Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

глава 28 КЛОД И ЕЕ ДРУЗЬЯ ИГРАЮТ В КУКЛЫ

Помимо собственных, мне пришлось стать свидетелем терзаний Клод, которой надо было различать тонкую грань отличия между отцом, гуру и возлюбленным в их самых болезненных проявлениях. Одной из самых тревожных склонностей Клод, с моей точки зрения, была ее страсть играть в куклы с очарованными последователями, хотя этой «девочке» исполнилось сорок и у нее были седые волосы.

Я была таким неподходящим партнером для подобных игр, что долгое время даже не знала об их существовании. Кроме того, Клод всегда меня недолюбливала. Ее единственным великодушным поступком было то, что однажды на праздничном обеде она посадила меня около Карлоса. Перед каждой вечеринкой Карлос убеждал меня добиться ее сочувствия и расположения.

Когда отношения с Зуной возобновились, Клод стала играть с ней, как с живой куклой. Мне с небольшими вариациями рассказывали такую историю. Незадолго до моего представления группе в Вествуде всего в десяти минутах езды от дома Кастанеды было арендовано три квартиры по соседству друг с другом. Две квартиры были великолепны, с окнами в сад, а третья — темная и обшарпанная. Клод и Зуна должны были стать соседями в хороших квартирах с общим садом: они могли вместе готовить, распивать чаи в саду, в то время как новичку оставался захудалый угол.

Попытка составить пару для Зуны закончилась осуществлением ее заветной мечты, — жить бок о бок с легендарным Скаутом. Зуна взлетела к вершине магической иерархии.

История о том, как Зуна попала в группу была сама по себе волшебной сказкой. Рассказывали, что она жила в Лос-Анджелесе в одном из ужасных домов для среднего класса. Карлос называл ее отца, Махони, «жирным недотепой». Несмотря на то, что в ее семье занятия искусством не поощрялись, Карлос утверждал, что родители хорошо промыли Зуне мозги, и она поверила в свою «гениальность». Он сказал, что у нее была грандиозная вера в свои творческие способности: Зуна мечтала стать знаменитой поэтессой.

На одной из лекций, где она встретилась с какой-то ведьмой (я так и не узнала, с кем), был дан знак подготовить ее похищение из семейного дома. Видимо, Тайша и Астрид приехали тогда, когда матери не было дома, а отец смотрел телевизор. Ведьмы целенаправленно прошлись по дому и забрали все фотографии мисс Махони со стен, из семейных альбомов и настольных рамок, даже вырезали ее изображение из групповых снимков.

Они перетащили все необходимые для нее вещи в фургон, и хотя возникла небольшая заминка по поводу переноски фортепьяно, мистер Махони, дремавший перед телевизором, так и не проснулся.

Согласно мифу, ее родители никогда не тосковали по ней, даже не заметили се отсутствия и не пробовали ее искать. На самом деле, как признались мне Зуна и Астрид, все было совершенно иначе.

Родители отчаянно пытались вернуть свою дочь, пока она не отказалась от них. Я представляю, как она написала это письмо: «До свидания, и посылаю вас к черту — я больше не ваш ребенок».

Подобные письма Карлос надиктовывал огромному числу учеников. После этих событий Зуна все оставила и оказалась под опекой Карлоса и компании. Ее история в корне отличалась от моей.

Когда Зуна отреклась от своих родителей, Карлос взял на себя все ее расходы и поиски жилья. Тем временем в отношениях Скаута и Зуны наступил период наподобие медового месяца — Скаут прониклась к Зуне симпатией — поэтому были предприняты усилия по поиску жилья на двоих.

Ведьмы рассказали мне, что потом Зуну без всяких разговоров и объяснений заменили на дерзкую конкурентку Буду… Много лет Була таскалась за Клод, охотно принимая крохи внимания с ее стороны и заверения в дружбе со «знаменитостью». В черные дни Карлос открыто разглагольствовал о высокомерии и снобизме Булы, но все же большинству из нас было далеко до ее выкрутасов.

Например, Клод, начиная занятия, хлопала в ладоши и объявляла: «Сегодня Була хочет нам кое-что показать!» И Була под аплодисменты лаяла, как чихуахуа. Или демонстрировала свою способность стоять на кончиках пальцев, не падая, и снова под аплодисменты, которые начинала Клод, а Карлос поддерживал. Мы хлопали, как зрители в цирке. Это было настолько дико, что я попросила Муни объяснить, что происходит.

