— Ау, Вита, ты меня слышишь? — раздался над ухом мужской голос.
Встрепенувшись, я подняла глаза.
Алекс пристально смотрел на меня. В его небесно-голубых глазах светилось беспокойство.
— Что с тобой? — осторожно спросил парень, касаясь пальцами моей разбитой губы.
С утра я пыталась замаскировать ее тоналкой и помадой натурального оттенка. Но результат пугал в зеркале даже меня.
— Поскользнулась в душе, — глухо ответила я, старательно избегая внимательного взгляда.
Я чувствовала себя зомби, который нацепил человеческую одежду и разукрасил лицо яркими красками в надежде, что люди примут его за своего.
— А это? — резко оттянув высокий ворот толстовки, скрипнул зубами Алекс.
Синяки на моей шее не вызывали сомнений. Меня душили. Долго и старательно.
Я сглотнула, едва заметно морщась от боли.
— Всё в порядке, Алекс. Это… недоразумение.
Блять, я просто мастер подбирать самые уёбищные оправдания!
Глаза Алекса стремительно потемнели. Судорожно втянув воздух через нос, он исподлобья посмотрел на меня.
— Я его убью, — играя желваками, ровно проговорил он.
Я зажмурилась до ярких вспышек перед глазами.
Не думай.
Не вспоминай.
Но черные глаза неотрывно следили за мной.
Меня затрясло.
— Мы посадим Горецкого. Слышишь, Вита, он больше не притронется к тебе! — обхватив мои плечи руками, горячо зашептал Алекс.
Его и самого трясло.
Он был хорошим другом.
И думал, что спасает меня от Горецкого.
Но он не знал, что главным злодеем в этой истории была я.
И что линчевать нужно меня.
Я подняла глаза.
— Это не Горецкий.
Мой голос обрел твердость и глубину.
Пришло время взять себя в руки.
Алекс замер, изучая мое лицо.
— А кто?
Я задержала дыхание.
— Тот, кто больше никогда так не сделает.
Алекс нахмурился.
— Вита, я тебя вообще не понимаю. Ты говоришь какими-то загадками.
Превозмогая боль в разбитой губе, я улыбнулась. И, уверена, от моей улыбки вздрогнул бы сам Джокер.
— Вечером на улице на меня напал какой-то наркоман и забрал кошелек, — хрипло выдавила я.
Меня воротило от собственного вранья. Но я должна была успокоить Алекса и придумать для него какую-нибудь историю. Потому что правда была слишком жестокой.
— Бляяяяяяять! — зарылся руками в волосы Алекс. — Вита, надо срочно обратиться в полицию и снять побои!
Я покачала головой.
— Ты прекрасно понимаешь, что никто не будет его искать. В кошельке у меня лежало всего две тысячи. А из побоев осталось только пару синяков. Я больше создам себе головной боли, если обращусь в полицию.
Алекс недоверчиво посмотрел на меня.
— Ты точно в порядке? — с сомнением в голосе протянул он.
До начала первой пары оставалось меньше минуты, и только это спасло меня от дальнейших расспросов.
— Да, Алекс, я правда в порядке, — кивнула я, пряча руки в карманы.
Я не могла избавиться от навязчивой мысли, что кровь на них так и не отмылась.
Какое-то время парень молча смотрел на меня. А потом, подавшись порыву, крепко обнял.
Сердце дернулось.
Блять, только не вздумай реветь!
— Все будет хорошо, Витка, слышишь? — прошептал Алекс, бережно прижимая меня к себе. — У тебя все будет хорошо, я обещаю…
Уткнувшись носом в мужское плечо, я зажмурилась изо всех сил.
Как же мне не хватало этого — простого человеческого тепла и бескорыстной доброты. Без подтекста, без похоти, без одержимости…
Пронзительный звонок отрезвил меня и напомнил, кто я, и чего на самом деле заслуживаю.
— Ладно, мне пора бежать, — выскользнула я из дружеского объятия.
Алекс проводил меня грустным взглядом.
— Сегодня вечером надо будет обязательно встретиться, — бросил он, поправляя рюкзак на плече.
Я кивнула и, развернувшись, быстрым шагом направилась к своей аудитории.
Мой ад только начинался.
