— Повтори, что ты сказала, — отстранившись, впился в меня потемневшим взглядом Горецкий.
Его челюсть сжалась от ярости, а в глазах не осталось ничего кроме чистой незамутненной ненависти.
Господи.
Даже в глазах моего одержимого отца я не видела столько адского огня.
Горецкий и сам был сущим дьяволом — страшным, мощным, разрушительным…
— Ты слышал, — скрывая дрожь в голосе, отчеканила я.
Даже в разодранной майке, с кровоточащим сердцем, прижатая тяжелым телом к сцене, я до последнего вела себя, как самая последняя сука.
Это единственное, что мне оставалось.
Когда зверька загоняют в угол, он обороняется до самого последнего вздоха.
Это природа.
И Лина, которую взрастил мой отец, знала это как никто другой.
— Блять, да кто ты вообще такая?.. — вглядываясь в мои глаза, прошептал Руслан. Его лицо исказила такая гримаса отвращения, что я вздрогнула как от хлесткой пощечины.
Сука, почему так больно?!
Какого хрена не срабатывает защитный механизм, который спасал меня все эти годы?..
— Та, в которую прямо сейчас упирается твой вставший хуй, — безучастно ответила я, плавно опускаясь локтями на деревянную поверхность сцены и призывно прогибаясь в пояснице.
Мне хотелось умереть.
Но я отыгрывала свою роль до конца. Роль бездушной куклы, которая точно знала, как подчинить себе мужчину.
И это пластиковое чудовище не ошиблось и в этот раз.
Стояк Горецкого готов был порвать его сшитые на заказ итальянские брюки.
До предела вжавшись в мои разведенные бедра, Руслан, не мигая, смотрел мне прямо в глаза.
— Что ты с ним сделала? — в расширенных зрачках, окруженных тонким серым ободком, плескалась какая-то невероятная смесь из ярости, бешенства и возбуждения.
Горецкий был похож на опасного хищника, которому посмели бросить вызов. Каждая его мышца звенела от переизбытка адреналина, каждый вздох усиливал напряжение, каждое едва уловимое движение приближало меня к погибели.
Блять, он был прекрасен.
— Твой друг завез меня в лес и попытался взять силой, — ровно ответила я, не в силах отвести взгляда от измененного тенями мужского лица.
Руслан замер, нависая надо мной каменной глыбой.
— Дальше… — хрипло прорычал он, каким-то чудом усмиряя свое тело, рвущееся в бой.
Я усмехнулась, чувствуя, как болезненно трескаются уголки моих губ.
Горецкий так и не определился, чего он хочет больше — трахнуть меня или убить…
— У него не получилось, — просто ответила я, опуская потяжелевшие веки.
Звук треснувшего черепа и темно-красное месиво, смешавшееся с травой, навсегда останутся со мной.
— Как ты его убила? — напряженный голос Горецкого звучал будто издалека и казался чужим.
Судорожно сглотнув, я подняла глаза.
— Разбила о голову камень, — с вызовом бросила я, загоняя каждое слово лезвием себе под кожу.
Ноздри Горецкого раздулись. Зарывшись рукой мне в волосы, он грубо дернул мою голову назад.
— Что ты сделала с телом? — прошипел он, с животным блеском в глазах разглядывая мое запрокинутое лицо.
Чувствуя, как всё тело покрывается ледяными мурашками, я облизала губы и улыбнулась.
— Я позвонила отцу, и его сожгли вместе с машиной.
Мне было жутко от самой себя.
Рука Горецкого дрогнула.
Он ждал от меня чего угодно — слез, криков, ярости, но точно не этой ненормальной улыбки.
— Блять, да ты такая же больная, как и твой отец… — впиваясь в меня горящим взглядом, выдохнул Руслан.
И я готова была поклясться, что его стояк стал еще тверже.
— Именно поэтому ты никак не можешь оставить меня в покое, — моя улыбка всё еще блуждала на губах, и я физически ощущала пригвожденный к ним потяжелевший мужской взгляд.
— Сколько мужиков ты уже убила? — с нажимом провел большим пальцем по моим приоткрывшимся губам Руслан.
Я опустила ресницы, чувствуя, как чувствительная кожа стремительно наливается кровью.
— Только его, — прошелестела я, млея от бесстыжих грубых касаний.
Горецкий склонился над моим полуобнаженным телом, упираясь одной рукой о поверхность сцены.
— То есть остальным ты позволяла брать себя, как дешевую шлюху? — с шипением втянул воздух Горецкий, приближая свое лицо к моему.
