Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

глава 43 РОЖДЕСТВО ТАЙКОМ[48]

Дни проходили в безумии. Как-то вечером Гвидо пригласил меня покататься. Держа его за руку, я с любопытством наблюдала, как он кружит по улицам около домов Саймона, Муни и квартир тригеров, где нас могли «поймать». Старые удовольствия быть «плохими», очевидно они ушли навсегда. Я вспомнила объятья в темноте под лестницей на семинаре. «В чреве зверя», — шептал он мне на ухо и прижимал к себе.

Наконец Гвидо припарковал автомобиль в темном переулке, заключил меня в объятия и впился в мои губы греховно, горько и сладостно. Гвидо Манфред дрожал, дрожала и Эллис Лаура Финнеган — дрожали так, как будто готовы были разорваться на атомы, на миллионы мятущихся огоньков, что наполняют вселенную. У нас перехватывало дыхание, мы не могли унять эту дрожь и едва справились с простым поцелуем. Никогда я так не трепетала в чьих-то объятиях, и Гвидо едва мог успокоить меня.

Он высвободил руку и, дрожа, дотронулся моими пальцами до своего пульса.

— Слушай, — пробормотал он, — как скачет. Мы смеялись и опять целовались, то пристально вглядываясь друг в друга, то в темноту, плясавшую за прикрытыми веками, обезумев от легкого, пьянящего воздуха. Я положила ему руку на сердце, он прикрыл ее своей и прижал, как будто давал клятву.

Вдруг Гвидо резко отпрянул и сказал хриплым срывающимся голосом:

— Я отказываюсь думать об этом как о чем-то важном.

— Конечно, — согласилась я. Мне показалось, что он был на грани срыва.

Он отвез меня домой, а на следующий вечер позвонил и сказал, что приедет. Кажется Гвидо осмелел?

Опять зазвонил телефон. Это был Гарри, мой старый друг из воскресной школы. Мы встретились мимолетно на том последнем «грустном семинаре», где Муни, обращаясь к толпе, едва сдерживала слезы.

— Гарри! Я так счастлива слышать тебя! Как случилось, что нам не удалось пообщаться?

Гарри был одним из моих самых близких друзей в группе. После своего изгнания я ничего не слышала о нем и поэтому разволновалась. Раньше он всегда проявлял заботу, беспокоился обо мне.

Сейчас я сама была слишком ошеломлена и угнетена, поэтому не звонила ему. Подсознательно я боялась наказания и перестала общаться с друзьями из воскресной школы. Этот безумный год начался, кажется, с того дня, когда мне позвонила Сьюзен Джонсон: она переживала из-за того, что ее ругал Карлос, а она расплакалась. А за несколько дней до расставания выяснилось, что она меня предала… Голос Гарри отвлек меня от этих мыслей.

— Эллис, мне нужно кое-что тебе сообщить, — по его голосу я поняла, что это серьезно. — Когда тебя вышвырнули, я не звонил, потому что Джим Грубер предупредил меня… [Джим был слушателем воскресной школы, которого все ненавидели за угодничество и безжалостное предательство своей жены.] Он выполнял распоряжения Карлоса. Очевидно, у него был список людей, кому надо позвонить. Список тех, кого Карлос подозревал в хорошем к тебе отношении.

Джим велел мне держать это в тайне от тебя, потому что ты могла бы покончить с собой!

— Что?

— Ты ведь так не поступила бы, правда?

— Гарри, нет. О чем ты говоришь?

— Мне сказали, что я нагружал тебя своими личными проблемами, поэтому ты начала принимать стимуляторы, а за этим, мол, могло последовать самоубийство… Джим клялся, что ты собирала материал для следующего романа и могла использовать все наши признания! Мол, ты тонко маскировалась, а потом предала бы нас. Подозреваю, что за всем этим стоял нагваль, но мы беспокоились за тебя, а не за себя. Все это время я боялся звонить из опасения, что могу способствовать твоему… самоуничтожению. Потом я увидел тебя с Саймоном на семинаре и понял, что должен позвонить. Эллис, что происходит? Что-то случилось с Карлосом? О том дне ходят странные слухи. Многие люди чувствуют, что ведьмы уходят куда-то, и он тоже.

Мне с трудом удалось собраться с мыслями. Я объяснила Гарри, что «слова» Карлоса обо мне, переданные через Джима, лживы от начала и до конца. На самом деле Карлос был разъярен от того, что я не сплетничала и скрывала от него секреты слушателей.

— Гарри, кому еще звонили?

— Я понятия не имею, Эллис.

Это было самое ужасное предательство в моей жизни. Я была ошеломлена и не могла в это поверить.

— Мой бог, Гарри, я… Гарри, что с Ребеккой? Я не верю, что она мертва, ведь это не так?

— Что?

