В голове моей надрывались уже несколько тревожных звоночков. Скорее даже сирен — больших таких, пароходных.
— Дон Коломбо отправил меня на землю не за оружием, — сказал я деревянным голосом. Что поделать, неприятно осознать себя пешкой в чужой игре... — Он отправил меня сюда, как приманку. Чтобы посмотреть, кто клюнет.
— Скорее, что выползет из чёрной вонючей лужи, — хмыкнул Лука Брази.
— Драконы говорят, что Земля — не мой родной мир, — я отметил, что Лука Брази не стал меня разубеждать, и продолжил: — Они с доньей Карлоттой считают, что меня ПОМЕСТИЛИ сюда намеренно. Скорее всего, в глубоком детстве.
— Ну, теперь мальчик вырос, и по законам жанра, должен отвоевать своё королевство, — философски заметил консильери. — А те, от кого прятали маленького принца, должны ему помешать.
— Знаешь, я не верю в сказки.
Вообще-то, мне больше ничего не оставалось. Не верить же, в конце концов, тому, что я — принц Заковии. Бред собачий.
Или... не бред?
— Сколько тебе настоящих лет, босс? — неожиданно спросил Лука Брази.
— Откуда я знаю?.. — огрызнулся я. Но тут же поправился. — Ну в смысле... По паспорту — двадцать один. Будет на следующей неделе. Но если брать во внимание гипотезу, что мои родители — вовсе не те, о ком я думал...
— Всё имеет свои причины, босс, — заметил консильери. — Скорее всего, тебя переправили в Сан-Инферно накануне совершеннолетия не случайно.
— Но я сам провалился! Погнался за девушкой... Ну, на самом деле, за Анжелой, — я почувствовал, как жар, поднимаясь от самых пяток, розовой волной заливает щеки.
Казалось, с того памятного утра прошел десяток лет — настолько взрослее, мудрее и опытнее я себя чувствовал. Даже стыдно за себя — тогдашнего. Погнался за девушкой. Умираю со смеху...
— А тебе не кажется, босс, что Анжела... — достав из кармана рубашки сигару, консильери принялся её раскуривать. — Засланный казачок?
— То есть, работает на моих... ну не знаю, давай пока назовём их недоброжелателями.
Мне кажется, для того, чтобы иметь настоящих, полноценных врагов, я ещё не дозрел.
— Как вариант, — кивнул Лука Брази. — А почему бы и нет? Надо же было проверить: сохранил ты способность путешествовать по измерениям? Вот её и наняли.
Я собирался спросить: а разве дело не в порталах? Разве не каждый, кто пройдёт сквозь портал, может попасть в другое измерение?..
Но тут опять зазвонил телефон.
На этот раз трубку взял Лука Брази.
Молча послушал невнятное кваканье, аккуратно положил её на рычаг и повернулся ко мне.
Лицо у него было такое, что я сразу затосковал.
— Слушай внимательно, малыш, — сказал консильери, а сам наклонился и выдвинул из-под дивана металлический кейс с образцами оружия. — Сюда идут те, кто, как я думал, появятся намного позже. Так что открывай балкон, выходи и спускайся... нет, лучше поднимайся на крышу.
Он продолжал говорить, ровным скучным голосом, а руки его в это время жили своей, отдельной от всего, жизнью. Они извлекали из кейса чёрные, лоснящиеся от смазки детали, и другие, тускло-металлические детали, и третьи, углепластиковые детали, и скручивали, соединяли, подгоняли, передёргивали...
— Дуй отсюда как можно дальше, малыш, — говорил Лука Брази.
— Но Лука...
— И тихарись в каком-нибудь совершенно неожиданном месте. Ложись на дно. Скройся.
— Но Лука! Я не собираюсь бросать тебя одного!..
— На приманку попалась слишком крупная рыба, — продолжил он, не слушая меня. — Тебя ждали, малыш, поэтому и отреагировали так быстро. Сдаётся, этот Меркантилис не торговец оружием. Его послали, чтобы убедиться, что ты — это именно ты...
Вскочив, я попытался вырвать из рук консильери то, что он собрал из запчастей в чемоданчике.
— Лука, послушай меня: никуда я не побегу. Мне плевать, кто к нам идёт, убегать я не стану.
— Это мой прокол, малыш, — консильери мягко вывернул из моих рук гранатомёт и положил его на диван. — Я должен был тщательнее проверить окружение... Но теперь уже поздно. Так что беги. Если дон Коломбо узнает, что я так глупо тебя потерял...
В дверь постучали.
И то был не робкий стук незваного гостя. Стучали кулаком, по-хозяйски. Не сомневаясь, что им тут же откроют.
