Так скоро, что и дня не минет,
Я завтрашнее приключение начну.
Уильям Шекспир «Король Иоанн»
Потерпев фиаско, я проплакала несколько часов и в конце концов примирилась с мыслью о возвращении в Беркли. Я позвонила своей подруге Салли, чтобы рассказать ей новости. Среди нарастающего хаоса она была моим доверенным лицом, посвященным «практиком», той, кого ведьмы встретили в Беркли, презрительно скривившись в ее адрес за то, что она не была молодой, утонченной и одетой так, чтобы удовлетворить их голливудские магические стандарты.
У Салли были странные прозрения раз или два в году, когда она работала в саду или, например, чистила зубы. Она слышала сверхъестественный голос, который посылал ей необъяснимые, неизменно аккуратные послания, предлагающие стратегические советы.
— Эйми, у меня опять было, как там его… наитие. Это случилось прошлым вечером, когда я была в душе! Это предназначалось тебе. Очень коротко и прямо он сказал: «Если она не произнесет ни слова и не станет сопротивляться, все будет хорошо — она их не потеряет». Эйми, голос сказал, что все, что тебе надо сделать, — это позвонить Карлосу чуть позже, чтобы сказать «до свидания», затем позволить ему говорить все, что угодно, — напыщенные слова, неистовый бред, — все, что захочет.
Никакого протеста! — смейся, если нужно. Все изменится просто само по себе, вот так! — она щелкнула пальцами.
Я позвонила Карлосу до того, как он успел поменять номер телефона. Как я вскоре узнала, это практиковалось постоянно, когда кого-то вышвыривали из группы. Прежде чем я начала говорить, он взревел:
— ОСКОРБЛЕНИЕ? Теперь ты оскорблена? Ведьмы сказали мне! Ты профессиональная плакальщица! Такое чувство собственной важности, такая ранимость! Ты что, думаешь, будешь жить вечно и все будут заботиться о бедной девочке? Coño! Carajo! Уродина! Ты — шлюха!
Он подождал, когда все это осядет. Помня совет Салли, я засмеялась:
— Кажется, разговор не получился!
Последовало молчание. Стрела Карлоса не достигла цели, и он попробовал другой ход; — Так когда же ты собираешься прекратить покупать своих мужчин? Не слишком ли ты молода для этого? Когда же ты собираешься найти мужчину, кто сможет сам платить за свою выпивку? Ты перепугала Муни, ты вывела ее из равновесия, ты такая человеческая, ты такая красная! Мы — не красные. Это самый человеческий цвет, самый плохой! Мы — голубые. Ты не наша, не голубая! Это была ошибка, безнадежная! Обнаженные мужчины! — он гремел, повторяя одно и то же.
Я продолжала молчать, удивляясь, как нагваль, самое мудрое существо, мог совершить такую ошибку.
— Ты здесь?
— Да, я слушаю.
— Отлично. Ты шлюха, — продолжал он, — торгующая отцовской смертью, чтобы привлечь к себе внимание! «Ох я бедная, несчастная, я так тоскую по Ирвингу!» ЧУШЬ СОБАЧЬЯ! Если ты никогда не любила себя, то как ты могла любить Ирвинга? И ты испугала Муни, мою бедную Муни, своей красной истерией. Она потрясена, она не может встать с постели. Ты ранила ее! Ты избалованная тварь, родившаяся с серебряной ложкой[22] в culo! Ты слушаешь?
— Да.
— Основа магии — это оставление «Я». У нас нет времени на проблемы! Кто может позволить себе иметь проблемы? Смерть ждет меня. В моем мире осталось десять минут до полуночи![23] У меня нет времени. Во времена дона Хуана тебя бы украли — очнувшись, ты бы обнаружила себя в мешке, в ловушке! Но я нагваль свободы… Нет, ты была отдана мне Ирвингом в уплату долга — ты мой долг и ты моя красавица, — но я не стану настаивать. Мир воинов не принимает добровольцев, Эйми. Если «эта» привело тебя ко мне, если Ирвинг просил меня об «этом» — я не могу сказать «нет»! Поэтому я не принимаю людей, преследующих меня в Мексике, no jodas! Кто я на самом деле? Твой гуру? Нет! Я только хочу свободы! Но выбрать можешь только ты.
— Да, я поняла. Я собираюсь в Беркли, у меня есть для тебя подарок. Есть ли место, куда я могу послать его?
— No, nо, nо! Подожди! Что ты сейчас делаешь?
— Я работаю над своей книгой.
— Могу ли я заехать за тобой, поужинать вместе? Прямо сейчас?
— Мне бы очень хотелось. Спасибо, Карлос.
— Wowie Zimbowie, chica! Я буду через час. Вот теперь мы в деле!
Карлос привез меня в рыбный ресторан в Санта-Монике, в тот же самый, где мы когда-то были с Флориндой около десяти лет назад, в день, когда была рассказана история про «горящий в ванне большой палец ноги». Карлос был дружелюбен, а я оставалась молчаливой и внимательно слушала, чтобы, следуя совету Салли, не показывать обиды или гнева.