Сверкнув глазами, я вздернула подбородок.
Если я скажу, что всё еще девственница, то вызову лишь злой унизительный смех. Горецкий ни за что не поверит мне, пока не убедится сам.
— Ревнуешь? — усмехнулась я, вглядываясь в потемневшие глаза.
Сердце билось о грудную клетку, как ненормальное.
Руслан прищурился.
— Думаю, на какое число записаться к венерологу. После этой ночи он мне точно пригодится.
Дыхание перехватило.
Я судорожно впилась ногтями в ладони.
— К чему такие жертвы, Руслан? — от тупой боли, растекающейся в груди, было трудно дышать. — Может, лучше просто придушишь меня и обставишь всё, как несчастный случай? Я даже подскажу как.
В тот момент я искренне желала, чтобы Горецкий сделал то, на что у меня так и не хватило смелости.
— Нет, Веснушка… — от хриплого шепота волоски на моем теле встали дыбом. — Так просто ты не отделаешься. Пока я хочу тебя, ты будешь рядом. Днем и ночью. Во всех позах. Много раз.
Я с трудом подавила стон.
— А когда мне надоест, я, так и быть, подумаю над твоим предложением, — ледяная ухмылка коснулась мужских губ.
Откинув голову, я уставилась невидящим взглядом в темноту.
Мне хотелось рыдать от отчаяния.
Я ненавидела Руслана всем нутром. Но в то же время меня тянуло к нему, как магнитом.
Горецкий был единственным мужчиной, которому удалось добраться до моего сердца. Добраться и изодрать его в клочья.
И что самое страшное, я упивалась этой болью, как обдолбанная наркоманка, получившая дозу нереального кайфа.
И отказаться от него — значило подохнуть от ломки и серой беспросветной тоски.
— А что делать мне, когда надоест? — голова кружилась, будто я залпом влила в себя стакан крепленного вина.
Глаза Горецкого полыхнули в темноте.
— Можешь попытаться убить меня, — лучезарно улыбнулся он, пальцами отодвигая волосы с моего лица.
Я с трудом сдержала дрожь.
— Не боишься, что я последую совету и перережу тебе горло в одну из наших ночей? — тихо проговорила я, покрываясь ледяной коркой от осознания того, что это было вполне реально.
Кадык на мощной шее дернулся.
Опустив густые ресницы, Горецкий медленно скользнул ладонью к моему обнаженному животу.
— Уверен, это будет наша лучшая ночь, — прошептал Руслан и впился в мои губы головокружительным поцелуем.
Задыхаясь, я ответила.
Наш поцелуй не имел ничего общего с лаской двух людей, которые нравились друг другу.
О, нет.
Он был похож на схватку, на войну, на приближение конца света…
Горецкий ломал меня и подавлял, до крови терзая губы и врываясь в меня языком.
Не сдерживая стоны, я кусала его в ответ, обнимая за шею и всем телом прижимаясь к широкой груди.
Я хотела довести этого мужчину до безумия. Хотела пасть с ним на самое дно и утонуть в расплавленном олове серых глаз, когда Руслан осознает, что он — первый…
Клеймя меня яростными злыми поцелуями, Горецкий резко стянул с меня джинсы вместе с бельем.
— Можно было, конечно, снять люкс в дорогом отеле и отыметь тебя там, — с шипением втянул воздух Руслан, окидывая меня всю жадным взглядом из-под ресниц. — Но, думаю, тебе не привыкать раздвигать ноги в самых неожиданных местах.
Я сжалась, заливаясь краской стыда.
Я так боялась показать свои чувства Горецкому, что он начал воспринимать меня, как бездушную шлюху.
Я могла гордиться своими актерскими способностями.
— Ты запомнишь эту ночь в любом случае, — с усмешкой прошлась я кончиком языка по треснувшей губе. — Неважно будут подо мной шелковые простыни или нет…
Пригнув голову, Руслан впился в мое лицо немигающим взглядом.
— Тебе нечем меня удивить, крошка, — зло усмехнулся он, оставляя пальцами болезненные синяки на моих бедрах. — У меня было много шлюх, считающих себя особенными.
Я задержала дыхание, чувствуя, как от пронзительной боли наворачиваются слезы.
— Тогда попробуй удивить меня ты, — от горечи мой голос стал низким и хриплым.
Я не боялась физической боли первого раза. Я боялась признаться самой себе, что влюбилась, как дура.