Лука Брази потащил меня к застеклённой балконной двери. Я пытался упираться, но консильери держал меня за шкирку, как щенка.
— Уходи, малыш, — я издал протестующее блеяние, но он меня не слушал. — Даст Бог, свидимся.
Обхватив за плечи, Лука Брази троекратно клюнул меня в обе щеки, а потом...
Сильным толчком отправил в оконное стекло.
Всё произошло так быстро, что я не успел моргнуть. Но мозг, фиксируя каждое слово, каждый жест, вплоть до незначительных деталей, растянул это в длинную мучительную фугу — словно кадры в испортившемся видеомагнитофоне.
На короткий миг я завис, ощущая спиной холод оконного стекла, его хрупкую твёрдость.
А потом оно взорвалось осколками, и в их ледяном вихре я рухнул на перила балкона.
— Аргх... Твою мать, — по спине словно врезали стальным штырём.
Дыхание вырывалось изо рта короткими белыми облачками — сквозь которые я разглядел узкую, как штрих, фигуру с желтыми, обвисшими сосульками лохмами.
Вот фигура поднимает над головой длинную полосу блестящей стали...
Инстинктивно, каким-то задним умом я вдруг понял, что это меч. И траектория движения его лезвия неотвратимо пересекается с моей шеей...
Заорав благим матом, я упал на выложенный плитками пол балкона и покатился. Под ноги убийце...
То, что это не гость, зашедший на чашечку чая, было очевидно даже мне.
Убийца — им оказалась девица с бледным лицом, обрамлённым желтыми, как я уже говорил, повисшими сосульками волосами, — взвизгнула от неожиданности и тоже покатилась, сбитая моим категорическим отказом превращаться в малоаппетитный фарш.
Падая, я заметил длинные глаза с вертикальными зрачками — как у рыси. Бесцветные брови и ресницы... А ещё маленькие рожки, торчащие прямо изо лба.
Что-то слишком часто в последнее время меня хотят убить, — пронеслось в голове.
Демоница вскочила первой.
Меча она не выпустила, и вновь замахнулась на меня.
Балкончик был маленьким — двоим едва разойтись. И деваться мне было некуда.
Убийца хладнокровно улыбнулась. А потом взмахнула мечом, и кусок балкона — бетонный угол с металлическим ограждением — срезало подчистую, словно он был сделан из сливочного масла.
Я прижался к стене рядом с разбитой балконной дверью.
Внутри тоже что-то происходило — я слышал шум потасовки, невнятные проклятия и грохот ломаемой мебели.
Всеми фибрами души я желал вернуться туда и помочь Луке Брази... Но острая кромка меча была уже буквально в сантиметре от моего горла.
— Стой! Подожди... — а что я мог ещё сделать? У вооруженного шашкой казака против танка и то больше шансов, чем у меня на этом балкончике. — Нам совсем необязательно враждовать...
Она не ответила. Лишь хладнокровно улыбнулась, обнажив острые клыки... и в этот миг из комнаты, прямо девице в лоб, ударил апельсин.
Он пронёсся мимо моего плеча, словно упитанная оранжевая пуля, и со всей дури влепился ей между глаз.
Удар был таким сильным, что девица покачнулась. А так как она стояла возле перил...
Не знаю, то-ли удар был слишком силён, то-ли девица выступала в весе пера — она начала падать.
Зрачки её глаз в панике расширились, став почти круглыми. Рука бесцельно хватала воздух... Если б она выпустила меч, то могла бы схватиться за перила, и поймать равновесие.
Но меча она не выпустила.
Так и сковырнулась вниз, с пятого этажа... В последний момент я опомнился, и попытался поймать её за кончики пальцев. Но было поздно.
А я развернулся к разбитому окну. Надо вернуться внутрь. Надо помочь Луке...
Но оттуда на меня надвигался следующий убийца — тоже с мечом, весь такой в чёрных тусклых доспехах.
Какой-то "Ассасин крид", — раздраженно подумал я. — Сто пудов эти ребята не с Земли...
Лица этого убийцы я не видел — до самых глаз оно было затянуто чёрным платком. На голове — капюшон. В общем и целом, вы должны представлять, о чём я говорю...
Мечом он размахивал, как рьяная домохозяйка выбивалкой для ковров. Только свист стоял.
За его спиной я увидел могучую фигуру консильери — он как раз пристраивал на плече гранатомёт. Широкий раструб был направлен в спину убийце. Прямо за которым стоял я...
Поймав мой взгляд, куча влажного белья добродушно подмигнула.
Собрав все силы в единый порыв, я прыгнул и уцепился за карниз над головой.
