«Пират», не дожидаясь отплытия каравана, на всех парусах рванул вниз по Оке. Хотелось не только дойти до Козельска, но и на потенциальную покупку глянуть, а это время, которого с гулькин нос. Поэтому и шли днём и ночью, активно подсвечивая водную гладь друмондовым светом. А что, могу себе позволить. На плотах карбидные или скипидарные прожекторы стояли. Они куда дешевле но и не такие яркие поэтому под парусами ходить опасно, не ровен час налетишь на коряги или берег протаранишь.
Прожектор собрали из горелки Бунзена и отражателя с линзой Френкеля. Калильную сетку пропитыввли солями магния с добавкой оксидов марганца, стронция и алюминия. Горючем же выступил очищенный биогаз. Прожектор постаили на шесте, закреплённом на носу и ночью «Пират» отбрасывая на берега причудливые тени напоминая глубоководного удильщика в глубине океана.
Жути нагонять здоров, но люменов хватало, чтобы идти с хорошей скоростью. А на слухи про бесовской огонь которые шли за нами по пятам плевать. Неизбежная плата за технический прогресс, ничего тут не поделаешь.
В бою при взятии Белёва караван потерял убитыми всего двух поселенцев, пятеро получили ранения средней тяжести. По местным меркам ничего. У дружины и бомардиров потерь не было , видимо сыграли роль добрые доспехи и направление удара. Доставшиеся лёгкой ценой ресурсы не на шутку вскружили мне голову, и всю дорогу я находился в приподнятом настроении.
Даже половины добычи с избытком хватало на завершение строек и прочих проектов. Недостаток рабочей силы, вот генеральная проблема, красной нитью пересекающая все мои начинания. Берислав, сам того не желая, подарил жирненький джек-пот, а я его на все сто двадцать шесть процентов реализую.
Спустя три дня подошли к столице удела. Козельск уже оправился от летнего разорения и жил бурно, весело. Осенний торг захватил его прибережную часть и расползся до самых городских стен. Веселый гомон, перестук топоров, запахи солений, падшей листвы и осенних яблок формировали какой-то особый, специфичный шарм, производивший на гостей неизгладимое впечатление.
Мытарь, приметив «Пират», рванул в противоположную сторону со скоростью спринтера. На причале же встретил Деян с тверскими гостями. Стараюсь, загодя вестников отправлять. Если интересантов в одном месте заранее собирать, дела куда легче идут и быстрей, проверено.
— Здрав буде, Про... — осёкся Деян.
Встречающие вылупил глаза на парадную одежду и сопровождающих воев с золочёными бердышами. Горнистов с собою не взял, а вот парочку рынд прихватил для солидности. Они производили неизгладимое впечатление на местный люд, а обновленный «Пират» лишь прибавлял жару.
Подскочив к парню, обнял по-отечески и, увлекши за собою, попросил отвести к складу у пристани, арендованному для временного хранения песка. Мы шли по посаду и всюду были следы летнего пожара. Жалко выглядели ряды курных клетей, сложенных абы как, на добром слове. Посад активно строился, повсюду лежали груды смолистых брёвен.
Деян развернул дело масштабно, и накопленные запасы песка меня только радовали, а вот с поташем дела шли ни шалко ни валко. Золу и частично дрова гости скупали в мелких весях по Жиздре, но возможностей устроенных печей для выпаривания поташа не хватало. Думаю, лучшим вариантом стала бы артельная организация труда на местах добычи золы, а для этого дела потребны кристаллизаторы. А их, ранее весны всё одно не отдам. Про дела князя Деян толком ничего не ведал, как и большая часть люда городского. Князь Василий куда-то намылился и собранное по осени тиунами жито усердно грузит на струги, что и порождало противоречивые слухи. Обсудить дела толком не успели, заявившиеся от князя посыльные очень настойчиво, но вежливо пригласили в детинец, и я решил не откладывать разговор в долгий ящик. Пора расставить все точки над «и», нагонять караван с крюком до Козельска я минимум на неделю отстану.
Проследовав за гриднями козельского князя, верхами прошёл оружейный посад, где лихорадочно работали бронники, секирники, ножевники, стрельники, лемешники, удники, собирая дружину князя. Вскорости оказался у терема, где меня встретил тиун, и поднялся с ним по витой лестнице на второй этаж. Василий, встретил на широком балконе-гульбище, выходившим во внутренний двор с яблоневым садом.