Карлос заказал апельсин, печеный картофель и яблочный пирог на десерт. Я захотела лук колечками, но Карлос посоветовал:
— Никогда не ешь лук, маги не дотрагиваются до него, потому что он напоминает человеческие формы — слой за слоем. Лук в пище будет поддерживать твою человечность.
— А чеснок?
Он с ума сходил по чесноку.
Я заказала лосося и артишоки, слегка побаиваясь, что они тоже многослойны, но Карлос одобрил мой выбор. Потом я вручила завернутую книгу. Карлос выглядел счастливым, как ребенок, получивший подарок на день рождения.
— Разве ты не откроешь его?
— Я открою его позже — это мой подарок.
Он прижал сверток к сердцу, потом бережно спрятал его в карман пиджака. Этот жест был таким трогательным, что я отвела глаза, чтобы спрятать улыбку.
Когда мы ели, я слушала очень внимательно.
— Идея самости — mierda! Дон Хуан, бывало, говорил: «Я не присутствовал при составлении контракта, я его не подписывал. И я не должен жить по его законам». Ты знаешь, Эйми, ты уже не такая красная, ты уже рассталась с какой-то частью чувства собственной важности.
— Какого же я цвета?
— Персикового. У тебя мягкое персиковое сияние. Очень красиво. Ты очень быстро продвигаешься. Ты знаешь, ты прямо как Тайша Абеляр, ты — сталкер. — Карлос наклонился вперед, его глаза сияли восхищением. — Есть другие bona fide слова, chica. Вот что интересует мага! Прошлой ночью я был в ином измерении, чьи обитатели обладают панорамным видением, Я мог видеть в любом направлении! Но ты определенно не дример.
— Что!? — я взорвалась от возмущения. — Флоринда говорила мне, что я как она, — она сказала, что я дример, что все писатели — дримеры!
— Фу! Это потому, что она любит тебя. No, nо, nо. Тайша Абеляр точно знает, когда нужно безоговорочно соглашаться! И также ты, preciosa, знаешь. Но все-таки, ты не можешь отыскать даже свои туфли во время дриминга!
Мне пришлось подтвердить, что это правда. У меня не было представления, как это делать. Карлос давал большинству читателей первое упражнение по дримингу— найти свои руки во сне («На самом деле дон Хуан велел найти мне мой пенис, — объяснял он. — Но мой издатель не позволил мне напечатать это»). Я ни разу не находила свои руки, тем более туфли, но, смеясь и улыбаясь, соглашалась.
Это было так захватывающе — вживаться в магическую «мифологию», как он называл ее, слышать слова, которые Карлос сделал значимыми для целого поколения. Я знала, что он открывал только для ограниченного числа людей то, являются ли они сталкерами или дримерами. Но в действительности я никогда не встречала ни одного человека, кому бы это было сообщено. Все умирали от любопытства, чтобы узнать, к какой категории они принадлежат, но спросить значило обнаружить чувство собственной важности. Быть награжденным так, как я, было великой честью. Он редко заводил разговор о содержании своих книг. Несмотря на романтический ореол беседы, я забеспокоилась. Я хотела быть как Флоринда.
— Понимаешь? Ты знаешь, где нужно безоговорочно согласиться. Это мощь, chola, поверь мне. Ты это имеешь. — Потом он сказал:
— Хочешь прогуляться вдоль обрыва?
Под «обрывом» Карлос подразумевал полоску пешеходной дорожки около пляжа в Санта-Монике. Я кивнула. Он заулыбался от удовольствия.
— Ну, вот мы и в деле! Pucha! А что это за дело! В этом деле каждый шаг может стать последним, каждое действие — это вопрос жизни и смерти. Маги не берут выходных. Что бы я мог сделать?
Пойти на рыбалку? Я существо, которое может умереть прямо сейчас, в каждую минуту моей жизни, — и я не ожидаю ни похода на рыбалку, ни вознесения на небеса с пребыванием на них в хламиде святоши!
(Позже я спросила Флоринду, почему нам так хорошо вместе, если ты дример, а я сталкер. «Противоположности сходятся, — ответила она. — Я — та, которая приведет тебя прямо к Бесконечному. Я твоя настоящая мать, та, которая любит тебя».)
Ожидая, пока принесут счет, мы завели разговор о писателях. Я рассказала Карлосу о странных обстоятельствах встречи с Гором Видалом и каким милым он мне показался. Мой отец только что умер, и мы с братом, онемев от горя, организовывали похороны и встречались с репортерами.
Остолбеневшие, мы увидели лицо нашего отца в вечерних новостях. Похороны должны были состояться через два дня. А на следующий вечер была запланирована вечеринка в честь годовщины журнала «Нэйшен». Я предложила свой дом для банкета после торжественной речи Видала в университете. В истинно уоллесовских традициях мать и брат советовали мне посетить банкет и нанести визиты моим друзьям. Я должна была вернуться на похороны утренним рейсом.
В аэропорту я стояла, застыв на месте, уставившись на первые полосы газет, глядя на улыбающееся лицо отца, попыхивающего трубкой. А слезы катились по щекам…
Когда прибыл мистер Видал, он сочувственно пожал мою руку и сказал:
— Мне очень жаль вашего отца.
