Удельный князь

Глава 25

В палаты великого князя московского Иван Даниловича ворвался гонец:

— Беда, князь! Ох какая беда! Мстислав Сергеевич, будь он неладен, Кострому сжег. Бояр доверенных обманом выманил и аки псов помойных повесил.

— Как повесил?

— Скопом. Троих на древо разом, опосля на плоты поставил и пустил по Волге всем на посмешище.

Глаза князя налились кровью. Калита схватился за кинжал, рванул из ножен и закричал, что есть мочи:

— Живота лишу!!! Паршивец.

Накатило, в горле от злобы и ненависти спёрло, а потом словно жила в сердце оборвалась. В глазах князя потемнело, и он, натужно ухнув, свалился на пол без чувств. А в это самое время, во Владычных палатах митрополит Феогност второй раз заслушивал грамоту Глуховского епископа о том, что близ Новосиля появился гость Новгородский, который вводит добрых христиан во искушение.

— Замечены за гостем сим зелейничество, нотворы, и прочие чародеяния, — нудно зачитывал служка. — Пускает дымы и серу жжёт без счёту, механикусы удумывает, что силою диавола повозки двигают, а в церкву не ходит вовсе! Пишет епископ и о том, что Прохор держит множество волшебных, чародейных, гадательных и прочих от церкви возбраняемых книг и писаний. Пригрел в острожке своём гудельников и гусляров треклятых и учит чёрный люд буквицам и цифири еретической, тако же потворствует игрищам и гульбищам бесовским. Замечен и в сношениях с бабами-чародейками, строил дом изо льда, в коем батраков живьём морозил, водил дружбу с водяным и самолично к нему под воду нырял, об чем есть свидетельства добрых христиан Пахомия, Бориса и Василия Рыбака.

Странное дело, подумал митрополит. И за десятую долю от такого сжигать надо немедля, однако, епископ его не только от церкви не отлучил, но и ябеду состряпал со свидетелями.

— Иаков, — обратился Феогност к архимандриту, — слыхал, чего про гостя с Погоста на Море, что в Глуховских землях поселился?

— Да, Владыко. Сие известный прохвост и кудесник.

— Так отчего он ешо не на костре? Епископ Климент про него такое пишет! — митрополит небрежно кинул свиток на стол.

— Дело непросто, Владыко. Епископ случаем не отписал тебе, на чьих санях ездит то, а?

— Какие ещё сани?

— Лепые. Воронёным укладом, нитями из злата и кожами яловыми отделаны. Оконца из слюды, дверцы аки в избе, печка из уклада кована, колокольцы серебряны на дугах звенят и лампы малые светят, аки звезды Вифлеемские.

— А по чину ли епископу таковы сани?

— Не почину, Владыко. Однако сани те он у игумена Духовской церквы вымучил, а тот у свого протодиакона.

— И причём тут Прохор?

— А при том, что гость этот сии сани сотворил и этому самому протодиакону подарил. Гость сей хоть и чудит, однако же церкви нашей изрядно свечей и серебра жалует. Лампы чудные, те, что у тебя в палате, — служка кивнул на не так давно купленные на торге новины, — его рук дело и нити из злата, и свечи витые да обсыпные, бумага белёная и особливая смола для печатей. Больно много у Прохора нужных нам товаров.

— У других купим. Не след ради мирского бесовщину на Руси терпеть. Собери дружину малую и вели Прохора ко мне в цепях доставить. Посмотрю на сего колдуна лично.

— Не торопись, Владыко, — архимандрит понизил голос, — малую дружиной не обойдёмся. Он дружину Новосильских и Белевских бояр в лето разбил. Бают на торге Московском, что Прохор не гость вовсе, а князь, и под чужою личной от ворогов хоронился.

— Князь?

— Угу.

— И чьих кровей он? Ведаешь ли.

— Говорят, будто Мстислав Сергеевич, из глуховских…

— Кто-кто? Уже не тот ли, что боярина Белевского повесил, Переяслав на щит взял и Товлубия полонил?

— Он самый, Владыко.

— Ох и не было печали, прости меня господи. Вот что, бери ка пяток послушников и езжай в его острожек. Разузнай, что тама к чему и проверь всё что в письмеце сказано дотошно, ибо ежели Прохор и князь одно лицо у нас беда. Большая.

