Узники Кунгельва

1

Просто немыслимо, — в сердцах сказал себе Юра. — Зачем мне куда-то ехать?

Юра Хорь не назвал бы себя впечатлительной натурой, но дальнюю дорогу умел чувствовать заранее. Чувство, когда что-то зудит внутри, будто в животе поселился рой пчёл. Талдычит: «Скоро… скоро. Сегодня? Нет, день заканчивается на удивление спокойно, жена пьёт какао, с ногами устроившись в кресле, на деревьях под окнами, как воробьи, расселись две кошки; их серые тела сливаются с быстро наступающими сумерками, и только глаза не тускнеют. Не сегодня… Значит, завтра. Или через месяц. Но тебе от этой поездки не отвертеться!»

Поводы к таким поездкам для вполне осёдлых людей бывают разными. Смерть близкого родственника — возможно, особенно если ты однажды сбежал из родного города, тихого места в средней полосе Российской глубинки. Но все родственники здоровы и прекрасно себя чувствуют — и у Юры, и у Алёнки. Брат обещался надрать уши за то, что Юра два года их не навещал, и лететь сломя голову в семейное гнёздышко ради сомнительной перспективы сверкать багровыми ушами — сомнительная перспектива. Выигрыш в лотерею? Тут как в старом анекдоте: «Поц, купи билет». Пиратская карта в бутылке, выловленная во время субботней тренировки в бассейне? Было бы забавно, но…

На самом деле, сорвать человека с места может всё что угодно: сущая мелочь, чья-то внезапная блажь. Как бы крепко ты не цеплялся корнями за землю, с рукой, что сомкнётся на твоей чахлой шее и потянет вверх, как говорится, не поспоришь.

Так бывает… но бывает, что ты сам принимаешь решение. Решение, которое зачастую идёт против здравого смысла, не объясняясь никакими объективными причинами. Но если ты можешь сказать себе: «Моя жена — необычный человек», причина может появиться в любой момент.

Чёрт, иногда Юра думал, что неплохо было бы поинтересоваться, как принимает психиатр в их районной поликлинике.

Алёна целиком посвятила себя новому увлечению — это был первый тревожный сигнал. Забросила все онлайн-игры, коих насчитывалось не меньше десятка, забыла о коллекции бонсай, которая, будто жеманный породистый кот, требовала массу внимания. Бросила на плите турку в луже собственной чёрной крови.

Отдавать себя сотне разных дел было для неё обычным делом, и поэтому Юра прекрасно запомнил день, когда всё поменялось.

2

Придя с работы, Юра сразу заподозрил неладное и долго, старательно разувался, наступая на пятки ботинок. Выжал за порогом полы пальто (был жуткий ливень), стряхнул зонт: всё это, пытаясь поверить в тишину, которая улыбалась ему с порога. Алёна всегда выбегала его встречать. Возникала как блик от стекла проезжающей машины, чмокала его в губы и возвращалась в красочный мир своих многочисленных бесполезных занятий.

Она сидела на кухне спиной к нему и, подперев подбородок руками, глядела на экран ноутбука.

— Привет, — сказала не оборачиваясь. Юра видел, как её глаза скользнули по его отражению в блестящем боку чайника, мимолётно, как тот поцелуй. — Слышала, как ты пришёл.

— Что там у тебя такого интересного? — спросил он, подходя и обнимая её за плечи. — Заблудилась в сети? Смотри, вот эта чёрная кнопка поможет найти дорогу домой…

— Убери руки, — сказала Алёна. — Я читаю.

Юра взглянул на экран и увидел только кирпичи текста, складывающиеся в удивительно неуклюжее здание. Казалось, оно вот-вот рухнет под собственной тяжестью. Не раз и не два Юре приходилось наблюдать такое в тетрадках своих учеников (чуть пореже, чем сочинение в три абзаца, умещающееся на половине тетрадной страницы, но всё же). Он поморщился.

— Я бы подписал петицию о том, чтобы каждый интернет-пользователь, возомнивший себя великим сочинителем, обязан был давать клятву Чехова перед тем, как его пропустят дальше приветственной страницы гугла.

— Клятву Чехова?

— То есть клятву не топить читателя в морях высокохудожественных метафор и ненужной рефлексии.

— Успокойся. Это просто блог на ЖЖ.

— Интересный? — с сомнением спросил Юра.

— Да ничего себе.