Снаряд из РПГ пронёсся подо мной, превратив ассасина в кучку вороньих перьев, а я уцепился за кусок лепнины и подтянувшись, взобрался на следующий балкон.
— С ним всё будет в порядке, — бормотал я себе под нос, а руки и ноги делали своё дело: уносили меня подальше от этого страшного места. — Убийцам нужен принц, мать его, Максимилиан — сомневаюсь, что я — это он, но они в этом уверены... Так что, если я уберусь подальше, они оставят Луку в покое. Или... Он сделает так, что у них не останется выбора.
Я лез, карабкался, подтягивался и прыгал.
Попутно я осознавал, что снаряд, выпущенный из РПГ в центре Москвы, привлечёт к себе БЕЗДНУ внимания.
Вот прямо сейчас к гостинице на всех парах мчатся ЧС-ники, полиция и скорая. А ещё в нашем городе есть такая штука, как ФСБ... Ведь они, бедолаги, решат, что в гостинице орудует террорист!
А в Москве из первых рук знают, как бороться с терроризмом.
Эх, Лука Брази, Лука Брази!.. давненько ты не бывал в первопрестольной, иначе бы знал: лучше спокойно, с полной ответственностью, дать перерезать себе горло, чем стрелять из РПГ в центре Москвы.
Но что сделано — то сделано.
Во всяком случае, они его арестуют. Это избавит Луку от ассасинов — тоже плюс. А я придумаю, как его вытащить.
В конце концов, у меня имеется несколько тонн золота.
И тут нога моя сорвалась и поехала по скользкому шиферу. Крыша была мокрой: с неба сеялась противная морось. Она была как раз той температуры, когда осадки вот-вот преодолеют порог дождя и станут твёрдой ледяной крупкой, которая так красиво сверкает на солнце, но так предательски скользит под каблуком...
Но поскользнулся я не из-за этого.
Думая о Луке Брази, я вдруг сообразил: без него я не знаю, как вернуться в Сан-Инферно. Он был моим обратным билетом, а значит, все те хвалёные тонны золота для его выкупа у ФСБ — для меня попросту не существуют...
Упав животом на край крыши, я что было сил вцепился пальцами в щербинки на шифере. Ноги болтались в воздухе. Я пытался нашарить какую-нибудь опору, но безуспешно.
Пальцы постепенно скользили к краю, рубашка промокла. Пуговицы больно врезались в живот...
Он в порядке, — думал я, миллиметр за миллиметром сползая в холодную пропасть. — Он далеко не дурак, этот Порфирий Игнатьич Бессмертный. Побывал в сотне измерений, и знает, как вести себя в каждом. Он сдастся ФСБ... Тем самым избавив себя от ассасинов, и дав мне возможность уйти.
Моя первейшая обязанность — выжить и вытащить его из тюрьмы.
Чтобы он, в свою очередь, вытащил меня в Сан-Инферно.
Я не горжусь последней мыслью. Но знаете что? Она придала мне сил. Мысль, что без консильери я не увижу девочек, никогда не помирюсь с Зебриной и не поцелую Кассандру — дала мне тот самый воспитательный подзатыльник, такой необходимый, когда болтаешься в двадцати метрах над асфальтом.
А может, пуговица от рубашки удачно зацепилась за выщербину на шифере. Я перестал скользить и смог закинуть ногу на крышу...
И ведь многие могли видеть, как кто-то карабкается по стене отеля, — думал я, пробираясь между лесом труб и антенн, и выискивая удобное местечко для того, чтобы перепрыгнуть на соседний дом.
Надо бы замести следы...
Главное, чтобы за мной не отправили вертолёты.
Но небо было чистым. Никакого твок-твок винтов, никакого стрёкота дронов...
Я немного успокоился.
Лука Брази чётко представлял последствия выстрела из гранатомёта в центре Москвы.
Он НАМЕРЕННО притянул всё внимание к своей персоне, дав мне возможность исчезнуть.
Раствориться в многомиллионном городе...
Взобравшись на очередную крышу, я огляделся. И сразу подумал: а ведь Москва — не такой уж и большой городок. Сан-Инферно гораздо больше...
И тут меня накрыло.
Вдруг я почувствовал, как глаза застилает непроглядная тьма. Потом в ней прорезались зловещие огненные искры.
Кулаки сжались, тело напряглось так, что превратилось в струну. Из горла вырвался крик.
Я кричал на город.
Ведь это МОЯ МОСКВА! Я здесь вырос, знаю каждый закоулок, каждую крышу. Здесь ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ничего сверхъестественного.
ФСБ-шники — да. Предотвращать терракты — их работа. Шустрилы с финками, братки на геллендах — сколько угодно!
