Я выскочил на порог школы и кинулся налево. Окна нашего класса выходили на ухоженную широкую клумбу с какими-то цветами и кустами. Кажется, в одном углу росла даже сирень, но это не точно. Ботаник из меня аховый.
За мной следом топал Фёдор Швец, на бегу рассказывая всё больше и больше подробностей.
— Егор Александрович, он вон там! — крикнула Даша, перевесившись через подоконник.
— Даша! Не выпади! — рявкнул я.
— Хорошо, — кивнула ученица и немного отпрянула, но продолжала махать рукой в ту сторону, где пышно цвёл какой-то кустарник.
— Он из соседнего класса выпал, то есть, из окна… — бормотал за моей спиной Федька. — Я не успел, простите, Егор Александрович.
— Что он делал на подоконнике? — уточнил я, высматривая пострадавшего.
— Дальше! — крикнула Даша. — Он из последнего класса выпал! Туда, к сирени!
«Значит, всё-таки сирень, — машинально отметил я. — А цветёт, наверное, какая-нибудь калина…»
Я резко затормозил. Фёдор едва не врезался в мою спину.
— Что, Егор Александрович? — просипел пацан мне буквально в ухо.
— Стой здесь, — приказал я.
— Да я помогу, вы чего, — возмутился Фёдор.
— Я сказал, стой здесь. Не затопчи следы.
— К-какие следы? — икнув, переспросил Швец.
— Преступления, — недолго думая, ответил я, разглядывая неподвижно лежащее тело. Точнее, торчащие из-за куста ноги.
— К-какое преступление? — снова икнул Федька, но уже более испуганным голосом.
— Предполагаемое. Стой здесь, говорю, — я оглянулся на бледного икающего Фёдора, погрозил ему пальцем и двинулся к упавшему парнишке.
— Егор Александрович, ну что там? — взволнованно запричитали сверху девочки.
Так, похоже, девушки не участвовали в театральной постановке, которую решили разыграть для меня парни. Любопытно, Свирюгин и сын Митрича тоже участвовали в этом шоу?
— Да какой там, — задрав голову кверху, заверил Фёдор. — Видали, как чертыхнулся? Похоже, все кости переломал, уж будьте уверены, — авторитетно заявил Швец.
— Ой, какой ужас! Федь, ну что там? — заголосили на разные голоса девчонки.
Я кинул быстрый взгляд в сторону мастерской, где, по идее, должны сейчас находится завхоз Степан Григорьевич вместе с директором Юрием Ильичом. Пока тихо, видимо, падал Бородин не очень громко, раз начальство не услышало. Я ухмыльнулся.
— Всё плохо! — трагическим голосом возвестил Федька. — Вижу ноги! И стул! Точно, теперь без ног останутся. Отрежут.
— Почему?
— Гангрена! Точно вам говорю! — выдал «умную» мысль Швец.
— Федька, ты дурак!
— Ой, мамочки, девочки, мне страшно!
— Люська! Не реви! Неясно ещё ничего!
— Надо врача, девочки! Нужно срочно врача!
— Да погоди ты, Егор Александрович сейчас разберется!
— Егор Александрович, ну что там? — взволнованный голос Даши.
— Пока непонятно, — остановившись в двух шагах от предполагаемого трупа, нейтральным тоном оповестил я.
— Егор Александрович, ну что там? — продублировал вопрос парнишка за моей спиной.
Я оглянулся на Фёдора, который нервно переступал с ноги на ногу, вытянув шею, пытался рассмотреть место, где лежит тело.
— Похоже, всё, — с печалью во взоре глянув на Федьку, ответил я.
— Как все? — опешил Швец. — Не может быть!
— Окончательно, — отрезал я и отвернулся от ошарашенного ученика.
«А вот нечего шутки юмора шутить со старшим по званию», — ухмыльнулся про себя.
— Как так-то? — растерянно пробормотал Фёдор. — Егор Александрович, вы уверены?
— Абсолютно, — самым серьёзным тоном, на какой был способен, подтвердил я. — Переломы несовместимые с жизнью.
— Ой, дева-а-а-чки!
— Что же теперь будет?
— Надо к директору бежать!
— Врача надо, говорю вам!
— Егор Александрович! Ну что там? — снова голос Даши. На этот раз требовательный.
— Всё в порядке, девушки, не переживайте, — постарался успокоить взволнованных учениц.
Чёрт, поморщился я, совсем забыл про девушек. Моё представление предназначалось не для них.
