Ужасный век. Том I

Глава 10

— Я огонь. Я смерть. Понимаешь? А? А?! Ааа?!

Хозяин особняка, стоявшего в двух шагах от главной площади, не понимал.

Логично: богач не знал языка, на котором говорил наёмник, тычущий ему в лицо аркебузой. А кабы знал — всё равно был не в том состоянии, когда человек способен толком соображать. Слишком напуган и слишком раздавлен тем, что пришлось увидеть.

Зато Игги, перебиравший струны местного инструмента, похожего на лютню — отлично понимал, о чём говорил Кеннет. Может, и лучше самого Кеннета, даром что был гораздо младше.

Ещё бы! Отец наверняка зачал его, едва отложив в сторону пищаль. Маленький Игги любил играть с фитильным замком, ещё не представляя, какую власть нехитрое устройство подарит ему через полтора десятка лет. Быть огнём, быть смертью. Тот мальчик увлечённо катал по дну обозной телеги пули, пока отец посылал такие же во врагов. А после мать обирала тела несчастных, которым не повезло оказаться на пути свинцовых шариков — для Игги пока лишь игрушек.

Неважно, кто перед тобой, если держишь в руках аркебузу. Неуклюжий крестьянин, с вилами наперевес защищающий свой хутор? Старый солдат, перерубивший алебардой больше хребтов, чем дровосек — деревьев? Блистательный рыцарь, у которого до войны на уме были турниры да прекрасные дамы? Всё одно: для них ты — огонь, смерть. Вспышка, грохот, и каждый равен перед тобой, словно перед божеством. А теперь — заряжай. Отступи под пики, прочисти ствол шомполом, засыпь порох, загони вслед свинцовый кругляш с кусочком ткани. Щепотку порошка на пороховую полку, да не забудь про крышку, а то просыплется. Раздуй фитиль или взведи замок.

Вот и вся огненная магия — без сказок про драконов.

— Ни хрена он не понимает. Карл, переведи. Ты ж болтаешь по-ихнему!

— Да хорош! Не видишь: с них хватит уже.

Игги ответил за Карла, который только жевал да запивал, словно баранины с вином не видал сто лет. Хотя таких хороших — и правда… давно не попадалось.

Кеннет, худой белобрысый мужик за тридцать, убрал пахнущий порохом ствол от лица вельможи. А может, то был просто богатый купец: солдат подробности не интересовали. Главное, что в доме всего было полно — и стоило за ценностями приглядеть. А заодно отпраздновать победу.

— Ну а ты чего такая невесёлая? Хозяева города в гостях. Это ведь праздник! Вон, у нас и музыка есть: Игги славно играет. Нравится?

Красивая девушка, хозяйская дочка, сидела за столом почти без движения — лишь пыталась отвести заплаканные чёрные глаза подальше от наёмников. Слов Кеннета она, разумеется, тоже не поняла: только вжала голову в плечи.

— Ничего с них, Игги, не хватит. Эти ублюдки убили Густава. А Густав был мой старый друг! Вместе плащи получали, так-то.

Ясное дело: ни богач, ни его дочка Густава не убивали. И останься десятник жив — вряд ли судьба хозяев дома сильно изменилась бы. У всего Фадла теперь одна судьба.

Игги сосредоточился на струнах и в сторону девушки старался не смотреть. Теперь при взгляде на неё юному солдату делалось не по себе. Злоба на врага и обида за своё увечье нашли выход. Что под руку подвернулась именно эта знатная мураддинка, а не какая-то другая — просто случай.

Злобу насилие утоляет хорошо, это правда. Однако новый глаз у Игги вырастать как-то не спешил. Да и Густав не воскрес.

Игги всегда видел большую разницу между собой и Кеннетом, но в последние пару часов она как-то стёрлась. Как это называется… «стыд», наверное?

— А вообще-то… — Кеннет уселся на стол и потянулся за кубком. — Порешить говнюка надо. Не нравится он мне. Глянь на эту рожу! Наверняка извращенец и курит маковое зелье. А ещё эта скотина мне лгала. Прямо, сука, в лицо!

Под ложью солдат имел в виду лепетание богача: дескать, женщин здесь нет, кроме его жены и прислуги. Никто не поверил. Дом ломился от нарядов, на которые служанка за полжизни не заработает. А хозяйка смогла бы натянуть эти платья на свои телеса лет двадцать назад. И то не факт…

— Капитан велел грабить местных. Не вырезать. И справедливо, город ведь сдался. Мне что, Кеннет, обычаи тебе объяснять?