Приложив руку к сердцу, обозначил лёгкий поклон:
— Здрав буди, Василий Пантелеймонович.
Князь отсалютовал серебряным бокалом и попытался встать, но не удержался и плюхнулся обратно, на густую медвежью шкуру, накинутую на лавку. Похоже мой клиент изрядно набрался.
— И тебе не хворать, — увидев необычные, богатые одёжи и цепь, взгляд его прояснился, а брови взлетели вверх. — И как ныне тебя величать прикажешь? Сызнова Прохором?
— Уехал Прохор в Погост на Море и будет не скоро, — ответил я с ухмылкой.
После, не спрашивая разрешения, подошёл к грубо сбитому столу и, усевшись напротив, взялся за копчёного рябчика. Немедля подбежавший чашник попытался налить густого византийского вина.
— Не-не, азм сладкое не желаю. Дозволь, княже, своим угостить?
Василий коротко кивнул страже и на балкон пропустили моего служку, что поставил пред нами ажурные хрустальные бокалы и пузатый кувшин с вином. Князь, взявши бокал, принялся крутить его, дивясь переливами света, проходящего сквозь снежинки стенки.
— И где ты сии диковины берёшь, а?
— Разве это диковины?
Рынды с трудом занесли искусно окованный сундук с подарками, а служка тащил следом за ними чернёный латный доспех, украшенный серебряной и золотой насечкой. Князь вскочил и восторженно цокая языком принялся примерять подарок. Размеры узнал ещё в прошлый раз, а кончар, рогатина и фанерный щит послужили приятным дополнением. В сундуке же князя ожидали лампы, шубы замшевые женские, всякие там крема и косметика и прочая приятная взору мелочь.
Вдоволь наигравшись с доспехом и кинув беглый взгляд на богатстве в сундуке, он взялся за рынд. Щупал кафтаны, простукивал броню и даже сбегал за бердышем, что вои оставили при входе. Взявшись за рукоять, сделал несколько выпадов, оценил баланс и вес, пару раз лихо прокрутил топор.
— Добре, добре. Хм, — князь наконец вспомнил о моём существовании и во второй раз цепким взглядом пробежался по деталям одежды и украшений. — Пешцев супротив конных выходит выставил. Не по обычаю то дедовскому.
— Если ты про дело при острожке моём, то ратаи не такими топорами махали, а рогатиной особой. Неждан! — обратился я к своему вою. — Дуй на «Пират» и Ратшу веди, да чтобы при броне был.
Князь подобрался, от дурмана не осталось и следа.
— Врана пошто на щит и стяг взял? Ужель сокол Рюрика не мил?
— А то и не сокол вовсе. Рюрик, пращур наш, из династии Скъёльдунгов, князей датских, что род ведут от сына Одина, Сигрлами и вран знак их, вековечный. Рюрик ведал про то, а Владимир дабы грекам не перечить взялся знак соколом именовать, ибо митрополит поведал ему, что птица сия служит предвестником несчастий, символизирует сатану и грех.
— А разве не так?
В ответ я пожал плечами и отпил глоток терпкого вина:
— У страха глаза велики. Нам ли несчастий боятся и слушать предрассудки византийских чернецов?
Князь прищурился, взгляд его блеснул сталью:
— Опасную игру ты затеял, сродственник. Про бой у острожка наслышан, да, в своём праве был. Однако же, утром донесли про то, как ты Белёв на копьё взял. Ведовством чёрным! — повысил голос князь.
— На холопов своих орать будешь! — не остался я в строне и взял тон повыше. — Прежде чем чернь слушать, спросил хотя бы. Ужель не слыхивал про зелье огненное? Порохом оно зовётся и варят его из индийской соли, угля и серы. Оно почитай сотню лет известно монголам, да и фряги с франками вовсю им пользуются. Зельем сим и подорвал стену. Тебе ли не знать, что стены Белёва куда круче, чем у прочих градов. Так на кой попусту дружину класть, обжигался ужо.
— Да не про стены речь. Ты што с боярином сотворил? На копьё его детинец взял, твоё право. Но судить и повесить! Да прирезал бы где, и все дела. Ужель не понимаешь, ты боярство родовитое супротив себя настроил. А они наша надёжа, руки наши.
— Ваши.
Князь уставился на меня непонимающе.
— Ваша говорю надёжа и руки, не мои. Мне бояре без надобности.