— Отчего же?

— Оттого, что князь сей у дяди удел запросил, мне об том Калита сказывал намедни.

— И в чём же тута подвох, Владыко, вразуми?

— В том, дурень, что мы Алексина можем запросто лишиться. Михаилу Семёновичу я за него трети заклада не отдал. Чую, отпишет град племяннику али заложит, и тогда пиши пропало.

— Не… Не можно такое. Святой город на копьё взять…

— Глуховские то? Запросто. Поспешай. Змею надобно давить, покуда она не выросла.

Вдоль пути из Белого озера к Онего тянется цепочка поселений, удалённых друг от друга на тридцать, сорок километров что соответствует дневному переходу на лодке. Поселения эти занимали ключевые участки древнего пути известного ещё с эпохи мезолита. Так и шли от погоста, к погосту. Жаль что чуда не произошло и Ковжа окончательно встала. Головной водоход спешно пришлось переделывать под «ледокольный» вариант — утяжелять камнем, защищать борта и пристроить склёпанную из железа носовую часть расположенную под углом двадцать градусов по отношению к килю. Обновлённое судно наползая на лед, взламывало его всей своей тяжестью. Ледокол толкали четыре сдвоенных быковых водохода, выдавая на пониженной достаточно мощи чтобы взламывать крепкий лёд. Скорость снизилась, но не критично и к Бадожскому погосту, где брал начало Немчин волок, мы подошли через два дня.

Волок отходил от правого притока Ковжи, Ваткомы и заканчивался Вытегорским погостом, стоящим на одноимённой реке. Называли его Гостин Немецкой. Немцами на Руси всех иностранцев звали, скопом. Производное от слова немой, неспособный говорить на понятном языке. Здесь неподалёку есть и красный волок, что тянется меж двумя Ухтомами — Белозерской и Вожеозерской и длёт на Белое море. Бадожский погост состоял из группы селений, расположенных вдоль реки. Место оживленное, эдакий локальный перевалочных хаб. Добротные, рубленные из векового леса избы, амбары на столбах, в которые сгружали хлеб и товары, масса купцов, прибывших в Новгородские земли со всей Руси, озорной торг и… мытари, куда уж без них.

Большая часть гостей предпочитали перепродавать здесь свой товар новгородским коллегам. У них здесь всё было схвачено ибо плотно работали в связке с местными мытарями и крепко держали в узде цены на перевозки санями и малыми лодками. Без ни никак, ведь чтобы выти на Вытегру сперва требовалось как-то попасть на Матко-озеро. В Бадожском погосте товар разгружали с насадов в сани или малые лодки, а их уже волочили по лежням. А тут на тебе, пожаловали в Тулу со своим самоваром. Возмущению местных первозчиков не было предела.

Напыщенный от важности мытарь, одетый в добротную кунью шубу, деловито пересчитывал наши плоты, облизывался на зерно, железо, ткани и прочие богатства, словно кот на сметану. Подоспевшие к нему коллеги усердно прессовали сопровождающих караван купцов и старшин.

— Сие волок боярина Данила Юрьевича. Треба в гостином дворе тамгу и товар предъявить, опосля ужо волоком идти.

— Не надобен нам ваш волок. Вона, виш какие насады у нас, лёд носами ломают. Поприщ десять ешо поднимемся и оттудова до Маткоозера и.

Добре. Тады платите мыто водяное, побережное и полозовое. Однако ежели на наших санях тянуть…

— Не надобны нам сани! У наших насадов лыжи есм.

— Как так не надобно?

— Какие осьм, Кузьма, — тут же поправил коллегу соседний мытарь. — Сорок бери за насад. Вона какие агромадины, под тысячу пудов. Посаженное с древа по векше за штуку. Костки и прогону до Вытегорского погоста по три гривны, с насада коли сами тянуть хотят. Мытарь злорадно ухмыльнулся.

— Какой прогон то ! Побойся бога. Не надобен нам ни гостинец ваш, не пристань. Явку заплатим на торге и усё. Отвечали мои старшины.

— Како это усё! У вас семь десятков насадов. Одного мыта водяного на две по ста рублей…

— Двести рублей?! — здесь я уже не выдержал, влез в спор. — Ты холоп случаем не мухоморами в обедню закусывал?

