Год назад
— Миром правит секс, малышка, — от жесткого голоса отца холодело сердце. — Власть, деньги, сила — всё замешано на сексуальной энергии. И чем раньше ты поймешь это, тем лучше для тебя.
Я смотрела в окно, и слезы текли по моему лицу.
Мне семнадцать. Год назад я лишилась матери. Вся моя жизнь превратилась в беспробудный жуткий сон, из которого не вырваться.
Я не спала. Не ела. Не жила.
Я существовала.
И отец, в один чудовищный миг ставший кем-то совершенно другим, решил, что самое время открыть мне глаза на реальный мир.
— Ты хочешь сделать меня шлюхой? — мой голос был подобен шелесту опавшей листвы.
Я не ела уже сутки или двое, не помню. Еда просто не лезла мне в горло. И, наверное, я начала сходить с ума, если задавала подобный вопрос отцу.
— Я похож на дешевого сутенера, Лина? — уязвлено усмехнулся отец, опускаясь передо мной на корточки и заглядывая в глаза.
Так звал меня только он. И сердце сжалось от лавины воспоминаний из детства.
Он действительно был хорошим отцом.
— Тогда чего ты от меня хочешь? — устало выдохнула я.
Я уже давно перестала понимать, где небо, а где земля, и что являлось нормой, а что нет.
— Мне нужна твоя помощь, малышка, — улыбнулся отец, приподнимая пальцами мой подбородок.
Я опустила насквозь промокшие ресницы.
Обманчивая мягкость в знакомом с рождения голосе сыграла со мной злую шутку.
Я поверила, что всё может стать как раньше. И у меня хотя бы останется отец.
— Я тебя слушаю.
Мой слабый шепот потерялся в просторной комнате.
— Вначале ты поешь, — исподлобья посмотрел на меня отец.
Я глубоко вдохнула в попытке избежать рвотный позыв.
— А потом?
— А потом я тебя кое с кем познакомлю.
И я сдалась.
Я просто тупо сдалась.
Наши дни
— Мне жаль, что так всё сложилось, — глухо проговорил Марк, держа одну руку на руле и глядя на дорогу прямо перед собой.
Откинув голову на подголовник, я зло усмехнулась.
Если бы мне хватило сил, я бы рассмеялась.
Но все свои силы я оставила там, на террасе, чтобы уйти с гордо поднятой головой под пронизывающим взглядом серых глаз.
А теперь осталась одна только оболочка.
— О чем именно тебе жаль? — посмотрела я на Марка.
Мне нужно было отвлечься от мыслей о Горецком. Они разрушали меня.
Будто почувствовав это, Марк скользнул по мне тяжелым оценивающим взглядом.
Я уже знала, что настроение этого мужчины могло меняться по щелчку пальцев. Отец всегда притягивал к себе психически неуравновешенных людей.
— О том, что наша ночь так быстро закончилась, — медленно проговорил Марк, осторожно касаясь пальцами зажившей ссадины на моем лице.
В груди заныло.
Вот и настал тот момент, когда границы окончательно стерлись, и монстры из ночной жизни начали проникать в дневную реальность.
— Когда отец узнает, что ты разговаривал со мной, тебе несдобровать, — холодно проронила я, превращаясь в ледяное изваяние.
Это было опрометчиво — садиться к Марку в машину. Уверена, в случае чего, никто из его друзей даже не станет подтверждать этот факт. А больше никто и не знал, где я была…
— А мы ему не скажем, — тонкая улыбка мужчины делала его похожим на Гаспара Ульеля в роли Ганнибала.
Красивый. Изысканный. И больной на всю голову.
Год назад
— Ты на полном серьезе хочешь, чтобы какой-то извращенец избил меня и попытался изнасиловать?
Это казалось настолько абсурдным, что я никак не могла избавиться от мысли, что всё это сон. Дурацкий кошмарный сон.
— Я хочу сказать, Лина, — давя на меня каждым словом, медленно проговорил отец. — Что пора тебе учиться чувствовать собственную силу.
Я до боли сжала кулаки.
Если бы я была сильной, мама не утонула бы на моих глазах.
— Как только ты поймешь, что у любого человека, а особенно мужчины, есть слабости, ты научишься управлять ими, — продолжил отец, попыхивая темно-коричневой сигарой.
Я не могла отвести взгляда от сизой струйки дыма, стремившейся к потолку.
— И тогда весь мир будет у твоих ног! — сверкая глазами, подался вперед отец.
Его заводила одна только мысль о порабощенном мире.
Интересно, замечала ли это моя мать? Или она была настолько влюблена, что видела только то, что пропускали ее розовые очки?..
— То есть ты хочешь сказать, что моя сила заключается в том, чтобы разжигать в мужиках тайные похотливые желания, чтобы потом крепко держать их за яйца и шантажировать? — после каждого слова внутри меня что-то отмирало.
— Я знал, что ты умница и схватываешь всё на лету, — искренне улыбнувшись, просиял отец.
Мне хотелось блевануть. Года два назад он точно таким же тоном хвалил меня за равномерно поджаренные оладушки и хорошо сделанную домашку по математике.
— И чем же ты отличаешься от сутенера? — прошептала я, чувствуя, как стремительно нарастает пульс. — А, папочка?!
Мои розовые очки уже давно сменила серая тугая удавка на шее. Но даже с ней я еще пыталась брыкаться.
В два шага отец оказался рядом. Его мощная фигура нависла надо мной, перекрывая солнечный свет и лишая воли.
— Какая ты еще маленькая и глупая, Лина, — с разочарованием протянул мужчина с лицом близкого мне человека. — Ты не видишь сути и цепляешься за мораль из детских сказок. Если хочешь стать великой, забудь про рамки.
Тяжелые ладони легли мне на плечи, придавливая к земле.
— Просто разреши себе быть неправильной, малышка, — прошептал мне на самое ухо отец, будто кто-то мог нас подслушать. — И тогда у тебя вырастут крылья, и ты взлетишь.
Грудь отца колыхнулась от судорожного вздоха.
— Поверь мне, за одно только ощущение этого полета можно, не думая, отдать всю жизнь…
Никогда я не забуду этого разговора и этого лихорадочного шепота, полного горечи, восторга и затаенной боли.
А еще я никогда не забуду своего первого мужчину, которого подослал мне отец.