— Как так без надобности? А кто же холопами будет володеть, кто дружины в бой поведёт?
— Дружины в бой воеводы и головы сотенные ведут. Бояре, может и были ранее ратниками добрыми, ныне зажрались и токмо о мошне думают. А холопы мне без надобности, не будет у меня холопов вовсе.
— Мстислав! — вскричал князь. — Не разумеешь, что глаголишь! Не можешь ты бояр судить! Ты князь изгой ныне, а права такого и у великого нет. Поперёк Правды Ярослава идёшь!
— Пошто взбеленился то, Василий? Будто твоего боярина казнил. И не боярина я казнил вовсе, а холопа и татя, коего от пояса отрешил.
— Как так отрешил? — Василий Пантелеймонович растерялся, вся его напористость куда-то сдулась. — Кто же тебе таковое право дал.
— А кто им вотчины давал? Кто их из обычных воев в боярство жаловал? Не мы ли? Как дали, так и заберём.
— Не можно такого. Не можно.
— Да брось, — я махнул рукой. — Пращуры наши всегда, коли треба, по-свойски вопросы с ними решали. А за то, что сделал, мне ответ держать перед дядей, не тебе. Лучше сказывай, как тама наши дела. А то, знаешь ли, слухи идут, будто ты бежать собрался.
Князь залпом выпил стакан, плечи его опустились, рукою обхватил лицо замахав головою.
— Ужель не знаешь ничего?
— Откуда мне знать, азм с князьями да боярами давно не общаюсь. Всё больше в острожке сижу. Ко всему сказывал ешо в прошлый раз, что памяти от поруба лишился.
Он откинулся к стене и, закатив глаза, начал рассказ:
— После смерти отца моего, дядья Андрей Мстиславич и Тит Мстиславич поехали в Сарай, а тама лжой и наветом вымучили у Узбека ярлык на Козельское княжество, что отец мне оставил. Понимаешь, МНЕ! Разве хотел я взять стольный град? Нет. Разве право на стол княжеский оспаривал? Нет. Аки пса хотели выкинуть, а в корм дать малый град Мощин. И како такую поруху стерпеть можно?
— Постой, князь, а разве Узбек царь ярлыки на уделы даёт? Разве, не старшего князя сие право?
— Подлость в том, что Козельск они в список градов вписали по подлогу, будто и не было удела вовсе, будто бы отец не оставил град сей с окрестностями мне в корм и володение.
— Ужели подлогом удела лишили?! Сие есмъ злодейство великое.
— Об чём и толкую. Ужо от дядей такого свинства не ожидал. А дальше что было, и сам ведаешь. Козельск отбил, а после пошёл на Карачев и в честном бое дядю Андрея Мстиславича живота лишил.
— А чего же ты в Карачеве не остался?
— Остался, да токмо Тит побежал с ярлыком к баскаку, а тот пригрозил, что приведет две тысячи кованой рати да коломенский полк Калиты. А супротив такой силы…
Василий ссутулился ещё больше опрокинул залпом ещё фужер:
— Беда не приходит одна, князь. Когда дядин детинец брали, вои мои по дурости стрелою побили Елену, жинку его.
— Бывает.
Он поднял ко мне вымученное лицо:
— Ужель не ведаешь, что она дщерь Гедиминова, а муж сей такого не спустит с рук. Меж двух огней попал азм, окромя бегства с родной земли и не осталося ничего.
Я не стал отвечать князю и крепко задумался. Расклад для меня нарисовался не лучший, и по всей видимости, вопрос с покупкой вотчины накрылся медным тазом. Хотя серебра хватало прикупить какой-нибудь завалящий городишко и в другом княжестве, но именно Залидов был кровь из носу нужен. Прежде всего в его окрестностях расположено Воротынское месторождение бурого угля, а ещё это идеальная точка, чтобы отбить свой удел, потому как град Залидов стоял правом берегу Угры и охватывался землями Новосильского княжества с юга и севера. Я-то дурака не валял и тщательно собирал информацию про свой удел, не жалел гривн. На удивление, он оказался не завалящим огрызком земли вокруг Воротынска, а вполне приличным по площади, княжеством.
