Упущенные Возможности

Глава 18

Происходящее в кабинете Калинина называется «Комиссия Политбюро по вопросам бюджетной политики».

Она началась сразу же по прибытии вождя. Разве что, зайдя, по привычной схеме в кабинет Калинина до всех посетителей, я перекинулся с ним парой слов. Точнее он поизучал взглядом мое отрихтованное Цветковым лицо, и как-то совсем несолидно хихикнул:

— Значит, небольшого ума человек, говоришь?

Дав понять мне таким образом, что вкурсе всего, что случилось со мной со вчерашнего вечера.

Я запнулся и смутился. Мог бы и сообразить, что донесут! Однако — нет, наличие рядом красивой девушки, отшибло мозги. Впрочем, не я первый, ни я последний.

Но я не успел извинится. Михаил Иванович хлопнул меня по плечу и сказал:

— Не переживай Боб, если подчиненные, за рюмкой, не ругают начальника последними словами, начальнику пора искать другую работу…

В Кремль я приехал в начале восьмого. Смысл в этом был один — до того, как меня начнут арестовывать, перекинутся парой слов с начальством. Но начальства не было. Лозгачев отбыл в три ночи и будет в девять тридцать. Поскребышев только ушел, и появится часа через два.

Решив обождать, я ушел в помещения охраны. У них там уютная комната отдыха с кипятком, чаем и сухарями. А попив в чаю, я решил подремать, с часик. Начальство все равно меня сразу не примет.

Растолкал меня Виктор Чашников:

— Просыпайся, уголовная морда!

Чашников пришел не один, а с дежурным лекарем Цветковым. И я понял, что это не Кремль а просто деревенская улица. Все все знают, и охотно делятся друг с другом новостями.

— Это была Сашенька Воронцова, Боб?

— Вить — голосу у меня со сна хриплый — ты не мог бы быть не таким жизнерадостным?

— Вы позволите? — спросил Цветков и положил мне ладонь на левую щеку.

— А чего грустить? Нормальный человек, попав в Москву, получает условный срок в течение полугода. Или вовсе никогда не получает. Но я, с такими людьми дел иметь не хочу.

— Как думаешь, попрут сразу?

— Все в норме, можете сходить посмотреть — Цветков убрал ладонь и критически осмотрел результат.

— Спасибо, Серега. Я уж не знал, как начальству на глаза показаться.

Я от души пожал Цветкову руку, и пообещал царский обед при случае. Он отмахнулся и ушел.

— Пора уже, Боб, понять, что тебя не для того искали и нашли, чтоб гнать. Разве что, будешь жить в Бутырке, и тебя будут на работу возить. Под конвоем.

— Нет ли в произошедшем какого то хитрого плана нашего с тобой наиглавнейшего шефа?

— Скажи мне, Боб, зачем Лаврентию Павловичу придумывать дерьмо, что ты и сам с удовольствием не только найдешь, но и вляпаешься?

— А ты то, откуда все знаешь? — хотя, о чем я? Розенгольц, поди, уже со всеми поделилась.

— Твой поэтический диспут во всех сводках. — удивил меня Чашников — Наши болеют за тебя. Милиция Москвы делает вид что нет. Но, говорят что патрульные, проверяя сегодня утром документы на Ленинградском вокзале, у каких то приезжих писателей, напевали про каких-то козлов.

И он оглушительно заржал. Потом даваясь смехом добавил, что судья Гирс поклялась — первый же иск за оскорбление песней «Козлы», будет удовлетворен в полной мере, и даже реальным сроком. А Борисов пусть ей на глаза не показывается, сядет тут же.

— Но как?! — я растерялся настолько, что на мгновение забыл обо всем.

— Ты не понял куда ходил? Вообще то, официально это называется выступление секции молодых поэтов. Ведется стенограмма. Приходят молодые поклонницы поэзии, записывают понравившееся стихи. Твоя песня уже ушла в народ, Боб. Смирись. Только Гирс, пару месяцев, лучше действительно на глаза не показывайся.

— Боюсь, у меня не получится, Витя. Кажется, сегодня и закроют.

