Ситуация складывалась препоганая. Ноги, которые сегодня ночью дотащили меня до кухни, категорически отказывались слушаться. И всё же я не давала себе раскиснуть.
На завтрак мне принесли какую-то белую массу, чем-то похожую на крупяную кашу. Ни масла, ни сахара в ней не наблюдалось. Но в моём взвинченном состоянии я вовсе не обращала внимания на вкус. Я и поесть-то согласилась только потому, что было неясно, чего ждать дальше.
Сестру Винавию пригласили к завтраку в столовую, и, подозреваю, что завтракали они с хозяйкой вовсе не этой пресной гадостью.
Пока мои челюсти механически двигались, голова напряжённо просчитывала варианты. Должен же быть какой-то выход! Но все мои сложные многоходовые комбинации никуда не годились, потому что упирались в мою неподвижность и полную безденежность. Я даже не представляла, какая валюта тут у них ходит. Да я вообще ничего не знала!
Дверь немного приоткрылась, и Беан осторожно просунул свой нос.
- Ники! – обрадованно пискнул он, увидев, что я одна, но тут же сник. – Это правда, что меня тоже отдают в приют?
- Ты завтракал? – деловито поинтересовалась я.
- Фу…ариль, - скривился братец, взглянув на мою кашу и тут же сказал мечтательно. – Какая курочка мне сегодня снилась! Румяная, сочная…ммм! – он сглотил слюну. – Вот такую бы я сейчас поел!
Я засмеялась.
- Ты сном сыт?
Но Беан уже вспомнил, для чего пришёл:
- Там служанка сказала, что надо быстро собрать вещи, - с паникой сказал мальчик. – И что меня тоже отдают в приют. Но я же нормальный! Ой! – он шмыгнул носом и виновато посмотрел на меня. – Я-то здоровый!
Я задумчиво посмотрела на Беана. Мне тоже вовсе не хотелось уезжать ни в какой приют. Но и оставаться в доме, где нас ненавидят и считают обузой, не хотелось ещё больше. Если бы я могла ходить и имела хотя бы немного денег, чтобы продержаться первое время, я не задумываясь ушла бы вместе с братом. В конце концов, у меня есть руки, которыми я тоже много чего умею делать. Но уйти сейчас я не могла просто физически. Даже мачеха понимала, что выгнать меня из дома – значит отправить на верную погибель. Люди бы ей этого не простили. А так, всё вполне прилично – девочка требует ухода, почему бы не поручить её монахиням.
- Беан, - сказала я. – Тебя согласились взять, чтобы ты ухаживал за мной. Может быть, первое время тебе и придётся немного мне помогать, но потом я обязательно встану на ноги, и мы оттуда уйдём.
Мальчишка смотрел на меня во все глаза, и из них постепенно уходило затравленное выражение.
- Ты ведь видел, я уже почти могу ходить! – сказала я.
Брат несмело улыбнулся и кивнул.
Я притянула его к себе и обняла.
- Я обязательно что-нибудь придумаю, вот увидишь! Мы не останемся там надолго!
Когда в комнату вошла сестра Винавия, мы уже были собраны. Все наши вещи вошли в большой тёплый платок, который на радостях, что избавилась от нас с братом, подарила мне фра Лин.
В узле было две нижних рубашки грубого полотна и ещё одно платье для меня и рубаха и штаны для Беана. Сестра Винавия подняла брови, поняв, что это все наши вещи, но ничего не сказала, только поджала губы.
Туфли, которые мачеха, морщась, натянула мне на ноги, были грубыми, и наверняка наградили бы меня парой-другой мозолей, если бы мне пришлось идти ногами.
Наконец, мы были собраны, но, так как кресла-каталки у меня теперь не было, встал вопрос, кто вынесет меня из дома. Рут, крутящаяся неподалёку, возмущённо вскрикнула, когда фра Лин что-то прошептала ей на ухо.