Но никаких, затянутых в чёрное, ассасинов. Никаких желтоволосых демониц с рысьими глазами. Никаких мечей — по крайней мере таких, которые могут разрубить балкон пополам.
Здесь всё должно быть ОБЫЧНО.
Выкричавшись, я успокоился.
После гонки под снегом, в мокрой рубашке, меня начала бить крупная дрожь. Руки покрылись синими цыпками, и я только что заметил, что сорвал два ногтя...
Но факт остаётся фактом: я своими глазами видел рожки и вертикальные зрачки. А ещё никогда не забуду гладкий, словно полированный срез бетона.
Это может значить только то, что всякие иноизмеренческие существа чувствуют себя в Москве, как у себя дома — просто москвичи об этом не подозревают.
А ещё это означает, что те убийцы в "Метрополе" могли быть далеко не единственными...
Чтобы согреться, я побежал. С крыши на крышу, удаляясь всё дальше от центра.
Не сразу я осознал, что инстинктивно выбрал направление, ведущее к району, где мы жили с бабушкой: я стремился попасть в единственное место, в котором чувствовал себя в безопасности.
И вот — родной дворик. Песочница с окурками и пустыми бутылками в качестве строительного материала для детских куличиков, старая берёза, на которой я ещё в детстве вырезал своё имя...
Я любил эту берёзу. Любил водить пальцами по гладкой, с редкими шероховатостями коре, любил нюхать коричневые мягкие серёжки ранней весной, любил смотреть, как распускаются клейкие зелёные листочки...
А вот и окно нашей кухни.
Сердце в груди глухо бухнуло. Бабушкины, белые в мелкий желтый цветочек занавески...
Я помню, как она шила их из старой простыни. Серединка у той вытерлась, но края оставались вполне приличными — так говорила бабушка. Стрёкот машинки доносился с кухни целый день, я так и уснул, не дождавшись обновки.
Зато на утро, прошлёпав на кухню за стаканом молока, в восторге замер на пороге: солнце било в стекло, и вся кухня полнилась желтыми весёлыми лучиками.
Сейчас в окне было темно. Свет не горел.
А с чего ему гореть, — одёрнул я себя. Ведь дома никого нет... Главное, чтобы запасной ключ был на месте.
Мы с бабушкой хранили его за старыми почтовыми ящиками: газет давным-давно никто не получал, ящики эти стояли пустые и пыльные. Запасной ключ мы прятали в неприметной щели между нашим ящиком и стеной.
Когда я подошел к подъезду, окончательно стемнело. Двор был пуст. Зато в окнах теплились желтые уютные огоньки.
Вдохнув знакомый запах — немного пыли, немного мочи и много-много старого сигаретного дыма... я бегом поднялся на один пролёт — туда, где у стены притулились газетные ящики.
Ключа не было.
Я облазил всю стену: может, он упал и завалился за плинтус; может, застрял между ящиками...
Но было уже понятно: КТО-ТО ВЗЯЛ КЛЮЧ.
Сев на горячую батарею под окном, я попытался думать. Но от тепла, от усталости и от того, что я сидел в своём собственном подъезде, на той самой батарее, где я провёл столько часов, ожидая бабушку с работы, общаясь с дружками, целуясь с девушками и бренькая на рассохшейся гитаре... В общем, меня разморило и потянуло в сон.
В подъезде было тихо, пахло кислой капустой — опять тётя Валя с пятого варит щи...
Я почувствовал себя не Безумным Максом, а просто Максимкой, которому только что исполнилось двенадцать лет, и страшно гордого этим.
Но вдруг где-то на верху громко хлопнула дверь, и наваждение прошло. Соскочив с батареи, я выскользнул во двор и направился к соседнему подъезду — там, как я помнил, всегда была открыта дверь на чердак.
Есть много способов проникнуть в собственную квартиру...
Балконная дверь подалась легко. Ручка никогда не закрывала её слишком плотно — из-за толстого слоя резинового уплотнителя. Чуть приподняв её, сначала потянув на себя, а затем сильно толкнув, я её открыл — как и в те разы, когда возвращался домой слишком поздно для того, чтобы тревожить спящую бабушку.
Осторожно отодвинув занавеску, я шагнул в свою комнату.
В ней ничего не изменилось. Узкая кровать, застеленная полосатым сине-красным пледом, в застеклённой полке — кубки и награды, полученные мною в школьные времена.
А вот стол изменился. На нём стоял новенький монитор с плоским экраном.
Я удивлённо моргнул.
А в следующий миг ощутил тупую, но зверскую боль в затылке и рухнул на пол, как подкошенный.