Глава 10

Квартиру мне выделили в Большом Кисельном переулке. Во дворе пятиэтажного доходного дома — двухэтажный флигель, по четыре двухкомнатных квартиры на этаже. Моя на втором. Есть телефон. Кухня с примусом, сортир и ванна. Две комнаты, одна — метров двадцать пять, другая поменьше. Полностью мебелирована. На мебели инвентарные номера, квартира служебная.

В перерыве занятий на полигоне, поделился с сослуживцами радостью. Парни, которым я хвастался жильем, вместо зависти, сдержанно посочувствовали.

— Не расстраивайся, Боб. — хмыкнул Чашников — скоро ХозУ новый дом сдает, в Брюсовом переулке, может тебя туда переселят.

Я в очередной раз прикуел. Индивидуальное, двухкомнатное жилье в центре Москвы тридцатых годов, может кого-то расстраивать? Виду я не подал, конечно. Согласился, что такой ценный кадр как я, заслуживает квартиры в Доме На Набережной.

Но мне снисходительно объяснили, что в Серый Дом мне непочину. А вот в старом фонде вечно проблемы с горячей водой и канализацией. Намаешься.

Потом мне рассказали, что жилье для всех работающих — приоритет правительства и партии. В рамках этого, к сроковому году, у каждой московской семьи, будет отдельная квартира. Новая, Боб, а не ветхая и полутемная конура, как у тебя. И по всей стране так же, не думай.

— Что бы вы понимали! — заявил им я — настоящая московская атмосфера, между Лубянкой и Неглиной, до работы пять минут ходу! А помыться я, и в Сандунах могу.

— Ты лучше в Селезневские бани тогда поезжай. — посоветовал товарищ Лапиньш, что курил с нами на лавочке после обеда. — или ты из этих?

С Бертольдом Язеповичем мы провели несколько спаррингов. С предсказуемым моим поражением.

Мне, в молодости, довелось бороться на татами с чемпионом мира по дзю-до. Тоесть, он тогда был, как и я, перворазрядник. Но всем, и мне прежде всего, было очевидно, что мы перворазрядники в разных лигах.

Несмотря на то, что будущий чемпион тогда был на пол-головы ниже, и килограмм на десять легче, где то секунд через двадцать меня чисто клали на пол. Причем, что и как он делал, я так и не смог понять. Хотя был вовсе не мальчик для битья. Именно тогда я осознал различие между гениальностью и простыми способностями.

Вот и с Бертольдом — та же фигня. Скорость и непредсказуемость. Я просто не понимал что он делает, что бы хоть как то противодействовать. Он, впрочем, меня сдержанно хвалил, и приводил в пример остальным.

И здесь и сейчас, он оставался неожиданным. Потому что объяснил, что вообще то, ходить в Сандуны предпочитают товарищи, которых интересуют мужчины. Нет, тебе и девку предоставят, но будут делать лицо. А в Селезневских банях все нормально. Можно спокойно отдохнуть и париться, не опасаясь неожиданностей.

И у меня впервые мелькнула в голове мысль, что эта советская власть не так проста как кажется.

Чашников, с которым мы за прошедшее время даже немного сдружились, между тем ехидно поинтересовался:

— С чего бы это ты, Берт, так в банях с девками разбираешься? Ты же женатый человек…

— Знаешь, что? — не смутился Лапиньш — моя жена этим ртом моих детей целует, так что не нужно мне здесь…

— Так что, Боб, не передумал про Сандуны? — не унимался Виктор — по тебе и не скажешь, но мало ли, чужая душа…

Я засмеялся и рассказал, что главные американские педики — это героичные китобои и мужественные лесорубы. По слухам, на острове Нантакет, натуралу лучше не показываться, не растлят, так просто трахнут. Еще и баб туда не пускают. А я — простой бывший американский капиталист.

— Ты обычный болтун из Ростова, — совсем развеселился Чашников.

После того, как я формально перешел под командование товарища Поскребышева, концепция поменялась.

Об этом мне рассказал товарищ Иванов(ага, Иванов, так я и поверил). Представившись сотрудником АХО, он увел меня от Проскребышева, показывать выделенную мне квартиру. В процессе этого осмотра он и рассказал, что назначен мне в кураторы. Лично товарищем Берией.

