Выбравшись на свободу со склада и по тряся добычей перед восторженной девушкой мы погрузились на платформу и двинулись домой. Ну не совсем домой, к месту нашего постоянного обитания. Когда делать стало нечего я задал вопрос над которым давно размышлял: — Дядь Яков, может все-таки объяснишь, зачем ты дразнил Настю. Не, в то что ты сказал я верю, но чувствуется в этом какое-то двойное дно.
— Хе, тогда рассказ будет долгим и сложным, — начал он издалека, — Вот скажи, ты счастлив?
— Ну да, полностью, — согласился я быстрее чем подумал, череда картинок-воспоминаний пробежала перед моим внутренним взором, нет, ну были и грустные эпизоды, и несчастливые, но наверное я всегда мог назвать себя счастливым.
— А можешь ты назвать глубоко несчастного человека в своем окружении? Не в конкретную минуту, а вообще, чтобы постоянно был несчастен и жаловался об этом?
Я задумался. У всех бывали неудачи, малые и большие печали, потери, иной раз безвозвратные. Но рано или поздно каждый находил свое малое счастье, успокаивался и расцветал. Находил себя в каком-то занятии, менялся. Но все равно становился доволен.
— Пожалуй нет, не знаю, — ответил я после долгого раздумья.
— Вот в этом и причина. Но вот такой парадокс, не могут быть все счастливы одновременно. Интересы пересекаются естественным путем. Ты хочешь мороженку, и я, и она, — он кивнул на Настю, — А она одна. Как поступить? Вот тут и начинаются различия миров. Сколько ты сейчас знаешь планет занятых человечеством? — он опять резко поменял тему.
— Ну, — замялся я, — Больше двадцати наверное. Это если про системам считать, а планет не знаю, на каждой наверное кто-нибудь да есть, хоть маленькая научная станция.
— И на каждой свои условия, свой набор флоры и фауны, ресурсов и опасностей. И как объединять настолько разных существ в одно человечество? Как научить находить общий язык настолько раздробленные кучки людей. Над этими вопросами ломали головы все правители и государства, всегда, с обретения разума и пока этот разум нас не покинет. Тем более что люди сами стремятся в обособлению. Вот нет ничего более приятного, как войти в какой-то «закрытый клуб» по интересам. И отгородиться от остальных. Вот и идет непрерывный эксперимент один на всех и везде по-своему. А человечество должно быть едино и сплоченно, потому так дальше начинаются чужие звезды. Эта звезда — край нашей системы, дальше человечество добраться не могло ни при каких условиях. Край карты, так сказать. Мы рассеяны по огромной территории, и разделены не только пространством, но и условиями. Слышали небось поговорку «Бытие определяет сознание». А как объединяться если условия у всех разные. У нас год длиннее стандартного почти вдвое, на Слапагосе, как на Венере в системе Солнца, сутки превышают оборот вокруг светила. На Розалинде линия терминатора движется со скоростью неспешного пешехода, можно сутками закатом любоваться, только стул переставляй. Про астероидные города вообще молчу, там такой бардак что и не разберешь. А поскольку условия разные то и системы воспитания и обучения должны быть другими. Что может быть безопасно для одних, представляет опасность для других. А вот теперь придумай способ как всех объединить. По доброму и ненасильственно. Потому как насилие для обитателей разных планет тоже будет разным. Точнее грани и способы применения этого насилия системой к человеку. Как строить системы взаимодействия? Фактически, мы давно перешли точку когда все можно автоматизировать, а гайки крутим вручную. И нужно это больше для воспитания, чем для распределения ресурсов. Мы можем все отдать на откуп технике, включая продолжение рода и обучение, но сможем ли мы остаться после этого людьми? И опять баланс, между принуждением к труду и удовольствием от результатов труда. Можно быть и лентяем, но тогда поймаешь общественное порицание. Можешь заняться чем-либо художественным, но пока все не увидят результатов — ты лентяй. Эти ваши открытые профили тоже для этого нужны. Ты всегда знаешь что нельзя поступить неправильно и тебе будет стыдно. Воспитание в определенных программах. А, повторюсь, условия везде разные. И при различиях в программах воспитания личности база должна быть одинакова. И при этом, каждый отдельный человек должен быть счастлив — значит все сделано правильно. Не взирая на возможные различия. Нужно чтобы каждый человек чувствовал себя частицей целого и не терял индивидуальности, чтобы частное не превалировало над общим. Чтобы этика и мораль могли выступать равным критерием оценки поступков, с учетом места и без него.
