Глава 26

Темный, пыльный коридор — не лучшее место принятия хоть каких то решений. Впрочем, когда я поднялся по лестнице и выскочил в какой то зал, соображения у меня не прибавилось. В зале суетились какие-то люди, уже провалился пол, и еще раз рвануло.

Раздались крики, вопли, с потолка рухнула люстра, и я совсем озверел.

Однако, наконец сообразил, что нужно выбираться на воздух, всячески избегая любых контактов.

Впереди виднелся еще один спуск под сцену, куда я и нырнул. Притаскивать охраняемое лицо в травмированную — голосящую толпу, я счел нелепым. Да и в конце спуска, я увидел дневной свет. На него-то я и ссыпался по лестнице, оказавшись снова в непонятном полутемном большом помещении. Справа от меня были какие то трудно различимые в полутьме щиты и конструкции, видимо декорации. Слева было несколько дверей, одну из которых я и пнул ногой. Она открылась.

Теперь я знаю, как выглядят кладовые реквизиторов Большого Театра! Нехилое помещение, от пола до потолка завешанное какой то одеждой. С окном-фрамугой в дальнем конце, позволяющем ориентироваться. Я поставил Калинина перед собой. Судя по звукам, никто за нами не поперся.

— Михаил Иванович — сказал я в пол-голоса — с этого момента я отвечаю за вашу безопасность. Поэтому, требую бесприкословного подчинения, и выполнения всех моих требований. До полного прояснения ситуации. Вы меня поняли?

В принципе, нужно бы все обсудить, но времени нет. Калинин все отлично понял и лишь кивнул, и я сорвался с места. Стащил с вождя пиджак весь в кровавых пятнах, и отбросил в сторону. Его очки сунул ему в руку, и снял с вешалки чуть ли не первый попавшийся пиджак. По виду — типа смокинга, но без атласа. Сюртук наверное. Великовато, да плевать. Скинул свой пиджак, и рубашку, заляпанные чем то липким. И натянул какой то черный вязаный лапсердак. Окинул Михаил Ивановича взглядом, сойдет. Переложил все из карманов своего пиджака в брюки, прислушиваясь, и выглянул из двери.

В полутьме было ничего не видно. Но кажется — пусто. Над головой, и где то в здании, раздавался топот ног, крики и гул толпы. Мы вышли, и пошли на свет фрамуги в конце коридора. Мне доводилось бывать в театрах, не может быть, что бы где то тут не было выхода на улицу. Кроме главного и служебного входов, из Большого, должно быть дофига выходов.

Забавным оказалось то, что закрытые на засов двери были опечатаны, как я сумел разглядеть, печатью НКВД. И все. Никаких тебе замков, и прочих вахтеров.

Большой Театр — фирма солидная. Хотя бы потому, что когда я потянул засов, он не издал ни малейшего звука. Я осторожно приоткрыл дверь и высунул нос.

Сразу же увидел бойца оцепления, с винтовкой. Он вертел головой неподалеку, спиной ко мне, и с интересом слушал шум с другой стороны и внутри здания. Беглый взгляд по сторонам показал, что часовой, с этой стороны театра, один. Я снова прикрыл дверь.

Нас с Калининым занесло к выходу в Копьевский переулок, почти напротив места, где мы вошли в театр. Я мгновение помедлил, собираясь с духом, и прикидывая очередность действий. Нужно было все провернуть быстро, бесшумно и бескровно. В смысле, снять часового и уйти переулком к Дмитровке.

Но тут мне, можно сказать, повезло. Со стороны Главного Входа в Большой раздался взрыв, а чуть погодя, крики и стрельба. Часовой со всех ног, побежал туда, скидывая винтовку с плеча.

Копьевский переулок не то что бы безлюдный, но и не сказать что забит. Плюс, типичный обывательско — чиновный люд, что его заполнял, когда мы с Михал Иванычем вышли, тоже ломанулся посмотреть, что там за стрельба, или наоборот, подальше отсюда. Но, все же, больше бросились в сторону движухи.

