Упущенные Возможности

Глава 21

Пятница — день заседаний политбюро. Меня никто особо не посвящал, я сам сообразил. Поначалу, принимал это за какие то совещания, но потом разобрался.

До начала заседания, у товарища Поскребышева был запланирован внеплановый приём Калининым товарища Литвинова.

Как Александр Николаевич умудряется предугадать спонтанные события, я стараюсь не задумываться. А беседа Калинина и Литвинова, осталась для меня совершенно непонятной. Но оба собеседника остались удовлетворены, и даже больше.

Насколько я понял, внезапность была из за предложения от США, в рамках какой-то предстоящей советской операции «Рассвет». Американцы, через Госдеп, внезапно предложили поставку сборочных комплектов новейших стратегических бомбардировщиков В-17.

Иезуитство предложенной схемы было в том, что Союз выступал вроде как производителем, для США. На том самом авиазаводе, что будет возведен в ближайшее время. Позволив таким образом СССР не нарушать объявленных принципов международных отношений.

Так то я уже знал, что в этой реальности, еще в конце двадцатых, СССР провозгласил во внешней политике принцип «неприсоединения, не конфронтации, и не направленности двусторонних отношений против третьих стран». Что, кстати, обеспечило приток инвестиций даже в период кризиса начала тридцатых…

Заседание Политбюро проводится четыре раза в месяц, по пятницам. В отличие от моей реальности, где Сталин собирал политбюро за месяц шесть-восемь раз.

Вопросы, что обсуждает Политбюро, мне как правило совершенно непонятны. Тем более что, в отличие опять же от моей истории, здесь не делят сошедшие с конвееров автомобили по областям, и не утверждают количественные показатели выпуска кроватей. И, кстати, здесь Госплан не директивно — законодательный орган, а всего лишь рекомендательный, с упором на стратегическое планирование.

Здесь, отстранившись от мелочевки, Политбюро занимается вопросами стратегии и тактики развития государства, кадровыми вопросами верхнего уровня, и политическими решениями развития общества.

В частности, сегодняшнее заседание, посвящено окончательному переходу к Конституции СССР, принятой в 1936 г.

В этих вроде бы простых словах основной повестки, скрыта бездна смыслов. В частности новая конституция упраздняет кучу органов власти, и прежде всего ЦИК, с передачей полномочий Верховному Совету СССР.

Я похмыкал про себя. Одна из причин репрессий, в моей истории, наверняка связана с этим. Многие из тех, кто был репрессирован, потеряли старые должности, а соответственно, и управленческие возможности. Их устранение не несло за собой каких-то особых потерь, и сложностей.

Само заседание, на практике, выглядит просто. Рядом с кабинетом Калиина — зал заседаний Политбюро, где и собираются приехавшие вожди. Чуть поодаль — большой зал — приемная, где ожидают приглашенные и докладчики. На входе в зал заседаний, сидит зам Поскребышева, товарищ Двинский что периодически приводит приглашенных.

Народу собирается порядочно, даже несмотря на Поскребышева. Вопросов на Политбюро, рассматривают много.

Из постоянного состава отсутствовали Зиновьев, и Крупская. Я их и раньше не видел, а сейчас отсутствию Крупской даже обрадовался. Она точно пришла бы с Воронцовой, что вывело бы меня из равновесия. А так, основная моя задача была — не зевать от скуки, в самом прямом смысле этого слова.

Так бы я и просидел до вечера, изредка передавая Калинину, у которого я сидел за спиной, папки со своего стола. Но тут перешли к следующему вопросу, реформы Партии. И в зал пригласили товарища Сталина.

Он, вполне по-свойски поздоровавшись с присутствующими, сделал доклад. Что в связи с введением Конституции, и увеличением численности, в Партии назрели перемены. Это влечет изменение Устава. Поэтому товарищи в ЦК, предлагают реформу Партии, с переименованием. Из ВКПб сделать Коммунистическую Партию СССР. Одновременно внести структурные изменения. Республиканские организации, объединить в Республиканские Компартии. А их все, уже объединить в КПСС.

И тогда важнейшим, становится вопрос представительства. Поэтому, предлагается три варианта реформы:

1. Не реформировать, оставив коммунистов всей страны, членами одной партии. На съезды и конференции избирается один делегат, скажем, от тысячи коммунистов.

2. Организовать союзным республикам свои партии, и объединить их в единую КПСС. От каждой республики на съезды выдвигается пропорциональное количество делегатов.

3. Не организовывать в РФ своей партии, сделав российских коммунистов основой союзной компартии. При этом, одновременно создав в остальных союзных республиках, республиканские организации.

Лично мне показалось, что Сталину ближе всего именно третий вариант. Поясняя каждый из вариантов, он особо остановивлся на третьем.