— Не боитесь, что я запутаюсь в начальниках?

Но товарищ Иванов, пропустил иронию мимо ушей. И рассказал, что раз я буду, формально, гражданским сотрудником секретариата Политбюро, то для меня подготовлена легенда.

Я — Роман Олегович Борисов. Уроженец Ростова на Дону. Сирота. После окончания школы, по направлению НарОбра, учился и окончил Пражский университет. Во время учебы в Чехии, познакомился с Дмитрием Быстролетовым. Он то и сосватал мне работу в Москве, в НКВД. Но, после случайного знакомства с Калининым, на шоссе Ленинград — Москва, Михаил Иванович счел, что ты подходишь в личные помощники.

Вот твоя подробная автобиография. Зазубришь, перепишешь своей рукой, и сдашь Поскребышеву. Вот твой паспорт.

Товарищ Иванов, называй меня Юрий Степанович, Боб, выглядел как типичный завхоз. Полноватый, совершенно неприметный мужик в потертом костюме, с портфелем и в шляпе. Глядя на него, трудно поверить, что где-то в мире есть нежные дамы, эспрессо и шёлковые пижамы. В своем инструктаже он был тих и беспощаден:

— В секретариате Сенатского Корпуса работает много молодых женщин. Не стесняйся. Познакомься. Понравится, будешь встречаться. Не понравиться, ну что же — он развел руками — Все равно будешь встречаться.

— Вы имеете в виду секс? — я удивился.

— Я имею ввиду твою достоверную легализацию в качестве сотрудника секретариата. — очень спокойный товарищ, этот Юрий Степанович — Будешь заливать девушкам про то, что ты американец.

— Тоесть? — совсем опешил я.

Я, как всякий россиянин, так или иначе пересекался с разного рода кгбшниками-фсбешниками. Но всерьез их работу увидел впервые. И ничего не понял.

— По твоему поведению видно, что ты совершенно не ориентируешься в советском быте, да и в местной жизни. — счел нужным пояснить товарищ Иванов — За короткое время это не исправить.

И дальше рассказал, что любой новый человек рядом с руководством вызывает пристальный интерес. Когда ты, в процессе легкого флирта, объявишь себя американцем, девки помчаться к подружкам в кадровый отдел. И узнают, что ты трепач из Ростова, что недавно вернулся из Чехии. Так все, кого ты заинтересуешь, узнают то, что мы хотим до них донести.

— То есть ваша служба уверена, что девушки болтают на стороне?

— Людей не переделать. — пожал плечами Иванов — так или иначе, кто то все равно проболтается. Они, никогда и ни за что, не станут рассказывать посторонним о сути своей работы. А вот поболтать с какой — нибудь коллегой из Моссовета, и обронить что у Михал Иваныча новый референт — обязательно. Так что мы будем за тобой присматривать, Боб. Это очень интересно, кто же начнет искать к тебе подходы.

— Это, получается, кроме всего прочего, я у вас еще и приманкой работаю?

— Пойдем ко, Роман Олегович, пообедаем. — не ответил мне товарищ Иванов. И мы направились в ресторан, на углу переулка и Большой Лубянки.

Насколько я помню, там и в моей реальности был какой-то ресторан. Ну, как все в Москве двадцатых, двадцать первого века. Молодые бородачи, латте со смузи, и стоянка самокатов с велосипедами у входа.

Но сейчас, это заведение иного калибра. Сдержанно — энглезированный мэтр проводил нас к столику в углу. Выслушал пожелание хорошего обеда для служащих, которым еще работать и работать. Поклонившись ответил «Сию минуту». И нами занялись два официанта. На столе быстро появились: по порции холодной белуги каждому, черная икра, раковый суп, стерляжья селянка, и, стейки по-русски, размером с баскетбольную площадку.

Неторопливо, и с удовольствием поглощая всю эту роскошь, сдабривая ее охлажденной водочкой или сухим красным, по сообразности блюду, Юрий Степанович продолжал меня инструктировать.

По бытовым вопросам смело иди к дворнику. Он поможет и с уборкой, и за опохмелом может кого послать. И если что заподозришь, тоже не стесняйся. Он их наших. Нет, дом обычный. А вот во флигель мы селим наших людей. Обживайся, Боб.