— Да кому ты нужен?!

— Я тут, утром, убил придурка…

Чашников мгновенно и кардинально переменился, внешне оставшись прежним. Похоже, он решил что я, получив стулом по репе, ступил на тропу маньяка. Ну, взгляд у него стал такой… очень специфический.

И я, пока он не кликнул подмогу, рассказал о произошедшем на переезде.

Когда я, вкратце, изложил ему основные факты, он, к моему удивлению, ощутимо расслабился. Тем не менее, стремительно задал мне кучу коротких, но точных вопросов. А получив от меня максимально честные ответы, и вовсе сказал:

— Тьфу на тебя, Рома. Я уж было подумал, что ты сразу же пошел, и шлепнул Полянского.

— Что значит тьфу?! Мне идти сдаваться, или сначала поставить в известность Лозгачева?

— Куда сдаваться? Боб, если бы в твоих действиях усмотрели хоть долю вины, тебя бы давно взяли. А тут — вооруженное нападение при свидетелях… чистая самооборона. Думаю, парни из Марьиной Рощи даже дело открывать не стали.

— Витя. Я только что получил условный срок. И, будем честными, при помощи своих «м» способностей грохнул человека. И мне ничего не предъявят?!

— Тебе бы предъявили, если бы Сашка пострадала. Или этот обходчик, или кто он там? А так — ты адекватно пресек угрозу общественному порядку, и жителям Москвы. Свободен.

— Я, блять, с ваших коммунистических порядков куею, Виктор Петрович.

— Ну, если хочешь, я позвоню в отдел, в Марьину Рощу, узнаю что и как. Но поверь, Боб, может приедет кто, опросит, что б дело потолще выглядело. А так — все чисто, не переживай.

Мы вышли из комнаты отдыха и пошли к главной лестнице.

— Гм. А что там с Полянским? С чего мне его убивать?

— Хе. Он бывший жених Воронцовой. Этой весной разбежались. Все гадают, что там у них случилось. Я подумал, ты узнал.

Я вдруг вспомнил тонкий Сашкин профиль, в робком утреннем свете окна, и как бьется у нее жилка на шее. А потом сказал:

— Знаешь, товарищ Чашников, ты ведь сегодня обратно в Балашиху возвращаешься?

— Ну да, эту неделю мы внешники, а со следующей снова в личке.

— Тогда поедем вместе. Поживу ко я в казарме. А то в этой вашей Москве шагу не ступить, чтоб или стулом по голове не получить, или с каким вооруженным придурком не сцепиться.

— Увы тебе, Боб. От нее можно уйти только если она этого сама захочет…

Товарищ Поскребышев, вообще ничего не сказал, изучив бумагу о моей судимости. Кивнул, и протянул мне очередную папку, что будет у меня на предстоящей встрече Калинина с товарищами.

После того, как мы с Михал Иванычем перекинулись парой слов, оные товарищи зашли в кабинет. НаркомФин Сокольников, глава ГосБанка Шейнман, ЗамПредсовнаркома Молотов, и Берия.

Дело понятное, середина года, то самое время, когда нужно начинать прикидывать бюджет на следующий год. Определить основные параметры, и спустить их в ведомства. Там обдумают и предъявят свои хотелки. После этого, в Совнаркоме это все как то утрясут, и отдадут в Верховный совет на утверждение. Там, понятно, еще покроят, а потом утвердят. Пол-года, в самый раз.

В отличие от политических и каких-то аппаратных обсуждений, при которых я уже поприсутствовал, тут я хоть что-то понимал. Не разбирался, но хотя бы понимал, о чем идет речь.

Все вышло, как я и думал. Товарищи доложили, что бюджет осваивается, дела делаются, все отлично. Но есть проблемы. Вавилов вот, сделал открытие, честь ему и хвала. Урожай вырастет на порядок. Но как под это дело создать инфраструктуру? И, главное, на что? Лишних средств нет. А тут еще и какой-то авиазавод.