- Нет, маменька, что вы надумали!? – возмущённо воскликнула она. – Нет, ни за что!
Мачеха сердито зашипела на неё, и я расслышала:
- Тшш, глупая! Иди скорее, а то ещё монашка передумает их забирать!
Рут вспыхнула и злобно оглянулась на меня, но всё же неохотно удалилась. Я с любопытством смотрела на дверь, уже догадываясь, за кем она пошла.
Моя сводная сестра вернулась в сопровождении молодого человека лет двадцати-двадцати двух. Я иронично прищурилась, изучая моего несостоявшегося жениха.
- Здравствуйте, сестра Винавия, - чинно сказал он, чуть поклонившись монахине. – Здравствуй, Николь.
На мой взгляд он был похож на телёнка. Такие же большие карие и влажные глаза, такое же отрешённое выражение на лице. Нос прямой и красивый, зато губы пухлые, как у девчонки и тоже почему-то влажные. Я невольно поморщилась, подумав, что, быть может, эти мокрые губы когда-то касались моих.
- Я хочу пожелать тебя самого доброго, - слащаво улыбаясь, выдал Саверио. – Да будет Светлейший добр к тебе!
Я снисходительно кивнула. Настоящей Николь сейчас было бы по-настоящему больно, я же мечтала только об одном – поскорее бы закончился этот фарс.
Саверио ловко наклонился и подхватил меня на руки.
- Какая ты лёгонькая! Как пушинка! – шепнул он мне на ухо.
Я отстранилась и насмешливо посмотрела на молодого человека. Кажется, он не прочь был бы держать при себе и жену, и бывшую невесту.
Служанка фра Лин раскрыла нам двери, и Саверио вынес меня на улицу.
Я ожидала увидеть настоящий конный экипаж, запряжённый парой лошадей, но лошадь оказалась одна, крепкая и мохнатая, а сама карета была до обидного маленькой – просто крытой двухместной коляской.
Саверио посадил меня на сидение, сестра Винавия уселась рядом, а Беан, недолго думая, запрыгнул на запятки кареты.
- Ты не упадёшь? – заволновалась я. – Может быть, пойдёшь мне на колени?
- Я тысячу раз так ездил! – звонко возразил брат. Похоже, наш отъезд казался ему приключением.
Фра Лин сунула мне на колени узел с вещами, коротко взмахнула рукой и облегчённо направилась к дому. Саверио остался посмотреть, как отъедет карета, и я даже углядела в его влажных глазах что-то похожее на сожаление. Рут, поджидавшая у порога, прищурясь, смотрела на меня, и в её лице было столько ненависти, что я уверилась в том, что всё сделала правильно. Останься я здесь – и эта сумасшедшая нашла бы возможность сжить меня со свету.
Наша мини-карета бодро покатила по дороге. Подпрыгнув пару раз, я едва не прикусила язык. Нда, вот это сервис! Оставалось надеяться, что ехать недолго.
Скоро карета выехала на мощёную набережную, и я приникла к окну. Дом моего отца стоял совсем недалеко от моря. Городок, раскинувшийся неподалёку, показался мне совсем небольшим. Дома, все как на подбор, были одноэтажные. И здесь не было ни одной машины!
Я с любопытством разглядывала наряды гуляющих по набережной дам и их спутников. Какая прелесть шляпка вон на той брюнетке! А от платья вон той рыженькой не отказалась бы даже моя подруга Женька, большая модница и любитель известных брендов. Только сейчас, когда я увидела сразу столько дам в красивых длинных платьях, у меня наконец пришло осознание того, что мир, куда я попала, очень отличается от моего.
Одежда мужчин не очень отличалась от современной, по крайней мере, я не увидела ни одного в обтягивающих панталонах, и всё же в них была какая-то странность, и, поразмышляв над этим, я поняла, что показалось мне странным – не было ни шорт, ни джинсов.