Конечно, Кеннет сам понимал: убийство вельможи офицеры осудят. Команды на резню не было, мураддин не защищал имущество с оружием в руках. Не положено его убивать. Такой поступок мог повлечь последствия… а мог и не повлечь, это как повезёт. Но рисковать-то зачем?

Игги полагал: если вельможа и заслужил за вполне естественное поведение какое-то наказание, то уже понёс его сполна. Кеннет заставил его смотреть на всё случившееся.

Если честно, Кеннет никогда юноше не нравился. Да он вообще мало кому был симпатичен. Свой «ржавый» плащ стрелок получил по делу: единицы обращались с аркебузой настолько ловко. Но излишнюю жестокость под этими знамёнами никогда не одобряли — одобряли оправданную и управляемую. А у Кеннета тяга к насилию имела совершенно болезненный характер.

— Знаю я всё, знаю… Карл, да скажи ты ей, шоб меня не боялась! Я уже добрый.

— Дай пожрать спокойно.

Девушка Кеннету и правда уже не была особо интересна — мучить людей ему нравилось лишь до момента, когда они оказывались сломлены. После очередная игрушка теряла привлекательность. Но это не значит, что за Кеннетом не надо присматривать. Ведь возможные взыскания легли бы на всех девятерых.

Так уж повелось в Ржавом Отряде: десятина вместе живёт, вместе сражается и делится всем, что имеет. Будь то провиант или ответственность за проступок.

Подняв единственный глаз к расписному потолку, Игги перешёл с импровизации на любимую мелодию: наёмники узнали её с первых аккордов. Карл одобрительно замычал забитым ртом и замахал руками, Кеннет поднял кубок.

Карл, Кеннет и Седой Арджи давно носили свои плащи. Потому денег у них водилось больше, чем у Игги — что было легко заметить. Если одноглазый юноша носил самый обыкновенный гамбезон, крашеный оранжевым и красным, то одежды товарищей блистали буффами, оборками и декоративными разрезами до подкладки. Местами и бархатом обшиты. Карл на каждом из толстых пальцев носил по перстню, ни один из которых не покупал. На шее Кеннета болтался огромный золотой медальон с каким-то религиозным символом: солдат даже не знал, чьего бога тот обозначает.

Разве что доспехи, сейчас уже в основном снятые, у всех тут были почти одинаковыми. О броне заботились в первую очередь. Аркебузиры нечасто вступали в ближний бой, так что обычно ограничивались шлемами и приличными кирасами.

Послушать игру и пение Игги все любили. Кеннет соскочил со стола, подхватил мураддинку и закружился с ней в танце. Девушка в его руках напоминала куклу: плясать ей явно не хотелось. Хозяин дома смотрел как-то сквозь всё и молчал.

Седой Арджи танцевать и подпевать не спешил. Он привстал, чтобы дотянуться до оставленной Кеннетом на столе аркебузы. Бросать оружие абы как — дурная идея, всё правильно.

Песня чуть разогнала тоску Игги. Музыка всегда помогала ему. Может, потеря глаза — и не самое страшное: не мешает ни играть, ни стрелять. Вот кабы с пальцами что… Но едва Игги подумал о том, как теперь выглядит половина его лица, скрытая повязкой — снова сделалось невесело.

Когда Кеннету наконец наскучило таскать несчастную девушку по залу, он налил себе ещё вина и забрал оружие у Арджи. Белобрысый солдат снова взгромоздился на стол, положив аркебузу на колени. Игги отчётливо помнил: ружьё заряжено, а выпил его сослуживец порядочно. Обоими соображениями Игги поделился с окружающими, как только допел.

— Да не ссы: у меня замок не заведён.

Кеннет предпочитал колесцовый, заводимый ключом и высекающий искру. Игги подобной конструкции не доверял. Фитиль — не так модно и удобно, быть может. Зато надёжно.

— И вообще! Я теперь почти десятник, между прочим. А кого ещё назначат? Так что давай-ка, Игги: не указывай.

Игги фыркнул. Кого угодно назначат, хоть Арджи или Карла, но уж точно не Кеннета: никто из сержантов его кандидатуру не одобрил бы. Носить плащ по праву — это одно, но командовать — совсем другое.