Постепенно я сообразил, что товарищи финансисты-экономисты, с примкнувшим к ним Молотовым, плющат товарища Калинина. С общим посылом, что жить надо по средствам. Отложив хотя бы авиамоторные проекты на попозже. Потому что возросшие урожаи потребуют поначалу внушительных дополнительных расходов.

Берия заступился за вождя. Объяснив, что авиазавод не блажь, а экономия. Обеспечивает качественный технологический скачок, без затрат гигантских средств на изобретение велосипедов. Позволит не изобретать, а развивать.

В качестве примера привел танковые дизельные двигатели, В-2, что сейчас проходят испытания. Они, на самом деле — глубокая переработка закупленных в двадцатые, лицензий и технологий двигателя BMW. Обеспечивающая стране приоритет в этом направлении.

Но и финансисты, и потребители финансов в лице Молотова, были неумолимы. Если только на внебюджетные поступления, товарищ Калинин. Бюджет на потянет.

Присутствующие, производили впечатление спокойных, уверенных в себе людей, занятых важным делом, и не склонных отвлекаться. Поэтому я без опаски разглядывал сидящих за столом для совещаний.

Люди собрались легендарные. Григорий Сокольников — автор денежной реформы, сделавшей рубль одной из мировых валют. Инициатор ряда мер и законов, обеспечивших устойчивый экономический рост. Автор концепции занятия командных высот в экономике, с допуском частного сектора, поддержанной Лениным. На первый взгляд в Китае, на исходе века, его опыт изучили более чем тщательно. В моей реальности, он арестован в тридцать шестом, погиб в тюрьме.

Арон Львович Шейнман — единственный из старых большевиков, пославший товарища Сталина в пешее эротическое. Точнее, единственный оставшийся после этого в живых. В моей реальности, он отказался участвовать в мелкой уголовщине, когда золотовалютные резервы ГосБанка спускались на строительство заводов. А в международных отчетах ГосБанка, эти траты не отражались, показывая неизменный валютный резерв. Когда товарищ Сталин этой мудрой идеей поделился с Шейнманом, тот и уехал в Англию. И ему за это ничего не было! Конспирологи сломали голову, что ж такого знал товарищ Шейнман, что его боялись трогать?

И сейчас они, оба, совершенно не чувствовали никакого пиитета пред всепобеждающей мощью Партии, а спокойно, несколько отстраненно объясняли товарищам, что жить нужно по средствам.

У товарища Сталина, с этим было просто. Нужны средства? Нет проблем. Грабим собственных крестьян, отбирая у них экспортный товар, тоесть зерно. Ограбленных, объявляем преступниками, то есть врагами народа. И шерман. А разных умников, что этому мешают, — в расход.

В моей голове даже мелькнула мысль, что историю видимо не изменить, и товарищ Берия, сейчас повяжет обоих, чтоб не умничали. Но тут Калинин сказал:

— Предлагаю заслушать сообщение товарища Борисова. — я окуел, а Михал Иваныч, мельком глянув на меня, пояснил — по его информации на территории СССР есть крупные месторождения алмазов.

И я понял, что делает в переданной мне папке крупномасштабная карта Восточной Сибири с Чукоткой и Камчаткой.

Однажды, в начале 90х своей прошлой жизни, зимой, я застрял в Билибино, на Чукотке. Отлет Ан 24 задержался из-за погоды. Снежная метель свела в небольшом аэропорту самый разный народ, что от скуки принялся бухать. И я разговорился с пожилым мужичком-якутом, пиджак которого украшала медаль «Ленинской Премии».

Геолог, зам главного инженера геологоуправления. Он то и рассказал мне историю открытия месторождения «Мир», что сильно отличалась от канонической.

В конце пятидесятых, его сын Иван, юный школьник, в начале лета отправился с классом в соседний поселок на практику. Там они, всем классом, занимались оштукатуриванием вновь построенной школы.

Как водится на таких выездах, среди школьников вспыхнули романы. Избранница Ивана, по имени Ира, не проявляла энтузиазма. И тогда, школьник решил прибегнуть к железным аргументам. Он пошел и купил кирзовые сапоги.