Молодой человек, куда-то спешивший в одиночестве, скользнул взглядом по нашей карете и, заметив меня, вдруг улыбнулся, приподняв шляпу. Сестра Винавия поджала губы:
- Порядочные девушки не улыбаются незнакомым мужчинам, - строго сказала она, и, наклонившись через меня, задёрнула занавеску.
- В вашем обществе мне ничего не грозит, - улыбнулась я и задала вопрос, который заинтересовал меня больше всего. Когда она потянулась к окну, я уловила резкий запах пота. От меня, похоже, тоже пахло не лучше. – Как часто там, в приюте, дети моются?
Монахиня посмотрела на меня с невысказанным осуждением.
- Воспитанные девушки предваряют свой вопрос словами «Позвольте спросить», - не удержалась она от поучения, но всё же снизошла до ответа. – Ты сможешь помыться, когда приедешь.
Я облегчённо выдохнула. Уже за одно это я готова была терпеть и задёрнутую шторку и недовольно поджатые губы монахини. Кажется, даже невозможность нормально передвигаться угнетала меня меньше, чем ощущение немытого тела.
Я немного загрустила, вспомнив мою уютную ванную, ароматную пену, в которой я любила отмокать в конце напряжённого дня, мой любимый травяной шампунь и множество баночек с кремом для лица и тела, которые остались дома. Да что крема, здесь даже туалетной бумаги не было! А ежемесячные женские дела грозили превратиться в серьёзное испытание.
Карета продолжала катиться по дороге, к счастью, довольно сносной, кажется, вымощенной камнем. Иногда её ощутимо потряхивало, и я оглядывалась проверить, как там Беан. То, что ребёнок должен так долго ехать снаружи, серьёзно волновало меня. Но на моё предложение посадить мальчика между нами, сестра Винавия ответила категорическим отказом. Мне пришлось смириться.
- Надеюсь, я не ошиблась, согласившись взять не только тебя, но и твоего брата, - сказала она, спустя некоторое время. – Мальчику придётся постараться быть полезным, чтобы остаться в приюте.
Я нахмурилась.
- Ему всего восемь. Он, конечно, будет помогать мне…
- Праздность – худший из врагов, - сурово отрезала монахиня. – И возраст здесь ни при чём! В приюте каждый имеет свои обязанности.
- Я вовсе не против, - примирительно произнесла я. – Главное, чтобы они были по силам маленькому мальчику.
Сестра Винавия сердито фыркнула и замолчала. Остаток дороги мы провели в раздумьях, и мои мысли нельзя было назвать лёгкими.
Приют показался из-за поворота дороги, когда я уже устала оглядываться на Беана, а сама чувствовала себя разбитой из-за постоянной тряски. Мощёная дорога давно кончилась, и сейчас, казалось, состояла из сплошных кочек. Я облегчённо вздохнула, надеясь на скорый отдых.
Карета, дребезжа, прокатилась по дорожке, посыпанной серым песком и наконец остановилась перед приземистым каменным зданием.
Сестра Винавия открыла дверь и при помощи возницы спустилась на землю. Дверь с моей стороны открыл Беан.
- Как ты? – спросила я. – Сильно устал?
- Что ты! – удивился брат. – Я ещё никогда столько не катался!
Я улыбнулась. Оптимизм этого светлого мальчика развеял мои мрачные мысли.
- Как же мне спуститься? – спросила я. – Пойди и узнай у сестры Винавии, есть ли в приюте коляска.
Не успел Беан кинуться к дверям, как возле кареты возникла очень выдающаяся особа. Она, несомненно, тоже была монахиней, об этом говорило тёмное, как у сестры Винавии одеяние, но внешность этой женщины нельзя было назвать ординарной. Ростом она была под два метра, подкатанные рукава открывали сильные загорелые руки. Грубо вылепленное лицо было начисто лишено женской привлекательности, но морщинки в уголках губ говорили о том, что эта женщина часто улыбается.
