Отряд разбил лагерь у моря: уже холодного, лето заканчивалось. Здесь к воде ещё можно было кое-как подойти — берег крутой и каменистый, но настоящие скалы начинались дальше на север. Отсюда они были хорошо видны. Волны с приятным шумом накатывались на гальку, дул свежий бриз.
Но Валли, бодрый конопатый десятилетка, к морю был совершенно равнодушен. Даром что сам родился на побережье, недалеко от этих краёв. Мальчика куда больше занимали лошади, и это совсем неудивительно: расти довелось в конном отряде.
— А это Плачущие скалы, да?
— Они самые, дружок.
— А почему скалы так называются?
Алерик, отрядный священник, выглядел не особенно благообразно: клеймо каторжанина на лице безнадёжно выдавало прошлое, да и меч к рясе не шёл. Однако это был добрый старик, добрый ко всем — и к Валли, пожалуй, особенно.
— Когда поднимается сильный ветер, он так воет в этих скалах, что будто дева плачет. Думаю, ты сам это скоро услышишь.
— Отец возьмёт меня с собой?
— Насколько я понял, да. Возьмёт. Вчера он говорил об этом.
Валли это не очень обрадовало. Ему нравилось всюду ходить вместе с папой, но… Алерик прекрасно понимал, почему мальчик взволнован. Положил руку ему на плечо, посмотрел в глаза, сердечно улыбнулся.
— Не бойся. Всё будет хорошо.
— Я знаю. Я ничего не боюсь!
Это было неправдой, но Валли давно усвоил, что о некоторых вещах врать необходимо. Особенно самому себе. Повторишь такое сто раз — и сам поверишь. А если командир сам не верит в себя, за ним никто не пойдёт: уж это папа много раз объяснял.
— Сходил бы ты к отцу. Он наверняка уже проснулся и захочет тебя видеть.
Это предложение Валли воспринял с энтузиазмом.
Шатёр отца стоял посередине военного лагеря, больше напоминающего кочевой табор. Солдаты были одеты кто во что горазд, но неизменно ярко, крикливо. Большинство носило лихие усы — подражая командиру, а также заткнутые за пояса пистолеты, кавалерийские сабли. Но вооружённых мужчин в лагере — хорошо ещё, если половина. Тут и там женщины, дети всех возрастов, старики-ремесленники, какие-то музыканты и прочая разношёрстная публика. К отряду постоянно кто-то прибивался — в поисках удачи или ради безопасности, а отец Валли никого не прогонял.
Он настаивал, что сражается за народ и потому всякому честному люду рад. Правда, честность многих спутников отряда была под большим вопросом — но Валли видел в каждом хорошего человека. Пусть очень по-своему, однако хорошего.
Поздним утром кто-то уже бренчал на лютне, отлынивавшие от работы девушки затянули песню. Парень в шутовском колпаке, которого отряд спас с эшафота неделю назад, ловко жонглировал пятью кинжалами. Зрелище имело огромный успех.
Но то по правую руку — а по левую картина наблюдалась более мрачная. Там к двум толстым столбам приколотили перекладину: получилась импровизированная виселица. В петлях болталось пять человек, уже не очень свежих. У каждого на груди висела табличка.
«Насильник и убийца», «Конокрад», «Сборщик налогов», «Холуй герцога Геделенского», «Королевский вербовщик». Очень показательный список преступлений.
— Валли! — окликнула мальчика курносая девушка. — Ну-ка, подь сюды!
Игнис вытащила из сумы маленький свёрток и поманила Валли им.
— Вот, держи!
Внутри оказались жареные каштаны, которые Валли просто обожал.
— Ещё парочку возьми, ещё. Я сама столько не съем.
По дороге Валли ещё успел переброситься парой слов с новобранцами, которые были старше его года так на четыре, попить свежего молока и помочь старому бойцу Эдвину с конём. Наконец он добрался до шатра.
Отец оттуда ещё не вышел, зато рядом сидела на перевёрнутом ведре необычная женщина.
Необычна она была уже тем, что Валли в ней женщину-то не сразу признал. Незнакомка была одета как мужчина, по-военному, на поясе у неё висела короткая сабля. Голову покрывал яркий платок, повязанный на морской манер. От неё буквально пахло морем — так Валли показалось. А ещё женщина была немного смуглой, темноглазой: явно не местная.
— Папа там? — Валли привык, что в отряде его знают абсолютно все.
— Там.
Женщина кивнула в сторону шатра, и теперь Валли заметил безобразный шрам на её щеке. Особой красотой незнакомка не отличалась и так, но увечье делало образ откровенно зловещим. Мальчику стало неудобно: наверное, он слишком откровенно пялился на изъян.
— Так ты, значит, Валли? Папаша, видать, хочет заделать тебе братиков и сестричек, пока ещё не поздно. Хей, а это у тебя что? Неужто уже сражаешься?