Любой русский мужик знает, кирзовые сапоги кратно поднимают самооценку, добавляют образу лихости, героичности, и плюс сто к карме.

Но даже ступить подошвой в девичье сердце, занятое в тот момент штукатуркой стен, он не успел. Его отправили помогать поварихе, что разделывала купленных у охотника — якута уток.

Вот тут то, вскрывая утиные желудки, он и обнаружил несколько мелких пиропов. Сын геолога, он отлично знал, что это такое.

Тут же, бросив все, Иван побежал на пристань, где ожидал катера охотник, что привез в поселок, и продал поварихе битую птицу. После оживленной беседы, чукча согласился выдать школьнику богатое утками место охоты, в обмен на новые кирзовые сапоги школьника.

А сын написал отцу письмо, в котором лежали завернутые в бумагу мелкие камешки, и указывались приблизительные координаты места, где утки их заглатывают.

— Ты, оцени, Роман — говорил мне геолог — и ленинку отхватил, и Ирка мне уже троих внуков родила, уже и правнуки на подходе! А?

Правда это, или байка, которые так любят эти славные северные люди, я не знаю. Но именно тогда я полез в атласы и решил, что может быть и правдой. Потому что сначала открыли рассыпные алмазы в пойме реки. А уж потом вышли на кимберлитовую трубку.

И поэтому, я не стал мельтешить. Развернул на столе для совещаний карту, и сообщил, что УСТАНОВЛЕНО, наличие алмазных месторождений вот здесь и здесь. Показал на карте. Нужно туда слетать, намыть алмазов, взять пробы. Сейчас середина лета, вполне к сентябрю можно управиться. Объем добычи после освоения месторождений, предполагается, минимум, в треть от мирового.

Я же говорю, спокойные, серьезные люди. Реакции я не увидел никакой. Просто они начали спрашивать:

— Ну и что? Неразработанные алмазные прииски в труднодоступном месте — заговорил товарищ Шейнман — при чем здесь наполняемость бюджета даже в среднесрочной перспективе, не говоря о следующем годе?

— Да какие проблемы? — вполне искренне удивился я — Находим зарубежных покупателей. Предоставляем им экспертное заключение, образцы, и перспективные планы. Заключаем форварда. Часть из них брать оборудованием, и комплектующими, для добычи и разработок. Я не знаю, дает ГосБанк обеспечительные гарантии, так-то можно и вовсе на Бирже фьючерсами торговать. Да и с пшеницей этой, тож самое сделать. Вам ли не знать, что под ликвидность вам дадут денег сколько попросите и на сколько нужно…

Судя по тому, как ухмыльнулся Молотов, я сейчас вломил главу ГосБанка с НаркомФином по полной. Только теперь до меня дошло, что Шейнман, это все мог сделать без меня и без алмазов. Но придерживал на всякий случай. Смешно то, что он оказался прав, и без госбанковских кубышек нашлись средства.

Но тут заговорил товарищ Берия.

— А как вы, Борисов, собираетесь получить образцы?

— Самолетом до Иркутска, а потом до Ленска. Оттуда гидросамолетом на Иерелях. — я пожал плечами — Сейчас середина июля. До сентября вполне можно успеть. При удаче, можно и быстрее. В конце концов вот здесь — я ткнул в место будущего «Алмазного», лотком можно намыть достаточно камней, чтоб предъявить мировой общественности.

— Меня интересует, Борисов, за чей счет будет осуществляться проверка вашей информации. И кто погасит убытки, если это окажется пустой болтовней. — блеснул на меня пенсне Берия.

— Я не вижу проблем, Лаврентий Павлович — чего он, в самом деле? — у меня есть личные средства. Добраться в Якутию мне хватит. Ваша помощь потребуется лишь организационном плане, получить самолет с экипажем без задержки… ну и прочее.

— Твоих денег, Борисов, едва хвати оплатить доставку туда. Решил там и остаться, если ничего не найдешь?

— Гм. Насколько я знаю, товарищи, за открытие месторождения полагается государственная премия. Поскольку товарищ Берия от своей доли отказался, нам вполне хватит возместить все расходы.