— Нагваль рассказал нам абсурдную историю про тебя. Он сказал, что Ребекка была проституткой, ты был одним из ее любовников, а ее убил Роджер, дружок-сутенер.

— Боже, Эллис, я едва знал Ребекку! И она не мертва. Разве ты не слышала, что случилось?

Ребекка была очаровательным застенчивым подростком, она со своим приятелем путешествовала в фургоне по всей стране в поисках Кастанеды. Они были хиппи, молодые ребята, но как будто из шестидесятых годов. Ребекку пригласили на занятия в воскресную школу, и однажды она исчезла.

Нагваль с мрачным видом поведал нам историю про ее убийство и добавил, что решил провести расследование с помощью частных детективов. В воздухе повисло что-то тяжелое, как будто действительно кто-то умер. Но я не поверила этому, и меня тут же осудили за «цинизм». И все же, спрашивала я себя, почему не было никакого полицейского расследования? И зачем Карлос сочинил такой вычурный и жестокий рассказ?

Гарри продолжал:

— Я слышал о том, что случилось на самом деле. Ребекка была приглашена жить в дом Карлоса. Астрид проинструктировали постоянно за ней следить. Роджер приезжал к дому и ждал за воротами ее появления. Однажды Ребекка прокралась в сад и жестом подозвала его. Она сказала, что у нее только секунда, потому что Астрид следит за ней. Роджер спросил, хочет ли она уехать, и та сказала: «Да, забери меня отсюда». Они сбежали вместе и сейчас живут у матери Ребекки. Она в полной безопасности, Эллис. Но она боится, что Астрид придет и заберет ее, именно поэтому она не будет рассказывать о том, что произошла. Она говорит, что скрывается.

Отвечая на вопросы Гарри, я сказала, что Карлос мертв, и, по словам Муни, ведьмы совершили самоубийство. Я повторила жалобную историю Муни о Клод. Потом сказала Гарри, что когда-то давно Карлос женился и не мог иметь детей, но устроил так, что жена забеременела от друга семьи.

Все произошло, как и было запланировано, объясняла я Гарри. Скоро у Карлоса появился «приемный» сын, которому он периодически помогал и после развода, но исключил из своего завещания. Сын оспаривает завещание, но, как я слышала, нанял неподходящего адвоката и глупо проигрывает. В результате «Клеаргрин» больше не может скрывать смерть Карлоса от общественности, хотя и утаивал этот факт в течение трех месяцев. Все это я рассказывала своим самым близким друзьям и некоторым слушателям воскресной школы. После судебного разбирательства, которое его сын проиграл, на первых страницах газет появились некрологи, а «Нью-Йорк тайме» поместила фотографию другого Карлоса Кастанеды, какого-то историка с тем же именем.

Мой отец умер в семьдесят четыре года от рака поджелудочной железы и осложнений из-за диабета.

Его некролог появился в правом нижнем углу на первой полосе в «Лос-Анджелес таймс», как и у Карлоса. Это совпадение было ужасным. Мать, мой брат и его жена, не предполагая, что я все знаю, в слезах позвонили мне с соболезнованиями. Я была потрясена и не могла им ни о чем рассказать.

После публикации некролога в первый же день на сотрудников «Клеаргрин» обрушился шквал звонков. Они отвечали на безумные вопросы, сообщая, что Карлос «превратился в пламя». Потом отключили свои телефоны и сделали официальное заявление для прессы, которое можно считать памятником неясности и двусмысленности. Вскоре после этого парочка любителей порыться в грязном белье, снимавшая Карлоса тайком, запросила информацию в морге Кавер-сити и выяснила, что на самом деле Карлос умер от рака как обыкновенный человек и при этом страшно пожелтел.

Но вернемся в мою комнату. Когда мы с Гарри переваривали отвратительные новости, позвонили в дверь. Одинаково потрясенные, мы договорились созвониться снова.

В дверях стоял Гвидо, он проследовал за мной в спальню. Я рассказала ему о моем телефонном разговоре с Гарри:

— Теперь многое стало понятно. То, что делал Карлос, — ужасно. А ты знаешь про Ребекку? Она со своей матерью, с ней все в порядке.

Он смотрел в сторону, на пол, на свои руки, только не глядел на меня.

— Я в шоке от всего этого, — продолжала я. — Мне было непонятно, почему никто не поддерживал со мной отношения? Ты тоже прошел через это, помнишь, Гвидо?

Он продолжал молча смотреть в сторону, казался очень испуганным и не торопился высказывать свое мнение. Потом решительно зашагал по комнате, уставившись в пол, как будто хотеть сделал археологическое открытие. Внезапно Гвидо сел на кровать и притянул меня к себе. В каком-то оцепенении, словно тряпичная кукла, я положила голову ему на плечо.