Это было сказано самым нейтральным из всех тонов. Казалось, сквозь него можно было пройти как сквозь облако пара. Таким тоном говорят: «Я сегодня приехала на троллейбусе, потому что трамваи не ходят». Изи толк. Сотрясание воздуха. Юра вдруг ощутил перед собой кирпичную стену. Озадаченный, он вернулся в прихожую за портфелем.

— Хочешь рогалик? Из «Ташкента».

— Не-а. Оставь один. Съем утром.

Юра шелестел бумажным пакетом.

— Ох и вкусные же… Они, наверное, держат в своём подвале какого-нибудь знаменитого французского кондитера. Даром, что сами узбеки.

Алёна вскинула на мужа глаза, терпеливо ожидая конца его реплики, и он заметил что-то… что-то, что не смог бы так сразу облечь в слова.

Ноготь, покрытый прозрачным лаком, чиркнул по экрану наискосок. Мужчина поморщился.

— Ты не могла бы аккуратнее обращаться с техни…

— Зуб даю, этот мужик — психопат, — перебила она.

— Конечно, психопат, — Юра понял, что кипятиться сейчас бесполезно. Одно из главных преимуществ, которое дают годы совместной жизни: умение вовремя сообразить что-то, что тебе позарез сейчас нужно сказать, изменит ситуацию только в худшую сторону, но никак не наоборот. — Работать, не подстроив под себя даже графическую схему. Как он вообще умудрился оседлать этот ужасный интерфейс?

— Нет, самый настоящий, — сказала Алёна. И прибавила, будто пробуя выражение на вкус: — Самый что ни на есть.

Юрий опирался на спинку стула, жуя рогалик с абрикосовым джемом. Крошки падали жене на колени и на живот в белой майке с цыплёнком. Он чувствовал себя мальчишкой, который бросает в стекло камешки и гадает, после какого в окне покажется злобная хозяйская рожа. Только мальчишка может дать дёру (любой мальчишка может дать дёру, даже если этот злодей приходится ему родственником или знает его родителей), а он — нет. И всё равно ронял и ронял эти крошки.

— Утверждает что заперт в квартире и что интернет — единственный способ общаться с миром. Мол, никто не слышит, как он барабанит в дверь, а окна — будто кирпичная кладка. Умоляет кого-нибудь приехать и спасти его или хотя бы позвонить в «911». Этот парень описывает всё так правдоподобно, что у меня мурашки по коже бегут. Вот, почитай здесь: «…теряюсь в догадках, как такое может быть. Я колотил по двери как одержимый. Охрип и разбил себе руки…»

Юра вытер с подбородка повидло. С повидлом на подбородке твой голос звучит в половину не так серьёзно, как должен.

— Надеюсь, ты никуда не звонила?

Он прищурился сквозь стёкла очков, пытаясь разглядеть последний набранный номер на телефонной трубке.

На лице Алёны вдруг появилась улыбка. «Солнце, — неожиданно для себя поэтично подумал Юра — Солнце вышло из-за туч, чтобы дать нам немного надежды».

— Конечно, нет. Первые записи он сделал весной тринадцатого года. Последнюю — а их тут немало — два месяца спустя. Либо он решил свою проблему, либо…

Она звякнула браслетами на руке и снова вперилась в монитор.

3

— Навряд ли обычный человек продержится несколько месяцев в запертой квартире, — сказал Юрий, позволив себе прикоснуться к острым плечам жены с тонкими лямками майки. — Если, конечно, он не высадил в цветочные горшки картошку, вроде как тот чувак в «Марсианине».

Шутка прозвучала неуместно, и Алёна ничего не ответила.

Она невысокая, с полными бёдрами, вечно надутыми губами и округлым приятным лицом, в котором чувствуется самая капелька азиатской крови. Предки Алёны, в девичестве Каримовой, из Казахстана. Её плавными звериными движениями, наверное, могла бы щеголять молодая, ещё не до конца освоившаяся с конечностями лань. Волосы цвета тёмной древесины и такие же глаза. В своё время он влюбился в неё сразу и бесповоротно, едва только заметив. В квартире у общих друзей они сошлись как два подводных течения и проговорили, сидя у камина с бокалами самого разного алкоголя, всю ночь. Точнее, говорила по большей части Алёна, а он, тихо млея от выпитого и какого-то зарождающегося чувства, с трудом находил в себе силы для восхищённых междометий.

Это чувство, как и следовало ожидать, давно прошло. Теперь Юра, по крайней мере, может строить для неё сложные предложения не опасаясь, что жена заподозрит в нём путешественника во времени, прилетевшего из эпохи питекантропов и мамонтов.