И чего мне все время хочется товарища Берию поддеть? Наверное комплексы. Впрочем, никто из присутствующих шутку не оценил. Лишь товарищ Молотов, как всегда тихо, и слегка заикаясь сказал:

— Умеешь ты, Михаил Иванович… — он запнулся — кадры подбирать…

И всем присутствующим было понятно, что Молотов имел ввиду не кадры.

Бумажка, оказавшаяся у меня в ящике входящих — пол листа А4. Но мощь от нее исходящая, гнула реальность. Называлось это «Выписка из решения Политбюро». В ней, русским по белому, было указано:

Впрочем, всю необходимую информацию я предоставил Берии еще выйдя из кабинета вождя. Прямо в приемной, у стола Поскребышева, я еще раз показал и рассказал все что знаю.

Ожидал вопросов об источнике информации, а получил свирепое недовольство Лаврентий Палыча. Дескать, и так дел невпроворот, еще и ты с твоими прожектами, Борисов. Молись, что бы там было как ты говоришь, иначе…

Больше всего мне понравилось, что всем было совершенно плевать, что общаются с осужденным уркой.

По этому поводу, впрочем, мне вставил могучий фитиль товарищ Лозгачев. Вызвав меня личным звонком, он мне в лучших армейско-ментовских лексических традициях сообщил все, что обо мне думает. Заявив что очередного звания мне теперь — ждать и ждать.

Мое полнейшее окуение от того, что мне светило очередное звание, он принял за раскаяние. Потому что изволил пояснить:

— Моего сотрудника избили ГРАЖДАНСКИЕ?!!! Мало того, ты умудрился попасть в милицию?!!! В МИЛИЦИЮ?!!!

И у меня возникло стойкое ощущение, что рядовой полка королевских мушкетеров, был публично унижен гвардейцами кардинала. Что требует мести.

Вопросы убийств, судимостей, и прочая ерунда товарищей руководителей совершенно не парили.

Этот аспект мне осветил Виктор Петрович Чашников, когда мы, поздней ночью ехали в Балашиху:

— Чего ты всполошился то, Боб? У меня тоже была судимость. Я, когда в Сокольниках работал, перестарался там, с одним у@бком. Меня тож сразу приняли и три года условки сунули. Через год — сняли судимость.

— А с убийством то что?

— Поговори с Поскребышевым. Может награду тебе какую дадут, или ту же судимость снимут.

— Как?!!!

— Его звали Жора Мамонт. Урка еще тот, что по тюрьмам живет, лишь пару месяцев на свободе, и снова садится. А тут, то ли остепенится решил, то ли из страны валить. Но задумал он большой скачок. Решил взять кассу у инкассаторов. И взял, в Рязани. Грохнул охранника и инкассатора. Потом, совершенно спонтанно запрыгнул в проходящий таварняк. Товарищи из Рязани не сообразили. Искали в городе и на дорогах.

— А чего он к нам полез?

— Кто знает. Парни в отделе, думают ему твоя машина глянулась. Он водить умел. Понимал, что его скоро возьмут, если что нибудь неожиданное не придумать. Вполне здравая идея. Получись у него, он бы уже под Смоленском был. А там, бросил бы машину, ушел бы лесом, может и обратно в Москву…он не так много денег с инкассацией взял.

— Надо же. Я прям уже настроился на отсидку.

— Нехер было орать на толпу эту. Вообще бы не о чем беспокоиться было.

— Они совсем не безобидны, Вить. Не стоит недооценивать возможности тупиц, если они собираются в большие группы.

— Лучше скажи, — сменил тему Чашников — ты от Воронцовой убегаешь? Или решил в себе разобраться?

— Разобраться?

— Тут уж, Боб, без вариантов. Любой парень, втюрившись в такую девушку, в итоге становится или циником, или романтиком.

— Не знаю, Вить, не знаю. Я — весьма перспективный алкоголик. И это неплохой третий путь.

— Кстати, тебе Лозгачев не сказал?

— Что?

— В выходные будем тебя поить, и смотреть что получится. Мы то думали что ты неуязвим…