Укус Милосердия

Эпилог

Оторвавшись от уймы исчерканных листков, я закатил глаза, откидывая голову назад. Потолок, как и всегда, был на моей стороне. Он просто был. Белый, ровный, совершенно невозмутимый, со своей прекрасной, чуть шершавой структурой. Потолок, в отличие от большинства смертных, гордо и неизменно выполнял все предназначенные ему функции. Не жаловался, не ныл, не крался по коридору вдоль моей двери, не шмыгал носом, не вздыхал горестно и нелепо, а что самое главное — НЕ ПРИНЮХИВАЛСЯ!

— Ты задолбала! — громко и отчетливо произнес я в воздух собственной комнаты, — Постучи в дверь, зайди, скажи че те надо! Может дам че ты хошь!

Нет, ну на самом деле задолбала! Сколько можно⁈

Стучать это невоспитанное существо, конечно же, не стало. Вместо этого, просунув внутрь свою лохматую голову, а следом и чересчур плоское тело, Алиса протащила свой хмурый вид до середины комнаты, а оттуда уставилась на меня, как Ленин на буржуазию. Молча.

— Алиса, — я нервно отхлебнул остывшего чаю, — Ты меня отвлекаешь от работы. Для этого есть существенная причина?

— Я хочу выйти из дому, — мрачно пробубнила девушка, — Погулять.

— Пока нельзя, — отрезал я, — Надо подождать. Слышишь — она еще орёт.

Она действительно еще орала. Третий час подряд. Парящий над домом полудемон с мегафоном — совсем не то, чего бы я хотел для этого понедельника. Ну, в сложившейся ситуации, если так подумать, мы виноваты практически не были, просто госпоже Старри приспичило неделю назад прилететь ко мне своим ходом, а приземлилась она аккурат возле таверны «Отвернувшийся Слон». В то время, как её бармен и владелец, стоял с утречка пораньше на крыльце. И, возможно, даже себе что-то чесал.

В общем, только отошедшая от наших обнимашек демоница снова отправилась домой на койку, но на этот раз с жесточайшим выговором от разъяренного её долгим отсутствием Оргара Волла-третьего. Карьеристская натура Старри такое не могла пережить без психических травм, так что я был ей обвинен во всех бедах, начиная с грехопадения Адама и заканчивая перестройкой Горбачева. Однако, вместе с неприятностями пришла и маленькая радость — у Эммы теперь была острая фобия на мой дом.

— Мне скучно, расскажи что-нибудь, — попросила нагло забравшаяся на мою кровать негодяйка.

Я рефлекторно плюнул холодным чаем на ковёр. Эту фразу надо женщинам запретить на законодательном уровне. Это какая-то женская магия, одним махом выдувающая из головы все мысли у мужика. Остается только спёртая пустота, в которой плавают бессилие и матюги. За что это мне?

— Алиса… — прокряхтел я, делая максимально выразительную рожу.

— Ну, я просто не знаю, с чего начать, — неожиданно повела она ладошками, — Давно хотела поговорить, а вот слов как-то… и нету.

— Изумительно. И о чем?

— О нас.

— Тебя что, какой-то деревяшкой у Шегги стукнуло? — устав удивляться, спросил я, — Или съела чего, что Шпилька готовит? Я же предупреждал…

— Да нет, я не о том! — на меня отчаянно замахали руками, — Просто… просто…

— Слушай, а может, ты все-таки у себя в комнате всё сформулируешь? — предложил я, — В воплях Старри больше смысла, а ведь она уже на пятый круг пошла. Скоро полицейский вертолет пришлют, её сбивать.

— Ну какой же ты… — на меня уставились с праведным возмущением. Почему праведное? Не знаю, я вампир, я так вижу.

— Да какой? Обычный, — я с сомнением покосился на исчерканные листы и пару учебников по криптографии, — Сижу вот, самообучаюсь.

Это невинное признание вызвало к жизни горячий монолог из ровной алисиной груди. Оказалось, что я хитрый, подлый, бесчувственный и гадкий чурбан, которому лишь бы поиздеваться над окружающими, надурить их, обвести вокруг пальца, поманипулировать, а потом сидеть довольным и смотреть, как они пытаются распутать то, что осталось от их жизни и чувства собственного достоинства. Так она, Алиса Тарасова, и считала поначалу. Теперь же, когда прошло две недели после того, как она закончила проект (ну и заодно те же две недели с тех пор, как у нас дома отбросила коньки аркана Екатерина Тау), у девушки было время подумать, посмотреть на ситуацию под разными углами…