То, что Саша Бородин, выпавший из окна, жив и здоров, я понял сразу, едва увидел позу, в которой лежал несчастный пострадавший. Как и то, что парнишка в принципе не вываливался из окна, и уж тем более на него сверху не падал стул. Похоже, парни решили проверить нового учителя на вшивость. Ну а я решил им подыграть, чтобы впредь неповадно было.
Судя по всему, Федя Швец сейчас лихорадочно размышляет, что могло случиться и как так получилось, что товарищ пострадал. При том что из окна не падал. Похоже, из класса вылетел только стул, который потом благополучно и уложили на театрально раскинувшего руки и ноги Бородина. Хорошо хоть мнимый пострадавший не додумался вывалить язык, иначе я бы точно не выдержал и заржал громко вслух.
Александр Бородин лежал на ветках кустарника, картинно раскинув руки и ноги, на его груди возлежал кверху тяжёлый школьный стул. Похоже, парни не придумали, чем изобразить кровь, поэтому слегка измазали пацану щёки мелом. Видимо, для придания мертвенной бледности.
Ну что ж, актриса у нас в классе имеется, а вот и в пару к ней отыскался актёр. Будем организовывать театральный кружок.
— Швец, чего тут? — раздался с крыльца знакомый голос.
— Да вот… — Фёдор шмыгнул носом. — Санек упал… Егор Александрович говорит, всё, кранты…
— Чего? — опешил Свирюгин.
«Значит, Владимир в дурацком розыгрыше участия не принимал, отметил я про себя. — Как и девочки».
— Ребята, я что, один должен вкалывать? Вы чего тут, а? — на порог вышел ещё кто-то из учеников.
— Егор Александрович, может, врача? — спросил Свирюгин.
— Тут скорее милиция нужна, врач уже не поможет, — я повернулся к парням.
— Да не может быть! — психанул Федька. — Егор Александрович! Как так-то! Тут же невысоко! Чего вы? Санёк! Ты чего? Давай, поднимайся, — распсиховался Швец.
— Так, Фёдор, вы чего тут устроили, а? — Свирюгин навис над Фёдором.
— Да ничего! Он там на окно залез… на подоконник… ну и шваркнулся… а потом стул…
— А зачем Александр полез на подоконник? Да ещё и на стул забрался? — поинтересовался я, стараясь не улыбаться.
Позади меня едва слышно шевельнулся «труп». Похоже, от неудобной позы, вывернутых руки и ног, тело стало затекать. Ничего, пусть помучается.
— Егор Александрович! Что делать? — на порог школы высыпала стайка девчонок.
— Вот зачем он полез на окно? Кто его просил?
— Да там это… — забормотал Федька, явно не понимая, что происходит. — Поправить надо было… Егор Александрович! — пацан нервно дёрнул плечом. — А Санек он точно… того…
— Точно, — с печалью в голосе подтвердил я.
Жестоко? Может быть. Но лучше сразу дать понять, что со мной такие шутки не проходят. Да и над другими людьми не стоит так жестоко издеваться. А если бы на моём месте оказался пожилой учитель? И у него прихватило бы сердце. Великовозрастных недорослей стоит хорошенько попугать, чтобы впредь неповадно было.
Да, не все заслужили такое наказание, но тут уже ничего не поделаешь. Как говорится, один за всех, и всё за одного, — этого принципа я придерживался, когда учительствовал в своём прошлом будущем. Этот же принцип намерен продвигать в жизнь здесь, в своём теперешнем настоящем.
Ребята застыли на пороге школы стайкой напряжённых воробушков. Я вглядывался в лица каждого, пытаясь вычислить, кто ещё принимал участие в инсценировке. По всему выходило, что организаторов только двое — Фёдор Швец и Александр Бородин, который за моей спиной неумело изображал разбившегося насмерть.
— Федька, ну ты… — покачал головой Свирюгин.
— А что я? — взвился Фёдор. — Мы не хотели… Случайно получилось… Он не должен был… — жалобно закончил Швец.
— Ребята, в кабинете Юрия Ильича имеется телефон? — поинтересовался я, не двигаясь с места, но стараясь держать в поле зрения мастерскую.
— Имеется. Врачу позвонить, Егор Александрович? — твёрдым голосом уточнила Даша Светлова.
— Ой, ма-амо-очки-и! — всхлипнула одна из учениц и уткнулась лицом в плечо подруги.
— Успокойся, Люся, ну что ты! Ну!
