал еще и тот факт, что в молодости он прыгал на лыжах с трамплина. В пятидесятые годы его даже чуть было не пригласили в национальную сборную Германии, но не пригласили.

— Нам всем очень интересно, как это действительно произошло, — сказал член совета общины Тони Харригль, сидевший в тени огромного фикуса, который якобы вырос таким, потому что его ежедневно поливали свежим светлым пивом известной пивоварни (название мы здесь опустим). Харригль и Ангерер обычно друг друга не выносили, один был за, другой против иностранного туризма, но сейчас член совета общины внимательно, хоть и скептически, слушал лесника.

— Это было, как тогда в 1959 году в Оберстдорфе, на отборочных соревнованиях для Скво-Вэлли, — начал Ангерер. — Американец прыгнул и повис в воздухе примерно так…

Он поднял руки и изобразил обеими руками лыжи американца, при этом получилась перекошенная и дергающаяся буква V. Кое-кто из присутствующих уже начали ухмыляться. Потому что большинство анекдотов Ангерера о прыжках на лыжах начинались в 1959 году в Оберстдорфе.

— И тут у него отрывается правая лыжа, и…

Его прервали на середине фразы, так как дверь распахнулась, и ветер занес внутрь очень редкого (потому что очень занятого) гостя, Беппи Фишера, известного музыканта, игравшего на цитре, которого встретили самыми разными возгласами приветствия: Хей! Еха! Ага! Глянь-ка! О, и ты! Пошел ты! Постороннему эти звуки покажутся сейчас непонятными и странными (может быть, даже похожими на угрозу), но в булочной «Крусти» они очень точно передавали настроение. Цитрист Беппи, как его везде называли, был невысоким, скрюченным человечком, держащим перед собой, как бы защищаясь, исцарапанную цитру. Он сел за стол. Но пришел он вовсе не за тем, чтобы исполнять в булочной «Крусти» сельские и пастушьи мелодии, поэтому поставил инструмент рядом с собой на пол и заказал кофе. Цитрист Беппи, конечно, тоже был на лыжном стадионе вчера, это была как бы его профессия быть в нужное время с подходящей музыкой в нужном месте. Обычно он играл в туристических ресторанах курорта, там он развлекал приезжих гостей местным песенным репертуаром и международными шлягерами, но при необходимости он волшебным образом извлекал и музыкальные извращения, как, например, переложение для цитры песни Highway to hell («Дорога в ад»).

В новогодний день он развернул свой инструмент в потайной ВИП-ложе лыжного стадиона; там у него было постоянное приглашение, уже много лет, поэтому и нынешние новогодние соревнования по прыжкам с трамплина невозможно было представить без сопровождения на цитре. Его гонорар был солидный, но за это он был обречен на сохранение молчания.

Он был известным и популярным у сильных мира сего, и какой-нибудь Тикон, Крез или Альфа фотографировался с ним, как в некотором роде с талисманом. Цитрист Беппи утверждал, что они с тем и с другим на ты, но его истории не были такими уж достоверными, многие рассказы были заимствованы или являлись выдуманными воспоминаниями чрезвычайно богатого воображением музыкального ума. А если к этому добавлялась пара кружек пива, то его шутки и вовсе переходили в область фантастики. Очень часто он рассказывал историю, как во время новогодних соревнований по прыжкам на лыжах играл для папы римского альпийские Gstanzln (частушки), как говорится папе от Беппи. Якобы после этого понтифик пригласил его в Рим, и якобы он поехал туда и жил во дворце Кастель Гандольфо.

— Да ну? Что ты там играл?

— Да что я там играл: конечно, Highway to hell, и было очень весело!

Совсем отмахнуться от этой истории тоже было невозможно, так как в упомянутое время цитрист Беппи действительно на неделю уезжал, но другие говорили, что в это время он отсыпался после большой попойки недалеко от Лермоса.

В этот Новый год цитрист Беппи играл на цитре в ВИП-ложе, но недолго, так как произошел несчастный случай.

— Премьер-министр был там, Беккенбауэр, Жак Рогге, Марианна и Михаэль — да все. И еще одна пара, которую я сейчас не могу назвать.

— Ах, ладно, скажи!

Но цитрист Беппи помнил о своем обещании. Видные гости носились как ненормальные, и его вежливо попросили подождать снаружи, пока не позовут.

— Да они тебя просто вышвырнули! — орал стекольщик Пребстль, который приходил сюда всегда со своей супругой.

Та добавила:

— А о самом несчастном случае ты ничего не услышал?

Нет, он ничего не слышал, сидел спиной к окну и играл как раз Schenkt man sich Rosen in Tirol («Когда в Тироле дарят розы…»), да еще в A-Dur, для чего требуется концентрация, а когда он играл Mir winket neues Liebesglück! («Меня ждет новое счастье любви»), то, наверное, и произошло несчастье.

— Но я предполагаю… — сказал маленький музыкант, — я слышал несколько обрывков разговора. Говорилось что-то о дефекте материала и не том сплаве, и глава фирмы по производству лыж, который тоже там стоял, побледнел и бормотал что-то вроде: «Как нарочно, сейчас, перед котировкой акций на бирже, и такое несчастье».

— Я не знаю, правильно ли называть это несчастным случаем, — снова вмешался Ангерер Вилли. — Я много раз смотрел картинку по телевизору. Я не верю в дефект материала. Сейчас я знаю, как это произошло.

— И как же это произошло?

— На самой высокой точке взлетной кривой у него сорвало правую лыжу…

— Может, это все же был сильный порыв ветра? — прервал его Манфред Пенк, психолог с высшим образованием, который недавно открыл практику по медитации и разрешению конфликтов на курорте и якобы клиентов у него было в избытке.

— Нет, — продолжил Ангерер, — лыжа двигалась так, будто в нее что-то ударило, что — на видео не видно, потому что оно очень маленькое.

— Может быть, маленькая птичка? — предположил кто-то.

— Как тогда в Оберстдорфе в 1959-м? — прошептал другой.

— Или Скво-Вэлли, в 1960-м? — добавил третий.

Некоторые подсмеивались. Вот придурки, подумал Ангерер. Полные болваны, такие профаны, не имеющие абсолютно никакого представления о прыжках с трамплина на лыжах, они бы от страха в штаны наложили, если бы оказались там наверху. Но вслух он сказал:

— Нет, у меня совсем другая теория.

— Внимательно слушаем.

Вначале все было спокойно, некоторые ухмылялись украдкой, перед ними как-никак был старший лесничий, но потом кое-кто прыснул, и, наконец, булочная «Крусти» наполнилась таким диким смехом, что Ангерер, лесничий, охотник из Курпфальца, встал оскорбленный, швырнул на стол деньги за съеденное и выпитое, закинул на плечо чехол с ружьем и вышел, не стараясь бесшумно закрыть дверь. Только Манфред Пенк, в некотором роде ученый, специалист по конфликтам, встал, чтобы пойти вслед за ним и успокоить его. Но когда он вышел на улицу, Вилли Ангерер уже скрылся из вида. Психолог откинул голову назад и вдохнул мягкий зимний воздух.

Вилли Ангерер все еще был в ярости. Он пошел в местный полицейский участок и дал там показания. Дежурил как раз полковник полиции Иоганн Остлер, добродушный, но добросовестный чиновник, семья которого еще со времен римлян жила в Талькесселе. Остлер знал здесь каждый камень. Он терпеливо печатал на машинке чрезмерно эмоциональные рассуждения Ангерера (компьютер опять сломался), и именно эти рассуждения утром следующего дня попали в заголовки местных газет.