— Между нами будет просто секс, Аронова, — наклонившись, процедил мне в губы Горецкий, поглаживая кончиками пальцев мое тело. — Животный и примитивный, как сама жизнь…
Я судорожно вдохнула, касаясь обнаженной грудью мужского торса, затянутого тканью рубашки.
— И даже не надейся, что я буду использовать какие-то игрушки, подвешивать тебя под потолок или доводить до оргазма ударами тока, — прищурился Горецкий, скользнув ладонью между моих разведенных бедер. — Я просто трахну тебя так, что ты забудешь всех, кто у тебя был до меня.
Меня ошпарило.
Горецкий и не догадывался, насколько это простая задача.
— Звучит идеально, — усмехнулась я, глядя Горецкому прямо в глаза.
Недоверчиво изогнув бровь, Руслан медленно погрузил в меня средний палец, поглаживая большим пальцем чувствительный клитор.
О боже…
Прикусив губу, я выгнулась.
Легкое натяжение и дикая пульсация внутри доводили меня до безумия.
Я хотела боли. Хотела Горецкого. Хотела, чтобы он пошел до конца.
— Черт, ты всегда так течешь? — пробормотал Руслан, погружаясь в меня еще глубже и ловя губами мой стон.
Я попыталась сжать бедра и отодвинуться от мужчины. Мне было неловко за то, что он видел, как сильно я его хочу.
Но Горецкий, гневно раздув ноздри, за талию дернул меня на себя.
— Хорошо же тебя выдрессировали, — прошипел он, расстегивая ремень на своих брюках. — Даже смазки не понадобится.
Я вспыхнула.
Твою мать, что я творю? Неужели я отдамся в темном зале стрип-клуба мужчине, который презирает меня всем сердцем?..
— Расслабься… — сняв брюки, навис надо мной Руслан и, прежде чем я попыталась остановить это безумие, резко и мощно вошел в меня, придавливая всем телом к сцене.
От чудовищной боли меня выгнуло дугой. Зажмурившись, я не сдержала мучительного стона.
Господи, лучше бы он пырнул меня ножом! Уверена, даже тогда боль была бы не такой глубокой и пронзительной.
— Блять, не думал, что ты такая узкая и горячая, — низко прорычал Горецкий, выходя из меня и снова вонзаясь на всю длину.
Практически теряя сознание от разрывающей внутренности боли, я откинула голову, чувствуя, как по лицу текут слезы.
Сука-сука-сука, лишь бы это побыстрее закончилось!..
Мне казалось, что еще один толчок просто разорвет меня на части.
Но Горецкий даже не замечал моей агонии. Казалось, наоборот, мое натянутое тело и протяжные стоны заводили его еще больше.
Прерывисто дыша, Руслан входил в меня снова и снова, с каждым разом все глубже и сильнее.
Впившись ногтями в деревянную поверхность сцены, я изо всех сил стискивала зубы, лишь бы не закричать.
Мне столько раз причиняли физическую боль, что я думала, что уже привыкла к ней и могла абстрагироваться по щелчку пальцев. Но не в этот раз.
Я ощущала Горецкого каждой клеточкой своего тела. Каждый его грубый удар отзывался во мне целой лавиной. А немигающий взгляд, прожигающий мое отвернутое лицо, заставлял сердце болезненно сжиматься.
Я не жалела, что Горецкий стал моим первым мужчиной.
Я жалела, что для меня это значило гораздо больше, чем для него.
— Представляешь на моем месте кого-то другого? — зло усмехнулся Руслан, обжигая дыханием мой висок и прикусывая мочку уха.
Кажется, его задело то, что я смотрела куда угодно, но только не на него.
Разлепив мокрые ресницы, я медленно повернула голову и посмотрела Горецкому прямо в глаза.
Я чувствовала себя так, будто меня выпотрошили наживую. Но я бы скорее умерла, чем призналась бы в этом Руслану.
Но хищник внутри Горецкого уже почуял неладное.
Играя желваками, Руслан уставился мне в лицо. Подозреваю, что даже в полумраке, который окутывал нас, сложно было не увидеть слезы, стекающие по моему лицу.
Внизу живота горел такой пожар, что я никак не могла взять себя в руки и надеть привычную равнодушную маску. Мое дыхание было сбитым и хриплым, губы плотно сжаты, а морщина на переносице стала глубиной с Гранд-Каньон.
Мне было очень плохо.
Но если бы была возможность отмотать время назад и что-то изменить, я бы снова оказалась здесь, обнаженная, на сцене стрип-клуба и сходила бы с ума от несдержанной силы Руслана.