Она указала на длинный кинжал с круглой гардой, который Валли носил весьма демонстративно.
— Ещё нет. Но папа подарил.
— Покажи.
Валли вытащил кинжал из ножен и протянул женщине. Она осмотрела оружие с очевидным знанием дела.
— Хорошая штука. Только впредь шли посторонних с такими просьбами куда подальше, хорошо? Не надо давать своё оружие абы кому. Плохая примета, знаешь ли: к смерти.
— А как вас зовут?
Женщина рассмеялась.
— Хей… Моё имя, боюсь, слишком известное: детишек им часто пугают. Я тут ненадолго, не бери в голову.
— Так вы не с нами? Я думал, в отряд.
— Не-а. Я сам капитан.
Валли немного удивился, что она сказала «сам», а не «сама» — но рассудил, что чужестранка может плохо знать местный язык.
Тем временем отец показался из шатра. Валли он и не заметил поначалу — в отличие от морячки.
— Ох! Залупа конская, а такое хорошее утро было! И нате… Ты чего приехала-то?
— О, Церклас, я тоже рад тебя видеть.
— Чего приехала, говорю?
— Обсудить пару деловых вопросов, пока ты ещё жив.
— Пока жив!.. Не дождёшься! Ладно, дела — дело деловое. Эй, дорогуши! Эээй! Сладенькие мои, дуйте из шатра! Да-да, одевайтесь и дуйте. Видите: дела приехали!..
Церклас Геделенский, среди соратников — Церклас Ебовейший, был мужчиной крупным: ростом метра под два, с широченными плечами и могучей волосатой грудью. Из шатра он вылез в одних подштанниках, так что мощь фигуры командира могли нынче оценить все.
— Выходите, говорю, из шатра! А ты… да, ты! Эээ… Йовин, во! — командир наконец вспомнил имя болтавшегося рядом бойца. — Воды!
— У меня только вино… — солдат показал бурдюк и виновато пожал плечами.
— Да не пить, дуралей! Ведро!
Вскоре отец Валли окатил себя с головы до ног — и сразу стал выглядеть свежее. Холодная вода побежала по длинным рыжим усам. Тем временем из шатра вышли Анеса и Карин: на вид весёлые, но помятые. Ни одна из них не приходилась Валли матерью, но обеих Церклас звал своими жёнами и с обеими разом жил в этом шатре.
Что касается настоящей матери — Валли её никогда не видел и даже имени не знал, но особо горевать по этому поводу не приходилось. Анеса и Карин были весьма добры к мальчику — как, впрочем, и остальные в отряде.
Жёны расцеловали Церкласа и, получив по звонкому шлепку, быстро скрылись из виду. Незнакомка в морской одежде проводила их взглядом.
— Ты, Церклас, не многовато сил потратил с утра? Они скоро пригодятся.
— Да чего там, силы… раз-два — и готово.
— Надеюсь, это ты про своих кобылок, а не про него. С ним-то шутки плохи. Он ещё опаснее, чем кажется.
— Ой, я тя умоляю… пуганого пугаешь. Да ещё при сыне! Валли, ты сегодня со мной поедешь. Посмотришь, как такие вещи делаются. Пора, как-грица, привыкать. А пока дуй-ка к Олафу, у него там эти дураки сидят… как бишь… в общем, прислали которых. Ну ты понял. Приведёшь их. Пускай сюда явятся, как с дорогой гостьей закончу.
— Закончит он… — фыркнула незнакомка. — Ты никак закончил уже раза три: битый час жду. Куда больше?
— Ой-ой, шуточки… у меня всё одно скорее на лошадь встанет, чем на тебя. Пошли, поговорим по делу. Я ж понял уже, о чём речь, не дурак. Дурак бы не понял.
Когда Валли вернулся с прибывшими к отцу посланниками, морячки в шатре уже не было — да и вообще след ей простыл, словно бризом унесло. Отец восседал посреди шатра на складном стуле, раскуривая трубку. Теперь он был, конечно, в одежде — самой простой, походной.
— Проходьте. Давайте поговорим, раз пришли. И ты, сынку, посиди здесь. Поучись.
Посланники, как оказалось, прибыли от геделенской торговой гильдии и тамошних же крупных цехов. Это были немолодые мужчины, облачённые по городской моде — и очень дорого. Валли редко видел подобных людей. Суть разговора не была ясна мальчику в полной мере: много незнакомых имён и терминов. Но главное он понял.
— Война скоро закончится. — уверенно утверждал отец.
— К сожалению, слова и действия ваших… коллег… подталкивают к обратному предположению. И в этой ситуации мы бы хотели…
— Да ясно, чего бы вы хотели. Всегда одного и того же: золото, золото, золото! Но я, друзяшки, за богачей уже навоевался. Я теперь за народ, а народ устал от войны. И от герцога с королём, да и от вас тоже. Войну я скоро закончу, а кто думает, будто выйдет иначе — тому хером по губам. И вот как мы тогда будем жить, после войны — вот это важно. Жить будем по-новому.