— Никак не можно меньше брать, княже. Насады ваши больно велики и товар положено предъявить к осмотру.

— Я тебя верно понимаю? Хочешь, чтобы я пред вам свои товары выкладывал к досмотру?

— Верно. Товары и древа учесть треба и гостинцем нашим след идти , никак иначе. Мы люди малые, что боярин нам сказывает, то и делаем.

— Да мне болт положить на вашего боярина!

— Какой такой болт?

— А, — посмотрел вправо-влево. Увидел ухмыляющиеся рожи мытарей и зажравшихся гридней и понял, кое кого тут банально разводят на бабки. И похоже княжеский статус «не катит» ни разу. Хотя про этот «специфичный» таможенный пост предупреждали. И суммы мыта, и порядки знал от Ипата, но так как наша делегация мало смахивала на торговый караван, предупреждения о непомерной жадности местной «мафии» мимо ушей пустил, а зря. Драли они в три шкуры тем более у нас на воях богатые доспехи в сотню новгородских рублей! Горы зерна и рыбы, выделанное железо, да и сами поселенцы с иголочки одеты. А мытарей на это глаз намётан вот и заряжают по полной программе. Нет, объяви они нормальную цену одно дело, но они счёт выкатили словно на таможне Генуэзской, а не в жопе мира.

— Никита, — обращаюсь к сотнику, — мытарей связать и по двадцать плетей всыпать каждому за неуважение к князю, опосля путь в холодной малость посидят.

— Сделаю, княже! — не без удовольствия подтвердил бывший стрельник и сам едва сдерживавший гнев.

Мытари и рта не успели открыть, как их повязали на глазах очумелых гостей, оголили зад и начали пороть, довольно жёстко. А заодно и стражникам досталось, они ведь никакого сопротивления дружине оказать не смогли по причине малочисленности. В Новгородском княжестве работала очень хитрая схема дани. С каждых десяти вёрст дороги брался «прогон» — своеобразная плата за использование подвод или саней, и он составлял гривну кун, формируя в итоге совершенно неподъёмную сумму для зарубежного гостя. Со своих ведь этого налога брали куда меньше, те по большей части отделывались небольшими взятками. Торговая республика прочно стояла на страже интересов своих боря и купцов. К тому же прогоны имели хитрые механизмы аккумуляции и если захочешь провести товар отсюда в Новгород лично, то к последнему погосту прогон возрасте до трёх гривн… Мои сани мытари оценили в сорок подвод и насчитали какие-то совсем уж фантастические суммы. Впрочем, плевать на их подсчёты и влажные мечты с высокой колокольни. По этим "дорогам" идти никто не будет. Вся эта байда под названием ям появилась ровно сто лет назад, при Бату. Китайские чиновник постарались. Ямской голова записывал в особые «загонные» книги имена путешественников, их число, проезжие грамоты, количество подвод и заплаченные прогоны.

В Бадожском надолго не задержались и поднявшись выше по Ковже встали на стоянку где разбирали водоходы и санями тянули их на Матко-озеро. С лыжными «модулями» не успевали. Сложив два плюс два решил сделать ставку на одноколейные сани. Мы ведь их ещё прошлой зимою строили и к осени довели конструкцию до ума, убрав поперечный брус и оковывая полоз полосой. Сани не то, чтобы дешевы: семьдесят пять металлических деталей, около тридцати килограмм металла на каждую тонну груза, и весили они ого-го, полторы тонны при грузоподъёмности в двадцать... И саней таких сделали восемь десятков, плюс три снегохода, в которых ставили большое заднее колесо и натягивали металло-резиновые гусеницы. А когда масса груза «внезапно» выросла на порядок, стало ясно, никакими модулями объёмы не вытянуть. Вот и решил ставить на поток старые добрые однополозные сани. У них ведь сопротивление сдвигу на порядок больше сопротивления движению. Порядка двенадцати кило на тонну, то бишь до шестидесяти кубов грузов вполне себе тянули две лошадки. Не по снегу ес-но, по льду, для чего формировали ледовую дорогу: первым, шёл снегоочиститель состоящий из треугольника для расчистки снега, каток, за ним следом утяжеленный колеерез с заглубляемым ножом запряжённый четверкой лошадей и последним, циклопед-снегоход, в передней лыже которого сделана топка которая нагревая железо окончательно формировала ледяную колею.