Мы, стараясь не частить шаги, пошли переулком.

— Вот же люди! — буркнул я — ничего не боятся.

— Наш народ, Боб, стрельбой да взрывами не напугаешь. Наш народ сам кого хочешь заикой сделает. Что дальше думаешь делать?

— Нужно безопасное место. Мы, сейчас, уедем из города, Михаил Иванович. До прояснения обстановки. Я не собираюсь проверять, что будет на входе в Кремль, или в СовНарКом. И, по любому, там нас разделят. Так что — скроемся, разберемся в ситуации, и подумаем.

Разрезая редкую публику, спешащую позырить, что там, возле Главного Входа, мы вышли к стоянке такси, и я изменил планы. Думал, выбраться на Тверскую, и на троллейбусе или такси уехать на Сокол. Но на стоянке оказалось пролетка, запряженная парой гнедых. И мы запрыгнули в нее.

— Гони на Белорусский Вокзал — сказал я в спину парня, что сидя на облучке, ковырялся с какой то хренью из сбруи.

Тот отложил что то типа ремешка с пряжкой, и тронул коляску сакраментальным «Но, ленивые!».

И тут мне в голову пришла еще одна мысль. И я сразу приступил к ее осуществлению. Сказал:

— А что, любезный, не поможешь ли двум мужчинам уединиться? Павел Петрович Крицин, мне сказал, что к вам можно, если что, обращаться.

Парень-извозчик натянул поводья, остановив коляску, и обернулся. Несколько мгновений нас с Калининым разглядывал. Бог знает, что он там увидел. Подслеповато щурящийся седой, мелкий мужик, с холеной бородкой и усами, и здоровенный блондин, в черной кофте до колен. Потом он спросил:

— Вам надолго? Пара часов, или дольше?

— До завтра — ответил я.

Водитель кобыл кивнул, и снова дернул поводья. Только теперь он гаркнул от души — «Но, залетные!».

Калинин, рядом, отчетливо хихикнул. Он, похоже, понял, что это сейчас было. За прошедшее после взрыва Орджоникидзе время, я успел восхититься его самообладанию. Он не блажил, не пытался командовать, оставаясь при этом полностью собранным и вполне готовым к неожиданностям.

Мы, тем временем, свернули налево, миновали гостиницу «Москва», проехали вдоль ГУМа по Красной Площади, и свернули у Лобного Места на Ильинку. Почти сразу остановились у Гостиного Двора. Парень-кучер обернулся к нам:

— Пройдете через весь рынок, у противоположного входа стоит такая же коляска. Отвезет вас дальше. Нет — мотнул он головой на трехрублевую бумажку, что я достал из кармана — с Петровичем рассчитаетесь.

Проходя Гостиным двором, что сейчас — банальнейший продуктовый рынок, с лавками, ларьками и прилавками, я пояснил Калинину, что нам нужно отсидеться, и связаться с моим руководством из безопасного места. Кто его знает, как оно сейчас там. А так, мне говорили, что заднеприёмные очень успешно шифруются, с помощью извозчиков. Почему бы их наработками не воспользоваться?

Беглое изучение обстановки показало мне, что мы никого не интересуем, и никто за нами не тащится. Разе что, люди, мелком глянув на Михал Иваныча некоторое время пытались сообразить, где его видели. Но предположить что это сам Калинин, бредет в толпе вдоль рядов с зеленью, никто не додумался.

— Мне нужна связь, Боб — озадачил меня тем временем вождь.

— И кому вы собрались звонить?

— Лаврентию. Мы готовились к подобному. Правда, ждали позже…

— Вы уверены, что на ваш звонок, первым приедет товарищ Берия? Давайте, Михаил Иванович, слегка поосторожничаем и разберемся. А вот потом….

На Варварке, на противоположном выходе из Гостиного двора, стояла коляска, в которую мы и уселись. Пролетка, без каких либо наших указаний тронулась. Только кучером был теперь достаточно древний дед в картузе с лаковым козырьком, и седыми усами.