Однако спорить юноша не стал.

Зал располагался на втором этаже. Судя по звукам снизу, имущество хозяина дома уже начало перекочёвывать в телеги Ржавого Отряда. Оставшаяся без десятника компания не получила пока иных приказов, кроме отдыха — отличившиеся в бою имели на него полное право. Поэтому Игги, Кеннет, Седой Арджи и Карл не торопились вниз: там распоряжались менее опытные солдаты их десятины.

Игги продолжил играть, стараясь не слушать болтовни Кеннета. Карл по-прежнему предавался чревоугодию. Тем временем Арджи, выразительно покряхтев, встал из-за стола: захотел прогуляться по залу. Скоро он оказался возле окна, и что-то привлекло внимание ветерана.

— Хм… Мураддины к дворцу идут.

— Ополченцы, что ль? Каяться?

— Да не. Паланкин с кортежем. Мож, визирь к капитану поехал?

Игги показалось странным, что визирь решил явиться во дворец. Насколько он понял, Фадл полностью отдали в руки наёмников на ближайшие дни — но верняк была какая-то достойная причина. Не солдатского ума дело: если потребуется о чём-то знать, прибудет вестовой.

И всё же Игги, не выпуская инструмент из рук, тоже подошёл к окну.

По улице, на углу которой стоял дом, двигалась солидная процессия. В центре — богатые крытые носилки, определённо принадлежащие Джамалутдину-паше. Их сопровождал отряд конницы Святого Воинства и пеших телохранителей. Игги даже показалось, что он разглядел среди мураддинов самого Валида ар-Гасана.

А вот несколько всадников, ехавших в хвосте колонны, к охране не относились: они отстали и свернули в переулок, в сторону особняка.

— Чего это они?

Подозрительно. Знатные мураддинские воины явно не на прогулку собрались. Было видно: они знают, куда едут.

Арджи, потерявший интерес к происходящему на улице, только пожал плечами. Их с Игги снова отвлёк Кеннет:

— Ты тоску какую-то заиграл. Об чём нам грустить? Давай повеселее!

— Как скажешь…

Наёмники затянули новую песню — крайне фривольного содержания, но допеть её не успели. К третьему куплету в дверях появился один из солдат, что до сих пор оставались внизу. Выглядел он обеспокоенным.

Кеннет сразу оторвался от кубка. Стоило отдать должное: нюх на неприятности у него имелся отличный.

— Чего стряслось?

— Мураддины.

— Какие, драть их, мураддины?

Игги уже догадался: те самые, что свернули в их сторону.

— Я ж их язык не разумею! Знатные. Карл нужен, да и эта… Вам бы всем вниз пойти. Недобро оно всё. Жопой чую.

— Ну етить… — Кеннет быстро допил вино и запустил кубок в угол. — Так, парни, пошли. Разберёмся.

Он подхватил аркебузу, положив на сгиб локтя. Оружие Игги стояло в углу: юноша сменил один инструмент на другой к моменту, когда Карл и Седой Арджи уже готовы были спускаться. Шлем остался на столе.

— Мож, кто за ними присмотрит? — Карл кивнул в сторону хозяина и его дочери.

Те сохраняли неподвижность и молчание, но недолго. Когда снизу послышалась мураддинская речь на весьма повышенных тонах, хозяева переглянулись и заёрзали. Судя по тому, как поморщился Карл, изучивший местный язык — в самом деле происходило нечто тревожное.

Но развить эту мысль Игги не успел, так как Кеннет снова принял решение за всех.

— Да куда они денутся? Насрать на них. Пошли!

Одной рукой взявшись за ствол аркебузы, а другую положив на рукоятку тесака, Игги поспешил за остальными. Короткий коридор оканчивался лестницей, которая полукругом спускалась вниз, к просторной прихожей. Богатство хозяина нижний зал бросал в глаза с порога.

Воины халифата смотрелись внушительно.

Чёрные бороды, чёрные глаза — и выражения лиц были столь же черны. Шёлковая накидка человека, стоявшего впереди, была расшита замысловатым узором: из тех, что заменяли местным аристократам гербы. Игги уже видел такой узор, это точно. Только не мог вспомнить, где и когда именно.

Не было ощущения, будто ситуация идёт к чему-то хорошему. Юный солдат порадовался, что наёмников здесь гораздо больше: девять бойцов, не считая нескольких рекрутов и двух молодых женщин — те держались в стороне.