Муни захохотала:

— Була отвлекает Клод на себя! Это ее единственная миссия, но это грандиозно! Карлос настолько ей благодарен, что устроил ее в аспирантуру, платит за нее аренду, выплачивает стипендию и дарит драгоценности. Поверь мне, это обходится в копеечку. И это еще не все! Клод постоянно ноет и мешается, но по крайней мере теперь у нее есть приятельница. Лично я благодарна ей, даже если Була — последняя сука.

— А что она имеет против меня? — спросила я. — Я не перестаю получать удары исподтишка, начиная с того дня, как она взяла меня на заметку.

— Просто ревность, — объяснила Муни. Фло кивнула, соглашаясь. — Она пытается получить степень магистра по немецкому языку, и у нее получается, но она презирает тебя за то, что ты успешный и издаваемый писатель. Не обращай внимания, мы все должны нянчиться с нею и надеяться на то, что она не надоест Клод слишком быстро. Ведь рано или поздно это случится, и Булу заменят кем-то еще.

Я пробовала дарить Буле маленькие подарки в знак дружбы. Она благодарила меня, но ничего не менялось. Я задала эту загадку Муни — действительно ли она была непробиваема?

— Абсолютно непробиваема. Но она считает, почему бы не поживиться? Принцесса Клод получает все. Это хороший жест, продолжай в том же духе. Для тебя это хорошо, но не жди что-то взамен. Это само по себе изменит и тебя.

Все это напомнило мне любимое изречение Карлоса, отсутствующее в его книгах, которое я прикрепила на стену: «Когда того, что вы имеете, больше чем достаточно, вы близки к безупречности».

Все стены в наших комнатах, кроме стен у Клод, должны были оставаться пустыми. Карлос объяснил, что это нужно для «неделания социальных обычаев», — ничто не должно напоминать нам привычную домашнюю обстановку. Я наслаждалась эстетикой минимализма, так отличающейся от хаоса в моем доме, но мне было любопытно, почему для Клод действовали особые правила. «У нее никогда ничего этого не было, понимаешь, — объясняла Флоринда. — Если ты когда-нибудь зайдешь в ее квартиру, то увидишь, что она выглядит как все квартиры в мире. Потому что она была всего лишена».

Я так и не увидела квартиру Клод — мы слишком быстро невзлюбили друг друга, и, кроме того, по словам ведьм, я была для нее источником угрозы и причиной ревности Булы к Скауту. Карлос описывал мне ее квартиру как крысиную нору с современными компьютерами последней модели и бесполезным, ужасным барахлом. Один из гостей был потрясен, увидев у нее на кровати синтетические покрывала в клеточку и с оборками, так контрастировавшие с изящной простотой интерьеров у Карлоса и ведьм. История прежней жизни Клод менялась непрерывно, но обычно считалось, что до семи лет она жила в приютах, пока не была спасена доном Хуаном или, как вариант, Карлосом. Одному ученику рассказывали, что Клод удочерили и воспитывали в строгих католических традициях.

Любимая история Карлоса о ее детстве, которую он неоднократно рассказывал мне в будуаре, — это история о том, как Клод соблазнила его, будучи еще ребенком:

— Ей было семь лет, когда она впервые забралась в мою кровать! Она забралась на меня и… Бум! Бум! Бум! Она хотела этого уже в семь лет, и мы делали это! Что я мог поделать? Я не мог сопротивляться — она напала на меня во сне! — Он посмотрел на меня, ожидая увидеть шок, но я только смеялась. Я не верила этой истории.

Он продолжал:

— Она заползала в мою кровать каждую ночь и — бум-бум-бум! Это продолжается до сих пор! Ты знаешь, amor, я занимаюсь любовью только с вами двумя, больше ни с кем. Твоя poto в точности, как у нее! И не могу понять, с кем я!

— Она любит Дэвида Боуи. Она залезала на учительский стол и пела песню Дэвида Боуи «Я люблю трахаться, я люблю наркотики», — сымпровизировал Карлос. — Мне позвонили из администрации приюта, и я должен был забрать ее. Так что ее вырастил дон Хуан и компания. Что только они с ней ни делали… Wowie Zimbowie! Они делали с ней странные вещи. Она — не человек, amor.

Эмоционально она застряла в семилетнем возрасте, но ее дух перемещается быстрее, чем молния.