Пролетка выехала на Большой Москворецкий Мост, потом на Малый Москворецкий, свернула налево и поехала по Овчинниковской набережной. Совсем скоро свернула в переулок, и остановилась у банальнейшего сейчас в замосковоречии двухэтажного каменного дома с полуподвалом. Наш возница деловито привязал поводья к коновязи. И обратился к нам:

— Пойдемте, там вас проводят.

После этого кинул какую-то монетку шкету, деловито подпиравшему стену поодаль, и кивнул на свою повозку. Над входом в полуподвал была прибита вывеска «ТрактирЪ». Туда мы и спустились на три ступени.

Трактир, по раннему времени, был почти пуст. Лишь в дальнем углу шумно выпивали трое каких то по виду работяг. Почти у входа, за столом, со стаканом чая и газетой, сидел Павел Петрович Крицын. Мой случайный знакомый извозчик, благодаря которому, мы пока вполне успешно скрылись с места трагедии.

Увидев нас, он сложил газету, и встал. Потом он меня узнал, и кивнул мне, сделав знак рукой идти за ним. Кстати, дед, что нас привел, встал так, что работяги из дальнего угла не могли увидеть, кто-же вошел в трактир. Мы прошли трактиром, и вышли с противоположной стороны дома в переулок, который кончался Пятницкой.

Крицин начал отвязывать вожжи, и проворчал:

— Значит, Боб, бумажки в Кремле перекладываешь? И как вы здесь оказались, товарищ Калинин? — он закинул вожжи на облучок и повернулся к нам.

Я уже прикинул, что кто то, рано или поздно, все равно узнает Калинина. И то, что это оказался Петрович, было не худшим раскладом. Но все же, попробовал отмахнуться:

— Какая тебе разница, Петрович? Товарищ Калинин решил прогуляться по Москве, инкогнито.

— Инкогнито? А взрывы недавно, где то в Охотном Ряду — это случайность?

— Петрович, ты чего от меня хочешь? — мне вдруг показалась ужасно нелепой вся эта ситуация.

— Я хотел бы понять, что происходит, и чем мне это грозит.

— На товарища Калинина сейчас покушались, с многочисленными жертвами. Мы скрылись места покушения. Сейчас нам нужно отсидеться и понять как быть. Так тебя устроит? — я начал злится.

— Погоди, Боб. — остановил меня Калинин, надев очки, и обращаясь к Крицину — меня вы знаете, а как вас зовут?

— Павел Петрович Крицин, извозчик.

— Очень рад, Павел Петрович. Нам нужна помощь. Мы можем на вас рассчитывать? Не буду скрывать. Люди, устроившие покушение, намерены закончить начатое.

— Вы — глава нашей страны, товарищ Калинин, можете просто приказать. Рома наводит тут тень на плетень, я и заволновался. Поехали.

— Я надеюсь, ты не повезешь нас в какой-нибудь подпольный бордель, Петрович? — пробурчал я, залезая вслед за Калининым в коляску.

Мне не очень понятно, что там у Михал Иваныча за магическая сила, но похоже, сработала именно она. Потому что вполне гонористый Крицин, уже молча поднял верх пролетки, достал из ящика под сиденьем фуражку железнодорожника с лаковым козырьком и протянул Калинину…

Коляска пересекла Пятницкую, выехала на Ордынку и свернула в сторону Полянки. С момента покушения прошло меньше получаса. Обстановка вокруг была обычно-бытовой, ничем не отличаясь от того, к чему я уже привык. А я пребывал в некоем раздрае и непонятках, совершенно не в силах собраться, и начать думать спокойно и последовательно. После взрывов в Хамовниках, у меня дома объявилась Воронцова. И привела меня в себя, одним своим присутствием. Думаю, так бы я еще долго ходил прифигевший.