Начинаясь от впадения Жиздры в Оку, его южная граница удела шла от Перемышля до Волконы, огибая Любутский эксклав, что дядя за три копейки продал Брянскому князю. На западе же, ограничивался рекой Суходрев. Северная граница волостей пролегала по реке Протва от Лужи до самого Оболенска. По площади, добрая четверть Новосильского княжества, не считая нескольких удаленных волостей в окружении Смоленского и Московского княжеств. Очень жирный кусок, и уступать я его не намерен. Вот только покупать град у князя, что с чемоданами сидит, идея так себе, рискованно. А была не была! Отобьёмся. И коли так карта легла, буду сродственника выжимать по полной…
— Дела твои, княже, печальны, спору нет. Однако есть у меня одна мыслишка справна. Сказывай, аки на исповеди и тогда, быть может, помогу в твоём горе.
Князь очнулся и вопросительно посмотрел на меня:
— Выспрашивай.
— Сколь у тебя хлопов в княжестве, да не абы каких, а твоих лично.
— Тысячи две то будет, коли не боле.
— А много ли, князь, у тебя ныне серебра да жита?
— Девяносто оков мытари ныне в житницу свезли. Казны же, хорошо ежели три сотни рублей наберу. Поистратился на дружину, а в Карачеве невелика добыча оказалась. Так что нечем мне за броню платить, не взыщи.
— А вот здесь ты ошибаешься князь. Бежать тебе надобно, верно. Но не с пустыми руками. Продай мне, как и уговаривались град Залидов с окрестностями на пятнадцать поприщ округ. За что положу три сотни кольчуг с досками добрыми, полсотни шеломов да осемь тысяч стрел калёных и припасов прочих. А ещё отдавай хлопов усех, за что положу аж четыре сотни рублей московских.
По мере того, как я говорил, глаза у Василия становились всё больше и больше.
— Серебро же не трать понапрасну. Отбери дружину добру и плыви с нею в Сарай град. Но не к Узбеку царю иди, а к человеку моему, циньскому гостю Лю. Он у баскака Еголдаева тюмена Берди в казначеях ходит. Передаешь ему письмо, а он подскажет, како твоему горю помочь и во сколько гривн сие обойдётся.
Василий хотел было возразить, но я приложил палец к губам, показав, чтобы он не прерывал меня:
— Разумею, у тебя тама свои люди есм, но Лю знает дерюгу, что на саму царевну Тайтуглы-хатун может выйти. И придёшь ты не с пустыми руками, а дружиной доброй и грамотами.
— Какими такими грамотами?
— Выправлю подложные письма о том, что Гедимин дядей твоих Андрей и Тита под свою руку зазывал.
— Так он и зазывал! — вскрикнул князь.
— Вот и добре. А ты сказывай, что Карачев взял не оттого, что ярлык хана хотел порушить, а потому, как крамолу сию узнал и Гедимина не хотел в град пустить.
— Не поверят!
— Злата в мошну верным людям отсыплешь и поверят. А коли не выйдет, всё одно при своих останешься. А теперь главное, ты с дядей моим в каких отношениях?
— Михаил Семёнович зла на меня не держит.
— Да не с этим, — я невольно скривился при упоминании царственного родственника, то дело ставившего мне палки в колёса.
— Михаил Всеволодович? Князь Устивский? — вопросил собеседник. Я утвердительно кивнул.
— Да мы с ним с измальства росли. Обрадованно продолжил князь.— При дворе отца! Он у меня аки кот за пазухой живёт, ни в чём не отказываю.
— Вот и отлично! Ему и предложи престол Карачевский.
— Не бывать тому! — Василий Пателеймонович вскочил с места и схватился за меч. — Чтобы мы, Мстиславичи удел свой, да кому… князьям Глуховским! — он едва не задыхался от злости.
— А что, князь, разве у прадедов наших, Мстислава и Семёна отцы разны? Да, из дяди такой же князь Глуховский, как из меня пахарь. Ваш он, четвёртое колено на твоей земле живёт. Тебе князь не о чести родовой думать надобно, а том, как удел за собой сохранить. Не хочешь дяде моему, брату Дмитрию проси ярлык, сам решай.
— Хрен ему, а не ярлык!
— Хм, азм так мыслю, ежели себе будешь ярлык вымучивать, то вся наша история с письмами подложными по швам затрещит. Дядя али братья тебе сие с рук не спустят. Али бояр в Сарай пришлют, али сами приедут с ябедами. Дядя же мой, за сие обязан тебе будет без меры. Ну, что ты теряешь, князь? Ведомо ли что Озбек-хан хворает тяжко и в следующее лето, не позже, сгинет от болезни. Верные люди мне сие донесли. А ты к новому хану…
Князь хотел было возразить, но крепко задумался:
— А коли всё будет по-твоему, хлопов вернёшь ли?