Из озера этого вытекает Вытегра. Наименование реки, как и многое другое в этих краях тесно связано с культурой викингов. Если перевести с древнеисландского языка на русский: «видр» — «лес» и «вегр» — «путь», а в целом — «Лесной путь». Интересно, что это слово перекликается с другим древним скандинавским названием — Нордвегр или «Северный путь», легшим в основу современного топонима Норвегия! Так вот, Вытегра уже промерзла хорошо, течёт до Онего почти без извилин, и машины укладки ледового пути сразу пустили в дело. Ширина дороги семь метров, что вдвое шире саней. На поворотах понятное дело больше, а глубина колеи достигала двадцати сантиметров, так что попытки местных ей воспользоваться оканчивались плачевно.

Отсюда до Онего сорок километров, но учитывая просеки, время на сборку саней и укатку трассы ушла вся неделя. Колею, через день, проливали из цистерны с водой и уже к началу декабря она сделалась гладкой и прочной. За это время поселенцы собрали сани и погрузили первую часть грузов. Да-да даже столько саней не смогло за раз вместить накопленное непосильным трудом. Будем перевозить в два захода.

Выработался и порядок разведки местности. С конницей не по разу отрабатывали фланговое и боковое охранение каравана, отдельная группа с местными проводниками занималась проверкой прочности льда и выбором оптимального маршрута.

Если с одной стороны волока стоял Бадожский погост, то с другой Вытегорский и последний являлся крупным торговым центром Новгородской республики. Здесь имелся свой торговый двор где останавливались не только русские купцы, но и «немцы» в основном, представленные ганзейскими купцами. Как такового ганзейского союза ещё нет, но корпоративные объедения купцов вовсю цветут и пахнут.

Покупали зарубежные гости беличьи шкурки разных сортов в колоссальных количествах, до полумиллиона в год… Наиболее ценные меха, навроде соболя и бобров считались штуками, иногда «сороками», а белки — сотнями, тысячами и бочками, куда входило двенадцать тысяч шкурок. Я когда эти бочки с белками увидел едва в осадок не выпал, жесть. Мехов прикупили по дешёвке, тем более мытари Вытегорского погоста, наученные горьким опытом соседей, проявили к князю необычайную лояльность и по всем видам налогов мы договорились полюбовно, закрыв глаза и на размер груза, и на его содержимое, что обошлось мне «всего» в полсотни рублей. Мог бы и «швырнуть» но решил не обострять и хоть что-то заплатить, моим поселенцам через эти «посты» ещё товары возить.

Помимо шкурок продавался и воск, кругами. Каждый из них имел строго установленный вес, равный берковцу или что-то около ста шестидесяти четырех кило. Воск различался по качеству, а ещё на круг мытарь ставил официальную печать — «товар божий», то есть не фальшивый, изготовленный «по божьей правде». Продавали и смолу, кожи, зерно и прочие товары. Рынок здешний по большей части оптовый и это здорово обрадовало. В этом уникальном месте сходились два пути, два течения. С одной стороны доходили торговцы из восточных стран Золотой и Синей Орды, Персии, Китая и даже Индии, а с другой из Европы — от Польши до Португалии. Надо ли говорить, что наши товары произвели фурор и, несмотря на высокие цены, мы без труда обменивали их на медь, свинец, олово, ткани и пушнину. Купили товаров, не встречавшихся в прочих городах: рубинов и алмазов, ртути в пузатых кувшинах, мумиё, шелка и десяток столитровых бочек селитры, что в пересчёте на зеркала, лампы и филигрань обходились в сущие копейки...

У корел же и чуди обменивали зерно на дичь, клюкву и грибы, бересту и шкуры. Подвис на торге надолго и на вместность забил. Заодно договорились поставить поблизости десяток «изб — накопителей» для прибывающих из Белозерской земли мужиков. Князь Белозёрский перед отъездом грозился за две седмицы собрать всё «посоху». Было бы неплохо, хотя на этих мужиков я не рассчитывал, но с дармовой рабочей силой смогу реализовать гораздо больше запланированного.

