Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

глава 19 ПОСЕЩЕНИЕ СЕМИНАРОВ ПРИВОДИТ К ПРЕОБРАЗОВАНИЯМ

Несмотря на свой позор, я продолжала посещать семинары вместе с моей подругой Салли. Мы потратили маленькое состояние на поездки в Колорадо, на Гавайи, да и повсюду. Я была похожа на Марлен Дитрих, преследующую Гарри Купера в пустыне Марокко. Со мной обходились всегда пренебрежительно, теперь считалось, что я одеваюсь слишком нарядно. Я не сдавалась. «Карлос потеплел настолько, чтобы попросить меня звонить ему после каждого семинара в качестве „глаз и ушей“. На Гавайях случилась катастрофа: он сказал, что я не увидела колоколообразных неорганических существ, которые окружили Флоринду.

Однако в то же время Карлос признал: я одержала такую победу, в которую ни он, ни дон Хуан не поверили бы, и что, возможно, интенсивный „перепросмотр восстановил мое светящееся яйцо“. Оно больше не было плоским, стало овальным, ведь я очень дисциплинированно устранила все последствия употребления наркотиков в юном возрасте (некоторые из которых прославлялись в книгах Кастанеды), — Карлос с гордостью рассказывал группе о моих феноменальных достижениях.

Если бы я знала о них больше, я бы поняла, что в юности многие члены группы использовали наркотики, а меня загадочным образом выделили для насмешек и обструкции. Возможно, мне нужно было лгать, так как становилось все более и более понятным, что Карлос не умеет читать мысли и просматривать наши жизни. Но я пообещала Карлосу никогда не лгать. Давным-давно, еще в самом начале моего „обучения“, он обвинил меня в том, что я не верю ему на все сто. Я отвечала с некоторой горячностью, возражая, что он хочет слишком многого сразу. Он разразился шумной проповедью, обращаясь к классу: „Эйми не доверяет нагвалю на все сто! Она безумна!“

Я посещала все семинары, но меня не принимали во внутренний круг. На семинаре в Центре „Ньюэйдж“ в штате Нью-Йорк я, наконец, проломила стену недоверия. Подражая поведению учеников, я подрезала свои и без того короткие волосы, оделась во все черное, прекратила обращаться к членам группы и, когда они шли за кулисы, почтительно избегала смотреть им в глаза. Наконец Флоринда сказала мне: „Привет“.

Я позвонила Карлосу в конце семинара, он ликовал: „Ты наконец сделала это! Ты победила ревность!“ Было совершенно ясно, что он получил хорошую информацию от ведьм.

Я ликовала. Вскоре он позвонил, чтобы пригласить меня в Буэнос-Айрес с Астрид, где он будет читать лекции и преподавать тенсегрити. Поскольку Карлос все время стенал по поводу моей „духовной неподвижности“, я усиленно занялась перепросмотром. Увы, „дверь“ загадочно закрылась.

— Что бы ты сделал, — спросила я печально, — если бы дверь для тебя закрылась?

— Carajo! Какая ГРЕБАНАЯ дверь? Я бы пнул ее ногой.

Я не знала, как это сделать, но это мне очень понравилось.

В 1994 году он исчез, и я переехала в Лос-Анджелес Я полагала, что это было навсегда, а Карлос думал, что это было временно. Я спросила Карлоса, что такого ужасного в Беркли.

— Твои соседи знают тебя? — спросил он. — Они говорят „привет“?

— Да, мы живем сообща, по-соседски…

— То-то и оно! Ты поймана в ловушку из-за отсутствия анонимности! В Лос-Анджелесе никто никого не знает, и мне это нравится, и, кроме того, этот город — один из энергетических центров Земли, такой же как Мехико.

Муни говорила, что мне повезло жить отстранение, читая книги и занимаясь практикой. Флоринда же предупреждала: „Эйми, не имеет значения, как далеко ты углубилась, не имеет значения, как высоко ты продвинулась, еще больше осталось тебе. Соревнование, борьба за положение никогда не прекратится, пока ты не разрушишь личность, которую создали твои родители. Тебе нет смысла страдать по этому поводу“.

Интенсивный трехнедельный семинар в 1995 году был проведен в аудитории городской средней школы в Галвере. Впервые Карлос появлялся ежедневно перед двумястами пятьюдесятью слушателям со всего мира. Для большинства это был единственный в жизни шанс. Карлос был очень взволнован и читал лекции без остановки, на ходу внося поправки в учение о тенсегрити.

Я стояла в зале позади всех и повторяла движения в дальнем углу около ответ, если что-то встречало ее одобрение. Вскоре Карлос и я снова стали заниматься любовью в его собственной кровати — сложная задача покупки магического стилета и кинжала для коллекции Карлоса „открыла дверь“, — и он все время повторял, что я была его единственной возлюбленной.

По мере прогресса на семинарах мои акции росли. Я узнала от Клод новое магическое имя Дороти — Була Пуккет. С ними была Кандиса, застенчивая, неуклюжая девятилетняя девочка из Мексики. „Это моя дочь!“ — воскликнула Була, хитро подмигивая Клод, которая добавила: „Давно потерянный ребенок Булы“. Они разразились хохотом, а маленькая Кандиса смотрела в это время на свои ботинки.