Девять. Командира у десятины больше не было, и в этот раз Игги взял его обязанности на себя.

— Карл! Спроси, чего им надо.

Пока Карл говорил с главным мураддином, единственный глаз Игги следил за руками, спокойно возлежащими на рукоятках сабель. Его собственные пальцы мерно постукивали по ложе аркебузы: почти как по струнам. Она не была заряжена, но откуда о том знать визитёрам?

Карл обернулся к товарищам.

— Вам вкратце или подробно?

— По делу.

— По делу… он требует, чтобы мы отсюда убрались. Мол, к хозяину дома пришёл. Ему, дескать, насрать, чего «ржавым» визирь разрешил. Говорит: идите подобру-поздорову куда хотите, а тут ни-ни.

Тяжёлый взгляд знатного воина упирался то в Арджи, то в Кеннета, которые ему показались главными среди наёмников.

Игги выругался про себя. Кого грабить в Фадле — без разницы, конечно. Приди мураддины сюда раньше, солдаты не стали бы спорить. Вот только гости опоздали… Причём куда серьёзнее, чем думали. Ясное дело: этот благородный — какой-нибудь родственник хозяина дома. Или друг. Или вроде того. Когда он поднимется наверх и узнает о случившемся… пёс знает, чем это кончится.

— Да он охренел! Короче, ты этой жопоголовой обезьяне скажи…

— Погодь, Кеннет. — Арджи рассудил, что переводить слова Кеннета не стоит, и Игги думал так же. — Карл, растолкуй ему: офицеров тут нету, а он нам не командир. Вот коли наши прикажут, уйдём. А так…

— …а так нехай катится, пока цел! Эй, борода: скачи в пустыню, и пусть тебя там ебут верблюды!

Хорошо, что воины понимали слова «ржавых» не лучше, чем Игги с Кеннетом — мураддинский. То есть совсем не понимали. Юноша пихнул белобрысого в бок.

— Может, заткнёшься?..

Кеннету стоило давать слово, когда разговор вёлся на языке огня и свинца. О да, тут он высказался бы лучше всех. Но не теперь. Арджи продолжил:

— …а так город наш, этот дом стоит в городе, так что нечего мураддину командовать. Коли что не так, пускай к Бенедикту идёт, али к самому капитану. И решает с ними. Давай, Карл: растолкуй.

Карл говорил по-мураддински сбивчиво, медленно, самыми простыми выражениями — но того было достаточно, не высокие материи обсуждают. Визитёр тоже отвечал коротко. Пока они обменивались репликами, Кеннет наклонился к уху Игги.

— Зря мы, братишка, хозяев-то без присмотра оставили. Ну как спустятся сюда? Поди-ка ты к ним: пригляди, шоб чего не вышло.

— Сам иди. — шепнул Игги. — Тут от тебя проку ноль.

Как ни странно, Кеннет не обиделся и даже не стал возражать.

— Ну и пойду. А вы уж постарайтесь этих макак спровадить.

Кеннет начал поднимать по лестнице, и мураддины мгновенно обратили на это внимание. Переглянулись, зашептались. Возможно, Карл понял, о чём они говорят. Но не факт. Пока что единственный в доме переводчик объяснял своим иное:

— Он не согласен. Хозяина видеть хочет. Абдульхади, мол. Во, как его зовут.

— Этого-то? Главного? — Арджи не понял, о чём речь.

— Да не этого. Хозяина.

— Ну а ты объясни: нету тут никакого Абдуль-дудуля. Убежал, хвост поджав, с родными своими. Пусть уважаемый ищет его по городу, коли такая нужда.

Можно было даже не переводить ответ — наёмникам мураддин не поверил. Конечно, раз этот господин столь озаботился судьбой хозяина дома, то в итоге всё узнает. Но это будет потом. С такими претензиями уже ни к Шеймусу, ни даже к визирю особо не пойдёшь. Мятежники есть мятежники. Трёхдневный грабёж есть трёхдневный грабёж. Даже если визирь заинтересуется — ищи ветра в поле!

Главное — спровадить гостей прямо сейчас.

Мураддин не дослушал Карла. Он сделал знак своим людям — и явно вознамерился подняться по лестнице вслед за Кеннетом. Игги как раз стоял на его пути. Арджи тоже перегородил дорогу.

