Учитель. Назад в СССР

Глава 11

— Кхе-кхе… Егор… Александрович… — раздалось за моей спиной.

— Слушаю вас, Степан Григорьевич, — откликнулся я, увидев на пороге класса мнущегося завхоза. — Что-то случилось?

— Если не заняты, пойдёмте со мной, выделю вам орудия производства, — предложил Степан Григорьевич. — Я завтра с утра в район, а вам тут работать с архаровцами. Инструмента не будет, пиши пропало, ничего делать не будут, паразиты.

Завхоз выжидательно на меня уставился.

— Как скажете, Степан Григорьевич. Но, может, зря вы так про ребят? Десятый класс всё-таки, взрослые, ответственные…

— Кто? Олькины шалопаи? — изумился завхоз с забавной фамилией Борода. — Сбегут, как пить дать, сбегут. Если инструменты сразу в руки не всучить. Самые шалопаи и есть. Особенно пацаны. Девочки те да, порядочные, хорошие девочки. Ответственные, хозяйственные, исполнительные. Нинка Новикова с Дашкой Светловой медалистки. Пашка Барыкин тоже. Остальные так, ни рыба, ни мясо. Хулиганьё, — завхоз хотел сплюнуть, но вспомнил что он в школе, и воздержался.

— Прям-таки хулиганьё? — не удержался я от подначивания.

— Ну, сам посуди, Егор Александрович… — хмыкнул завхоз. — Вовка Свирюгин, Федька Швец, Горка Волков…

— Горка? — удивился я. — Это что ж за имя такое интересное.

— Горка? Обычное имя. А, вон вы про что, — кивнул завхоз. — Егор он, по паспорту.

— И что с ними не так?

— Курят, паршивцы, — сдал пацанов Степан Григорьевич. — Ладно б за школой, так за углом мастерской курят, паразиты! — возмущённо засопел завхоз.

— Беседу проведу. Только сомневаюсь, что беседа о вреде курения как-то поможет изменить точку зрения на эту пагубную привычку, — хмыкнул я.

— Чего изменить? — завхоз покосился на меня с подозрением.

— Курить не бросят, хоть кол на голове теши.

— Это точно, — согласился завхоз. — Но ведь паразиты, пацанятам бэчики продают! Нехорошо!

— Нехорошо. Почём торгуют?

— Копейка. И ведь покупают, шельмецы. А потом тошнит, с уроков бегут, — посетовал Степан Григорьевич. — С проверочных работ, хитрецы мелкие. Пришли.

К этому моменту мы спустились со второго этажа, прошли через весь коридор первого, зашли в какой-то аппендикс, где находилась одна-единственная дверь с надписью «Лаборантская». Завхоз достал из кармана внушительную связку ключей, в один момент отыскал нужный и отпер навесной замок.

— Тута у меня склад, — пояснил Степан Григорьевич, сделал шаг и отодвинул занавеску справа от входа.

Узкий длинный кабинетик с одним больши́м окном. По стенам полки, возле окна старая школьная парта. И всё выкрашено в синий цвет, в несколько слоёв. На полки чья-то заботливая рука настелила газеты, на них стояли какие-то древние приборы, колбы, колбочки, химические реактивы, закрытые коробки, едва уловимый мышиный запах.

Я удивился, когда понял, что на полках чисто, нет следов мышиных походов. Потом увидел мышеловки, расставленные по всем углам и возможным маршрутам. Степан Григорьевич ответственно относился к своему хозяйству.

— Так, вот, держите, Егор Александрович. Под вашу ответственность, — строго сказал завхоз, выбираясь из-за занавески с коробкой кистей, двумя валиками, одной шваброй и ведром.

Всё это Борода передал мне с таким лицом, словно это вещи из Алмазного фонда, не меньше. И хозяйственник не уверен, что их можно доверять какому-то молодому оболтусу, в смысле, специалисту.

