Уральский следопыт, 1979-03

И девушка наша проходит в шинели…

Валентин ЕГАРМИН

Кто не знает знаменитую «Песню о Каховке» И. Дунаевского на слова Михаила Светлова? Есть, оказывается, и реальный человек, живой прототип, послуживший поэту основой песни. В музее Красных латышских стрелков в Риге среди множества фотографий хранится снимок красивой мужественной девушки. Краткая подпись: «Зельма Яновна Пигеи – участница боев за Каховку, 1900 года рождения».

Это она шла по горящей Каховке в шинели, это она разведала подступы к Каховке и в первой лодке с десантом ворвалась в нее.

«Хочу бороться за правду»

Отец ее погиб на демонстрации в Риге в 1905 году. Зельме было тогда пять лет. На руках матери осталось шестеро детей. Подростком пасла чужой скот Зельма. Шли годы, поступив на завод, девушка окунулась в гущу революционных событий.

За год до Октябрьской революции она принесла в партийную ячейку заявление. На нелегальном партийном собрании ее спросили:

– Какую цель преследуете, вступая в партию большевиков?

– Хочу бороться за правду.

– А знаете об опасностях, которые ждут вас?

– Да, знаю.

Когда на заводах стали создаваться рабочие дружины, Зельма первой подала заявление. Рабочие ее уговаривали:

– Женское ли это дело?

– Хочу в боевую дружину, – настаивала Зельма. Она была упорна.

Рабочей дружине транспортного завода было дано боевое задание: взять юнкерское училище в Лефортово. Зельме и ее подруге поручили разведать подступы к кадетскому корпусу. Нарядившись медсестрами, они под видом медицинского обследования обошли казармы, побывали на складах, на плацу…

Ночью кадетский корпус был окружен. Корпус пленили почти без кровопролития.

По решению партии в Москве были созданы боевые отряды в помощь Украине.

Перед отправкой на фронт рабочим выдавали оружие. Дошла очередь до Зельмы. Старший арсеналец, окинув ее недоверчивым взглядом, строго сказал:

– А тебе, девушка, еще подрасти надо…

– Как это так?

– А вот так. Винтовка со штыком, смотри, выше тебя чуть не в два раза…

– Я требую, ведь я уже давно боец дружины.

Арсеналец стоял на своем. Тогда Зельма побежала к начальнику штаба Московской красной гвардии.

– Товарищ Печус, ведь я не из трусливых, я участвовала в штурме Кремля, и обижать так меня нельзя. Я требую…

Она была непреклонна, взволнованна. Сама Зельма Яновна, вспоминая об этом давнем эпизоде, рассказывает:

– Я говорила громко, резко, прямо-таки наступала на пожилого усатого начштаба, старого подпольщика латыша Печуса. Он терпеливо слушал меня. Затем как-то по-отечески улыбнулся, снял телефонную трубку, позвонил на завод и приказал дать мне все, что положено бойцу отряда. Только вместо винтовки велел выдать карабин – он полегче и покороче.

В бой идут рабочие отряды

Из многих теплушек несется дружная песня: «Смело мы в бой пойдем за власть Советов…» Из вагонов идет дым – бойцы варят картошку, кипятят чай. Была середина декабря 1917 года.

Сначала бои за Харьков, потом за Киев. Особенно тяжелым был штурм Киево-Печерской лавры. В древних высоких каменных стенах сплошь амбразуры, из которых били шквальным огнем пулеметы.

Здесь Зельма была тяжело ранена.

После госпиталя, снова надев военное обмундирование и взяв карабин, она пришла в свой отряд, которым командовал Антонов-Овсеенко.

Когда была создана Красная Армия и все рабочие отряды стали регулярными воинскими частями, прославленному курземскому латышскому полку приказали освободить Ростов-на-Дону. Командовал полком соратник Ленина по революционной борьбе, латыш Петрис Янович Стуч-ка. Зельма попросилась в этот полк,

Ступка, тактичный, опрятно одетый, с умным ласковым лицом, посмотрел на девушку и, обращаясь к помощникам, вежливо спросил:

– А куда же я дену эту барышню?

– Я не барышня, товарищ Стучка, а боец, коммунист, была в боях, имею ранение…

Стучка улыбнулся, по-отцовски посмотрел на девушку и сказал;

– Извините. Я верю вам. Направляю вас в третью роту,

После нескольких боев отважную девушку избрали секретарем партячейки полка,

– Ничего, что молода, – сказал комполка П. Я. Стучка. – Зато предана делу революции, смела и дисциплинирована.

Тогда на молодость не ссылались. Еще не создан был комсомол, и в партию принимали 15 – 16 лет. В перерыве между боями секретарь вела беседы, проводила партийные собрания.

Слава о латышских красных стрелках гремела на фронтах. На самых горячих участках сражались они. Латышские полки брали Харьков, Киев, Орел, Калугу, Ростов-на-Дону… О них ходили легенды, они были грозой для врагов революции.

В армии Деникина был известный белогвардейский дроздовский полк, состоявший почти полностью из офицеров, хорошо вооруженный, обученный. Когда Деникин пошел в наступление, на одном из участков фронта, под Калугой, создался критический момент. Назревал прорыв. «Непобедимый» полк Дроздовского встретил третий латышский полк.