Каждый день отправляли сани по «дороге жизни». В клети размером с хорошую избу кранами-журавлями грузили и контейнеры, и модули с грузом, и это зрелище привлекало многих. Одни гости пальцем у виска крутили, дураки мол как же мерин такую прорву леса свезёт? Вторые дивились саням с одним полозом и гадали сколько пудов железа на них пошло, третьи, завистливыми взглядами сопровождали богатые товары. Отчего то именно здесь я почувствовал, ход истории необратимо изменился. Товары из Легощи полетели по всему Старому свету, как и слухи. Немало ходило и надутых новгородских купцов, бросавших на наши товары злобные взгляды и, если бы не внушительное сопровождение, неизвестно чем всё закончилось. Бизнес я кое-кому порушил знатно, особенно хорошо шёл искусственный янтарь и белоснежный галалит, составляющий прямую конкуренцию речному жемчугу. А уж как бесились продавцы стеклянных бус.

Выйдя на Онего, вздохнул с облегчением. Дошли! В первые дни декабря вдарил крепкий мороз и если центральные области озера ещё не промерзли, то вдоль берегов сформировался прочный ледовый панцирь, выдерживающий сани и очистные машины. Хотя именно они и не очень и понадобились на голом льду. В устье Вытерги разбили второй промежуточный лагерь, где на полозья саней набивали ножи, а боковые лыжи заменяли на металлические коньки. Вкупе с парусами получался полноценный буер в грузовом исполнении, позволяющий идти по льду с хорошей скоростью.

Китайский парус имеет массу преимуществ по сравнению с бермудским вооружением, он куда более эффективно работает на попутных ветрах. В отличие от бермудского вооружения, где парусу мешает стоячий такелаж, китайский можно полностью открыть для максимального использования ветра. А острыми курсами нам ходить ни к чему. У саней-буеров лавировочный угол около ста градусов, это конечно немного, но вполне сравнимо с катамаранами. Обычные паруса быстро растягиваются, а китайский служит десятилетиями без всякой потери эффективности. Управление осуществляется с корпуса саней и необходимости выходить на нос нет. Простота управления парусом снижает нагрузку как на экипаж, так и на узлы крепления мачт. Легкий вес гика, а также то, что он расположен выше человеческого роста, снижает риск получения травмы поселенцами.

Взятие рифов занимает секунды, требуется лишь потравить фал, подтянуть шкоты и парус сам сложится насколько это нужно. Система проводок шкотов устроена таким образом, что нижние реи паруса просто прижимаются друг к другу. Поселенцы за время пути здорово навострились управляться с бегучим такелажем, так как это действо требовало минимум физических нагрузок.

Главное преимущество паруса в том, что он идеален для штормовых условий Онежского озера, оно ведь соседствует и с Балтикой, и с Белым морем. На этом обширном «перекрестке» сталкиваются и соперничают атлантические и арктические массы воздуха. Относительно теплый и влажный атлантический воздух орошает озеро дождями, приносит ненастье, оттепели, а холодный сухой арктический воздух — жестокие зимние морозы. Столкновение этих разнородных воздушных масс и образует жесткие штормовые ветра.

Так как рифление занимает секунды, всегда можно подобрать нужную площадь паруса, то бишь уменьшать площадь парусности вплоть до десяти процентов и никаких тебе плясок с бубном на носу со спинакер-гиком в качестве оттяжки стакселя, сказка! Не нужны нам сменные паруса, не страшен неконтролируемый поворот фордевинд[i]. Старшины порой ставили у руля полных чайников на попутных курсах и ничего, за день приноравливались. Даже если рулевой косячит, парус без проблем перекидывается на другую сторону без всяких рывков. Джонковый парус по сути своей сути автоматический, то есть не требует работы со шкотами при лавировке.