— А вы, Егор Александрович, руками-то работать умеете? — вытащив с полки баночку коричневой краски, вдруг поинтересовался Степан Григорьевич. — В столице, чай, сами-то ничего не делаете? Людей нанимаете?

— Кто как, — пожал я плечами. — Я, товарищ Борода, в армии служил, мне там быстро любовь к общественному труду привили.

— И то верно, — просиял завхоз, запамятовавший о таком полезном и важном факте моей биографии. — Краски на пол хватит. Но ты всё равно экономь, — приказал Борода. — Это — соляра. Покрасите, кисти сюда сунешь, мне отдашь. Я после обеда буду, заберу. Понял?

— Понял, — кивнул я, прикидывая, куда приткнуть небольшую жестянку, чтобы не упала.

— Это ведро, — серьёзно заявил Степна Григорьевич, в очередной раз вынырнув из-за занавески.

Похоже, у него там дверь в третье измерение и прямо в хозяйственный магазин.

— Тряпка для пола. Полы-то мыть умеешь? В армии научили? — добродушно ухмыльнулся. Шутку я оценил, улыбнулся и ответил:

— Первое место по мытью полов и чистке картошки.

— Вот это по-нашему, — хохотнул завхоз, оглядел выданные богатства и велел. — Тащи-ка ты, Егор Александрович, всё в кабинет. Потом приходи за шваброй.

— Как скажете, Степан Григорьевич, — покладисто согласился я.

В кабинете я сложил добычу в углу возле входа и вернулся к завхозу.

— Швабра отменяется, помощь нужна, — заявил фронтовик и выжидательно на меня уставился.

— Чем смогу, помогу, — объявил я, ожидая инструкции.

— Ну, пойдём, что ли, помощник, — с сомнением произнёс завхоз.

Пропустил меня вперёд, вышел следом, тщательно закрыл двери, навесил замок, подёргал его. Убедившись, что вход в лаборантскую надёжно заперт, повёл меня куда-то направо по коридору. В ту часть, где располагались младшие классы.

В начальной школе царил рабочий беспорядок, воняло краской, какой-то химией. Распахнутые окна не спасали. Где-то негромко играло радио, кто-то стучал молотком.

— От паразит! — завхоз внезапно прибавил скорость. — Ты чего тут стукаешь? А? — рявкнул Степан Григорьевич, влетая в один из кабинетов.

Табличка на свежеокрашенной двери сообщала, что здесь будут учиться первоклассники.

— Полку вешаю, батя, чего ты переполошился? — невозмутимо объяснил Гриша.

Великан и в самом деле стоял возле доски и пристраивал на вбитые гвозди двухъярусную полочку.

— Тебе кто разрешил стены дырявить? — нахмурился Степан Григорьевич.

— Так Тамара Игнатьевна просила. Она вот тут и рисунок нарисовала, чего и куда вешать, — парень залез в карман и вытащил помятый тетрадный листок в клеточку.

— Тамара Игнатьевна? Ну-ну, — завхоз, а по совместительству батя Григория, посверлил отпрыска суровым взглядом, посопел, но, видимо, авторитет у учительницы русского языка и литературы оказался весомее желания товарища Бороды откостерить сына.

И всё равно Степна Григорьевич отыскал повод.

— Ну, кто так вешает? А? Ну вот ты видишь, Егор Александрович, видишь? — завхоз тыкал пальцем в полку.

— По-моему, очень даже хорошо, — пожал плечами я. Физрук, который сначала сердито зыркнул в мою сторону, после моего ответа расцвёл лицом.

— Криво! — безапелляционно заявил товарищ Борода.

— Да где криво, батя? — вздохнул Гришка, не выражая абсолютно никаких эмоций. Видимо, давно привык к неугомонному характеру вредного завхоза.

Степан Григорьевич отошёл на пару шагов, прищурил глаз, сделал какие-то странные движения руками перед лицом, и довольным тоном подтвердил вышесказанное:

— Говорю — криво! Вона, глянь: правый угол заваливается!

Мы с Григорием, не сговариваясь, шагнули к завхозу, стали с двух сторон и тоже посмотрели на полку.