Алёна сегодня нечего не приготовила поесть. Что ж, и такое случается. Не удовлетворившись рогаликом, Юра прихватил из холодильника батон колбасы, наломал себе хлеба и, откусывая попеременно то от одного то от другого, утолил голод. Потом, заварив себе кофе и устроившись в зале на диване, стал проверять тетради учеников с домашним заданием.

Смешно обвязав шнур вокруг пояса, Алёна принесла ноутбук и поставила на письменный стол. Посмотрела на мужа, в глазах впервые за вечер мелькнуло человеческое чувство:

— Жутковато одной. Как будто кто-то за спиной стоит и водит пальцами вдоль позвоночника. Не дотрагиваясь, но всё равно чувствуешь. Как будто… — она на миг задумалась, а потом лицо её потемнело, — в далёком будущем кто-то наступил ногой на твой череп и раздавил его.

— Господи. Откуда у тебя такие аналогии?

— Откуда-то берутся, — на лицо Алёны вернулось её обычное, смешливое и как всегда немного отстранённое выражение. — Может, подсказывает кто на ухо, когда ты отворачиваешься?

— Никто тебе ничего не подсказывает, — Юрин тон против его воли был безжалостным. Руки сгребли в кучу тетради, как метла дворника ворох листьев, смешав проверенные и ожидающие проверки. — Ты просто очень впечатлительна. Заводишься от любой ерунды. Помнишь, как ты готова была накупить в аптеке аспирина и ехать спасать детей в Африке…

Он чуть не сказал«…бросив меня», но сдержался.

— Милый, — Алёна взяла его за руку, как маленького, провела через всю комнату и усадила перед монитором. — Смотри. Это Валентин. Мойщик фасадов. Был им, по крайней мере, пока мог выбираться из дома. Нечто закрыло его там, как крысу в клетке, хотя он клянётся, что не сделал никому ничего плохого. Он храбрый человек, и даже пытается шутить, хотя в его положении это не так уж легко. А ещё — он живой. Настоящий. Я в этом более чем уверена. Он такой же реальный, как мы с тобой. Разве не могут двое реальных людей найти общий язык?

Юра пробежал глазами открытую страницу.

— Он же позёр. Графоман. Посмотри, ну что это за обороты речи? Разве так может писать реальный человек, который попал в затруднительную ситуацию?

— Наклонности имеются, — отмахнулась Алёна. — И только. Наверное, втайне уже пять лет пишет книгу. Но это же не повод обвинить его во лжи?

— Именно что повод, — Юра постучал пальцем по столу и поднялся со стула — Он просто в поиске нестандартного пути к успеху.

— Нет, нет… а может… такое же невозможно, да? Чтобы ты барабанил в дверь, а тебя не слышали?

Алёна Хорь посмотрела на Юру почти с надеждой, тем взглядом, которым любая женщина может выдавить из мужчины, как из волшебного тюбика, всё, что она пожелает. Но на этот раз он решил не отступать и держаться до последнего.

— Только если ты стучишь слишком тихо… например, не хочешь, чтобы тебя нашли. Ведь того, что этот мужчина не в своём уме, тоже нельзя исключить, правда?

Алёна кивнула и снова уставилась в монитор. Юра мог наблюдать в играх отражений на гладких пластиковых поверхностях её нос. Поняв, что он всё так же стоит за спиной, она сказала:

— Иногда это бывает забавно. На минуту представить, что что-то невозможное на самом деле существует.

— В таком случае я ему не завидую. Надеюсь, его вызволили без нашей с тобой помощи.

— Валентин, — напомнила Алёна. — Его зовут Валентин.

— Да хоть бы и граф Вяземский, — ответил Юра, возвращаясь к прерванной работе и остывающему кофе.

4

Из ванной Юра долго смотрел на хохолок волос, топорщащийся над затылком Алёнки — свечение монитора рисовало над ним нимб. Она и раньше так увлекалась, и в эти минуты Юра мог мяукать не хуже брошенного котёнка, внимание жены оставалось для него недоступной роскошью.

Он подкрался к ноутбуку (который теперь переехал в спальню за их общий письменный стол) и за спиной жены почитал немного, пока в ванной шумела вода. Бред, каждое слово бред. Нету там, как говорят мэтры, литературной достоверности. И всё же… всё же. Чёрные, строчки на белом фоне пахли тревогой. Хуже — они пахли паникой, хотели спрятаться друг от друга где-то за границами экрана, и всё-таки оставались вместе. Видно, что написанное никто не пытался перечитывать. Ошибки-сорняки, проклюнувшиеся тут и там, продолжали существовать, как им вздумается. Этот парень не более и не менее чем обычный умалишённый, быть может, смотрящий на компьютер так же как он, Юрий, сейчас — когда некому за ним присмотреть. Как Алёнку, однако, зацепила эта история! Может, в ней умер гениальный психолог… но, скорее всего, живёт очень доверчивая личность.

