Горецкий был точен, как швейцарские часы.
Ровно в 8.59 его черный «Рэндж Ровер» уже стоял возле входа в общежитие, надменно сверкая в лучах утреннего солнца.
Чертыхнувшись, я нацепила солнечные очки и вышла на улицу. Рюкзак с купальными принадлежностями мотылялся сзади, отстукивая пружинистый ритм моих шагов. Дыхание было равномерным и глубоким. Движения — уверенными и неторопливыми.
Я шла к машине, глядя Горецкому в глаза, и чувствовала, как каждая моя мышца сокращается под кожей. Все тело болело и ныло, но где-то глубоко внутри меня нарастала ярость такой силы, что, казалось, я могла взлететь.
Я была птицей. Сильной и свободной.
Меня не достать.
И больше никто не сможет унизить меня и причинить боль.
Никто.
Даже этот мужчина с ледяным взглядом напрочь отбитого маньяка.
— Аронова, сам не верю, что говорю это, но, кажется, я рад тебя видеть, — насмешливо протянул Горецкий, наблюдая, как я сажусь в машину.
Пренебрежительно фыркнув, я отвернулась к окну.
У моего «любимого» куратора игривое настроение? Видимо, ему все-таки удалось заманить к себе на ночь доверчивую девушку.
— Не могу сказать того же, — равнодушно заметила я, разглядывая желтые листья, перегоняемые по асфальту легким ветром.
Хмыкнув, Горецкий вдавил педаль газа.
— Мне нравится твой настрой, Аронова, — бросил он, кладя одну руку на руль. — Но не могла бы ты снять очки, чтобы я увидел победоносный блеск в твоих зеленых глазах.
Мои брови взметнулись вверх. Он помнит цвет моих глаз?..
— Нет.
Мой короткий ответ прозвучал почти враждебно.
Горецкий медленно повернул голову.
— Ты перепила, Аронова? — от вкрадчивого голоса температура в машине резко устремилась к нулю. — Или для смелости приняла наркотики, разжижающие мозги?
Я с силой сжала пальцами спортивный мешок.
Как же он меня достал.
— Высадите меня, я дойду пешком, — отчеканила я, уставившись на свои колени. Ни за что не позволю этому мудаку пробраться под мой защитный панцирь.
Горецкий медленно оглядел меня с ног до головы. И я ощущала каждый миллиметр этого обжигающего взгляда.
— Совсем забыл, что у тебя месячные, — наконец, хмыкнул мужчина, переключая внимание на дорогу. — Вы, женщины, за тысячи лет так и не научились контролировать свои гормоны.
Кровь вскипела в моих жилах.
— Зато вы, мужчины, просто образец для подражания, — до боли сжала я пальцы в кулаки. — Огромные тачки, зашкаливающий тестостерон, раздутое до небес эго.
И какая-то невероятная тяга к насилию…
Горецкий усмехнулся.
— Ну пока, Аронова, ты описываешь вполне себе успешного мужчину. Сомневаюсь, что до меня ты с такими встречалась.
Я закрыла глаза.
Встречалась. И не раз.
И это разъедало меня изнутри, как кислота.
К счастью, в это время на телефон Горецкого посыпались уведомления о сообщениях, и он на какое-то время забыл про мое существование.
Идеально.
Украдкой выдохнув, я прислонилась лбом к прохладному стеклу и закрыла глаза.
Черт, как же я устала.
Что неудивительно, учитывая, сколько я поспала этой ночью — три часа. А еще эта дикая боль во всем теле, которую не могла утихомирить даже горсть таблеток…
Боже, и на что я надеялась на этих соревнованиях? Если я не пойду ко дну, это уже будет удача.
— Призовое место — и я забуду о твоем существовании, — жесткий голос Горецкого вернул меня к суровой реальности.
Сглотнув, я стремительно выпрямилась и уставилась на Горецкого. Слегка наклонив голову, он сверлил меня недобрым взглядом.
— Ты вообще спала этой ночью? — тихо спросил куратор. Его голос, также, как и взгляд, не предвещал ничего хорошего.
— Не ваше дело, — дерзко ответила я, потянувшись к ручке автомобиля. Мы уже стояли на парковке, и мне не терпелось смыться подальше от Горецкого. Лучше уж, задыхаясь, бултыхаться в хлорированной воде, чем сидеть на комфортных кожаных сидениях рядом с этим мужчиной.
Глаза Горецкого сузились.
— Сними очки, — приказал он, даже не шелохнувшись.
Безрезультатно подергав заблокированную дверь машины, я устало откинулась на сидение.
Он ведь не отстанет?..
— Теперь я могу выйти? — медленно сняв темные очки, посмотрела я Горецкому прямо в глаза.
От яркого солнца мне пришлось сощуриться, и ссадина у внешнего уголка глаза запульсировала от боли.
Черррт…
— Кто это сделал? — отстраненно спросил Горецкий, скользя ледяным взглядом по моему лицу.
Я снова надела очки и небрежно пожала плечами.
— На кухне поймала дверцу шкафа.
Ложь была настолько очевидной, что Горецкий не сдержал презрительного смешка.
— Ты не умеешь врать, Аронова, — медленно проговорил он, тяжело впечатывая каждое слово. — Что-то подсказывает мне, под одеждой у тебя еще много таких синяков и ссадин. Я прав?
Я сглотнула, невольно касаясь пальцами болезненного синяка на бедрах, прикрытых штанами.
— Вы все равно скоро увидите меня в купальнике, Руслан Александрович, — медленно протянула я. — Вот и узнаете, правы вы или нет.
Приглушив ресницами металлический блеск в глазах, Горецкий усмехнулся и, помедлив, разблокировал двери.
Не дожидаясь от куратора напутственных слов, я рванула из машины и, не оглядываясь, потопала к бассейну.
Все-таки Горецкий добился своего. Я чувствовала себя злой и накрученной. Надеюсь, до заплыва мой запал не испарится, и я вырву зубами обещанную свободу. Тогда одной проблемой в виде Горецкого станет меньше.
Вот только, помимо этого в моей жизни было столько говна, что едва ли я смогла бы в ближайшее время выдохнуть по-настоящему.