— Бать, ну ровно, — проворчал физрук, прекрасно понимая, что его сейчас заставят перевешивать.

— Да ровно всё, Степан Григорьевич, — подтвердил я. — Товарищ Григорий Степанович форменный молодец. Весь в отца.

Завхоз косо глянул на меня, потом кинул взгляд на замершего в ожидании приговора сына, тяжело вздохнул, махнул рукой и заявил:

— Чего стоим? Окна сами собой себя не застеклят. Егор, ты стеклить-то умеешь? Хотя… — Степан Григорьевич скривился, посмотрел на мои ладони без мозолей, ещё раз вздохнул и печально уточнил. — Ну, хоть подавать инстру́мент будешь и то ладно. Мы с Гришкой вдвоём живо управимся. Тута надо застеклить. Ветруган был, ветками зацепило, потрескались. Не ровён час, на детвору осыплются. Задача ясна?

— Так точно, — отрапортовал я. — Разрешите внести рациональное предложение?

— Ишь, ты, — хмыкнул завхоз. — Вноси, разрешаю.

— Степан Григорьевич, — начал я издалека. — У вас, наверное, дел ещё много по школе?

— Хватает, — сдержанно кивнул товарищ Борода.

— Инструмент я держать умею, окна стеклить тоже. Предлагаю доверить это архиважное дело нам с Григорием. Вдвоём мы точно не напортачим, а вы за это время обход школы сделаете, и список работ составите.

Степан Григорьевич надолго задумался. По лицу завхоза было видно, моё предложение ему пришлось по душе, смущало только одно: как доверить такую сложную работу двум молодым безответственным парням? Один из которых родной сын, оболтус Гришка, второй и вовсе столичная штучка из интеллигентов. Последний факт особенно хозяйственника напрягал. Он то и дело косился на меня, на окна, на стёкла, прикидывая возможный ущерб. Наконец, товарищ Борода договорился сам с собой и озвучил своё решение.

— Ладно, молодёжь. Стеклите. Но смотрите у меня! — нам по очереди погрозили кулаком. Кулак у завхоза оказался внушительным, несмотря на небольшой рост. — Если что, из зарплаты вычту! Без премии останетесь!

— Всё будет хорошо, Степан Григорьевич, не переживайте, — заверил я его.

— Бать, ну в самом деле, первый раз, что ли? — старательно скрывая радость, забубнил Григорий.

— То-то и оно, что не в первый, — хмыкнул завхоз и без перехода гаркнул. — Отставить разговор-рчики! За работу!

— Есть за работу, — шутливо козырнул я, приложив ладони ко лбу.

— Будет сделано, — поддержал меня Гришка.

Завхоз душераздирающе вздохнул, в последний раз кинул взгляд на стёкла и вышел из кабинета.

— Ух… — с облегчением выдохнул Григорий. — Ну, спасибо тебе, уважил, — радостно, но не сильно громко поблагодарил младший Борода.

— Егор, — я протянул парню ладонь.

— Григорий, — мы пожали руки и замолчали, приглядываясь друг к другу. — Ты, что ли, учитель новый? Географ, говорят?

— Он самый. А ты, я так понимаю, физкультуру преподаёшь?

— Ага, ещё НВП какое-то с сентября навешают, — вздохнул парень, но видно было, вздохнул он скорее по привычке, чем от недовольства.

Я удивился: отчего-то мне казалось, что начальная военная подготовка велась к советской школе всегда. Или я не так понял, и просто предмет передали от одного учителя другому? Ладно, не буду выпытывать, на педсовете разберусь в нюансах здешней образовательной жизни. Или в процессе работы пойму, откуда ноги растут.

— Ну что, за работу? — предложил я. День стремительно катился к полднику, а там не за горами и ужин у Степаниды Михайловны, опаздывать на который не хотелось. А ещё домой нужно добраться, но сначала в магазин… Чёрт, магазин отменяется, денег по-прежнему не было. Значит, домой на поиски советских купюр. Если не найду, тогда и буду думать, как дожить до первой зарплаты, не протянув ноги. Не могу же я больше месяца столоваться у Степаниды Михайловны, у неё своих ртов хватает. Да и непривычно как-то мне за чужой счёт жить.