Рано утром грянул бой. Он шел весь день, а к вечеру дроздовцы были полностью разбиты. Генерал Дроздовский со штабом позорно бежал, В этих боях партийного вожака Зельму Пиген видели во многих ротах. Она, не боясь огня, под свист пуль, переходила от одной цепи к другой, подбадривала бойцов, стреляла из своего карабина, поддерживая атакующих.

И еще был знаменитый бой, вошедший в историю, – бой за Каховку. В 1920 году полк с боями вышел на берег Днепра, за которым раскинулись Малая и Большая Каховки.

Полки Деникина расположились полукольцом и не давали переправиться через реку.

Один из белых генералов, некто Слащев, хвастливо писал тогда в белогвардейской газетке: «Красные войска – это всего лишь рабочие отряды. Они плохо обучены, слабо обеспечены техническими средствами. На форсирование такого сложного водного рубежа могут решиться только люди, потерявшие рассудок».

Нужно было разведать камышовый берег, место, где деникинцы не ожидали прорыва. И хотя из списка разведчиков Зельму Пиген вычеркнули – как-никак, а задание опасное, – она вместе с бойцами тщательно исследовала топкие непроходимые места, найдя небольшой коридор для прорыва.

За ночь были найдены десятки лодок, изготовлены плоты. Внезапно форсировали реку, Деникинцы не ждали прорыва, были захвачены врасплох и наголову разбиты. Малую Каховку освободили одним маршем, и, чтобы не дать передышки врагу, с ходу взяли Большую Каховку.

После боя командир полка вызвал Зельму в штаб. Несмотря на усталость, он был в хорошем настроении. Улыбаясь, по-отечески заговорил:

– Видите, я поседел в ту ночь, ожидая вас из разведки.

– Вы, товарищ Стучка, поседели еще в тюрьмах…

Он снова улыбнулся и сказал:

– За удачную разведку, решившую успех боя, награждаю вас золотыми часами…

Потом были бои за Крым. Затем в составе 25-й чапаевской дивизии полк участвовал в ликвидации банд Григорьева и Черной Маруси.

И только в 1922 году Зельма Пиген демобилизовалась, приехала в Москву на родной завод, встала к станку. Закончила рабфак, была избрана секретарем партийной ячейки завода.

С Зельмой на завод в один цех вернулся отважный разведчик Ян Артман. Они воевали в одной роте, вместе ходили в разведку. Однажды он пригласил ее в кинематограф. Потом долго бродили по московским улицам. Они были молоды…

В 1923 году на заводе справили скромную, но веселую свадьбу. Были фронтовые друзья, заводские товарищи. Под двухрядную гармонь танцевали вальс, краковяк, пели песни времен гражданской войны…

С рабочими транспортного завода был дружен в 20-е годы известный комсомольский поэт Александр Жаров, автор знаменитой поэмы «Гармонь». Он писал тогда поэму о бригадире. Часто встречался с Зельмой Яновной. Как-то Жаров предложил ей:

– У меня есть хороший товарищ, поэт. Он много пишет о героях гражданской войны. Я вас с ним познакомлю…

И вот однажды в партком завода пришел молодой, небольшого роста, худощавый мужчина в очках. Это был поэт Михаил Светлов. Он попросил Зельму Яновну рассказать ему свою биографию. Много раз бывал затем на заводе Светлов, все расспрашивал ее о том, как она воевала. В одну из встреч он подарил Зельме стихотворение под названием «Песня о Каховке» и сказал:

– Эту песню я посвящаю вам. Это вы мне навеяли ее своей, на редкость интересной, боевой молодостью…

Да, эта песня о ней. Ведь в полку тогда было всего три девушки – две медсестры и Зельма Яновна Пиген, боец, партийный вожак полка. Ей и посвящена «Песня о Каховке».

Так вспомним, товарищ…

У Зельмы Пиген было два сына. Борис погиб в Отечественную войну, Феликс, когда началась война, прибавил в документах два года, чтобы попасть на фронт, но помарку в документе заметили. Только потом, в конце войны, он смог попасть на фронт. Сейчас он живет в Риге, работает инженером. У его дочери Ма-рики и живет Зельма Яновна, знаменитая Каховка.

Муж Зельмы Яновны сражался на Халхин-Голе, потом в Испании и на Отечественной…

Когда война против гитлеровской Германии шла к концу, Зельма Яновна вместе с правительством Латвии, с войсками вошла в Ригу. Работала в Центральном Комитете партии Латвии. Ныне она на пенсии.

В прошлом году ее пригласили в Каховку. Это была волнующая встреча. На месте, где она ходила в разведку и воевала, – ныне большое Ка-ховское море.

Жители Каховки подарили ей альбом с дарственной надписью: «Зельме Яновне Пиген – участнице боев на Каховском плацдарме в годы гражданской войны от кахов-чан, превративших землю вашей боевой молодости в плацдарм мира и труда».

По просьбе автора этих строк Зельма Яновна Пиген высказала свои пожелания читателям журнала «Уральский следопыт».

«Читателям журнала «Уральский следопыт» мои самые наилучшие пожелания, хорошо учиться и больше знать, чтобы стать полезными людьми для нашего общества, чтобы быть достойными своих отцов и дедов, завоевавших и отстоявших вам счастливую и радостную жизнь».

…В памяти встают слова песни: Гремела атака, и пули звенели, И ровно строчил пулемет… И девушка наша проходит в шинели, Горящей Каховкой идет.

На снимке: 3. Я. Пиген в годы гражданской войны.