Проявления детских пристрастий Клод считались магическими. Она брала с собой членов преданного ей клана в Диснейленд, покупала билеты на самые скоростные аттракционы, — они, по словам Карлоса, могут стать причиной магических преображений.

Несколько лет я завидовала этим поездкам, пока, наконец, не получила благословение. Но я ненавидела катание на роликах, большинство телевизионных комедий и большие толпы. Меня пощадили. А Муни и Тайша согласились. «Тьфу, — говорила потом Тайша в редкие минуты откровения. — Из-за Клод нам недавно пришлось пойти в один из этих ужасных Луна-парков и кружиться на каруселях до тошноты».

Однако вернемся к истории с новыми квартирами: приблизительно 1991 год, Вествуд, Лос-Анджелес.

Итак Зуне позвонили, продиктовали адрес и назначили время, чтобы посмотреть новое жилье. Она и Скаут должны были стать соседями и жить рядом в сказочных апартаментах. Наверное в мыслях Зуна уже видела себя хозяйкой чайных вечеров, когда, ликуя, она шла к своему новому дому. Как вдруг к ней подскочила Клод и нараспев произнесла:

— Дублер женщины-нагваля будет жить рядом со мной! Выбрали дублера женщины-нагваля!

«Эта сука, — рассказывала мне потом Муни, вспоминая эту историю, — так мучила бедную Зуну!»

Именно Буле отдали хорошую квартиру, а Зуне пришлось занять сырой подвал золушки. Зуна была подавлена и только ее доброта помогла ей скрыть свою боль. Она описывала мне, как сидела в своей темной комнате и видела пикники двух избранных существ на солнечной лужайке, — голос ее при этом почти срывался. Она ежедневно наблюдала из своего окна, как они резвились, но ее никогда не приглашали. Вскоре прибыли две новые девочки, и на детской площадке произошла реорганизация.

Скаут приняла и назвала их — Патси и Нэнси. Була и Зуна должны были делить Скаута с новыми соперницами.

Карлос и Клод решили, что Муни должна стать «матерью» всем девочкам, играть роль, которую она презирала. С отвращением она показала мне Блаки, плюшевого медведя, одетого в жакет, связанный одной из женщин, и целый зоопарк игрушечных зверюшек, с которым Муни, как ожидалось, будет обращаться как с живыми существами. Куклы говорили как младенцы, пили чай, носили свитера и ботиночки и даже имели свои собственные игрушки.

Покидая свой дом в Беркли, я рассталась с изящным сервизом муранского стекла, купленным в Италии, так как магам запрещалось собирать коллекции (Клод не считалась). У Карлоса была своя коллекция тростей (возможно, принадлежащих дону Хуану) и ножей. Я подарила Клод сервиз, палочки для перемешивания напитков и другие венецианские штучки, чтобы на первых порах заслужить ее покровительство.

Но однажды я увидела, как Патси принесла в класс разнаряженную игрушку в короне, накидке и с волшебной палочкой из муранского стекла.

«Какая симпатичная куколка!» — воскликнула я, восхищаясь изобретательностью, с которой использовался стеклянный прибор. У Патси случилась истерика. «Это не КУКЛА!!!» — заорала она с обидой в голосе и затопала ногами.

Девочки (которым было под тридцать-сорок) держали зверюшек в ежовых рукавицах, такая жестокость, как я позже узнала, была вполне обыденным явлением в сообществах, подобных нашему. Но Муни сохранила частичку здравого смысла. Когда у моей матери случился удар, Муни вполне разумно рекомендовала принести ей мягкую игрушку, большую, симпатичную, умиротворяющую, — чтобы держать рядом с собой и обнимать. Матери игрушка понравилась, и я была благодарна Муни: она напомнила мне о том, что матери необходимо было кого-то обнимать, чувствовать кого-то рядом.

Все женщины Карлоса (кроме меня) разорвали свои семейные связи, отношения с друзьями и своим прошлым. В некоторых случаях они отказались от своей страны и культуры, и им, конечно, запрещалось заниматься сексом с кем-либо, за исключением Карлоса. А у него часто менялось настроение: иногда ему хотелось часами обниматься и лениво дремать весь день напролет, иногда он касался тела только во время секса. Всяческое проявление любви и симпатии подавлялось, пока мы оставались в группе, и куклы компенсировали потребности женщин, как это обычно бывает у маленьких детей. У всех нас был свой собственный способ не сойти с ума. Да, они застряли в семилетнем возрасте, а мы с Гвидо? Держась украдкой за руки в кинотеатрах, мы вели себя как школьники, насколько я помню школу.

