Примерно без пяти восемь я переступил порог школы. Пустые коридоры хранили запах краски и школьные парты. Кабинет директора был открыт, я постучал, окликнул, но мне никто не ответил. Подумал и решил никого не искать, чтобы не разминуться с учениками. Кто его знает, вдруг в Жеребцово тоже действует школьное правило девяностых: учителя ждут пять минут, преподавателя десять, время ожидания вышло — можно расходиться.
Я усмехнулся, вспомнив свой последний девятый класс. В начале года с пацанами-девятиклассниками каждый раз случалось одно и то же: резкое взросление кружило голову, включался борзометр и начинался новый виток борьбы за независимость школьников с учителем, то есть со мной. С парнями разговор у меня короткий: упал — отжался десять раз. Дискутировать на тему прав, обязанностей и прочих конвенций о правах несчастных детей я разрешал только после отжиманий. Эх, хорошая у меня всё-таки была работа на пенсии. Спасибо тому, кем бы он ни был, за возможность снова не стареть душой.
Я зажмурился, покрутил головой, улыбнулся, ещё раз крикнул в пустоту коридора, призывая Юрия Ильича. Но даже эхо меня проигнорировало, поэтому я поднялся на второй этаж, открыл незапертые двери и зашёл в кабинет. В классе пахло пылью и немного затхлостью. Подошёл к окнам, распахнул их. Приятный утренний ветерок ворвался в класс, попытался поиграть с клочками пыли в углах, не осилил и умчался на свободу.
Я остался сидеть на подоконнике, разглядывая улицу и размышляя над вариантами развития дальнейших событий. Собственно, их было два: познакомимся с ребятами и сразу наладим контакт, или пойдём длинным путём — начнём выяснять, кто главнее, новый учитель или сдружившийся за десять лет класс.
Со слов Степана Григорьевича выходило, что в классе как минимум два лидера — один явный и один скрытый, мне предстояло их выявить и сыграть на опережение. Это как в драке: найди главаря и ударь первым, свали с ног. Потеряв вожака, более слабые члены стаи растеряются, и тогда можно брать их голыми руками.
Конечно, бить я никого не собирался, но и ездить на мне, потому что я вроде как столичный мальчик, тоже не позволю. Не сойдёмся с первого раза, будем искать компромисс, или применим диктатуру пролетариата.
Минут через десять высунулся в окно подальше, пытаясь рассмотреть своих опоздавших. Но по улице никто не шёл, только откуда-то с заднего двора доносился голос директора. Значит, Свиридов уже здесь. Спуститься, что ли, и рассказать директору о том, что выпускники решили забить на трудовую практику?
Жаловаться не хотелось, мало ли по какой причине ребята могут опоздать. Всё-таки лето в сельской местности — горячая пора: огороды, урожаи, домашние дела. В школу, конечно, не принято настолько опаздывать. Но что если до десятого класса просто-напросто не дошла информация о том, что у них новый классный руководитель? Получится не очень красиво.
Я спрыгнул с подоконника, оглядел кабинет. Сидеть без дела — не мой уровень. Подхватил ведро, выданное завхозом, и отправился за водой. Пока школьники решают идти или не идти, вымою хорошенько полы. К приходу трудовой бригады как раз высохнут, и сможем сразу начинать покраску. Одни займутся полами, другие партами. Девочки потом вымоют окна и протрут полки в шкафах от пыли и дверцы от пятен.
Накидывая план работ, я не спеша дошел до колонки. Наточил воды и пошёл обратно. Сомнения переросли в уверенность: десятый класс сегодня в школу не придёт. По незнанию или это сознательный демарш, но знакомство с учениками откладывается.
Похоже, у меня сегодня намечается домашний субботник. Осталось выяснить, до сколько мне нужно находиться в школе, потом или дождаться Степана Григорьевича, или разыскать Митрича, выпросить у них какие-никакие инструменты и соорудить себе временную мебель.
Готовить, а тем более обедать на колченогом столе, умываться из тазика, ходить на улицу в деревянный туалет, который развалиться при сильном ветре, не по мне. Впереди — осень. А она в Новосибирской области точно не такая мягкая, как в моём регионе. Тут и дожди настоящие осенние, и снег по колено, и морозы трескучие.
Так, размышляя о своём дальнейшем житье-бытье, принялся надраивать полы. Детский саботаж меня не впечатлил. Если это действительно он, разберусь. Не в первый раз. Ремонтировать классный кабинет в одиночку я не собирался. Здесь всё просто: либо приведём класс в порядок все вместе, либо будут сидеть за обшарпанными партами и отжиматься от облезшего пола. А с руководством, если надо, я договорюсь.