- С приездом, милая, - сказала эта гренадёрша в монашеском одеянии, а в следующую секунду уже ловко продела руку под мои колени и подхватила меня с сидения. – Коляску привезут завтра утром, - пояснила она, направляясь к входу в приют. – Мы думали, что ты приедешь со своей.
- Она сломалась, - поспешил проинформировать Беан. – Когда…
Я строго взглянула на мальчика, дав понять, что не стоит распространяться о том, как именно разбилась коляска.
- Подержи-как дверь, паренёк, - попросила монахиня.
Беан с готовностью широко раскрыл дверь, и мы наконец вошли в приют. Я с любопытством крутила головой по сторонам, пытаясь оглядеться.
Здесь было очень мало света. Несмотря на то, что на улице был ясный день, в каменной коробке прихожей по углам прятались тени. Налево и направо уходили узкие коридоры, по обе стороны от него, видимо, располагались жилые комнаты. Двери в них были плотно закрыты, и я не услышала голосов.
- А где же дети? – спросила я.
- Ещё увидишь вечером, - пообещала монахиня. – А сейчас все заняты делом.
Она толкнула одну из дверей и занесла меня в крохотную комнатушку. Грубо сколоченная то ли широкая лавка, то ли кровать, маленький стол и короткий тюфячок в углу – вот и всё, что здесь было. Тусклое оконце давало немного света.
Монахиня усадила меня на лавку.
- Немного передохни, а я пока нагрею тебе воды помыться.
- Спасибо! – с искренней благодарностью произнесла я. Неужели я наконец искупаюсь?! – А как вас зовут?
- Сестра Морея, - сказала монахиня и позвала Беана. – Пойдём-ка, поможешь мне наносить воды.
Мальчик просиял и с готовностью отправился за монахиней. Беану всё было интересно, тогда как я, оставшись в узкой маленькой комнате, немного приуныла. После духоты кареты здесь было прохладно, как бывает только в каменных домах. Летом это плюс, а вот зимой здесь должно быть просто очень холодно!
Правда, я не собиралась жить здесь до зимы, но кто его знает, что ждёт нас впереди. Нужно думать о хорошем, но быть готовым ко всему.
Беан вернулся, таща над головой глубокое корыто. Потом, пыхтя, притащил два ведра воды. Кастрюлю с кипятком принесла сестра Морея.
- Подожди за дверью, - сказала она мальчику. – Сначала я помогу помыться твоей сестре, потом займёмся тобой.
Она вытащила из кармана передника ножницы.
- А это зачем? – не поняла я.
- Твои волосы слишком длинные. Я подстригу их, чтобы не завелись насекомые.
Ну нет! У меня в первый раз в жизни были такие роскошные волосы!
- Я не дам их стричь! – выпалила я. – У меня не будет никаких насекомых, потому что я жую лакконе!
- Лакконе? – нахмурилась монахиня.
Потянувшись, я достала из нашего узла тряпицу с натёртым корнем.
- Вот.
Сестра Морея склонилась, понюхала и недоумённо взглянула на меня.
- Беан всегда копает его для меня и трёт, - объяснила я. – Если жевать лакконе через день, никакие насекомые не заведутся.
- Я никогда не видела такого растения, - недоверчиво сказала монахиня.
- Давайте спросим Беана, где он его копает, - предложила я.
Сестра Морея раскрыла дверь и позвала мальчика. Беан очень удивился, услышав мой вопрос.
- Разве ты забыла? – спросил он. – Семена лакконе привёз из плавания отец, а мама посадила их в саду. Когда в дом пришла жить фра Лин, она сказала, что в этих цветах нет никакой красоты и вырвала весь лакконе. Но у самого забора остался один корешок. Ты его выкопала и пересадила подальше, возле самого луга. Теперь он снова разросся, его там много! Только…как я теперь буду его копать?!
Я тоже расстроилась. Наш отъезд был слишком стремительным, чтобы позаботиться о лакконе. Но я что-нибудь придумаю! Однако прежде надо было помыться, пока мне любезно предоставили такую возможность. Интуиция говорила мне, что в доме, где полно детей, с помывкой могут быть проблемы.