Однажды Карлос довел аудиторию почти до слез. Он объявил: „Маленькая девочка Кандиса должна была выбрать между нами и своими бабушкой и дедушкой в Мексике, которые не любят ее и хотят, чтобы она стала толстой. Мы — ее единственный шанс, но она не выбрала Свободу. Сегодня вечером она садится в самолет, чтобы возвратиться к ним“.

Толпа взволнованно замерла. Ей представили Кандису в качестве образца особых „циклических“ существ. Була выглядела подавленной. Кто-то из аудитории спросил, могла бы Кандиса изменить свое решение и быть принятой назад.

— Теперь, — считал Карлос, — слишком поздно. У нее был только один шанс. Все наши решения окончательны.

На следующее утро Кандиса вышла на сцену. Карлос объявил: „Маленькая девочка хочет вам коечто сообщить. Она сама решила заговорить и сама решила, что сказать“.

Тоненьким голоском Кандиса сказала нам, что она выбрала Свободу и приносит извинения за то, что подала плохой пример группе. Я подозревала, что ее речь была написана взрослыми. Зал стоя приветствовал ее аплодисментами. Кандиса покраснела и куда-то унеслась.

На семинаре был Тони Карам вместе с некоторыми помощниками нагваля, которых я встречала в Мексике, и все они по-прежнему тепло относились ко мне. В конце семинара они попросили меня проводить их на праздничный банкет, где участники получали именные дипломы, — одна из непостижимых злых шуток Карлоса.

Я вошла в ресторан, ведя на буксире мексиканцев. Там было три круглых стола для испаноговорящих: за одним хозяйничала Флоринда, за другим сидел Карлос, за третьим — Муни и Клод. Я искала табличку со своим именем и не могла найти ее. Озадаченная, я опять обошла столы.

Каждое место имело карточку с именем, написанную каллиграфическим почерком нагваля. Только я собралась спросить, как рядом со мной появился Карлос. Сияя, он подвел меня к столу Клод и выдвинул стул.

Там лежала карточка, на которой было написано „Эллис“. Улыбка Карлоса стала еще шире, когда наши глаза встретились, он усадил меня и ушел, по-прежнему сияя. Все за столом смотрели на меня: Клод, Муни, Гвидо, Зуна, Була и маленькая Кандиса. Я была потрясена.

Гвидо первый нарушил тишину и сказал:

— Элли… Эллис, хочешь немного сладкой свинины?

Клод взволнованно наклонилась ко мне. Очевидно, она выбрала имя с помощью Карлоса.

— Тебе оно нравится? Если нет, то ты, конечно, можешь сказать, и он выберет другое. Мне жаль, что я еще не придумала фамилию. Ты — Ирландский эльф, и мы знаем только твое имя…

— О нет, все отлично! Я не хочу другое имя.

Я не могла говорить, у меня в горле стояли слезы.

Була спросила:

— Правда, замечательно не быть собой?

Когда она это сказала, я содрогнулась. Несмотря на то что я так сражалась за этот момент, я бы ни за что не хотела, чтобы мое новое имя означало уничтожение моей личности. В этом чувствовалось что-то очень неправильное. Я постоянно слышала, как о Буле говорили за глаза, что она так и не стала лучше. Что касается моего имени, то какое оно имело значение, кроме членства в сестринской общине? Я попробовала отбросить эти сомнения подальше, в конце концов, это был праздник.

В конце вечера меня обняла даже хладнокровная Тарина — объект презрения на нашей первой встрече в Беркли. Теперь у меня была семья, и я никогда не буду одна в Бесконечном.

Карлос отвел меня в сторону и сказал:

— Сегодня вечером со мной сурово поговорила Тайша! Она сказала: „Она просто должна иметь имя! Она — больше не Эйми!“ — Карлос передразнил сам себя, поднеся палец к губам: „Ш-ш-ш!“

Тайша приблизилась ко мне и прошептала: „Ну что, это точно? Элли? Алиса?“

— Эллис.

— Ах! — Она удовлетворенно улыбнулась и тепло меня обняла.

Той же ночью Карлос стал ломать голову над моей фамилией. Мне было не до этого: я все еще была занята мыслью о благодарности за то, что не получила одного из тех ужасных „звездных имен“. И слава богу, что я отказалась, когда он пробовал называть меня Полин, потом Жемчужиной!

— Что-то ирландское, — голос Карлоса прервал мои размышления, — потому что ты — эльф. Максуинни, Мерфи, О'Коннор… Ладно, придумаем…

После посвящения Карлос дал мне магические задания. Первое — работа волонтером в недавно организованном „Центре расширения сознания чакмул“, где я отвечала на телефонные звонки.

Однажды потребовалось назвать свою фамилию для заказа поставок в офис.

— Финнеган, — ответила я.

Я спросила Карлоса, что он думает об этом. Он был невероятно доволен мной за самостоятельный выбор фамилии. Карлос со всеми своими противоречиями — это был мой любимый образ среди его многочисленных масок.