Относительно последнего Юра много чего мог рассказать — и рассказывал — своим товарищам по вечерним посиделкам в баре за углом. Она прекрасно ориентировалась в современном мире, в том смысле, что все её пароли и личные данные были под надёжным замком в сейфе собственной памяти. Она не покупалась на дешёвые фокусы, которыми обманывают детей и стариков, не была наивной. Однако что-то, что запросто выходило за рамки привычного и понятного нам мира, могло мгновенно выбить её из колеи. Когда они только начинали встречаться, Алёна рассказывала, как однажды, когда ей было двенадцать лет, старший брат целую неделю пичкал её историями о существах, живущих за маминым зеркалом: «У Феди был череп кошки, и он говорил мне, что ему дали этот череп они, эти самые сущности, хотя на самом деле просто нашёл его на улице. Я верила». И всё что нужно, чтобы их выманить — это каждый день класть за зеркало по кусочку еды. Алёна так и делала, ровно до тех пор, пока вся эта съестная гора не начала благоухать. Юра тогда изрядно потешился над этой историей, будучи уверенным, что она выдумана. И только много позже он понял, что когда Алёна говорит о чём-то выходящем за грань обыденного, в большинстве случаев она абсолютно серьёзна. Она не позволяла себе смеяться над теми вещами, что человеческое сознание не способно понять.

Как странно, что мы вместе, — в который уже раз подумал Юра, засыпая. Ведь сложно быть столь же непохожими, как не похожи они друг на друга. От многих друзей он слышал, что лучшей пары в мире не сыскать. Если говорить языком Лермонтова или Фета, они подходят друг другу как утёс и море: море бьётся об утёс и откатывает, отползает, шепча слова любви или ненависти, вновь накатывает и снова отползает…

И только будучи участником этого столкновения, изнутри он видел, насколько зияюща пропасть, насколько огромна разница. Он простой очкарик, из тех, что занимаются своими тихими домашними делами, но исподволь, в тайне стремятся умостить свою задницу повыше, чтобы болтать ножками и с улыбкой поглядывать на оставшихся внизу. Именно с этой целью он переехал сюда, в северную столицу, из родного городка. Она… о, Алёна совсем другая. Она разбирается в авторском кино, любит мультфильмы о странных глазастых существах, которые изъясняются междометиями. Верит в жизнь после смерти и поэтому считает, что нет совершенно никаких причин карабкаться на жизненный олимп. «Вместо этого, — говорит она, — почему бы не углубиться в себя? Авось свезёт, и там найдётся что-нибудь кроме перегноя и скелетиков давно позабытых мыслей… Вдруг сокровища?» Иногда Юре казалось, что однажды она (следуя собственному правилу о том, что со всем приобретённым во время своей земной жизни нужно расставаться без сожалений) возьмёт и покинет его. Так же просто, как щёлкнуть пальцами.

Юра почти уже спал, когда понял, что дужка очков упёрлась ему в ухо. Он приподнялся на локте, чтобы снять их, и увидел как жена, скрючившись в кресле в неудобной позе, подтянув к груди колени, забывшись, водила курсором мышки по строчкам. Губы её едва заметно шевелились.

— Может, тебе отдать их? — спросил он. — Мои очки? Знаешь, в них у меня сразу получается отличить хорошую вещь от плохой, бесполезной.

Алёна вздрогнула. Что-то метнулось из-под правой её руки в щель между шкафом и стенкой — не более чем тень. Взяв себя в руки, она сказала так, будто была по крайней мере лет на десять его старше:

— Всё сложнее, чем тебе кажется.

Юра что-то буркнул, повернувшись на спину. Алёна вернулась к экрану. Именно тогда под покровом ночи и появилось это чувство — чувство дальней дороги, шорох листьев под подошвами ботинок; появилось, чтобы сделать закоренелого домоседа своим верным приверженцем.

Ему снилось как что-то большое и тёмное катится на них, и бежать столь же бесполезно, как рассматривать норки сусликов под ногами: вдруг, де, в одной из них найдётся место, чтобы спрятаться двоим несчастным, потерявшимся людям?

Или хотя бы одному.

Там, во сне, Юре пришлось себе пообещать, что он не сдастся без боя.