Беана снова выдворили за дверь, а сестра Морея ловко смешала в корыте горячую и холодную воду, попробовала и направилась ко мне.
- Не нужно! – пискнула я. – Я сама помоюсь!
- Хотела бы я посмотреть, как ты сама промоешь такую гриву, - добродушно усмехнулась она. – А кто потрёт тебе спину? Кто польёт чистой водички?
Я смущённо молчала. В прошлой жизни я привыкла ни от кого не зависеть. Видимо, придётся привыкать. Скорее бы подняться на ноги!
Сестра Морея была профессиональной сиделкой. Я поняла это сразу, как только она взялась за меня. В одно мгновение она полила мои волосы какой-то резко пахнущей жидкостью, такой же едкой, как и вонючей. Глаза защипало, но монахиня не дала мне смыть убойный «шампунь», приказав массировать голову. Сама она тем временем ловко намылила тем же жидким средством мои плечи и спину, и я на себе почувствовала, как жёсткая мочалка разгоняет кровь.
Я едва не взмолилась не тереть так сильно, но стерпела. Удовольствие от тёплой воды и ощущения, что с меня слазят вековые запасы грязи, было сильнее неудобств. Оттерев мою кожу до скрипа, сестра Морея ловко подхватила моё тщедушное тело, поставив на ноги, и, удерживая одной рукой, принялась поливать тёплой водой, черпая из ковша. Эх, где моя суперсовременная душевая кабина? Кажется, только сейчас я поняла, как нас разбаловала цивилизация.
Вода, лившаяся с меня, постепенно светлела, я блаженствовала, слыша скрип чистых волос, ощущая, как дышит кожа.
- Ну вот, совсем другое дело! – удовлетворённо произнесла монахиня. – Сейчас мы с тобой переоденемся в чистое и пойдём на улицу, сушиться.
Нда, фена тут, конечно, тоже не было. Я снова задумалась о том, как Николь справлялась со своей шевелюрой зимой.
Немного разморённая от тёплой воды, я переоделась во второе из своих платьев. Хорошо, хоть оно оказалось чистым и вообще вполне приличным, хотя и немного коротковатым в рукавах – видимо, сохранилось ещё с тех времён, когда отец был жив и баловал дочь подарками. Куда же тогда делось остальное? Ведь не могло же у девочки быть всего два платья? Или могло?
Дождавшись, пока я оденусь, сестра Морея подхватила меня на руки и толкнула дверь.
- Раздевайся и мойся, - строго сказала она Беану.
Я недоумённо оглянулась. Как мойся? В моей грязной воде? Но брата, как видно, вовсе не смутило предложение монахини.
Сказать я ничего не успела, потому что меня уже бодро тащили к выходу.
На улице и вправду было гораздо теплее, чем в каменных стенах приюта. Сестра Морея усадила меня на одну из деревянных скамеек и занялась моими волосами. Пока она сушила и расчесывала их, я осторожно оглядывалась по сторонам.
Каменное здание приюта стояло вдали от городских стен, на небольшом возвышении. На горизонте широкой подковой раскинулось море. Неподалёку от приюта начиналась небольшая рощица. Я вспомнила, что мы проезжали через неё. Левее виднелись несколько небольших домишек с квадратиками огородов - деревенька, почти сомкнувшаяся с городом. В целом место было довольно живописное, да и возле приюта был разбит небольшой сад и несколько грядок, на которых вовсю топорщилась какая-то зелень.
- А кто ухаживает за садом? – спросила я.
- Все по очереди, - охотно ответила сестра Морея. – Работа несложная, в тени деревьев, желающих полно. Всё лучше, чем сидеть весь день на жаре или под дождём, - она быстро взглянула на меня и прикусила язык, но я уже вспомнила злобные слова своей сводной сестрицы. Неужели Рут не лгала, что приютские дети просят милостыню?