К колонке я ходил раз шесть, благо она оказалось недалеко от школы, буквально в двух шагах от школьных ворот. Каждый раз, возвращаясь, смотрел на часы, которые висели напротив входа. Ни в девять утра, ни в десять ребята так и не появились. Пару раз я слышал, как Юрий Ильич посещал свой кабинет, чем-то там громыхал, затем снова наступала тишина.
Даже Степан Григорьевич отсутствовал. Хотя он вроде что-то говорил вчера о том, что до обеда его не будет. Почему на работу не вышли остальные учителя, я не знал. Если честно, не помню, а точнее, не знаю, сколько дней длился летний отпуск учителей в советское время.
Мои пятиклассники, помню, очень удивились, когда узнали, что на осенних, зимних и весенних каникулах учителя не отдыхают вместе с ними, а по-прежнему ходят на работу. Детей нет, но бумажную работу никто не отменял, а ещё всякие районные методические объединения, очередные курсы или лекции. Ну и как водится, если ты классный руководитель, обязан выгулять детей на каникулах хотя бы два раза. В кино, в театр, музей, планетарий, на ледовый каток, в общем, в любые доступные развлекательные места, которые имеются в населённом пункте.
Летом с развлечениями попроще, потому что отпуск начинается у кого в июне, у кого в июле, и длится благословенных почти полтора месяцев у одних, и великолепных пятьдесят шесть дней у предметников. Всё зависит от того, какую должность занимает педагог.
Я пытался напрячь память и вспомнить, как было у нас в детдоме. Но тогда меня мало интересовал отдых воспитателей, у меня, как и у всех пацанов, были дела поважнее. Как оно происходит здесь и сейчас, в советской школе — непонятно. Спрашивать вроде не с руки, я же как бы только вчера из института, а элементарных вещей не знаю. Вполне возможно, уже завтра я познакомлюсь со своими коллегами, а сегодня они на каком-нибудь совещании, или догуливают последние денёчки.
Просто я, как молодой специалист, сразу отправился к месту службы. Если на то пошло, поэтому я и попал сразу под раздачу, в смысле на работу. В голове забрезжила какая-то мысль, я попытался её ухватить, но она ускользнула. Молодой специалист — это я… Значит… А вот что это значит, сколько я не напрягал память, сообразить не смог. Буркнув своё коронное: «Разберёмся», — я домыл полы, хорошо выполоскал тряпку, вынес грязную воду в уличный туалет, вернулся к кабинету и уселся на подоконник напротив двери в класс, ждать, когда полы подсохнут.
Десятый класс так и не появился, но меня это не напрягало. Передохну, закрою окна и пойду искать директора. Возьму у Юрия Ильича список своего класса с адресами и отправлюсь лично оповещать каждого, что началась трудовая практика, которую никто не отменял, несмотря на то, что Ольга Николаевна загремела в родильный дом. Заодно познакомлюсь с родителями своих будущих учеников, пообщаюсь, по возможности оценю семейную обстановку.
— Егор Александрович, вы наверху? У вас окна открыты… — раздался снизу голос директора.
— Я наверху, в коридоре, — крикнул в ответ, спускаясь с подоконника.
— Не спускайтесь, я сейчас к вам поднимусь, — распорядился Свиридов, и я остался стоять возле своего класса.
— Как у вас дела, Егор Александрович? Справляетесь? — добродушно улыбаясь, поинтересовался Юрий Ильич, и тут же с недоумением нахмурился. Похоже, его смутила нерабочая тишина. Ничего удивительного, если в классе находятся четырнадцать детей, чтобы они не делали, даже если играют в молчанку, вы никогда не услышите абсолютную тишину, как сейчас.
— Та-а-ак, — протянул директор, заглядывая в классную комнату. — Не пришли, значит, — огорчённо качнул головой Свиридов и с долей вины покосился в мою сторону.
— Не пришли, — улыбнулся я.
— А вы, значит, один трудитесь? — ещё больше нахмурился Юрий Ильич.
— Получается так, — пожал плечами. — Да вы не волнуйтесь, Юрий Ильич. Может, ребята забыли, или им не передали. Мало ли что…
— Забыли они, как же, — снова покачал головой директор. — А вы тут полы моете…
— Подготавливаю фронт работа на завтра, — отчитался я. — Завтра девочки вымоют окна, парни освежат краску на шкафах. А потом дружно покрасим полы и готово. Юрий Ильич, у меня тут вопрос возник…
— Какой? — напрягся отчего-то директор.
— Вы не в курсе, где у Ольги Николаевны занавески хранятся? Ну или шторы какие-нибудь… Я бы забрал постирать… Утюга, правда, у меня нет, но это ерунда… Одолжу у соседей… — пробормотал я вслух.