— Это станет актуальной темой чуть позже. Сейчас нас больше волнует, например, безопасность дорог. Тех, которые…
Говорили обо всяком до обеда. До обеденного времени, точнее: трапезничать, спровадив послов, не стали. Начали седлать коней.
— Поедешь, сынку, на своей лошади.
Валли разволновался пуще прежнего: ему впервые предстояло преодолеть верхом приличное расстояние, пусть на самом маленьком коне. Мастерству всадника мальчика обучали уже пару лет, но всегда в лагере или ближайших его окрестностях.
— Пора-пора уже, не тушуйся. Так мальчики становятся мужчинами.
Анеса и Карин провожали Церкласа. Валли ясно видел, что отцовские жёны волнуются, хотя и пытаются это скрыть напускным шутливым настроем. Мужчины, которых командир взял для охраны, выглядели спокойными и собранными.
Подъехал священник Алерик.
— Ты-то куда, родное сердце? Отпевать на месте собрался?
— Благословить.
— Благословениями в этом деле особо не поможешь. Но, с другой стороны, не повредит. Езжай с нами.
— Береги себя… — Анеса поцеловала Церкласа.
Карин сделала то же самое молча.
— Ну не, дорогуши! Это вы меня бережёте: обе две, люблю вас за это. А сам я отчаянным родился и ничем не дорожу! Ждите ночью, дело недолгое. Шоб помылись обе, подбрились и всё такое!
Небольшой отряд выехал к тем самым скалам, что виднелись на горизонте. В дороге болтали обо всяком, только не про войну. Война всем порядком остобрыдла, вот это правда. Только её, как Валли уже понимал, легко начать: закончить бывает сложновато.
На место прибыли, когда начало смеркаться. По одну сторону возвышались Плачущие скалы и плескалось море, к краю которого потихоньку приближалось краснеющее солнце. По другую, за широким полем, тянулась дорога к большому городу. Возле тракта росло одинокое дерево, а под ним Церкласа с парнями ждало человек десять.
Это были солдаты в крепкой, но видавшей виды броне, приехавшие на двух телегах. Здоровые мужики, все как на подбор, отлично вооружённые: алебарды, пищали, тяжёлые арбалеты. Они развели костерок, но никакого лагеря не обустраивали — видать, тоже не собирались задерживаться. Один человек сидел поодаль от прочих, прислонившись к дереву.
Валли заметил, что на поле уже вытоптали большой круг.
Церклас спрыгнул с коня.
— Ну, вот он я! Сиськи мять не будем. Давайте за дело.
— Зачем ты привёл ребёнка? — спросил солдат со светлыми кудрями ниже плеч. — Разжалобить хочешь?
— Друга своего пожалей, жопа волосатая.
— Как уговорились? Без брони?
— А ты чего, броню на мне видишь? Нехер тянуть. Без брони.
— На мечах?
— Да пусть хоть с дымящимся наперевес выходит. Мне всё равно.
— Значит, меч и щит.
Отец вытащил меч из ножен, отдал их вместе с поясом Олафу. Потребовал вина, выпил, о чём-то со своими людьми заговорил — Валли не стал слушать. Он смотрел в другую сторону.
Человек, что сидел у дерева, поднялся — тут мальчик почувствовал неприятное в животе и ногах. До сих пор не было понятно, насколько воин высок: оказалось, что даже самые здоровые солдаты вокруг едва достают ему до плеча. В сумерках было сложно разглядеть лицо, но силуэт смотрелся пугающе. Противник отца, одетый в одну рубаху и шоссы, отличался крайней худобой — которую его исполинский рост только подчёркивал. Он сильно сутулился на бок, а руки оказались неестественно длинными: свисали почти до колен.
Валли вспомнил слова той женщины: «он ещё опаснее, чем кажется». Куда уж хуже?..
Алерик принялся читать молитву Творцу Небесному. Но худющий гигант, успевший вооружиться, прервал его:
— Заканчивай! Никаких богов в этом круге не будет. Только я и он!
Мальчик попятился к отцу. Стараясь сохранять спокойный вид, шепнул:
— Ты его убьёшь?
— Ну не целоваться же с ним! Не боись: чем здоровее дуб — тем громче падает.
С моря задул сильный ветер, и теперь Валли действительно услышал звук, о котором говорил ему Алерик. Словно не одна женщина, а целая толпа ревёт навзрыд.
— Слышишь, Вальдемар? — со смехом спросил отец и продолжил в полную силу голоса, для всех людей на этом поле. — Нынче Висельника хоронить будут, вот скалы и плачут!
А затем Церклас ван Стекелен трижды ударил мечом по щиту — и шагнул в круг.