Пока я снимал пиджак, рубашку и размышлял, Гришка поглядывал на меня с сомнением в глазах. В этот момент он походил на своего отца-завхоза, как две капли воды, несмотря на разницу в телосложении и характере. Тот же скептический взгляд. В нём читалось лёгкое пренебрежение и недоверие к словам городского, который уверял, что умеет не только держать в руках инструменты, но и стеклить.

— Я готов. Ты как?

— Всегда готов, — хмыкну Григорий, и мы принялись за дело.

Без руководящих комментариев и энергичной похвалы Степана Григорьевича мы справились в два счета и перешли в следующий класс. Мы почти закончили, когда в кабинете первоклашек раздался возмущённый голос:

— Вот, паразиты, сбежали! Я ж так и знал! Небось в сельпо пошли. Ну, я им сейчас задам жару, мало не покажется… Не понял… — тональность возгласов сменилась с возмущённой на растерянную — Это чего такое, а? — страстный монолог завхоза стих, он обнаружил, что все стёкла стоят на своих законных местах.

— Надо же… ни одного не кокнули… ни одного… от жеж шельмы, а! — с плохо скрываемым восхищением пробурчал Степан Григорьевич.

Благодаря открытым окнам и распахнутым настежь дверям разговор товарища Бороды с самим собой мы с Григорием слышали очень хорошо, переглянулись, подмигнули друг другу и продолжили стеклить последнее.

— Вот вы где, — раздался недовольный голос завхоза, когда он обнаружил нас в кабинете второклассников. — И кто разрешал? А? В соседнем все закончили?

— Так точно, — гаркнули мы. — Работаем на опережение, — добавил я. — Так сказать воплощаем в жизнь задачи пятилетки.

— Хохмишь? — прищурился хозяйственник. — Ну, хохми покуда. Работу приму, тогда посмотрим, кому веселее будет. Почему за собой не убрали? К порядку не приучены? — нашёл к чему придраться Степан Кузьмич.

— Бать, ну не успели, мы же вот… — Григорий махнул молотком в сторону окон. — Доделаем и приберёмся…

— Не успели они… ишь ты… отговорки всё ищешь, Григорий… — как-то без огонька заворчал хозяйственник. — Закончите, гвозди соберите в коробочку, и ко мне притарабаньте. Да смотри мне, Гришка, всё собери.

— И гнутые? — уточнил физрук.

— И гнутые. Неча разбазаривать. Пацаны на трудах выровняют.

— Хорошо, бать. А куда?

— За кудыкину гору… В директорскую, там я буду, — буркнул Степан Григорьевич. — Смотрите у меня! — погрозил пальцем, кинул на меня хмурый взгляд, наблюдая, как я вставляю стекло во фрамугу. Печально вздохнул, не найдя к чему придраться, потоптался на пороге и ушёл, громко топая сапогами.

— Ух… — Гришка утёр пот со лба. — Вот чего он всегда, а? — жалобно пробасил физрук.

— Характер такой, — предположил я.

— Характер — это да… тяжёлый… — вздохнул парень. — Как с войны пришёл и вовсе зверствовал… Сейчас ничего, не лютует… пить бросил… зажили… — поделился парень, потом опомнился, покосился на меня смущённо, но я сделал вид, что ничего такого не услышал. — Ты не думай, он хороший… просто без руки… вот и…

Я молча кивнул, спрыгнул с подоконника и потянулся.

— А хорошо ты бате нос утёр, — улыбнулся Григорий.

— Есть маленько, — добродушно хмыкнул я.

— Он-то рассчитывал городского поучить, а ты вона как… Где научился?