Идея Сталина заключалась в том, что бы республиканские партии приравнять по статусу к областным партийным организациям в России. То есть, грубо говоря, на съезды отправлялись десять делегатов от Узбекской коммунистической партии, и десять делегатов от Курской областной партийной организации. И, таким образом, на всех партийных сходках, у российских делегатов было гарантированное большинство. Формально, все было конечно сложнее. Ну, там был принцип пропорциональности, к примеру. Но устойчивое большинство российских представителей было бы подавляющим.

Тут я наконец понял всю жизнь мучившую меня непонятку. Почему в сталинском СССР, не было компартии РФ? Ха! Оказывается, таким заковыристым образом обеспечивалось российское большинство на съездах.

В моей реальности, эта хитрожопость подвела не то что бы Кобу, она подвела страну. Потому что Россия, не имея в структурах Партии своего официального представителя, постоянно оказывалась последней в решении самых важных вопросов.

Как то так выходило, что вопросы в ЦК, все чаще решались в пользу союзных республик.

И закончилось это все плохо. Советский Союз развалился именно под руководством республиканских партий, точно по национальным границам. С конфликтами по спорным территориям.

Разглядывая Сталина, я подумал, что без пропаганды, он выглядит тем кто есть. Обычный кавказец. Ни тебе тигриного взгляда, и ни ментальной мощи. Да и ростом не вышел.

Он тем временем закончил доклад. Тут же, было завязалось обсуждение, в котором и Сталин принял участие. Судя по всему, товарищам Рыкову и Пятакову, как раз весьма понравился третий вариант. А Бухарин настаивал на втором. Сталин вполне толково пояснял, в своем обычном стиле — задавал сам себе вопрос, и тут же на него отвечал.

Но это дело пресек Калинин:

— Предлагаю поблагодарить Иосифа за проделанную работу, а потом уже перейти к обсуждению. До свидания, товарищ Сталин. — ничего не выражающим тоном выпроводил Сталина с заседания Политбюро Михаил Иванович Калинин.

Вот тут то, я и разглядел тигриный блеск, сверкнувший в глазах Сталина. Никто, впрочем, кроме меня на него не смотрел. Все присутствующие перекладывали перед собой бумаги, или, как Бухарин, что-то быстро писали в блокноте или еще на чем.

Забавно. Поставить на место можно разными способами. Здесь и сейчас Сталину в очередной раз указали его место в партийной иерархии. Зря Калинин так, можно было и подипломатичней поступить.

Но с другой стороны, я наглядно увидел методику Сталинских манипуляций. В обсуждении любого вопроса — примкнуть к большинству. Поверженное меньшинство отодвигается от власти. А он, тем временем, снова подкидывает победившему большинству вопрос на для обсуждения. Снова примыкает к большинству, и, через некоторое время, остается непререкаемым лидером. Коварство тут в том, что Сталин никогда, формально, не был инициатором. Ну вот как сейчас — товарищи в ЦК предложили варианты. Он просто доложил.

Впрочем, его подписи нет нигде. Всегда он пускал перед собой кого то. Даже телеграмма о назначении Ежова главой НКВД, шла за подписью сначала Жданова, и лишь потом Сталина. Ну, я уже говорил, присваивать успехи, не отвечать за дерьмо.

Обсуждение доложенного Сталиным вопроса, вылилось в получасовую жаркую дискуссию. Пресеченную опять же Калининым. Предложением еще раз обдумать, потом обсудить, и, если не выработается единое мнение, то вынести обсуждение на ПартКонференцию, что планируется через выходные. На этом перешли к другим вопросам, трудным для моего понимания.

Потому что, в чем смысл назначения секретаря парторганизации РостСельМаша напрямую из ЦК, а не выборами на месте, по рекомендации Обкома, я так и не уловил.

Я всегда знал, что государственные мужи — люди особой закалки. По окончании Политбюро, я с трудом понимал хоть что-то. Почти восемь часов непонятных разговоров и обсуждений, меня доканали. А эти все Пятаковы с Молотовыми — хоть бы что! Уходили, продолжая перетирать какие-то вопросы, посмеиваясь и перешучиваясь.

Дождавшись отбытия товарища Калинина, я хотел направиться за шляпой, лежащей у меня на столе. Да и поехать ночевать домой. Потому что ранние побудки с беготней по стадиону, в составе роты, меня тоже утомили.

Но в приемной Михаила Ивановича, я был остановлен товарищем Лозгачевым, что приказал мне следовать за ним. И странности только начались.