— Спасибо… Насколько я помню, у вас с отцом произошла ссора?
Некогда случилась небольшая литературная потасовка: Видал раскритиковал одну из папиных книг, а мой отец миролюбиво ответил ему в приватной беседе.
— Нет, — вежливо ответил Видал, — просто стычка.
Карлос слушал молча, когда я говорила об Ирвинге, но он нахмурился, когда я тепло заговорила о Видале.
— А, я встречался с ним! Carajo! No Jodas! Гор Видал сказал: «Единственная вещь, которая может подарить мне подлинное наслаждение в жизни, это если меня будут приветствовать овациями, как римского императора, вставая каждый раз при встрече со мной, Я хочу, чтобы меня приветствовала галерка!» Вот что оно делает с нами, amorsita! Какое эго мы имеем!
Карлос говорил о многих знаменитостях, которых он встречал. Ему особенно нравился бывший калифорнийский губернатор Джери Браун, нынешний мэр Окленда. Оказалось, что Карлос с уважением относился к его духовному поиску. Из великих латиноамериканских писателей он тепло отзывался о Габриэле Гарсиа Маркесе и Карлосе Фуэнтесе. Вообще, он был резок в отношении многих знаменитых людей, которых встречал. Он с отвращением упоминал Дженис Джоплин — сначала она ему нравилась, затем стала удручать. Он утверждал, что весь ее шарм заключался в кокаине.
В конце концов Карлос нежно взял мою руку, и мы шли, общаясь и наслаждаясь морским бризом и мерцанием океана внизу. Он стал рассказывать веселые байки и проделывать смешные штуки: он любил имитировать индийских гуру и лжешаманов. И вскоре я просто хохотала над его самой смешной шуткой: «Когда прана встречает раму, они объединяются! — и тогда получается ПРАНА-РАМА».
— Ты не можешь позволить себе и клочка человеческой формы, если надеешься проскользнуть в щель между мирами (я помнила эту фразу из его книжек). Нужно быть худым, тощим, с изможденным телом и полностью свободным от чувства собственной важности. Или… дверь с треском захлопнется перед твоим носом. «Это» не позволит тебе войти в мир магии, — он вознес свои ухоженные руки к небу. — Нечто где-то там знает, что ты все еще сохраняешь человеческие формы, что ты еще не изменился. Мы называем это нечто «Похитителем тел». «Похищение тел» — это когда что-то новое заменяет в тебе то, к чему ты уже привык Друзья больше не узнают тебя. Ты оставил их, и они чувствуют это. Но если ты цепляешься за свою человеческую форму, «это» выплюнет тебя. Может быть, сядем на эту скамейку?
— Карлос, у меня дежа вю! — Я закрыла глаза, прижала ладони к бровям.
— Тс-с-с! No! Не называй это никак — не давай этому имя!
Мы сидели, он взял мою руку, сплел пальцы и начал непостижимый, гипнотический, затейливый рассказ об отцовской фабрике по производству джема в Бразилии. Он нежно придвинул меня ближе, наши тела почти соприкасались. Карлос трогал губами мои волосы.
— Эйми, — прошептал он. Внезапно он стал таким торжественным, каким я его никогда не видела.
— Эйми, ты должна отдать свой poto нагвалю. В магических целях нам нужно иметь близкие отношения. Это единственный способ, который у нас остался. Щель между женских ног — магическая, и когда нагваль впрыскивает свой сок внутрь, тот идет прямо в мозг… Это самый быстрый путь. У нас нет времени вообще. На наших часах без пяти минут полночь[24], я не могу жить без тебя.
Я улыбнулась:
— О неужели, старый грязный гуру?
Карлос обиделся:
— Это очень серьезное предложение, chola. Муни приготовила приглашение в «это» для тебя там наверху, это то, что шаманы называют «чистой проверкой любви». Это хорошо всегда и в любом количестве… Мы должны исполнить ее обет Духу. Почему бы тебе не поехать домой, в Беркли, и не подумать об этом? Позвони мне, когда ты примешь решение.
— Нет, — ответила я. За спиной была целая жизнь фальшивой бравады. Я представляла, каким экстраординарным приключением это могло бы быть, несмотря на то что ни один нерв у меня не дрогнул. Я взглянула на часы — четыре часа.
— У тебя есть время?
Карлос выглядел обескураженным. Я понимала, что сейчас впервые я по-настоящему сильно удивила и испугала его.
— No, nо, nо! Не сейчас! Пусть будет ночь — это магическое время, ночь принадлежит магам.
Сейчас сумерки — это хороший знак.
Он беспокойно посмотрел на меня.
— Сегодня я обедаю со своей мамой и хорошим другом нашей семьи, Бобом, — сказала я, нарушив молчание. — Я буду дома в десять тридцать.
Хорошо, nеnа, отлично! Я… я заберу тебя из дома Сильвии, когда стемнеет.
У дверей дома матери он целомудренно поцеловал меня в губы. — До встречи в половине одиннадцатого. Жди на улице. В следующий раз я зайду и поприветствую Сильвию как полагается.
Besos, mi amor!