— В армии, — коротко ответил я. Повезло мне, что Егор служил, все навыки, чуждые столичному интеллигенту Звереву, можно спихнуть на родимые войска. Ну а что, при хороших раскладах в рядах советской армии научат не только Родину любить и копать от забора до обеда, но и красить траву в зелёный цвет.

Глядя, как Григорий заразительно улыбается, я, кажется, начал понимать, почему Степан Григорьевич так придирается к родному сыну. Улыбка у парня была светлая, как у ребёнка. При этом лицо у физрука преображалось. Вместо хмурого сурового великана проявлялся добродушный, наивный богатырь Алёша Попович. У такого не то что конфету, жену уведут, он простит. Похоже, именно за добрый неконфликтный характер и гонял сына товарищ Борода. Вырабатывал, так сказать, злость. Да только не в коня корм, агрессии в Григории ноль целых, ноль десятых.

Закончив работу, мы разошлись по классам, чтобы побыстрее закончить уборку. Сначала, правда, пришлось собирать гвозди, даже выбирать их из мусорной кучи, которую намели. Потом надраили полы, вынесли воду и с чистой совестью отправились сдавать работу завхозу.

Степан Григорьевич оказался занят, принял гвозди, махнул рукой, отпуская нас по домам, и остался костерить мужиков, которые привезли какие-то доски. Односельчане вяло отберхивались, но прекрасно понимали: варианта отказаться в разговоре с Бородой не предусмотрено. Если школьный хозяйственник велит перенести пиломатериалы в сарай, то лучше соглашаться сразу. В противном случае Григорич всю душу вымотает, но своего добьётся. В этом я успел убедиться за полдня работы в школе. Мужики препирались скорее по привычке, а может, выторговывали себе бутылку. В любом случае победа останется за одноруким завхозом, в этом я нисколько не сомневался.

Мы покинули школьный двор и разошлись, как в море корабли: я к себе домой, а куда пошёл физрук — не интересовался. Возле моего двора играла ребятня. Я напрягся, очень надеясь, что Митрич вывез домовину, как обещал, и пацаны не успели ничего попортить.

К моей великой радости, эпопея с гробом действительно закончилась. Пацанва, как выяснилось, тёрлась возле моей халупы не просто так, а поджидала меня с важным сообщением. Из толпы чумазых босоногих пиратов навстречу ко мне рванул Борька, быстренько протараторил послание от Степаниды и вернулся к друзьям. Выполнив важную миссию, компания рванула с места, и унеслась в неведомые пацанячьи дали, только пыль столбом осталась на дороге.

До восьми вечера, когда меня ждали на ужин, оставалась ещё пара часов. Я вполне успевал натаскать воды в корыто, ополоснуться, попить пустого чаю и поискать деньги. Купюры, кстати, я обнаружил зашитыми в подкладку второго пиджака. Пару рублей отыскал в военном билете под бумажной самодельной обложкой. Живём, Саныч. Значит, завтра можно будет еды прикупить, да и вообще прогуляться по селу после работы, изучить, так сказать, местные достопримечательности.

За ужином я познакомился с небольшим, но приятным во всех отношениях семейством Степаниды Михайловны. Ужинали по-простому: отварная картошка с зеленью и пахучим маслом, миска салата из крупно нарубленных огурцов и помидоров, хлеб, сало, куски варёного мяса из борща, обжаренные с луком. Вкусно, сытно, всё как я люблю.

Сыграли партейку в домино с хозяином Николаем Васильевичем, дядь Колей, на троих с Андреем Федоровичем, зятем моих соседей, и разошлись, довольные друг другом.

Засыпал я счастливым и умиротворённым сном, заведя будильник на семь утра. Часы мне одолжила Степанида Михайловна. Прокручивая в голове день, прикидывал, что и как скажу завтра ребятам, как буду знакомиться. Встречи я не боялся, общий язык с подростками находить умел, да и опыт учительский какой-никакой у меня за плечами имеется. Короче, уснул без задних ног и без сновидений, предвкушая новый день.

Но всё, как обычно, пошло не по плану.