Первая пара прошла как под наркозом. Я всё слышала, видела и даже что-то отвечала преподавательнице по маркетингу. Но внутри меня царила такая абсолютная пустота, что меня так и тянуло вскрыть кожу на своих руках чем-нибудь острым и проверить, а течет ли там еще кровь или я уже окончательно превратилась в пластиковое подобие человека.
Я не чувствовала ничего. И это было одновременно и моим спасением, и проклятием.
Умом я понимала, что все еще нахожусь в шоке, и вскоре меня накроет так, что земля пошатнется под ногами. Но пока я могла ходить — я ходила, говорила и даже улыбалась. Правда для этого приходилось мучительно долго вспоминать, какие мышцы на лице необходимо задействовать. Но всё это мелочи.
Я должна была доиграть этот спектакль.
Следующая пара проходила на третьем этаже, и вел ее Горецкий. И, наверное, это была одна из причин, почему я не осталась загибаться в своей комнате, а пришла в универ.
Мне было жизненно необходимо заглянуть в серые глаза и увидеть там то, что либо вытащит меня на поверхность, либо камнем утянет на дно.
Я всегда мечтала сыграть в русскую рулетку.
Руслан как всегда был на высоте.
Начищенные дорогущие ботинки. Роскошный итальянский костюм. Белоснежная рубашка, оттеняющая легкий загар. Плечи, от одного взгляда на которые бросало в жар. Уверенные неторопливые движения. И взгляд, прошивающий насквозь.
— Прошу прощения за опоздание, — низким голосом выдал Горецкий, откладывая кожаный портфель и окидывая притихшую аудиторию насмешливым взглядом.
Он не просил прощения. И не жалел ни о чем.
Сжав в ладони ручку, я медленно опустила голову.
Я ненавидела себя за то, как отчаянно дернулось мое сердце при виде Горецкого.
Я до последнего не хотела верить в то, что влюбилась в это чудовище.
Он ведь просто использовал меня.
— Начнем с повторения последней темы, — достав ноутбук, проронил Руслан Александрович.
Я подняла глаза, украдкой изучая невозмутимое лицо Горецкого.
Он ничего не знал о вчерашнем. Не знал, что его друга нет в живых.
Мне стало нехорошо.
— Рассмотрим одну из моделей рыночной экономики, — монотонно продолжил Горецкий, включая ноутбук.
Я сглотнула вязкую слюну.
Боже, что я здесь делаю?
Руслан же просто-напросто убьет меня, если узнает, что я натворила вчера.
— Аронова, к доске.
Вздрогнув, я наткнулась на изучающий жесткий взгляд.
Черт.
Тело вмиг перестало слушаться меня.
— Вы не готовы, Аронова? — высокомерно изогнул бровь Горецкий. — Или вам нужно время на то, чтобы поправить свой макияж?
Одногруппники тут же заржали, светясь от удовольствия. Им нравилось, как Горецкий унижает меня.
Чувствуя, как проваливаюсь в темную пропасть, я посмотрела Горецкому в глаза.
— Я не готова, — глухо ответила я, подыхая от щемящей тоски.
Когда я успела придумать себе, что что-то значу для этого надменного мужчины? В какой момент я стала зависима от его горящего взгляда и редкой улыбки, переворачивающей всё внутри?..
Мой ответ неожиданно разозлил Горецкого.
— Я. Сказал. К доске, — практически прорычал он, резко поднимаясь из-за стола.
Я инстинктивно сжалась.
Забавно, но я все еще боялась своего преподавателя.
Притихшие однокурсники, открыв рот, смотрели на нас с Горецким. До них, наконец-то, дошло, что нас связывало гораздо больше, чем экономика.
Пиздец.
Теперь мне точно не было места в этой отмороженной группе.
С трудом переставляя одеревеневшими ногами, я подошла к учительскому столу.
Руслан хотел треша?
Окей.
Он его получит.
Мне больше нечего терять.
— Тяжелая ночь? — наклонил голову Горецкий, внимательно разглядывая мое лицо.
Его губы исказила пренебрежительная усмешка.
Он думал, что я провела ночь с Марком?
Идиот…
— Да, — тонко улыбнулась я и откинула капюшон толстовки так, чтобы были видны следы от мужских пальцев.
Вместе с разбитой губой и проступающим сквозь тоналку синяком на скуле это выглядело весьма однозначно.