— Занавески, говорите… Будут вам занавески, Егор Александрович… Оно ведь как с вами неловко получилось, — вздохнул директор.
— В каком смысле? — напрягся я.
— Мы вас так рано не ждали, — развёл руками Юрий Ильич. — Дом не подготовили, детей вот не предупредили. Степан Григорьевич должен был… — оправдывался директор. — Беда только, Егор Александрович…
— Какая? Я могу помочь?
— Что? А, нет, я не об этом. С домом вашим беда, он, как бы это помягче сказать, не совсем приспособлен для жизни, — смутился директор.
— Это я уже понял, — улыбнулся. — Не переживайте, я рукастый, быт обустрою.
— Ну, что вы, с этим поможем, — рассеянно произнёс директор. — Мебелью мы вас обеспечим, я уже договорился с председателем… И дровами на зиму… Опять же, компенсация… Но это в бухгалтерию, а Лидочка… Лидия Борисовна еще в отпуске… Вот что, Егор Александрович, отсутствие детей на трудовой практике — вопиющие нарушение.
Директор неожиданно перестал размышлять обо всем вслух и вспомнил про десятый класс. Пойдёмте-ка в мой кабинет, я вам передам списочек ваших подопечных, с адресами и фамилиями. И вот вам первое задание в качестве классного руководителя, — бодро начал Юрий Ильич. — Обойти все дворы, отыскать каждого, каждого! — директор выделил слово. — Обсудить вопрос с родителями, и чтобы завтра весь десятый класс вышел на работы. Пока, я повторяю, пока без родителей, — грозно объявил Свиридов. — Готовы начинать? — внезапно улыбнулся начальник.
— Всегда готов, — бодро ответил я.
— Тогда прошу ко мне в кабинет.
— Вы идите, я догоню, только окна закрою, — объяснил я.
— Верно, всё верно, — кивнул Юрий Ильич, моментально погружаясь в какие-то свои директорские мысли.
Окна я закрыл, швабру, которую принёс заботливый завхоз в моё отсутствие, решил пока не отдавать. Завтра она нам с ребятами и девчатами пригодится, и не раз. Оглядел чистый класс, прикрыл двери в кабинет и спустился на первый этаж. Юрий Ильич уже возился в директорской, и по традиции чем-то гремел.
— Разрешите? — я негромко постучал в дверной обналичник.
— Что? А, Егор Александрович да-да, проходите… — рассеянно произнёс директор, выныривая из-за папок. — Так… десятый… десятый класс… где же он у меня… Ага, вот! — торжествующе воскликнул Свиридов, вытащил какую-то бумагу, при этом едва не обрушив на себя стопку каких-то документов.
Я бочком прошёл в кабинет, чтобы не зацепить какие-то странные палки, прислонённые к стене возле двери. Кабинет директора больше походил на кладовую. Чего тут только не было: спортивные награды, грамоты в рамках, чертёжные доски, карты, чей-то пионерский галстук свисал со стула, футбольный мяч лежал на краю стола рядом с папками, и как апофеоз вселенского бардака, в углу стояла одна лыжа. Похоже, на время ремонта к директору стаскивали все, что находилось в самых неожиданных школьных местах.
В остальном, если представить, что всё расставлено по местам, получался обычный кабинет с портретами двух Ильичей: вождя мировой революции Владимира Ленина и ныне здравствующего генерального секретаря Леонида Брежнева. Рабочий стол, место для совещаний, шкафы, в которых хранились личные дела учителей и учеников, прилагались.
— Вот, Егор Александрович, я нашёл вам списочек, — выбираясь из-за своего стола, принялся объяснять директор. — Здесь адреса всего десятого класса. И даже с именами родителей, что удивительно. Ах, да… — Свиридов нахмурился. — Это же Юленька Сергеевна печатала, уж и не припомню для чего. Но, как видите, — просиял директор, — документ пригодился — радостно объяснил Юрий Ильич, потрясая бумагой. — Держите. Начать рекомендую с Вовы Свирюгина. Он живёт недалеко от школы. Сейчас от школьных ворот свернёте направо, до конца улицы, через дорогу первый дом. Не ошибётесь, зелёный забор и флюгер у них такой, знаете, в виде кораблика. Откуда у нас тут корабли? — задумался директор.
— Так я пойду? — уточнил я, ожидая, когда Юрий Ильич передаст мне список.
— Да-да, конечно, — Свиридов вручил мне листок и с чувством выполненного долга вернулся к своим завалам.