— Ты выбрала, — ликовал он. — Только Клод смогла сделать это! Финнеган! Замечательно!

Карлос сказал классу, что я стала duende — эльфом, по-испански.

Я подошла к Клод:

— Если мое второе имя будет начинаться с „эль“, то инициалы будут произноситься как „эльф“, — можешь что-нибудь подсказать?

— Лаура! — сказала она. Потом нервно пробормотала: — Если тебе не нравится, можешь спросить у него.

— Нет, мне очень нравится.

Отныне я стала Эльфом.

На мне теперь лежала организация семинаров в книжных магазинах — работа, полученная мною благодаря стечению обстоятельств. Мои организаторские способности были замечены — все-таки я долго управляла небольшим штатом сотрудников, когда писалась „Книга списков“. Количество семинаров увеличилось, они стали протяженнее и дороже, впервые за все время мне была дана привилегия стать „энергетической охраной“ Флоринды на семинаре в Аризоне.

Последний семинар года поколебал нашу уверенность в безопасности — все стало неопределенно.

Карлос рассердился на Астрид за то, что она что-то сказала, он заключил, что она стала слишком самодостаточна и строптива. В конце семинара он объявил большой массе людей: „Вы сейчас увидите реальную магию в действии!“ — и начал оскорблять трех чакмул одну за другой, выставляя их по очереди в отвратительном виде, чтобы публично унизить так, как я себе и представить не могла. Он обзывал их, передразнивал, обвинял в самых невероятных грехах. Группа плакала, в то время как ошеломленная аудитория хихикала, не способная понять весь смысл этого действа.

Кульминационной точкой стало обвинение Астрид, его самой честной и преданной последовательницы, в воровстве. Своим богатым баритоном он нараспев выговаривал. „Астрид, Астрид! Что ты НАДЕЛАЛА?“

Для Астрид все это, должно быть, не стало неожиданностью, потому что она произнесла в ответ на обвинения энергичную импровизированную речь. Всегда страстная, полная жизни, любимица аудиторий, она объявила о своем намерении совершить самоубийство, раз она потерпела неудачу как воин. Я слышала это воодушевленное, полное противоречий заявление. Некоторые расплакались от такого проявления преданности, в то время как другие чувствовали примерно то же, что и моя подруга Джинни, когда говорила своему мужу: „Если тебе предлагают „Напиток забвения“, не пей его“. Астрид рассказала свою с Карлосом любимую историю: „Я дала нагвалю баночку пилюль и сказала: „Если я не достойна Свободы, верни мне это назад — я знаю, что делать““.

Преобразования затронули и чакмул — в их группу вошли еще четыре человека, и они были переименованы в „энергетических триггеров“. Астрид говорила мне: „Эллис, я чувствую, что скоро умру. Не метафорически, а в самом деле. Я настолько связана с Ним, что просто убиваю его, — но если он умрет, то и я умру. Тебе не понять — моя жизнь висит на волоске“. Я никогда не забуду ее изможденное, бледное лицо и глаза, в которых застыло выражение мучительной боли. Ее прежнее положение было утрачено навсегда.

Семинары проводились в Мексике, Барселоне, Аргентине, Италии и Германии. Ведьмы и триггеры поехали в Европу без Карлоса. После выступления в Окленде в 1996 году Карлос тяжело заболел. Он больше не мог путешествовать на север» — это было бы смертельно — и организовал «Верде Кларо», дочерний офис мексиканского отделения.

Вторым заданием для меня стала книга. Карлос полагал, что, несмотря на агностическое воспитание, я ощущала себя еврейкой. Он постоянно дразнил меня, говоря: «Кто мы? Черножопый мекс и жидовка! Ты должна разорвать любую привязанность к чему-либо — ты просто существо, которое должно умереть. Люди говорят о революциях… Чушь! Сначала измените себя. Пока вы не совершили внутреннюю революцию, усилия по спасению мира — бессмысленны».

Карлос рассказал о какой-то забытой дипломной работе, которую он читал еще в аспирантуре, в ней доказывалось, что не было никакого «избранного народа», что евреи — это помесь христианства с беспородностью. Он полагал, что подобные доказательства уничтожат несчастную Эйми Уоллес.

Вскоре я отыскала блестящего знатока истории еврейства, Рафаэла Патаи, который много писал об этом предмете. В свои девяносто лет он все еще работал и числился в телефонной книге Нью-Йорка.

Он оказал мне огромную поддержку в дальнейших исследованиях в этой области, но считал, что это будет трудоемкая, практически невыполнимая задача, потому что многие первоисточники были уничтожены нацистами. Я приступила к исследованиям вместе с моим другом и соавтором Доном, знатоком истории христианства. В то же время я писала рассказы и вела еженедельную колонку для «Салон Мэгэзин». Ведьмы поддерживали проект, и Флоринда активно поощряла меня заниматься беллетристкой. Видя такой громадный объем писательской работы, она весело объявила: «Года на два, пожалуй!» Мы были счастливы и даже не могли предположить, что произойдет за эти годы!