Кадык на шее Руслана дернулся.
Не обращая внимания на остальных, он сделал ко мне стремительный шаг.
— Понравилось? — с ненавистью процедил он, жадно разглядывая мои синяки.
Из-за расширенных зрачков его глаза казались почти черными.
Мороз пробежал по коже.
Черт, как же они с Марком похожи.
— Не так, как ваши пары, Руслан Александрович, — вскинула я подбородок.
Пальцы Горецкого судорожно сжались, будто он с трудом сдерживался, чтобы не влепить мне пощечину.
Но мужчина быстро взял себя в руки.
— Рад слышать, — опустив ресницы, холодно проронил Горецкий и, отступив к столу, скрестил руки на груди. — В таком случае порадуйте и вы нас, Аронова. Напишите на доске признаки рыночной и плановой экономик.
Я издала хриплый смешок.
Господин учитель, наконец-то, вспомнил, что мы находимся в стенах универа, и на нас, не дыша, пялятся двадцать студентов-придурков?
— На примере какой страны? — безучастно поинтересовалась я, беря в пальцы мел.
Я перегорела. Во мне больше не было жажды знаний и желания доказать всем, что я лучшая студентка и достойна блестящего будущего.
Потому что у меня больше не было будущего.
Я забрала у человека жизнь.
Я… Забрала… У человека… Жизнь…
Мел треснул и посыпался на пол.
Я застыла, тяжело дыша.
Сука, неужели именно сейчас меня накроет осознание того, что я натворила вчера?
— Ты справишься. Продолжай, — подойдя ко мне вплотную, тихо проговорил Горецкий.
Широкая грудь коснулась моего плеча. Теплое дыхание скользнуло по волосам.
Я замерла, застигнутая врасплох.
— Ну же… — мягко прошептал Руслан, накрывая мою ладонь своею и вкладывая в нее новый мел.
Это неожиданно придало мне сил.
Взяв новый мелок и убрав волосы за ухо, я начала писать. Чуть отстранившись, Горецкий молча наблюдал за тем, как доска заполняется ровными строчками.
Вся эта информация была в моей голове (спасибо долгим вечерам с учебником), и мне даже не пришлось напрягаться.
Закончив, я аккуратно положила мел и, помедлив, развернулась к Горецкому.
Скрестив руки на груди, тот удовлетворенно кивнул.
— А теперь проведи сравнительный анализ.
Горецкий снова превратился в занудного преподавателя, и я не знала, как к этому относиться.
Но в любом случае этот кусок обычной жизни ничем не примечательной студентки был подобен глотку свежего воздуха.
Натянув длинные рукава толстовки на пальцы, я перевела взгляд в окно и начала монотонно отвечать на вопрос. Негромко, спокойно, обстоятельно. Будто находилась в аудитории одна. Будто не было вчерашнего дня, сломавшего мою жизнь навсегда.
К концу ответа горло начало саднить, и голос стал севшим и охрипшим. Я закашлялась.
Горецкий, все это время не сводивший с меня глаз, оторвался от стола.
— Неплохо, Аронова. Сделаешь дополнительное задание и получишь за семинар «отлично».
Я исподлобья посмотрела на мужчину.
Какое еще, блин, задание?!
Заметив недоверие в моих глазах, Горецкий слегка усмехнулся и подошел ближе.
Я не сводила напряженного взгляда с его лица.
Твою мать, он ведь не станет делать ничего такого при всех?..
Но моему преподавателю было наплевать на обалдевших зрителей.
Медленно наклонившись, Горецкий приблизил губы к моему уху.
— Сегодня в полночь в «Эгоисте» ты будешь танцевать для меня, Веснушка.
От жаркого полушепота по спине пробежал озноб.
Твою мать, он вконец охренел?!
— Я станцую для тебя только на нашей свадьбе, дорогой, — моему ядовитому шипению позавидовала бы королевская кобра. — Поэтому приготовься встать передо мной на колено.
Не дожидаясь от улыбающегося Горецкого ответа, я резко отпихнула его и рванула к выходу.
Меня переполняла злость и что-то еще, чему я не смогла бы дать определения.
— До скорой встречи, Аронова, — насмешливо бросил Горецкий перед тем, как я оглушительно хлопнула дверью.