Короче, никаких сакральных знаний, присущих гоночному бермудскому снаряжению. Всё интуитивно просто и понятно. Ну и ремонт само собой, постоянная головная боль для обычных парусов. Малейшая дырка — весь парус сразу надо снимать и ремонтировать, а руками шить грот доложу вам дело долгое и малоинтересное. А наш парус совсем другое дело! Ему не страшны дырки и разрывы парусины. Порванный парус может эксплуатироваться дальше. Чтобы его отремонтировать достаточно отвязать порванную секцию. Соседние рейки связываются, парус при этом уменьшается в площади, но не теряет своей функциональности. Несмотря на свою «дубовость», парус очень гибок в плане настроек. Две специальные веревки, передняя и задняя «подтяжки» позволяют парусу перемещаться вперед-назад относительно мачты, смещая тем самым центр парусности. Сами же паруса не так просты по сравнению с классикой, широко использующейся сейчас в Китае. Полотнище шили с учетом профиля, что давало больше тяги и возможность идти более острым курсом, а сам парус имел прорези, увеличивающие аэродинамику и лавировочный угол. Площадь парусности всего тридцать квадратов, чего недостаточно чтобы при слабом ветре тянуть сани, но зато помочь лошади тянуть груз самое то, а при сильном ветре и тяговую единицу распрягали и привязывали следом, а то и вовсе на сани «закидывали».

Помимо снегоходов, дюжины модулей переделанных под лыжный ход и саней-буеров караван включал четыре лёгких разведочных буера построенных по классической схеме из фанеры и рассчитанных на два-три человека. Большая площадь парусов позволяла им развивать скорость до ста двадцати километров в час. А вот на них как раз ставили бермудские паруса.

Первый отрезок пути в сорок пять кило от устья Вытегры до Рыборецкой бухты, где устроили третий промежуточный лагерь, пересекали по прямой. Далее, до Петрозаводской губы шли на небольшом отдалении от берега, это ещё плюс девяносто километров. При хорошем ветре за два-три часа к любой части берега проехать можно. Однако мы не торопились. По пути устраивали знаки, а ночами зажигали скипидарные фонари. Нет-нет да попадались большие полыньи, и их разведка съедала приличное время, но главное конечно телеграф.

Места то вокруг дикие. Дорога на Новгород начиналась от «Нимчинова» гостинца и шла гораздо южней Онеги через Мегорский и Остинский погосты. Огромное озеро со всех сторон окружают леса, покрывающие холмистую, сильно пересеченную местность. Высокие гряды (озы и сельги) чередуются с речными долинами, то узкими и глубокими, то широкими. И как прикажите связь держать? Ставить десятки сигнальных башен? Разоришься. Вот взял с собой «немного» стальной бронзированной[ii] проволоки для телеграфа. На километр аккурат сорок килограмм уклада, плюс лёгкие штыревые стеклянные изоляторы и железные крюки. Линию телеграфа укладывали вдоль берега, вкручивая крюки прямо в живые деревья и, лишь когда не оставалось выбора, рубил лес на телеграфные столбы, представляющие собой бревна, сбитые скобами с подпорками.

Работало на трассе разом шесть артелей, каждая из которых включала геолога-геодезиста и необходимый инструмент: секторные лестницы, топоры на длинной ручке, лебедки, высотный секатор с храповым механизмом, пики-древолазы и прочее страховочное оборудование. Блестящую проволоку на базе укрыли темным лаком чтобы убрать желтый блеск. Места хотя и безлюдные, но надеется на то, что аборигены наши нити не заметят было бы наивно. Однако, время чтобы наладить отношения с местными у нас будет, надеюсь, ибо заметить тонкий провод не так и легко. Артель за одну смену укладывала около двух-трёх километров провода, так что за месяц рассчитываю протянуть линию: Аннековский погост в Белозерском княжестве — устье Вытегры — Рыборецкий мыс — Шуйский погост — Пертозеро общей длинною триста километров. Если привезут ещё провода, протянем ветки до Пудожского острога, северного берега Ладоги и Бела-озера.

Провод провешивали в глухих лесах, в двух-трёх километрах от береговой линии и заодно поставили дозорные вышки, контролирующие подходы со стороны Свири и Вытерги, частично выполняющие функции оптического телеграфа. Всё это заняло время и к Кондопожской губе мы вышли лишь двадцать второго декабря. Встав на буере во весь рост, осмотрелся.