Мы спустились в помещения охраны, где нас встретило несколько человек из личной охраны Калинина, включая Чашникова. Который, вообще то, сейчас должен быть сопровождать вождя. Там начальство официально сообщило мне, что сегодня ночью, группой сотрудников НКВД, из состава спецбатальона, проводится спецоперация. Я придаюсь этой группе в качестве усиления. Руководит операцией товарищ Филонов, прошу любить и жаловать. С чем начальство и отбыло.

Замполит спецбатальона, товарищ Филонов, дождавшись ухода Лозгачева, пригласил всех к столу, где лежали выполненные на листах бумаги кроки и схемы.

Филонов — мужик лет тридцати пяти, подтянутый и опасно-плавный. Носит три шпалы, звезду на рукаве, и занимает должность замполита спецбатальона. К моему удивлению, комиссаров здесь заменили замполитами еще в тридцать четвертом.

В моей службе в Советской Армии, в конце семидесятых, замполиты были никчемным наростом, мешающим заниматься службой. Вечно доя@ывались к солдатам с требованием конспектов ленинских работ, невыносимо скучными политинформациями, и нравоучениями, переходящими во взыскания. В моей части, замполит был еще и шалуном. Любил засовывать молодых лейтенантов дежурить на выходные, а сам потрахивал их жен. Кончилось это тем, что от одного из лейтенантов он получил в бубен. И все строевые офицеры, заявили, что никакой драки не видели, а видели, что замполит просто упал, потеряв пару зубов. Убрали его. Но новый был не лучше. Просто, к офицером не лез особо, и отрывался на солдатах.

Здесь замполит чужеродным телом не выглядит настолько, что пользуется уважением того же Чашникова. Который весьма придирчив к окружающим.

Тем временем Филонов начал говорить.

Получен приказ, провести задержание руководителей террористической организации, устроившей ряд взрывов в Москве. Точно установлено их местонахождение. Час назад, начато скрытое оцепление района.

Террористов двое. Дом в Хамовниках, вот его план поэтажно. Вот кроки двора, и прилегающей территории.

Слушай план. Вы, товарищ Чашников, со своими людьми, скрыто и бесшумно снимаете охрану. На кроках, их расположение отмечено здесь и здесь. Потом мы с вами, товарищ Борисов, в сопровождении Чашникова, входим в дом, и арестовываем врагов.

Всем быть предельно внимательными. Есть информация о минировании подходов и самого здания. Тем не менее, в целях повышения скрытности при подготовке, весь квартал сейчас будет обесточен. Поэтому проверить фонарики. Выдвигаемся через пол-часа, на трех легковых авто. Вопросы?

Судя по немногословности, это уже не первое изложение плана, специально для меня. Когда я услышал о минировании, то понял зачем меня сюда позвали. И решил не возбухать…

То, что операция серьезная, и готовилась не наспех, было видно хотя бы потому, что электричество отключили не пошлым рубильником, а вывели из строя подстанцию. Проезжая мимо, я разглядел у подстанции ремонтную летучку, сполохи сварки, и какую то суету.

Две машины отстали в переулках. Наша, спустя совсем немного, остановилась и мы вылезли. Машина уехала.

Я подумал, что хрен там, а не скрытность. Во дворах почти деревенских домов брехали собаки. В окнах мелькали зыбкий свет свечей и керосинок. Кроме меня и Филонова, с нами было еще двое. Как и все участник операции — все по гражданке. Мы не торопясь шли по улице, идущей к Новодевичьему Монастырю. Но, кроме понимания направления, я совершенно не ориентировался, и не особо понимал, что происходит.

Тем более что мы остановились. И замполит батальона протянул мне портсигар с папиросами, и сказал:

— Ждем.

Я мотнул головой, отказываясь, и закурил свои. Но не успел сделать и пары затяжек, как из темноты вынырнул Чашников:

— Все нормально — сказал он — можно входить.

Мы прошли совсем немного, и свернули в открытую калитку, у которой стоял один из парней Чашникова. Во дворе угадывался какой-то не очень большой, но явно господский дом. Пара колонн по бокам от входа, рядом с которым стоял один из батальонных лекарей, Серега Цветков. Филонов глянул на меня и сказал:

— Держись рядом, Борисов — и приказал Чашникову — веди.

Тот толкнул скрипнувшую дверь и мы вошли в темный коридор. Лишь слева, из щели двери и косяка, тускло светило то ли свечей, то ли керосинкой. Эту дверь и толкнул Виктор, войдя в нее первым. Потом зашел Филонов и я. Я сразу же отступил влево к стене, освобождая проход тем, кто шел за нами. Но они не стали входить.

На круглом, и в общем то небольшом столе, стояла керосинка-семилинейка, модели «Летучая Мышь», и были разбросаны документы. И только потом я увидел двух мужиков со смутно знакомыми лицами, сидящих за столом напротив друг друга. Они обернулись на звук открывшейся двери и замерли, увидев нас.