Вспомнив, что Сашка, сопровождая Крупскую, должна была прийти в Большой, я совсем затосковал. Но, как ни странно, это помогло собраться. Тем более что мы, судя по всему, приехали.

Я совершенно точно вспомнил, что на месте небольшого дома, во двор которого мы въехали, в будущем будет каменная многоэтажка. Недалеко Болотная, и Серый Дом. Петрович, тем временем слез с козел, привязал вожжи к скобе в стене, и мотнул нам головой предлагая следовать за ним.

Из подъезда мы с пустились в полуподвал под домом. Он, как я понял, почти целиком, был отдельной квартирой. Видимо — Крицина. Что тот и подтвердил, предлагая устраиваться в большой комнате, а сам вышел. Вернувшись, впрочем, спустя мгновение. Только теперь у него в руках был пулемет. Ручной пулемет, с дырчатым кожухом ствола, и пристегнутой коробкой с летной. Как бы не MG. Но напрячься я не успел, потому что Петрович протянул Калинину Браунинг, а мне — потертный наган.

— Все страньше и страньше — хмыкнул я, принимая ствол.

— Чем ты опять недоволен?

— Ты, Пал Петрович, согласно дворянского происхождения, обязан мечтать товарища Калинина придушить, а я, его от тебя оборонять!

— А на самом деле, придушить меня хочешь ты, Боб? — невинно поинтересовался Калинин, вполне профессионально проверив патроны в магазине и поставив ствол на взвод. Ну, революционер, подполье, царские сатрапы, все дела. Освоил, понятно.

— У меня, Михаил Иванович, девушка из командировки вернулась, а я, вместо покупки охапки роз, должен думать как бы нам спрятаться получше. Сосватали мне, работу, понимаешь.

— Ближе к делу, — пресек пустые разговоры Петрович — Что нужно делать, Михаил Иванович?

— Мне нужно знать обстановку в городе… — начал было говорить Калинин, но я его остановил:

— Я, Роман Борисов, сотрудник НКВД. По должности, отвечаю за жизнь и здоровье товарища Калинина. В рамках инструкций, и положения об охране, товарищ Калинин обязан беспрекословно исполнять мои распоряжения и команды, до исчезновения опасности. Поэтому, Петрович, давай определимся, сразу, ты готов выполнять мои приказы?

— Я уже сказал — недовольно буркнул Петрович.

— Отлично, для начала, несколько вопросов.

— Чего стоим? — Крицин прошел за круглый стол по центру комнаты и уселся — присаживайтесь. Кажется, мы здесь долго пробудем, судя по твоему Рома, настрою.

Мы тоже уселись.

— Давай свои вопросы.

— Что за место? Мы случайно не засветимся? Есть черный ход?

— Это моя квартира — подтвердил мои предположения Петрович. — Здесь есть черный ход, во двор. И потайной подземный ход на набережную, на Болотной. Потому и не съезжаю.

Потом мы с пол-часа обсуждали, что и как нужно сделать, в основном споря. Пришли к выводу, что не помешает еще пара человек, присматривать вокруг, и что мне нужно съездить, попробовать связаться с начальством. Звонить из этого района я категорически отказался.

Тут в прихожей зателенькал колокольчик, что сейчас заменяет электрозвонок. Я было схватился за наган, но Крицин, попросил меня успокоиться, и вышел. Некоторое время было слышно, что он с кем то разговаривает. А потом он вошел в комнату в сопровождении двух мужиков. Тех самых кучеров, что нас уже возили сегодня. Петрович махнул рукой на мой направленный на них ствол:

— Знакомьтесь. Это Митяй — он кивнул на здоровенного молодого парня что увез нас от большого — а это дед Кандрат. Они нам помогут.

Мы встали, и честь-по чести, представились. Тот что Митяй, засмеялся и сообщил:

— А я вам сразу не поверил! Ну какие вы мужеложники? На этого — он кивнул на меня, — только глянешь, и сразу понятно, что у его мужика слишком много сисек, и совсем нет главного прибора.