— Сказал ещё, что он Мансур ар-Наджиб. А мы пожалеем, ежели не дадим ему с дудулем этим поговорить.

Имя Мансура ничего не говорило наёмникам. Зато лицо мураддина говорило, что он и правда полон решимости заставить их пожалеть о препятствии. Хотя Игги трудно было представить, как мураддин собирается исполнять подобную угрозу. Не драку же устроит? Было бы глупо с его стороны.

Если честно, то лучшее, что могли сейчас сделать «ржавые» — действительно уйти, наплевав на гордость. Игги это понимал, а вот Кеннет — определённо нет, и приказать сейчас некому. Густав, конечно, в два счёта разрешил бы ситуацию; но Густава среди живых уже не водилось.

Даже опытные солдаты, которыми никто не руководит, редко поступают правильно. Вот и стихийно принятое решение — не пропускать мураддина на второй этаж, одновременно не пуская хозяев вниз… не самое удачное. Однако менять его уже было и некому, и поздно.

Даже незачем, потому что сбоку послышались причитания. Тучная фигура выплыла в прихожую, и Игги захотелось хлопнуть себя по лбу.

Конечно, про жену Абдульхади все давным-давно позабыли. Хозяйка не представляла ни угрозы, ни какого-либо интереса: старая, толстая, с усиками на губе и противным дребезжащим голосом. Её прогнали со второго этажа как раз затем, чтобы не голосила над ухом почём зря.

Старая женщина, разбрызгивая слюни и размахивая руками, бросилась к Мансуру. Хотя Арджи ловко встал между ними, вопли хозяйки остановить он не мог.

— А эта дура орёт, что... — Карл не забыл про обязанности переводчика.

— Я догадываюсь.

Мансур ар-Наджиб действовал решительно. Терять времени на ревущую хозяйку он не стал: прозвучал короткий приказ, и мураддины ломанулись к лестнице.

Игги слишком долго выбирал: пытаться остановить Мансура или всё-таки отойти в сторону. Он был солдатом и принимать решения не привык — привык исполнять приказы. Мансур отпихнул Игги. Осталось только следовать за мураддинами наверх, морально готовясь ко всему.

Абдульхади с дочкой вели себя смирно. Кеннет, рассевшийся за столом напротив входа, определённо нагнал на них страху. Неудивительно. Удивило Игги другое: то, как хозяин дома и девушка отреагировали на появление Мансура. Солдат ожидал если не истовой мольбы о помощи, то хотя бы выражения явного облегчения.

Однако Мансур напугал обоих сильнее, чем солдаты Ржавого Отряда.

Да и мураддины повели себя странно. Мансур по-хозяйски расположился возле Абдульхади, который попытался отодвинуться. Воины визиря обступили стол. Лишь одного Кеннет остановил понятным любому жестом: мол, не приближайся.

Не сказать, будто Игги до сих пор жалел о незнании мураддинского языка. Но вот теперь ему очень хотелось бы понять разговор. Хоть то и не столько разговор, сколько монолог Мансура: говорил он долго. Даже без перевода стало ясно — это далеко не дружеская беседа. Уж больно ядовито звучал голос Мансура, уж слишком побледнело лицо Абдульхади — и прежде не радостное.

— Карл, чего они говорят?..

— А внизу слабо было меня послушать?

Знатный воин наполнил чашу вином, но выпил совсем немного. Потом кивнул своему человеку за спиной Абдульхади. Хозяин дома как раз порывался встать, но только вцепился в подлокотники: почувствовал кривой кинжал у шеи.

Мансур выпил ещё, затем широким жестом обвёл наёмников и что-то сказал Карлу. Улыбался он недобро. Подручные аристократа и прежде держали руки на оружии, но теперь по-настоящему напряглись.

— Карл, что за хрень? Чегось он сказал?

— Да, объясни уже.

— Чего объяснять? Ни хера не слушали меня раньше... Не друг ему этот Абдуль-дудуль. Старуха обосралась из-за Мансура больше, чем когда мы пришли: вот и голосила.

— Дружище, я не тупой. — Кеннет лицом изображал беззаботность, пользуясь языковым барьером. — Хренли ему надо сейчас?

— Говорит, чтобы мы проваливали. Мол, дело касается только его и дудуля этого. А нам тут ловить нечего. Говорит: добро внизу берите, а остальное вас не касается, во.

