Уральский следопыт, 1979-03

Из музея в музей

См. 2-ю стр. обложки.

Юрий РЯЗАНОВ

А стоило бы приглядеться к этому Новому завету внимательнее.

Первые листы книги – рукописные. Поэтому, вероятно, в экземплярной карточке она определена как рукопись. Далее следует печатное предисловие, набранное мелким, характерным по рисунку для киевских изданий XVII – XVIII веков, строчным шрифтом, да и подпись не оставляет сомнения, что эта книга сработана киево-печерскими друкарями.

И хотя страницы предисловия по размеру точно соответствуют основному блоку книги, в одну восьмую листа, при более тщательном рассмотрении становится очевидным: шрифты похожи по рисунку, но рознятся. Шрифт Нового завета четче, красивее того, каким набрано предисловие, страницы которого к тому же обрамлены линейками. Отличается и бумага – по фактуре и оттенку.

Даже при беглом просмотре мне запечатлелись и красивая, плотная верстка и, хотя и мелкий, но хорошо читаемый шрифт, тонкий и четкий, и очень гармонично соединенные с прямоугольниками набора, соразмерные малые заставки типа, федоровских.

Но что за невидаль – оттиски с подлинных досок, резанных самим первопечатником Иваном Федоровым Москвитиным и довольно часто встречавшиеся в изданиях XVI, XVII, XVIII и даже начала XIX веков. Однако в этой книжице их было что-то слишком много. Уж не сам ли Федоров передо мной?

Несколько лет я мечтаю разыскать подлинный федоровский экземпляр (позднее переиздание острож-ской Библии 1581 года в моей коллекции имеется), но не так просто осуществить эту мечту. Обнаружение любой книги русского первопечатника – событие огромной важности. Достаточно сказать, что каждый известный экземпляр федоровских изданий не только учтен, но и описан во всех подробностях, потому что представляет большую научную и культурную ценность: ведь любая первопечатная книга еще и произведение древнерусского искусства.

Поэтому меня что-то сразу привлекло в очередной книге, взятой с полки стального шкафа-сейфа. Это «что-то» были и общий вид страниц, выдававший руку замечательного Мастера, и заставки растительного орнамента – тонкий белый штрих по черному фону, и изящные, легкие переплетения линий ажурных концовок, и чистая яркая киноварь заголовков. Все орнаментальные украшения, несомненно, были федоровские.

И тут мне вспомнилось, что при напечатании в Остроге Нового завета в 1580 году одна концовка у Федорова, попросту говоря, поломалась. И вот в одной части книги эта легкая, как росчерк пера, концовка отпечатана в первозданном виде, а в другой – с дефектом, со сбитым внизу закруглением.

Тут я, приблизившись к окошку, стал не спеша переворачивать лист за листом, уже уверенный – интуиция, что ли! – в моих ладонях – федоровский Новый завет. И точно, вот она концовка – завитушка, целехонькая, далее же это орнаментальное украшение оттиснуто с выщербом. О своих догадках я никому не сказал, хотя радость находки была велика. Дело в том, что сначала следовало точно доказать, федоровское ли это издание. К тому же, в музейном экземпляре отсутствовали титульный и многие другие листы и полностью – Псалтирь. Всего в музейном экземпляре сохранилось 380 листов (из 494), включая рукописные, чужое предисловие и четыре превосходно выполненные пером и тушью миниатюры, изображающие евангелистов Матфея, Марка, Луку, Иоанна на бумаге, изготовленной примерно в XVIII веке, не позднее.

Миниатюры при реставрации вплели перед каждым из четырех благовествований. Рисунки привлекают высоким профессиональным уровнем исполнения безвестного изографа.

На полях книги имеются записи, сделанные остро заточенным пером, их еще предстоит расшифровать. Впрочем, кое-что о прошлом книги и сейчас известно. Почерком и чернилами XVIII – XIX веков по нижнему полю нескольких первых листов идет запись, свидетельствующая, что Новый завет принадлежал «обители Казанские Богородицы Шартаскаго селения». А на переплетном листе стоит штамп Екатеринбургского архиерейского дома. Поступила же книга в музей из окружного административного окрадмотдела, куда попала из Спасской церкви.

Зачем и кому понадобилось, видимо, еще в XVIII веке, убрать из книги вторую часть (впрочем, Псалтирь, отъятая из какого-то экземпляра этого издания, находится в одном из хранилищ нашей страны), вклеить предисловие из другого Нового завета и изъять все сведения, касающиеся самого издания, остается пока загадкой.

В настоящее время в мире известны 48 экземпляров острожского Нового завета с Псалтирью, причем» несколько из них тоже с вклеенными, сделанными от руки миниатюрами на бумаге XVIII века. По одному Новому завету с Псалтирью оказалось в Ирландии, на острове Мальта, в ФРГ и три экземпляра в Польской Народной Республике. Остальные экземпляры этой замечательной.книги, которую сам Федоров считал первым значительным острожским изданием, хранятся в крупнейших библиотеках и музеях страны, и теперь, сорок девятый по счету, в Свердловском областном краеведческом музее.