Кроме этого, существовал запрет на прикосновение, введенный Флориндой и Карлосом. Я уже упоминала внезапные перемены настроения Карлоса — от страстных объятий до ледяного холода. А Флоринде нравилось, если объятие было недолгим, она ненавидела, когда ее обнимали дольше чем секунду, и презирала тех, кто хотел чего-нибудь больше. Она не любила спать с кем-либо и признавалась мне, что больше всего ей не нравились любовные игры до секса, во время которых прикасались к ее соскам, — она называла все это «поганой привычкой американских мужиков».

Самым невыносимым для нее было все, что напоминало долгое объятие или томительную нежность.

Муни была полной ее противоположностью, она «любила нежиться с любовником часами и, засыпая в тесных объятиях, обнимать и ласкать друг друга».

Карлос регулярно высмеивал «жалкие потребности людей, которые нуждались в прикосновениях».

Мне понравилось, как однажды Клод возразила ему перед всем классом и привела всем известный пример с детенышами обезьяны: разлученные со своими матерями, они успокаивались, приспосабливались, когда им давали замену матери в виде мягкой одежды, и выживали, но когда им давали обмотанную палку, они умирали. Контакт, настаивала она, был необходим для выживания. И Карлос, всегда почтительный к «своей дочери», уступил и подчинился, переменив обсуждаемую тему.

Карлос часто напоминал мне, что я была уже «в зрелом возрасте». Но я устала исполнять его противоречивые распоряжения: в постели я должна была быть маленькой девочкой, на людях вести себя как настоящая леди и стоически переносить выговоры, как зрелая женщина. Он часто делал мне замечания: «Прекрати вести себя как девочка, ты слишком стара для этого!»

По этой же причине мне были запрещено носить шляпы. Я часто мерзла, возможно из-за того, что во мне течет кровь уроженки Калифорнии. Зимой, когда шел дождь, я надевала берет. Карлос всегда срывал его с головы и швырял на землю: «Не играй при мне в маленькую девочку!» — вопил он. Но в постели я всегда была его «дочуркой».

Наблюдения, изложенные в «Записках гуру», в конце концов помогли мне понять, что значило быть «дочерью» Карлоса. «Вознаграждение женщин за их сексуальность образует и укрепляет большое количество условных связей. Традиционно женская сила связана с сексом. Поэтому у женщин, которых гуру выделяет как кандидаток на сожительство, образуется устойчивая модель поведения, — в ней сексуальность, ощущение силы и самоуважение связываются воедино. Гypy, подобно отцу, находится в положении, наделяющем его огромной властью над учениками из-за веры, их потребностей и зависимости от него. Лишение доверия — одна из причин инцеста, — заключается в том, что необходимое чувство самоуважения, получаемое дочерью от отца, не связано специфическим образом с ее сексуальностью. Секс с гуру подобен кровосмешению, потому что гуру функционирует как некий духовный отец, от которого зависит духовный рост. Секс с „родителем“ стимулирует использование такого рода отношений для приобретения силы. Это не то что нужно молодым женщинам (или мужчинам) для их развития. Когда гуру их бросает, что в конце концов он всегда и делает, это заканчивается появлением чувства стыда и ощущением предательства, оставляющих весьма глубокие раны». Вряд ли я тогда понимала, что однажды эти несколько слов изменят мою жизнь.

В группе было еще несколько учеников, которых как и Клод постоянно поощряли за детское поведение, поддерживали их игру в «детство». Например, Карлос дал Патси прозвище «малышка Гербер». Когда Клод устала от игрушек, она выбросила их прочь, и люди стали для нее игрушками: она сменила Буду на новую подругу Сьюзен, назвав ее Фифи. Эти две девушки обращались с людьми как с куклами. Как-то раз они нарядили одного мужчину из группы в колготки и балетную пачку. Карлос со смехом рассказывал нам, что, пока его одевали, у него за кулисами началась эрекция и семяизвержение.

Флоринда любила вспоминать о своем прекрасном детстве в Каракасе: «У меня была игрушечная ферма, Эллис, и я любила играть, заставляя не только коров и свиней спариваться, но и всех кукол. Я ими владела и управляла, и мне нравилось это! Это было моей мечтой, моим наслаждением! Я всегда знала, что вырасту и буду управлять собственной фермой с живыми людьми, жизнями которых я буду играть и соединять их точно так же, как кукол на игрушечной ферме!»