— Что теперь будет? — растерянно оглянувшись на парней, спросила Лена Верещагина.
— Сначала вызовем милицию, потом вас всех допросят.
— За что? — вскинулся Пётр. — Мы же ничего не видели и не знаем!
— Так положено, — буркнул Свирюгин.
— А потом? — пропищал кто-то из девушек.
— А потом меня, скорей всего, арестуют, — пожал я плечами. — И посадят.
— Да за что? — снова Пётр.
— Потому что я ваш классный руководитель, — терпеливо объяснил я. — И за вас отвечаю.
— Чего за нас отвечать мы уже взрослые, — буркнул Волков.
— Исполнится восемнадцать, будете взрослыми. Но и отвечать тогда придётся по другому закону, — ответил я.
— Это по какому по-другому? — удивилась Нина Новикова. — У нас один закон, коммунистический.
— Не говори глупости. Нина, — одёрнула одноклассницу Даша. — Егор Александрович имеет в виду, если мы что-то натворим, то спрос будет как со взрослого. Могут и в тюрьму посадить. Да, Егор Александрович?
Я мысленно чертыхнулся и не стал отвечать. Кажется, уголовная ответственность в Советском Союзе для подростков наступала немного раньше, чем в моём будущем. А за некоторые особо тяжкие преступления несовершеннолетние вполне могли загреметь за решётку и в четырнадцать лет, и в шестнадцать.
Собственно, если память мне не изменяет, в советской уголовной практике начала шестидесятых годов имеется одна-единственная история, в которой пятнадцатилетнего преступника расстреляли. Причём пацан уверовал в то, что ему ничего не грозит, и даже сотрудничал со следствием. Но советская общественность настолько оказалась шокирована и возмущена цинизмом малолетнего преступника, что морального урода приговорили к высшей мере наказания.
— Что? — переспросил я у Свирюгина.
«Саныч, тебя опять выкидывает в другую реальность, давай, заканчивай этот цирк», — приказал себе.
— За что вас накажут? Виноваты вот эти два дурака, — Владимир скривился и показал сначала на бледного Фёдора, затем кивнул в сторону Бородина, по-прежнему лежащего в кустах.
— Пока вы находитесь в школе, я несу за вас ответственность. Всё то время, пока у вас идут уроки, практика или дополнительные занятия. Если вы сбежали с уроков, а в это время с вами что-то произошло, учителя накажут по всей строгости закона. То есть меня. Недоглядел, значит, плохо исполняю свои профессиональные обязанности.
Не в курсе, действовало ли такое правило в советской образовательной системе, но это первое, что внушили мне директор и завуч по воспитательной работе, когда я пришёл работать в школу.
— Да ну… — выругался Фёдор и рванул к кустам.
Упал на колени перед товарищем, откинул стул в сторону и приложился ухом к сердцу. Весь класс в гробовом молчании вместе со мной наблюдал за происходящим.
— Федька, ну чё, можно уже вставать? Ноги затекли, — шёпотом пожаловался пострадавший. — Учитель за директором побежал? Че-то долго он… я чуть не уржался, когда он тебя лечил… Ребят, ну чё, классная же шутка? А?
Меня Санек не видел из той позиции, в которой находился.
— Федь, ну так чё, встаю, а? Долго же вы болтали! — закряхтел Бородин, разгибая руки и ноги.
— … … ты живой? Санёк! Живой! Ребята, он живой! — завопил Фёдор, вскакивая с травы. — Егор Александрович! Он жив! Вы чего! Вы чег… — Швец наткнулся на мой строгий взгляд. — Вы знали? — упавшим голосом спросил пацан. — Вы знали, — ответил сам себе, зыркнув на меня исподлобья. — Ну вы и… — парнишка восхищённо покрутил головой.
Однако какая крепкая психика. Только что едва не бился в истерике, а тут на тебе, уже восхищается игрой другого игрока, который его переиграл.
— Ну вы придурки! — отчеканила Даша Светлова.
— Дураки!
— Да вы… дураки вы! — выкрикнула Люся и снова заплакала.
— Швец, ты совсем того? — сплюнул Свирюгин.
— Да пошёл ты! — огрызнулся Фёдор, не глядя на ребят, хотел что-то добавить, но тут за нашими спинами раздался возмущённый голос завхоза:
— Па-ачему стул на улице валяется?
Следом за ним поинтересовался Юрий Ильич:
— А что тут у вас происходит?
Картина Репина «Приплыли!»… или не ждали? Короче, встряли!