Я бегло просмотрел список. Так, шесть имён оказались знакомыми, их называл Степан Григорьевич. Свирюгина, Швеца и Волкова, помнится, охарактеризовал то ли хулиганами, то ли шалопаями… Вот с них и начну, пожалуй. Затем пойду на дальние рубежи Жеребцово. Заодно познакомлюсь с местными достопримечательностями, выясню, где находится сельпо. Осуществлю, так сказать, разведку территории, на которой предстоит вести учительскую деятельность.
Знал бы я, какие незабываемые приключения ожидают меня в этом педагогическом походе, всё равно пошёл бы.
К дому Владимира Свирюгина я добрался относительно быстро и без особых проблем. Хороший, добротный одноэтажный, покрашенный темно-зелено краской, как и забор, домик приятно радовал глаз своей симпатичностью и ухоженностью.
Перед двором у калитки стояла скамейка, рядом росла раскидистая берёза, на которой висели качели. На заборе разместился почтовый ящик с нарисованной цифрой двадцать семь. А на коньке крыши и правда крутился кораблик с парусами.
Я запрокинул голову, прищурился и какое-то время любовался движениями флюгера, надеясь, что хозяева меня увидят и не придётся орать на всё село. Но мне не повезло. Заглянув через калитку в пустой двор, я крикнул:
— Хозяева! Есть кто дома?
А в ответ, как говорится, тишина. Даже из будки никто не вылез, которая стояла возле второго заборчика, отделяющего основной двор от заднего.
— Хозяева! Есть кто дома? — повторил я погромче и продолжил на всякий случай. — Здравствуйте! Меня зовут Егор Александрович! Я классный руководитель вашего сына Владимира!
— Ты кто? Чё орёшь? — прохрипел кто-то за моей спиной.
— Здравствуйте, — развернувшись, вежливо произнёс я.
Передо мной стоял крепко сбитый мужик в потрёпанной спецовке поверх майки-алкоголички. В штанах, заправленных в сапоги, в замасленной кепке.
Небритый товарищ щурился, недовольно кривил губы, время от времени облизывая их. Мутные глаза, красные прожилки на носу, обрюзгшие щёки выдавали в нём большого поклонника крепких горячительных напитков.
— Ну? — набычился мужик, дёрнув плечом. Полы пиджака колыхнулись, и я увидел горлышко пивной бутылки, торчащее из кармана. Мужик старательно прижимал её к боку рукой. — Ты кто?
— А вы кто?
— Я хозяин! — рявкнул мужик. — А ну, отойди с дороги, — товарищ двинулся в мою сторону. — Ходют тут всякие, рабочему человеку пожрать не дают.
— Товарищ, вы — Свирюгин? — я сверился со списком. — Василий Васильевич.
— Ну, чё надо? — хозяин дома остановился, зыркая на меня глазами.
— Володя Свирюгин ваш сын? — уточнил я.
— Ну, мой. Чё натворил?
— Меня зовут Егор Александрович, — представился я. — Классный руководитель вашего сына.
— И чё те надо, учитель? — проскрипел мужик.
— Ваш сын сегодня не вышел на трудовую практику… — начал я, но меня бесцеремонно перебили.
— На работе он, — недослушав, отмахнулся мужик. — Иди отсюда, учитель. На чёрта ему твоя школа, работает он, — мужик отмахнулся и зашёл в калитку.
— Здравствуйте! — и снова голос за спиной, на этот раз женский. — Что-то случилось?
Невысокая худенькая женщина в ситцевом платочке смотрела на меня испуганными глазами, нервно теребя ручку авоськи с продуктами.
— Вы по поводу Васи? — поинтересовалась напряжённым голосом.
— Добрый день. Я классный руководитель вашего сына. Егор Александрович, а вы?..
— Я мама Володи. Серафима Юрьевна, — торопливо ответила женщина. — Володя что-то натворил?
— Фима, а, ну ступай в дом, неча с чужим мужиком языком трепать. Жрать давай, муж на обед пришёл.
— Извините, — шепнула женщина, опуская глаза. — Сейчас, Вася. Тут учитель…
— Гони его в шею, работает Вовка и все дела! — рявкнул Свирюгин старший. — Не понял… Ты ещё здесь? — утираясь рукавом, изумился похмелившийся хозяин ома. — До чего непонятливый, а ещё учитель. Барбоска, а, ну подь ко мне! — свистнул собаку.
— Вася, что ты творишь! Вася! Не надо! — запричитала женщина, кинувшись к мужу.
— А, ну цыц, баба! Знай своё место! — рявкнул Василий, отталкивая женщину. — Барбос! Ох!…… Ты чё, учитель, офонарел⁈ — заревел мужик и кинулся на меня.