Каменистые берега Онеги искрили и бликовали под солнечными лучами, воздушные шапки снега укрывали кроны высоких сосен. Приложив трубу к глазу, разглядел скалистые берега острова Суйсари. На берегу дымила небольшая карельская деревушка, а где-то в глубинах острова спрятаны кварц, халцедон и агаты, за ними и приехал. На другой стороне залива виднелся Кижский погост. Знаменитой на весь мир церкви там ещё нет, а сама деревушка, кроме чудом сохранившегося языческого капища, ничем не примечательна. Погост то вепский. Проникновение русских в эти края только началось и какого-то заметного смешения населения ещё не произошло.

День стоял солнечный, озорной и свежий ветер бодро толкал десятки парусных саней. Выстроившись друг за другом словно, перелетные птицы они неспешно тянулись на север. Путь петлял меж ледяных торосов, напоминавших сказочные замки, и высокими наносами снега у берегов. На «палубе» вовсю дымили печурки, а детвора перебивала озорными криками мертвенную тишину и редкие крики птиц.

Красота! Окружающая природа создает ощущение небывалой мощи, которая практически граничит с эйфорией. Честное слово, я бы тут жить остался. Но не сейчас, может быть потом, когда закончу задуманное. Проводив взглядом последние сани, мы развернули буер и отправились к шуйскому острогу, прежде всего следовало познакомится с соседями.

К вечеру были на месте. Погост стоял на одноименной реке, таких на Руси с десяток. Шуей на Руси обычно именовали левые притоки рек, и это именование восходит к древнерусскому ошую, то бишь слева. Так что, если правильно перевести фамилию Шуйский, это будет звучать так — Левый. Ха-ха. Здешний острожек частный и с потрохами принадлежит Внезду Твердиславовичу, боярину Прусской улицы, входившему в число высшей аристократии республики, ага, тех самых трёхсот золотых поясов. Именно у него Радим и сторговал часть наших земель. Однако, подойдя к невысокому тыну нас не пустили даже после официального представления, более того и стрелы полетели. Хотя с чего?Со мною всего два десятка всадников, но видимо в такой глуши и эту горстку за войско почитают.

Хотел применить проверенный приём, снос сегмента стены, но Третьяк уговорил подождать. Сам он бывал здесь не раз и хорошо знал местных повольников, свозивших в острожек дань с окрестных корел. Чего он гридням наговорил, непонятно, но часа не прошло, как они под руки-ноги вынесли мне посадника. Наглеть я не стал и отблагодарив ребят серебром приказал развязать посадника и позвать в разбитый у стен походный шатёр. Удивил попрощавшегося с жизнью мужика дорогими подарками и заморской едой.

— Вот что, Порфирий, вижу не со зла ты врата мне не открыл. Ошибся в темноте.

— Истинно так, княже. Глаза ужо подводят на старости лет, слеп аки крот. На Онеге лихих людей хватает, а в погосте нашем аккурат два десятка воев не считая повольников.

— Добро. Зла на тебя и боярина твоего не держу. Однако же ребят, что тебя притащили не обижай. Они и тебя, и острожек от большой беды спасли.

— Благодарствую спаситель! — наместник бросился в ноги, и я едва успел его перехватить. Всё же порой репутация хорошая вещь, а…

— На надобно. Мы с тобою, Порфирий, теперь добрые соседи и по законам божиим полагается жить в мире и помогать друг дружке. Верно ли?

— Аки с языка снял.

— Запомни, Порфирий, старую истину. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Серебро что тлен, его заработать можно завсегда, а вот настоящих друзей за рубли не купишь. И поэтому со мною лучше дружить. Боярину же передай, что привёл я с собою сотню кованной рати и столько же пешцев, да полторы тысячи посохи.

От подобных цифр Порфирий сделался белей мела и едва снова без чувств не свалился.

— Супротив Новограда лихих мыслей не имею, — поспешил я исправить положение. — Однако же и обижать себя и людей своих, не дам. По весне же уйду. Так и передай. Здесь же, — передал наместнику список, — потребные мне товары. Приглашай своих гостей к нам на торг, мзды я с никого брать не буду, но и моих у себя не обижай.

— Сделаю, усё сделаю. Встретим хлебом солью.

— Добро, коли так. Ну, наместник, не хворай. Поеду я.

— Оставайся князь, лучшее место в тереме выделю. Семужку свежую намедни с бела моря свезли.