Комната в казарме, остается за тобой. Пока не закончится твоя подготовка — будешь ездить туда, и возвращаться вечером. Или там ночуй, как хочешь. Но я советую погулять по городу, в свободное время, освоится. Для сохранения имиджа, оружие себе купишь сам. Расходы тебе потом возместят. Здесь, неподалеку, есть хороший магазин на Сретенском бульваре. Сходим после обеда. Ну и все в этом духе.

Я слушал его, с удовольствием поглощал селянку, и думал о том, что и вправду, я не видел здесь очередей. То есть, тележки молочниц и зеленщиков, на улицах, мне как то примелькались. А вот очередей я не видел.

— Раз уж вы советуете осваиваться, Юрий Степанович, не поясните мне, что это за ресторан — спросил я — он специальный, для своих? Меня сюда пускать будут, или нужен пропуск?

— Обычный московский ресторан — слегка удивился товарищ Иванов — вот, недавно снова открылся ресторан Тестова, туда-то так просто не попасть. По записи и сильно зарание. А таких ресторанов как этот, в Москве полно.

Потом пристально посмотрел на меня, и спросил:

— Что, память так и не просыпается?

Неопределенно хмыкнул. Моя память мне подсказывает про пять килограмм картошки, ударницам с Трехгорной Мануфактуры, в качестве поощрения. И про очереди за хлебом и керосином. И уж вовсе не про расстегаи с налимьей печенью.

— Повторюсь, Боб. Обживайся, осваивайся. И запомни, при любых странностях — немедленно обращайся ко мне или к Поскребышеву. И только потом ставь в известность Лозгачева. Впрочем, сам сообразишь, что к чему. Вот начнешь работать…

Покупка оружия в СССР оказалась пустяшным делом. Оружейный магазин, куда мы пришли после обеда, поражал воображение изобилием и разнообразием. К своему собственному удивлению, я, поглазев на Маузеры и Браунинги, и поумилявшись Вальтерам, как то незаметно для себя выбрал Кольт 1911. Товарищ Иванов на это чуть слышно хмыкнул.

Пожилой продавец, по виду из отставных, еще царских вояк, деловито кивнул и попросил паспорт. Потом, убедившись, что я заплатил семьдесят пять рублей в кассу, шлепнул в паспорт печать. Типа печати о прописке. О том, что у меня в собственности ствол, номер и модель. Тут же выдал разрешение на владение и ношение. Особо пояснив, что оно действует лишь при наличие паспорта. И все.

В общем, пистолет, два магазина с патронами, и кобура скрытого ношения на пояс, с эдакой клипсой, обошлись мне в восемьдесят пять рублей. Юрий Степнович посоветовал мне хранить оружие в сейфе на работе. На мой вопросительный взгляд, заверил, что сейф мне положен. А пока, отстреляй его в части, на полигоне.

С чем мы и расстались. Мой куратор взял извозчика, что стоял под знаком «Такси», и уехал в Кремль. А я, пошел назад в Кисельный, за своим авто, что я запарковал во дворе, возле своей квартиры.

Чашников был занят, и обратно я поехал один.

То есть, сначала я вернулся во двор, где оставил Кадиллак, и увидел с пяток мелких пацанов в красных галстуках. Они, под руководством дворника расставляли во дворе скамейки. На глухой стене соседнего дома был нарисован белый прямоугольник, метров пять на восемь. У стены напротив стояла полуторка, по виду кинопередвижка. Но, на бортах у нее было написано «Телевидение».

В который раз впав в ахуй, поинтересовался у водилы, что разматывал кабель в кузове, что это такое. Тот, не отвлекаясь, объяснил что перед вечерним телесеансом, сейчас, для детишек, будет показан фильм «Дети Капитана Гранта». Откуда вдруг взялось телевидение, да еще с проекционным изображением, он не пояснил, а я постеснялся спалиться невежеством. А потом и вовсе вспомнил, что Зворыкин вернулся еще в двадцать восьмом.

А потом уселся в авто, и аккуратно выехал со двора, пропустив группу детворы, что мчалась смотреть кино.

Загрузка...