— Тем не менее, что там в городе? И кто из вас отвезет меня на Парк Культуры, к телефону? — мне совсем не хотелось терпаться. Хотя, их понять можно, целый Калинин.

Извозчки уселись с нами за стол, и по очереди рассказали, что в городе шухер. В основном в центре, и вокруг Большого. Там — кареты скорой помощи, пожарники и жесткое оцепление. И Кремль, и Совнарком, оцеплены армейцами и армейскими курсантами.

— Не НКВД? — уточнил Калинин.

— Нет, — ответил дед Кандрат — армейцы из Ногинска, и курсанты Солнечногорские. Грузовики стоят на набережной и Манежной.

В самом городе пока спокойно. Разве что, у всех метро толкутся милиционеры. Но такое бывает. По радио никаких сообщений не было, обычные передачи.

В процессе энергичного обсуждения, решили, что я отправляюсь позвонить руководству. А парень Митяй, переговорит пока с местной шпаной, на предмет присмотреть вокруг. Мне не сильно это все нравилось, но таскать Калинина за собой по городу, нравилось еще меньше. Я злился, что не получилось приватно обсудить с Калининым, что же происходит. И совсем не радовался, что придется его, пусть ненадолго, оставить на Крицина. Но и тянуть со связью с Кремлем тоже не стоило.

Конная коляска, с дремлющим в ней мужиком, ни у милиции ни у бойцов НКВД интереса не вызывала. Пока мы ехали к Парку Культуры, я видел, что потихоньку, полегоньку, на мостах и основных перекрестках выставляются пикеты НКВД или милиции. Смысл моей поездки был прост. Телефоны и редкие таксофоны Замоскворечья обсуживались ручными телефонистами. В то время как те, что за Садовым, уже автоматической станцией.

Судя по всему, за товарища Калинина взялись всерьез. И вообще, происходящее тянет на полноценную попытку госпереворота. А мой звонок, мгновенно локализует поиск. Хотя бы потому, что и телефонов то я никаких не знал. Ни Берии, ни Поскребышева. В моем распоряжении был лишь номер телефона моего личного куратора Юрия Степановича. Но когда, после десятка гудков, тот не ответил, я плюнул на осторожность и набрал номер коммутатора Кремля. К чести сотрудников оного, с Поскребышевым меня соединили мгновенно, стоило мне лишь представиться.

И трубку Александр Николаевич снял мгновенно:

— Слушаю.

— Это Борисов, товарищ Поскребышев.

— Все целы? — перебил он меня вопросом.

— Вполне, Александр Николаевич. Мнебы только понять, как теперь быть.

Я услышал на том конце облегченный вздох, сменившийся вопросом:

— Перезвонить через пять минут сможешь?

— Не хотелось бы.

— Да, ты прав. Значит, слушай внимательно. Перезвонишь через час, или, как получится, но не раньше. Я за это время вызову Берию, и все подготовлю. Берия, с охраной, приедет за вами. Кто бы другой не появился вместо него, сразу же уходите. Ты понял?

— Так точно. Перезвонить через час, ни с кем, кроме Берии, не контактировать.

— Удачи, Боб. И постарайся не вляпаться. Остерегайся всех, кроме Берии.

Трубки мы повесили одновременно. Эвона, как! Я вышел из телефонной будки, ссыпая в карман гривенники, что зажимал в ладони. Вполне допускал, что звонить мне придется много. Хорошо, что почти сразу же удалось дозвониться…

В квартире — подвале Петровича, беглый взгляд увидел бы вполне себе нормальную такую мужскую пьянку.

Нет, я оценил, что за время моего отсутствия, во дворе прибавилось две пролетки. А у въезда во двор, на завалинке, щелкал семечками крепенький мужик, цепко глянувший на нас, когда мы свернули к дому. Больше того, в глубине полуподвального окна, из которого раздавались мужские голоса и тянулся махорочный дым, внимательный взгляд разглядел бы ствол пулемета.