— Передай обезьяне, что так не пойдёт. Я в этом доме по праву, в отличие от него: никуда не уйду. И вообще. Чего он с дураком этим собрался делать? А ну как Бенедикт потом нас спросит? Или сам капитан?..

Как ни странно, Кеннет высказался вполне логично. Сослуживцы с ним молчаливо согласились: никто с места не сдвинулся.

Сросшиеся брови Мансура угрожающе изогнулись. Мураддин повторил требование, глядя Кеннету в лицо. Перевод уж точно не требовался: холодный гнев ощущался и так. Ну-ну… пуганого аристократ пугал, конечно.

— Хрен. На этот спектакль у меня билет в лучшую ложу. Карл, переведи.

Ситуация не нравилась Игги с самого начала, но чем дальше — тем хуже становилась.

По всему было видно: визитёры отступать не намерены. Столь же понятно и другое: каковы бы ни были счёты между Мансуром и Абдульхади, каким бы образом воин визиря ни собирался теперь расплатиться по ним — наёмников это не касалось.

Вот только с гордостью Кеннета такое рациональное мышление категорически шло вразрез. Ему, конечно, плевать было на хозяев дома: солдат просто не собирался подчиняться.

Зато Игги было не всё равно, как ни глупо. Он смотрел на девушку и снова видел на её лице страх — теперь, выходит, уже только за жизнь… или за то, какой именно окажется смерть. Мансур и его люди должны были вот-вот что-то предпринять, но для Игги время будто остановилось. В голове бушевал поток самых разных мыслей, заставляющий чувствовать себя идиотом — но что поделать? Сдержать эти мысли — не легче, чем полноводную реку.

Да уж… Глупо сначала надругаться над дочерью Абдульхади, а теперь ощутить желание помешать Мансуру сделать с ней нечто — наверное, ещё худшее. Все мураддины здесь были для Игги одинаково чужими людьми: что мирные жители мятежного города, что лоялисты.

Возможно, в нём заговорило чувство вины, прежде не знакомое. Возможно, Игги по-прежнему был слишком юн и наивен — наёмному солдату бессмысленно разыгрывать благородство.

Пауза затягивалась, а атмосфера накалялась.

Арджи и Карл стояли в дверях, Мансур и его люди — полукругом у стола. Кеннет, сидевший в другом конце зала, по-прежнему казался расслабленным. Абдульхади бросило в такую дрожь, что недолго самому себе перерезать горло об кинжал. Девушка нашла глазами Игги: по её щеке скатилась слезинка. Хоть, казалось бы, давно всё выплакала…

Ну дела — оказаться теперь единственным, кто хотя бы похож на защитника! Что-то должно было вот-вот случиться.

Мансур нарушил сложное равновесие сцены. Вопреки худшим ожиданиям, он не предпринял ничего агрессивного: напротив, весело фыркнул и будто утратил интерес к Кеннету. Возможно, присутствие «ржавых» не так уж его смущало. Мураддин-лоялист шагнул к дочери вельможи.

Она пискнула, даже вскочила со стула — но так неловко, что упала. Абдульхади закричал. Игги заставил себя не дёргаться, но подумал кое о чём. Проклятье: эта мысль точно прозвучала лишь в голове? Или юноша нечаянно озвучил её?

Как оказалось, озвучил.

— Давайте их убьём.

Случайно вырвавшиеся слова, о которых Игги немедленно пожалел: уж точно не приказ. Даже не призыв к какому-то серьёзному обсуждению. Однако в зале присутствовал человек, охотно готовый согласиться. Кеннет здесь был пороховой бочкой: Игги некстати чиркнул огнивом.

— А давайте!

Игги до сих пор не обращал внимания, что руки Кеннет держал под столом. Похоже, тому не придали значения и мураддины. «Пух» — сработал колесцовый замок: следом грянул выстрел. Мансур согнулся пополам, издав сдавленный стон и расплескав вино. Золотая чаша выскользнула из его пальцев и покатилась по полу.

На миг все оцепенели: словно когда лопается струна — и возникает краткая неловкость. А потом началось.

Мансур ещё не успел осесть на пол, когда стоявший рядом мураддин выхватил саблю и попытался зарубить Кеннета — но солдат вовремя оттолкнулся ногой от стола, опрокинувшись назад. Кровь Абдульхади брызнула на дорогую скатерть. Тот, кто рассёк ему горло, сам рухнул на стол следом, получив от Игги прикладом.