— Не-не-не. Время деньги, Порфирий, а у меня его очень мало…

[i] При повороте через фордевинд буер пересекает линию ветра кормой. Такое поворот во время свежего или тем более штормового ветра небезопасен: при неумелом управлении буер может перевернуться. Во время этого поворота буер спускается под ветер, что крайне нежелательно при лавировке. На буере

старшина подает команду

— как только корма буера пойдет на ветер — «Фок травить» (3);

— когда буер увалится за линию галфвинда — «Кливер травить» (4);

— при подходе кормы к линии ветра (на 30—20°) — «Фок к мачте» (5).

Исполняя последнюю команду, помощник подбирает сектора уменьшая таким образом площадь паруса. Если этого не сделать, ветер может резко перебросить фок на противоположный борт и перевернуть буер или сломать мачту.

[ii] Для бронзирования проволоки в острожке была организована микро-линия, включающая химическое омеднение проволоки, промывку и химическое бронзирование. Данная процедура необходима для защита стального провода от коррозии.

Этапы п-ва: размотка проволоки диметром 2.5 мм — корректировка поверхности проволоки валками— нагрев в печи — промывка горячей водой — водяное охлаждение— щелочная очистка -кислотное травление -промывка водой — бронзирование— промывка горячей водой — водяное охлаждение травление фосфорной кислотой— промывка водой -мыление — намотка проволоки. Охлаждение вели в водном растворе сульфата меди, осуществляемого после нагрева, но перед травлением в водном растворе ортофосфорной кислоты. Высокая температура проволоки после нагрева обеспечивает высокую скорость осаждения меди из указанного раствора и моментальную ее дополнительную диффузию в бронзу через микропоры в поверхностном слое оксидов латуни. Резкое охлаждение проволоки после диффузионного нагрева способствует размотчик проволоки катушечного типа.

Линия включает — выпрямляющее устройство— печь соляной закалки— резервуар для водяного охлаждения клепанный из стали в виде лотка— резервуар кислотного электрохимического травления-резервуар 3-х этапной промывки в воде — резервуар для химического бронзирования алюминиевой бронзой— резервуар 3-х этапной промывки в воде— резервуар для травления слабой щелочью, волока, резервуар 3-х этапной промывки в воде-резервуар промывания горячей водой — камера сушки-резервуар нанесения лака из резорциновых смол — сушка— намотчик проволоки катушечного типа-резак. Лотки стандартные длиной 8 метров стоят в ряды, проволока протягивается поэтапно через поворотные ролики. Всего изготовлено за 2 месяца 340 км провода, на который ушло 13.5 тонн стали, 280 кг меди и 40 кг алюминия, 360 кг смолы.Стоимость линии 220 рублей. Изоляторы типа РФ-10 штамповались из бракованной стекломассы (слабощелочное стекло) вес каждого 160 грамм + 40 грамм колпачок, одеваемый на клей на железный крюк. При планируемой длине пролётов 80-100 метров было взято 3200 крюков и изоляторов (640 кг). Провода соединялись между собой медными трубками соединением типа орех. Траверсы и уголки дубовые, пропитаны антисептиком и просмолены. Шайбы, болты, глухари для дерева, крюки, накладки, пластины и прочая фурнитура 8.5 тонн. Столбы ошкуренные бревна формирующие полуанкерную П образную опору, укрепленную подпорами на общей платформе рамного типа, скрепление скобами. Такие «столбы» сбивались в месте снабжения (вправо и влево от него расходились группы укладчиков) и на полозьях по снегу доставлялись к нужному месту. Второй вариант крестовина (для одиночного столба) что также на санях доставляли. При невозможности доставки конструкции столбы рубили на месте или устраивали ряжи — корзины, наполненные землей и камнями. Никакой забивки столбов не производилось, в редких случах землю проходили буром (для опор ряжевого типа) предварительно растопив костром. Шую и Свирь проходили протягиванием кабеля по дну. Бригады имели амперметр-прослушку на соленоиде для прозвона линии и определение места обрыва, а также телеграфный аппарат для связи. Отводы для связи делали каждые два километра и поэтому связи сними была постоянная. А сама линия однопроводная, А в качестве второго провода выступала земля. ( через 10 кило забивали штыри с отводами )

Барочный гвоздь