Я покачал головой:
— Ежели снова в Козельске сядешь, добавлю малость серебра али брони. Сам понимаешь, азм не меньше твого гривнами и животом рискую.
— Хитёр ты не по годам. Одного в толк не возьму, купчую ведь Тит Мстиславович не признает, выгонит тебя из Залидова взашей.
— Кто кого выгонит мы ещё посмотрим.
Василий, прищурив глаз, пристально посмотрел на меня:
— А ты не прост, князь... Не в отца пошёл, в деда. Думу буду думать над словами твоими.
— Думать тут неча, князь, азм шкуру неубитого медведя покупаю. Или продавай или мимо проходи. А ждать звини не буду, завтра же в полдень отплываю.
— А град без хлопов не возьмёшь ли?
Я лишь покачал головой и, поднявшись, поспешил на выход.
До последнего князь ждать не стал. С утра за мною служку послал и до позднего вечера с князем и его мытарями составляли массу интересных документов. Хапнуть за здоров живёшь столько холопов оказалась та ещё морока. Составляя всего пятую часть от пахотных людей княжества, холопы давали до трети жита, так как с них брали куда больше мзды, чем с вольных. Две тысячи двести холопов князя, триста с гаком Берислава… Надо брать пока мне по рукам не дали, если по всем правилам считать с семьями, я в четыре раза дешевле беру, даже если всех переселить не успею, половины хватит вакантные места в Лещиново закрыть, а остальных в новый град близ Залидова поселю, сами же и построят, по весне. Оформим пока в найм, а по весне видно будет.
Думаю, Василию пришлась по душе идея подложить его любимому дяде большую свинью. Заодно и продал по доброй цене жито, лошадей, льна и прочего добра, которые он физически не сможет утащить, а я пользовался слабостью, безбожно занижая цену. После бурного торга все остались довольны, посчитав что каждый из нас надул другого. Обычное дело промеж князей. После отплыли на «Пирате» к граничному Озёрску, где и стоял водоход с товарами для Василия Пантелеймоновича. Ящики с наконечниками стрел, шайбами байдан, пластинами брони и новомодными шлемами, здесь же были макароны, тушёнка, мёд, сухое молоко и галеты для долгого плавания. Князь, не веря привалившему счастью, сидел перед ящиками, запустив руки в кольца байдан, то дело набирал их горстями, спуская вниз сквозь пальцы.
— Дам трёх мастеров и инструмент с лекалами, они твоим людишкам подскажут, како наши кольчуги собирать. Кузнецов для сего не надобно, любой вой и за седмицу справится.
Василию в придачу к доспеху достался лепый доспех боевого коня — шанфрон (защита морды), критнет (защита шеи), пейтраль (защита груди), круппер (защита крупа) и фланшард (защита боков), и он находился в состоянии близком к эйфории. Тепло распрощавшись, оставил своих гостей и контролёров принимать купленное на «халяву», сам пошёл по Угре вниз. К вечеру вышли на Оку, а к обеду следующего дня, идя на всех парах, нагнал караван, что дожидался нас в устье Выссы.
Речушка сия ничем неприметна, кроме одного, на ней стояла столица «моего удела». И хотя городок упоминается в Ипатьевской летописи в связи с событиями 1155 года, это был не тот Воротынск, а старый, он же городище Воротынцево, близ Новосиля. Тут всё просто, именование, связанное с воротами, как бы намекает на его охранную функцию поселения. Малая крепостица была стёрта с лица земли в мае 1238 года возвращающимися из-под Козельска туменами Бату, а большая часть люда из посада бежала на север княжества, где и основала Новый Воротынск.
Городишко находился километрах в десяти выше по течению и смотреть там решительно нечего. Две сотни домов от силы, даже полка городового нет. Дружина взяла городок сходу, да и что могли противопоставить тяжелым конникам полтора десятка обленившихся стражников, застигнутых со спущенными штанами. Рта не успели открыть, как их повязали, а дружина очень хотела отличиться после Белёва, там ей негде было развернуться. Отставить город себе без дозволения дяди я не решился, но кое с кем по душам поглаголить мне ничего не помешает.