Потолок — это мой брат. Братан, можно сказать. Даже круче, он старший брат, учитель, демонстрирующий, как надо сохранять невозмутимость в любой ситуации. Вот ситуация есть, а он по-прежнему белый и ровный, несмотря на то что творится над ним и под ним. Будь как потолок, Конрад, крепись. Ты перенесешь этот концерт по заявкам, ты справишься, не надо думать, что в этом словесном поносе тоже есть шифр, в нем ничего нет, особенно смысла…

— … и я поняла, что ты заботишься обо мне, о нас, уберегаешь, кормишь, даже учишь немножко. Плохо учишь, знаешь, сколько я мучилась с когтями, пока научилась их прятать⁈ Это было ужасно. Анника тоже мне говорила, что ты хороший, но я не верила, потому что…

Потолка мало, Конрад. Да, он велик, но недостаточно для всего вот этого. Ему нужна помощь. Тебе нужна помощь. Знаешь что? Чай. Будь как чай. Холоден и отстранен. Твоё время прошло, но тебя это не заботит. Ты чай, про который все забыли. Думай, как чай, будь чаем, тогда она про тебя тоже забудет. И эта она, которая на кровати, и та она, которая до сих пор орёт в мегафон. Просто представь себя чаем в кружке. Ты стоишь под потолком…

— … я же никогда и никого не знала, папа ко мне и в комнату не заходил, а кроме него кто? Все боялись. Так вот, я всегда думала, что родители детей любят, балуют, обнимают и целуют, а потом подумала…

Мама…

— … а ты ведь спасал, ты же убивал. И баба та, она же по мою душу приходила. Я не дура, но только сейчас поняла. И ты не пьянствовать и по бабам уходил, да? Анника сказала, что ты так заманивал тех, кто еще мог ко мне сунуться. Она нашла два новых накопителя, сильно удивилась, запомнила, а потом видела, как ты ночью, пока мы думали, что ты по бабам, приходишь и заряжаешь…

Засранка глазастая.

Подождите, может, она спереть что-то у меня хочет? Но на кровати ничего нет, разве что обрез под подушкой. Камень-Кровавик? Я всегда держу его при себе. Паспорт? Нет, он в столе.

— А еще ты специально от нас дистанциируешься, Шегги сказал, это для того, чтобы я привыкла к обществу, а у вампиров общества нет. Мы уже давно подружились, общаемся, а ты всегда где-то на своей волне…

И очень рад этому, потому что ты, мелочь, уже наговорила три дневных нормы!

— Так! — не выдержал я, — Сейчас мы заключим сделку! Ты получаешь тапком в лоб, а я получаю тишину. Чего ты хочешь, Тарасова? К чему ты ведешь⁈

Та застыла с открытым ртом, явно затоковавшись, но затем, не желая, видимо, тапком, переключилась.

— Переименуй кота, — сделала умоляющие глаза девушка, — Ну пожалуйста! Серенькому не нравится быть Лялечкой! Хуммельсдорф доволен.

— Ладно, — вздохнул я, — Пусть будет Оппенгеймером. А теперь, давай колись на самом деле, зачем припёрлась, Тарасова. Моё терпение небесконечно!

— А давай съездим в Нижний мир⁈ — глаза стали еще более умоляющими, — Я в прошлый раз там ничего не купила…

Я поперхнулся.

Над головой, где-то в вышине, гнусно орала бывшая, наматывая на мой счетчик воображаемого долга километры новых предъяв. Там, вдали, уже точно за пределами Омниполиса, зрела где-то секта поклонников Матери-Магии, готовящая новых членов. Следователи, назначенные на дело о этих маньяках, пили у меня последнюю кровь, не имея других зацепок. Журналисты караулили в «Отвернувшимся слоне», мешая выпить по вечерам, а как новоявленный детектив я еще не получил ни одного заказа, хотя уже потратился на рекламу в газете. Жизнь, в общем, была сложной штукой.

А тут еще и это.

— С тобой, кстати, наш сосед хотел поговорить, — снова попыталась выбить меня из равновесия сидящая на кровати рыжая засранка, — Они внизу с Шегги что-то обсуждают. Очень прикольный жаб, хотя я его, поначалу, боялась. Что-то говорил про то, что у него есть заказ и к Шегги, и к тебе.

Я почти со скрипом повернул голову к этой… Тарасовой.

— Ты с этого не могла начать?!!!

— Что?!! — возмутилась та, — С этого?!!

— С заказа?!!

— Это разве важнее?!!

— Ну всё, Тарасова, настало твоё время! Время закаляющих процедур! Душ! Холодный! Пять минут! Встать по стойке смирр-но!

— Нет! Не надо! Неееет!!

— Шагом марш! Ать-два, ать-два!

— Конрад извини, я больше не буду-у!!

— А больше и не надо!

Конец первой книги