Какая же я дура…
— Блять, не пойму, тебе настолько хорошо?! — рыкнул Горецкий, по-волчьи пригибая голову. — Или…
Его недобро прищуренный взгляд скользнул ниже.
Накрыв лицо ладонями, я замерла. Я ощущала влагу, размазавшуюся по моим бедрам, и подозревала, что это была вовсе не моя естественная смазка. Мне казалось, что я даже чувствовала терпкий запах железа.
Чертыхнувшись, Горецкий медленно вышел из меня.
— Какого хуя, Аронова?.. — выдохнул он, не поднимая головы.
Горячая густая жидкость потекла по моим разведенным ногам.
Я почувствовала невероятное облегчение от того, что из меня, наконец-то, вынули ЭТО.
— Заканчивай, Руслан, — сквозь зубы процедила я, сжимая пальцы в кулаки.
Я хотела этого.
Хотела увидеть Горецкого в пик его наивысшего наслаждения.
Хотела логического завершения всего этого сумасшествия.
Хотела точки, после которой мы оба смогли бы начать новый текст.
Но Горецкий обломал меня даже в этом.
— Ёб твою мать, Аронова, я что похож на мясника? — прорычал он, кладя огромную ладонь мне на живот.
Я невольно сжалась от этого простого жеста.
— Разве тебе не все равно, что происходит со шлюхой, которую ты имеешь? — горько усмехнулась я, опуская ресницы.
Мне было невыносимо смотреть в потемневшие свинцовые глаза. В них было столько ярости.
— Шлюха-девственница — это что-то новенькое, — прошипел Руслан, обхватывая пальцами мой подбородок и заставляя посмотреть ему в глаза.
— Ты бы все равно мне не поверил! — выплюнула я, отдергивая подбородок.
Горецкий скрипнул зубами.
— Не поверил бы, — мрачно согласился он, пристально разглядывая мое лицо.
Я сглотнула.
Жар под кожей никуда не делся. Я все еще таяла от близости Горецкого. Да и его возбуждение никуда не делось. Член Руслана по-прежнему упирался мне между ног и слегка вздрагивал от нетерпения.
— Почему ты меня не остановила? — взвешивая каждое слово, медленно протянул Горецкий.
Его взгляд был тяжелее каменной плиты.
Я глубоко вдохнула.
Как бы мне ни было тяжело, я должна была это сказать.
— Я хотела этого не меньше тебя, — подняла я глаза.
От меня не укрылось то, как судорожно дернулся кадык на шее Руслана.
— Вряд ли ты хотела, чтобы это случилось именно так, — криво усмехнулся Горецкий, мягко проводя большим пальцем по моей нижней губе.
Если бы мне не было так больно, я бы рассмеялась.
— А с тобой может быть по-другому? — прохрипела я, пытаясь дыханием унять ноющую боль внизу живота.
Челюсть Горецкого окаменела.
— Если бы я знал, что ты девственница, то не стал бы бросаться на тебя, как животное.
Я исподлобья посмотрела на Руслана. Он очень точно описал то, что между нами произошло.
— А что бы ты сделал? — не сдержала я горечи в голосе. — Пригласил бы на романтическое свидание и лишил бы невинности в постели, усыпанной лепестками роз?
Желваки на мужском лице заходили ходуном.
— Я бы не отпустил тебя одну с Марком, — его слова были молотком, разбившим вдребезги и без того хрупкое стекло.
Я задержала дыхание. А потом, чтобы не заплакать, широко улыбнулась.
— Жаль, что нельзя отмотать время назад.
Мои губы дрожали. Меня всю начало трясти.
Опустив голову, Горецкий замер. Его широкая грудь тяжело вздымалась.
— Что же ты натворила, Вита… — прошептал он, нависая надо мной, как темный палач.
Я вздрогнула от осколка, вонзившегося прямо в сердце.
Больно. Как же больно.
— Прости… — еле слышно выдохнула я, закрывая глаза.
Я просила прощения не у Руслана.
Я просила прощения у Марка.
У всех тех, кому я испортила жизнь.
Я просила прощения у мамы.
Слезы текли по моим щекам, подбородку, шее. Но я не чувствовала их.
Я не чувствовала, как Руслан, закутав меня в какую-то одежду, подхватил на руки и понес к выходу.
Я не слышала ни слова из того, что он сказал.
А, может, он хранил молчание.
И лишь его дыхание в моих волосах все еще подтверждало — я жива.