Разрешив все дела со старшинами водоходов и навестив плавучий госпиталь, куда поместили не только наших, но часть пораненных воев Белёвского полка, сошёл на берег. У разлапистого дуба сидел закованный в цепи городской тиун. Щуплый мужичок с куцой бородкой, острым носом и животиком, чем-то похож на грушу на тонких ножках. С обреченным видом он смотрел на сук, через который уже сноровисто прокинули верёвку с петлей и едва слышно подвывал.
Завидев меня с рындами, повалился на колени и пополз, то и дело кланяясь в грязь.
— К-к-княже, не г-г-губи! — от страха он страшно заикался, и я едва мог разобрать его спутанную речь. — Д-детки малые, у меня.
Подойдя ближе, поставил начищенный ботинок на камень, прямо у лица тиуна:
— Усе як под копирку глаголите, шельмы, да про детей малых вспоминаете. А ну сказывай холоп, где мой корм за три лета?! — рявкнул я так, что у тиуна едва обморок не случился.
— Не моя вина то, княже, великий князь наказал не слать боле корма тебе.
— И где же на то грамота?
— Сотник Мирослав на словах сие передал.
— Ах на словах! — повернувшись, дал знак и тиуна потащили к импровизированной виселице.
— Не губи! Не лишай живота! Усё отдам до последней резаны! Княже...
Когда его подтащили к полену и накинули петлю, на штанах выступило мокрое пятно. Хм... видимо слухи о случившемся в Белёве и сюда дошли, в глазах у мужика реально, паника.
— Ладно, азм сегодня добр. Тащите шельму в штаб.
Штабом называл водоход, где была оборудован каюта и проходили советы старшин, туда и притащили проворовавшегося тиуна. Что там было на самом дела три года назад хрен его знает. Вообще непонятно зачем Рязанские князья давали денежки на заведомо провальное дело и чего они этим добивались, лишь после того, как я воочию увидел стены Белёва всё и стало ясно. Единственное, что напрашивается на ум, опутать долгами и посадить марионетку на трон соседнего княжества, чтобы потом прибрать его рукам, ведь сейчас апогей Великого Княжества Рязанского, оно едва ли не вдвое больше Московского и уступает лишь Новгородскому. Радим и за корм прояснил, после первого штурма Белева в 1336 году серебро «мне» более не слали и задолжали ажно двести десять рублей.
Дробн сидел ни жив ни мёртв покорно ожидая своей участи, а я всё никак не мог решить что делать дальше. Казнить?Тогда окончательно с дядей отношения испорчу, а это мне без надобности.
— Слушай внимательно, тиун, и на ус мотай, повторять дважды не буду. Ты дышишь покуда азм разрешаяю. Внял?
Он усердно закивал в ответ.
— То, что ты тама уворовал, мне без надобности, да и нет у тебя столь серебра в казне. Отвечай аки на духу, сколь хлопов ныне в моём княжестве?
— Вдачей, старых, кабальных али заложных? — оживился тиун.
— Усех, окромя служилых.
— Не упомню, княже, но сотни четыре, пять будет всяко.
— Добро. Вот что дяде отпишешь, сказывай Мстислав Сергеевич был в гневе великом и за то, что корм ему не платили три лета забрал холопов и покуда они долг сей не отработают, у себя их оставит. А ежели, дядя решил корма меня лишить, пусть о том грамоту составит и тебе отправит, ибо сказывай, что князь не верит в навет сотника.
У тиуна от подобной чуши глаза на лоб полезли, но он усердно семенил головой.
С тобою тиунов оставлю, им усе грамоты показывай усердно, сколько у меня ратаев и бояр на земле сидит, сколь люда в градах и погостах малых. Сколько дымов, житниц, ловищ и мест заповедных. Ныне азм прикупил град Залидов, но и со своих земель будут брать столько, сколько надобно и об сим тебя не спрашивать! Выведешь моим людям заповедны грамоты на землю и лес, на лов и покосы и прочая. Тиунам же и мытарям сказывай, что коли люди со знаком моим идут, — ткнул тиуну в нос новый герб, — не то чтобы мзды какой испрашивали, даже косо не смотрели! А за то с тебя спрошу полной мерой. Дядя мой далеко, а сук дубовый во-на, близко. Помни сие, коли жить хочешь. Уразумел?!
— Усё сделаю, аки укажешь, главой отвечаю. Не пожалеешь, токмо не губи!