Но круглый стол был уставлен бутылками, стаканами, тарелками-кастрюльками с едой и закусками. В воздухе висели пласты дыма. Лишь внимательный взгляд заметил бы, что участники застолья ни в одном глазу, и держатся собрано.

Разговор, впрочем, за столом велся вполне по свойски, громогласно и свободно. Хотя, при моем появлении он стих. Я уселся за стол и сказал:

— Через час я звоню Берии. Он приедет с охраной. Павел Петрович, ты не подскажешь, где нам с ним лучше будет встретиться?

— А здесь и встречайтесь. На перекрестке у дома. А если что — уйдете подземным ходом на Болотную. Лучше в округе места нет — на мой взгляд на судки и тарелки пояснил — из трактира на Ордынке. Постоянно мне носят, не нервничай.

Я сообразил что проголодался. Налил в чистый стакан морсу, и, с некоторой опаской подвинул к себе блюдо с чем-то непонятным, из слоистого теста:

— Это есть можно? — спросил я у сидящего рядом Митяя.

— Это пирог — ответил тот.

— Пирог? — удивился я.

— С вишней — кивнул Митяй.

— Вкусный? — по местной понтярской кухне, я ожидал чего-то вычурного с изьебом, а не просто пирога.

— С вишней! — отрубил молодой конный таксист.

Пока я уминал пирог, решив не выяснять, что в остальных судках, дед Кандрат наполнил рюмки. Я отказался, а Калинин взял свою, и сказал:

— Мы скоро уедем. Но, пока есть время, скажу. Я рад что у Романа такие друзья. Я очень рад, что с вами познакомился. Мы обязательно еще с вами посидим за одним столом, я обещаю. И не хмурься Митяй. Я привык исполнять свои обещания.

— Да нет, Михал Иваныч. Неясность тут у меня, просвети. Ты всеж человек умный. Я тут, раз в неделю, подработку нашел, на Ямской, в Научном Институте.

— Да ты ученый, что ли, Митяй? — удивился я.

— Какой к херам ученый?! Подработка там — дрочить в пробирку. Приходишь с утра, тебя отводят в маленькую темную комнату, и просят приступать. Хули ты, блять, Роман, ржошь? Все честь по чести. Четвертак рублей за порцию, чай с булочкой по завершении. Все вежливые и обходительные.

— А в чем проблема то? — мне пришлось напрячься, чтоб не ржать на весь город. Народ за столом тож явно сдерживался. А дед Кандрат сделал фейспалм. Видимо не первый раз вопрос обсуждается.

— Заведение это называется — Институт Мозга. Прям так, с большой буквы.

— И что? — кажется я покраснел, от сдержанности.

— Вот набираешь ты, Михал Иваныч, себе недоумков, а потом херня кругом творится. Объясните мне мужики. Мозг и малофья — в чем связь?!

Как выкрутится вождь, я не стал дожидаться. Мы с Петровичем пошли смотреть подземный ход, в который можно было попасть через люк в полу, в соседней комнате. В нише лежала связка факелов. Петрович пояснил, что никуда не сворачивая, через пару минут выходишь на Болотную, в стену набережной.

Возле въезда во двор, так и сидел на завалинке мужик, представленный мне как Михаил Викторович. Мы уселись рядом с ним, и я согласился, что место вполне годится. Перекресток, почти маленькая площадь. Подходы легко контролируются. Если что, можно надолго задержать достаточно серьезные силы. Пока мы с Калининым не свалим подальше.

Петрович показал мне телефонную будку, у стены единственного на улице трехэтажного дома с плакатом — «Надежно затуши папиросу! Не допусти пожара!», во весь брандмауэр. За ним, в переулке, стоял такой же дом, почему то с плоской крышей. Дальше снова виднелись деревянные полубараки…

Коммутатор Кремля, стоило мне представится, мгновенно ответил мужским голосом — «Соединяю», даже не поинтересовавшись, кому я собственно…

Загрузка...