Гвидо пытался пошутить: мол, тот из нас, кто знал Карлоса дольше всего и у кого был самый высокий статус, будет «старейшиной».

— Это ты, Эллис! Ты выиграла приз!

В случайно оброненной фразе был явный намек на историю, которую рассказывал Карлос будто он овладел мной, когда я была пятнадцатилетней девственницей, а потом вместе с Муни пытался удочерить. Гвидо продолжал верить Карлосу.

Где был тот Гвидо, который кричал: «ХВАТИТ ЛЖИ! ХВАТИТ ИГР!»? Я стала рассказывать о том, как меня потрясли откровения Гарри, и какими злобными, расчетливыми и жестокими были поступки Карлоса по отношению ко мне. Мой разум мутился, исчисляя годы разрушений. Где были мои «когорты», где «карт-бланш»?

В изнеможении я замолчала и села рядом с Гвидо, но вдруг он ни с того ни с сего ляпнул:

— Никогда и никому не говори, что я не спал с тобой! — мы напряженно и неуклюже начали ласкать друг друга.

Я чувствовала себя униженной, какой-то дешевкой. Мне нужна была любовь и понимание, но все, что он мог предложить, было подростковым тисканьем. Он молча встал, собираясь уйти, и даже не поцеловал меня на прощание.

Я проводила его к выходу и сказала:

— То, как ты со мной обращаешься, заставляет меня чувствовать себя предметом. Это неправильно. Я…

Он перебил меня:

— Эй, что это? Рождество тайком! О! Замечательно!

Вечный шут. Ну и что?

— Мне это не нравится, Гвидо, я…

Но он уже убежал, чуть не вприпрыжку, и плюхнулся в свою машину.

На следующий день, стоя в пробке на дороге, он позвонил мне с сотового телефона.

— Я рада, что ты позвонил, Гвидо. Я сама собиралась это сделать. Про вчерашний…

— Да, ты знаешь, я думаю, мы должны прекратить все это.

— Как? Ты имеешь в виду навсегда или на время? Гвидо, вчера вечером ты действительно обидел меня. Я говорила тебе, что почувствовала себя дешевкой, ты не поцеловал меня, убежал к машине, как..

— Видимо это было довольно странно, но мне понравилось.

— Мне нет. Я же говорю тебе, что это ранит мои чувства, очень. Когда…

— О, не отключайся, мне звонят, подожди!

Я ждала мужчину, обожавшего меня в лучшие времена, пока тот ответит на звонок какой-то «дорогой Джейн». Он закончил разговор и снова обратился ко мне, но его голос зазвучал надменно.

— О, извини. Я должен был ответить, это одна актриса! Так на чем мы остановились?

— Я спрашивала, ты окончательно решил прекратить отношения?

— Ух, кто же знает, что будет завтра? Ну ладно! Конечно все слишком запуталось, да и вообще. Не так уж это важно. Ведь у нас не было секса. А вчера на вечеринке я встретил эту невероятно милую цыпочку, у нее есть все: внешность, мозги, даже деньги! Слушай, помнишь, как забавно было звонить друг другу и искать значения слов в словарике? Давай еще попробуем. Это, правда, было здорово!

— Я почувствовала себя так, словно меня пнули в живот. Словарик?

— Черт, опять звонят! Пока, дорогая! Увидимся!

Это было мое первое и последнее «прощай» по-голливудски, небрежно брошенное по сотовому телефону с автострады, в ожидании звонка от кого-то более знаменитого. Гвидо прекрасно усвоил сущность пути мага по Карлосу делать все элегантно, изящно, как будто это твое последнее деяние на земле перед Бесконечностью.

Помню, что я до невозможности разозлилась на себя. В самом деле — любить инфанта, а представлять себе короля. Я была слепой идиоткой и, что хуже всего, — кротко сносила это. Нет, мы не были ни магами без эго, ни brujos, ни продвинутыми учениками, последователями нагваля. Мы были людьми, раздавленными скорбью.

Смерть! Смерть загадочного человека пронизывала все наше существование и не поддавалась осмыслению. Потеря вторглась и в мои сны. Я терзалась тем, что Флоринда, Тайша и Астрид кажется покончили с собой — их смерть была то ли правдой, то ли нет, это зависело от прихоти Муни.

Моим первым трезвым поступком стал звонок Ричарду Дженнингсу, которому я рассказала правду о смерти Карлоса и все, что я знала о ведьмах. Ричард приехал немедленно. Я показала ему драгоценности, которые оставили Астрид, Тайша и Фло в небольших конвертах, переданных мне Муни; показала жемчуг Флоринды, с которым я теперь спала, также как и она с моим. Когда он увидел драгоценную булавку Астрид в форме бабочки, то заплакал, как друг, как живой человек. «Я помню ее», — сказал он, взяв сверкающую бабочку. Мы долго плакали вместе. Происходило что-то настоящее