Задержавшись на пару дней чтобы накрутить хвосты тиунам двинулся дальше. Пошёл не вниз по Оке, а по Угре, вверх к Залидову. Новые владения глянуть и наметить работы в зиму. Где бить шахту на уголь, где лес в зиму, место дабы ставить избы, навесы и причал. Прямо говоря сам пограничный городок, контролирующий расположенную по близости переправу через реку, без надобности. Но не буду же истинную цель покупки князю расказывать. Мне малость поближе, в то место где шахтёрский поселок Куровское. От устья всего то двенадцать кило. На одной стороне Угры мой удел, а на другой как раз вотчины бояр Залидовских.
Правый берег полог, сплошь утыкан малыми болотцами и заливными лугами, а левый же, наоборот полон песчаных круч и зарос сосновым лесом. Куровские шахты открыли в 1958 году и активно добывали уголь до конца восьмидесятых. К этому времени уже сдулся весь Подмосковный угольный бассейн, уступив пальму первенства кузбасскому углю.
Да обводнён, да много серы и довольно глубоко, но бурого угля десятки тысяч тонн! А я знаю как его «конвертировать» в приличный кокс и полукокс. Основа любого технического прогресса энергия, энергия и ещё раз энергия. Вырубать на уголь квадратные километры девственных лесов затратно и нехорошо. Здесь же его море! Руда Легощи и Куровской уголь станут моею опорой в борьбе с ворогами, а посему нарекаю острожек громко и пафосно — Стальград! И как только, так сразу перенесу сюда сложные производства, оставив в Лещиново керамику и подготовку руды.
За неделю разрешили вопрос и с тиунами Залидова ( решил местных не трогать) и с острожком, что решил ставить на живописной речке Козлица. В одном из красивейших мест национального парка «Угра». Постараюсь эти красоты сохранить, хотя бы частично.
Пробили и первые шурфы. Пласты бурого угля жирные, толщиной аж до семи метров, но уж больно много серы. Ничего и ей найду применение. С угольной шахтой до весны можно не гнать. Куда важней собрать побольше данных, я то карту шахты видел мельком и ничего не запомнил, а значит, придется скрупулёзно разведывать пласты… Куровские шахты непростой рудник. С подземными водами здесь сущий ад твориться и без паровых насосов ловить нечего…
Съездил и к погосту Калужка рядом с ним располагается Плетнёвсское месторождение гипса. Глубина пласта «всего» семьдесят метров. До весны тридцатку шахты брусом пройдем, типа сруб— в срубе, а после чугунные тюбинги будем лить. По "пути" вниз всретится масса чего интересного: полевые шпаты, меловые и диатомовые опоки.
Жители погоста промышляют добычей мраморовидного известняка и ловлей рыбы, а чуть ниже стоят Любовецкие каменоломни, с коих тиун мой получает долю малую. Бизнес крышуют их Тарусские бояре которые со всей Руси сюда хлопов и татей свозят. Говрят тама три с половиной сотни душ. Хотел и на эту контору руки наложить, но не буду плаа. С козельскими бы «подарками» разобраться. Нет, пока удел не получу, своевольничать не буду. Но на обратном пути пожалуй заскочу и посмотрю, как там на моих землях рабочих эксплуатируют.
Кстати, камушки здешние хороши. Нежно кремовый цвет с белыми прожилками напоминает тигриную шкуру. Известняк этот в XIX веке был известен как Кваньский мрамор. А ещё ведаю одно местечко, где лежит мрамор, Шамординский. Вот пр о него местные не знаю так открыли тот в XVII веке. Понятное дело это всё тот же мраморовидный известняк. Только в отличии от Кваньского белоснежный, с голубыми прожилками чем то голубой мрамор напоминает. До войны его использовали в отделке станций метро, Киевского вокзала и в домах номенклатуры партийной. В после уже всё, выработали красоту подчистую. Много минералов тут залегает, но пока ограничился одной партией геологов. После будем разведывать.
Сам же порядок работ определял и составлял запросы на базу. На задуманное требовалось очень и очень много. Своих мастеровых оставил два десятка, да и обещанных холопов люди князя начали свозить. Не хватит, местных наймём, с недавних пор у меня денежка лишняя завелась.
Разрешив «Козельские дела» отравился догонять своих. Идти буду на всех парах в Переславль-Рязанский, там у нас очередная точка рандеву с караваном.