— Влас Яковлевич, Лев Захарович — заговорил Филонов — вы арестованы.

Услышав про Льва Захаровича, я узнал одного из них. Это товарищ Мехлис! И второй, надо полагать, тоже кто-то из коммунистической верхушки. Мехлис, вроде бы в ЦК сейчас. Чашников, между тем, как то очень быстро оказался за спиной как раз Мехлиса, и не успел тот пискнуть, надел тому наручники. Непостижимым для меня образом, товарищ Филонов то же самое сделал со вторым мужиком. Совершенно для меня незаметно исчезнув рядом, он материализовался тоже у стола.

— А у тебя ордер то есть, Константин Сергеевич? — спросил Филонова неопознанный мной мужик, изучив свои руки в наручниках взглядом.

Филонов огляделся, задержав взгляд на проеме двери и кивнул кому то в нем. А потом повернулся к задержанным:

— Все есть, и ордер, и санкция Политбюро, выдана в прошлое воскресенье. Так что прошу, давайте без ненужной всем суеты.

Он обернулся к дверям, и в них ввалились сразу трое. И они молча, но сноровисто приступили к обыску. Точнее один стал аккуратно собирать бумаги со стола, и укладывать их в папки для бумаг, что принес подмышкой. А двое занялись, каждый, своей половиной помещения, что было чем-то типа гостиной.

Я стоял у стеночки, и недоумевал, почему задержанных не увозят. Хотя, наверное хотят сразу же получать пояснения, если будут вопросы по найденному.

Тут я услышал звук моторов нескольких автомобилей, судя по звуку — грузовиков. Потом услышал с улицы хлопки авто дверей, и звук спрыгивающих из грузовиков людей.

Потом зажегся свет. Под потолком засияла люстра. И в гостиную вошел сам Лаврентий Павлович Берия.

Все отреагировали по разному. Чашников отошел к окну. Филонов повернулся к начальству. А чуваки, занятые обыском, никак не среагировали, продолжая заниматься своим делом.

— Решил лично Калинину угодить, Лаврентий? — спросил неопознанный мной мужик.

— Нет, гражданин Чубарь, — равнодушно сказал Берия подходя к столу, и опершись на него руками — я просто хочу, что бы прямо сейчас вы сказали мне только одно. Назовите имя.

Чубарь и Мехлис переглянулись. А потом они оба, одновременно, взорвались. Я такого никогда не видел, да и вряд ли когда — либо еще увижу. Два человека мгновенно превратились два кровавых шара, с чудовищной силой саданувших окружающее пространство.

Погас свет. В этой полутьме, освещенной фонариками из проема двери, я разглядел катастрофу. Чашников изломанной кучей лежал под окном, вмазанный в стену ударной волной. Одному из обыскивавших оторвало голову, второй выглядел не лучше. Третьего, что стоял рядом с Мехлисом нигде не было видно. Товарищ Филонов был очевидно мертв. Голова так не поворачивается.

Не пострадал лишь я и Берия, в паре метров от меня. Мы оказались окружены сферой моей магии, по которой стекали какие то кровавые ошметки, и стекала кровь. Она, впрочем, эта сфера, тут же пропала, окатив меня и наркома, как раз кровью.

— Блять! — сказал Берия. И, вроде бы, собрался что то добавить, но не успел. Рухнула часть потолка. И я сорвался с места. Вытолкнул Берию в дверь, прыгнул через лежащий на боку стол к Чашникову. Он оказался жив. И я схватил его на руки, и вывалился в дверь, слушая как за спиной рушится все остальное.

Мы едва успели выскочить из дома, как он, издав что то типо «уффф» сложился стенами внутрь. И я, с Чашниковым на руках побежал из двора. Взметнувшееся пылевое облако, особенно зловещее в темноте, продолжало все замедляясь, двигаться к остановившемуся мне.

Дальше все пошло быстро, но как надо. У меня перехватили Виктора, и уложили тут же на асфальт. Над ним склонился Цветков. Я огляделся. Рядом стоял Берия, и протирал очки. Чуть поодаль, стоял парень из его личной охраны, что его и втащил из дома за шиворот. Рядом с ним, стоял товарищ Лозгачев. Вся улица освещалась уличными фонарями, и была оцеплена наглухо. Рядом выпрямился Цветков:

— Перелом ключицы, вывих бедра, и ушиб грудины я ему исправил. — сказал он — легкое сотрясение. Пару дней, и будет в норме. Сейчас он спит.

— Заканчивайте тут без меня — сказал Берия, и взглянул на меня — поехали, Боб.