Ещё одна сабля свистнула над ухом, но Карл удивительно быстро выхватил фальшион и защитил товарища. Старик Арджи бросился на мураддина: обладая немалым весом, легко снёс его. Оба отлетели в сторону.

Трапезный зал был тесноват для драки с таким числом участников. Игги сообразил: есть лишь один способ вовремя прийти на помощь Кеннету. Выхватив тесак, он вскочил на стол и побежал прямо по нему. Зазвенела разлетающаяся посуда, под ногу попалось нечто скользкое. Игги видел, как Кеннет умудрился закрыться от нового удара стулом, с которого только что упал. Сзади звал на помощь Арджи, но поздно было менять решение. Игги надеялся, что седому наёмнику пособит Карл или кто-то ещё.

Проклятье: а сколько вообще «ржавых» поднялось наверх, сколько осталось внизу? Вот об этом надо было думать, а не о хороших поступках во искупление плохих…

Воин, пытавшийся зарубить Кеннета, заметил Игги в последний момент. Он успел только разинуть окружённый чёрной растительностью рот — солдатский тесак влетел прямо туда. Вытянувшись в ударе, Игги утратил равновесие. Предательски поехала в сторону скатерть. Юноша рухнул на пол вместе с кубками, кувшинами, столовыми приборами, блюдами и тарелками.

Кеннет копошился в углу: хочет аркебузу перезарядить, что ли? Безумная идея, но советы давать поздно. Тем временем, сцепившись в борьбе за саблю, Арджи и подручный Мансура вывалились в окно. Второй этаж был достаточно высок, чтобы это не сулило обоим ничего хорошего.

Мансур был ещё жив — Игги не видел его, но слышал стоны. А девушке хватило мозгов на самое разумное: она спряталась под столом.

Пытаясь встать, Игги вскрикнул от боли — под ладонями оказались осколки стекла. Немного приподнявшись, он увидел, что Карл справился с ещё одним противником. Молча, с совершенно бесстрастным лицом, толстый солдат рубил мураддина фальшионом. Немногие удары достигли цели сквозь броню, но Карлу было всё равно. Он просто продолжал рубить — как мясник работает. На столе уже лежала отсечённая рука, исход этой схватки сомнений не вызывал.

Между тем Мансур сумел подняться. Он хрипел, на губах пузырилась кровь, однако аристократ сохранил дух и какие-никакие силы для борьбы.

Клинок Игги застрял в черепе мертвеца: солдат не придумал ничего лучше, чем запустить во врага графин, подвернувшийся под руку. Конечно, Мансура это не остановило. Полусогнутый и шаркающий, он всё же приближался, изрыгая проклятия и потрясая круто изогнутой саблей.

Карл помочь не успевал — он споткнулся об труп Абдульхади. Ни вытащить меч из черепа убитого, ни нащупать в полумраке его саблю у Игги не получалось. А Мансур был уже совсем близко.

Игги показалось, что у него зудит шея: точно там, куда мураддин собирается ударить.

Тут грянул выстрел — не только оглушительно, но и больно. Словно в ухо воткнули длинное шило, доставшее аж до того места, где у Игги когда-то был глаз. Кеннет, сукин сын, неспроста получил плащ! Он действительно всё это время перезаряжался — и успел. Пуля угодила точно в центр лица Мансура: оставила кровавую дыру на месте носа.

На этом всё наконец-то закончилось.

Только теперь Игги по-настоящему ощутил боль в изрезанных стеклом ладонях и отбитых коленях. Резко пахло порохом, в свете свечей мерцали осколки, всё кругом залила кровь. Ею был с головы до ног перепачкан Карл — словно облили из ведра. Липкая лужа растеклась под телом Абдульхади, кровь изрубленного воина капала со стола на пол, куски мозгов Мансура медленно сползали по стене.

За свою недолгую жизнь Игги повидал многое, но всё равно ощутил тошноту. Кеннет, вжавшийся в угол, по-прежнему направлял вперёд дымящуюся аркебузу. Первым пришёл в себя Карл. Он вытер оружие об скатерть и, охая да ахая, поковылял к окну.

— Арджи! Ааарджи!.. Ты живой там?

К великому облегчению Игги, старый наёмник отозвался.

— Не дождёшься! Упал удачно, прям сверху на этого… Помогите!

Помощью Арджи занялись те, кто во время схватки оставался внизу. Хозяйка дома орала громче прежнего, однако недолго: её голос вдруг оборвался.

— Вот дерьмо… — процедил Кеннет. — Наворотили мы тут…

— И это дерьмо слышало полгорода. — подметил Игги, наконец-то освободив меч. — И визирь тоже слышал.

Звуки боя в городе давно стихли. Если где-то ещё сражались, то на самых окраинах — а не в двух шагах от дворца. Солдаты понятия не имели, к чему случившееся может привести. Ясно лишь, что и Абдульхади, и особенно Мансур — не из тех, чья смерть не имеет последствий.

Люди в «ржавых» цветах ворвались в зал: выглядели они недоумённо, но решительно.

— Что там с каргой? — обратился к ним Кеннет, а в ответ только развели руками.

Игги догадался, что с буйной хозяйкой никто не миндальничал: едва ли её заставили замолчать, не убивая.

— Дерьмо. Дерьмо. Дерьмооо… — продолжил ругаться Кеннет.

Игги хотел было отметить, с чьего выстрела дерьмо началось — но тут же вспомнил, что виноват не меньше. Скорее даже больше.

— Что будем делать?

— Притащим трупы мятежников. Свалим на них.

Карл предложил первое, что пришло в не отягощённую лишним умом голову. Солдаты закивали, и лишь до Игги сразу дошло, насколько это глупая затея.

— Мятежников? Капитан уже объявил, что город наш. Визирь приехал! А мы скажем, что на самом деле тут мятежники резню устраивают? Прямо у дворца? Да нас в лучшем случае высекут. В лучшем.

— Ну… вынесем их наружу, другими трупами забросаем. Трупов-то кругом как говна. Или канаву какую найдём…

— Да ну? Эти козлы приехали с визирем. Думаешь, их не станут искать? Весь город перевернут! Это были важные люди…

Игги плюхнулся на стул, обхватив голову руками. Меньше получаса назад они с парнями делили командование — а теперь, похоже, соображать способен он один. Пока юноша пытался что-то придумать, Карл вытащил из-под стола брыкающуюся дочку Абдульхади. Девчонка от ужаса совсем обезумела.

— Эй, а с девкой-то что?

— В расход.

— Кеннет, не пошёл бы ты нахер?! — в сердцах выкрикнул Игги.

Если в произошедшем и можно найти какой-то смысл, то с убийством девушки он точно пропадёт: проще было бы вообще не вмешиваться.

— Карл, успокой ты её, что ли…

Карл сменил несколько способов успокоить — сначала какие-то слова на мураддинском, потом смачная пощёчина, а затем новые слова, уже более мягкие. В конце концов — подействовало. Девушку усадили в кресло, спиной ко всей кровавой картине. Игги сидел перед ней.

Похоже, теперь наёмники ждали его распоряжений. Стихийно, по воле случая, однако именно он был сейчас командиром. Или кем-то вроде него. Нужно решать… Голова невыносимо разболелась, но юноша пытался заставить её выдать нечто разумное.

— Нужно не пускать никого к дому. И послать к Бенедикту, немедленно. Мы сами не разберёмся с этим говнищем. Дело очень серьёзное, так лейтенанту и скажите.

— Дык… а чавось с девкой-то? — не унимался Карл.

Остатки платья и так промокли от крови Мансура с пола, а руки солдата добавили ещё красных разводов с пятнами. Выглядела девушка не лучше трупов, валявшихся вокруг.

— Отпускать нельзя. Не хватало, чтобы мураддины её допрашивали! Придержим при себе, а там… как старшие решат. Карл! Объясни, что её никто не тронет.

— Да что ей объяснишь, ты посмотри…

— Мать твою, Карл!.. Ладно. Переводи хоть, что я буду говорить!

Игги пришлось наклониться, чтобы встретиться взглядами с дочкой вельможи: два чёрных глаза, и один голубой. Странно, но даже сейчас она смотрела на юношу с надеждой. Не только сам в себе Игги видел какое-то различие с другими солдатами. Хотя бы иногда. Нужно собраться. Никто, кроме Игги, порядка сейчас не наведёт.

Он заставил себя улыбнуться, хотя вышло это очень натянуто.

— Меня зовут Игги. А тебя?

Карлу пришлось повторить вопрос на мураддинском дважды.

— Ффф… Фархана.

— Фархана. Славно. Вот и познакомились.