— По-моему ты отклоняешься, — предположил я.
— Ничуть, это так, предыстория. Так вот, объединять можно общими целями или угрозами. Вот только любимая страшилка прошлого про ксенов уже не должна быть использована. Потому что до них рукой подать. И заранее настраиваться на конфликт — глупо. Вот и пытаются наши правители вести всех к одной цели, кого добром и лаской, кого пинком и краской. Потому вас, молодежь, так и перемешивают, гоняют с планеты на планету, чтобы не закукливались общества, не начинали самоизолироваться. Чтобы своими головами вывели способ объединить кучу идей, методов и учений в одну системы воспитания, для всех планет в единое человечество. А пока все имеют свои особенности, эти особенности можно отловить и нужно учитывать. У тебя к примеру отсутствует понимание собственности. А у твоей подружки — границы ее «я» размазаны. Для нее и скаф, и транспорт, и ты, и большой кусок базы — это она. А вот я не вписываюсь, поэтому мы так много спорим. А вот вы наоборот сошлись в отношении, она считает тебя частью себя, а ты не видишь границ.
— Ты утрируешь, — подала голос Настя, — Нет ничего такого.
— Да ничуть, — он усмехнулся, — Вот только за собой замечать особенности крайне сложно. Мне это удается от того, что общаться я учился уже в разумном возрасте. Таких как я не воспитывали, нас растили, вооружали и расходовали. Уцелел — отлично, меньше расходов корпорации. Программа распакованная из чипа и вперед. Когда ваши меня в порядок привели мне много чему пришлось учиться. Очень многому. А наработанный опыт хоть и не во всех ситуациях помогает, но приучает думать. Хотя тысяча двести четырнадцать способов штурма укрепленной позиции противника не помогут тебе подарить цветы девушке, но вполне позволяют рассчитать маневры подхода и отхода, да и шансы прикинуть, — он усмехнулся и замолчал.
— Это все равно не ответ, — сказал я.
— Это необходимые пояснения. Так вот, чтобы понять кто перед тобой, можно долго жить рядом, смотреть за поступками, наблюдать реакции. А можно расшевелить, раздраконить и когда разум уснет, задавленный эмоциями, из твоих глаз выглянут твои демоны. Вот они никогда не врут. Знаете все эти сказочки про всепрощение, очередные шансы на исправление и прочую милоту? Так вот, люди не меняются. Можно научиться жить в мире со своим внутренним зверем, но нельзя от него избавиться совсем, и стоит его разбудить, как ты станешь таким, какой есть. То основание, на котором выстроена твоя личность. Тот базис общества в котором ты жил. К чему ты готов и как будешь действовать. Приятного в этом мало, но ты никуда не денешься от самого себя. Каждый из нас несет в себе эти знания и своих демонов. А как и когда они вырвутся — не предугадаешь. Но их можно подсмотреть, угадать, и не трогать в дальнейшем. Вот для чего все это было. Теперь я могу понять общество из которого пришла она, так что больше этого не будет. Твой мир, Максимка, несмотря на внешний лоск и комфорт, не самое приятное место, и твоих демонов я бесить не буду, сожрут.
— Это не так, что-то ты совсем не так говоришь, — обескураженно произнес я, то что он говорил как-то в корне не соответствовало моим представлениям.
— Так. Просто ты живешь с этим всю жизнь. Возьмем например ваши игры, виртуалки, вы всегда боретесь против окружения. У вас нет персонифицированного противника. Вы приучаетесь просто убирать помехи на пути. А что или кто станет такой помехой — значения не имеет. Люди, роботы, животные, погодные условия — вы действуете с одинаковой методичностью и эмоциональностью. Отмахнулись, избавились и забыли. Да, но при этом против людей вы практически не воюете. Нет у вас этого в пропаганде. Наоборот, «Люди с людьми не воюют». Вот только упражнение на подавление огнем укрепленной точки подразумевает что на той стороне кто-то им управляет. А противопоставления человек-человек нет. Так что ты просто смахнешь меня с пути и пойдешь дальше. Даже не осознаешь этого.
— Вот такие вот пирожки с котятами, — пошутил он в своей манере после паузы, — Понятно почему мы ссоримся и ругаемся? Потому что мы слишком разные. Еще сколько-нибудь поскандалим, найдем точки соприкосновения и успокоимся. Настройки у нас всех такие, глобальные. Не бывает утопий, бывают комфортные антиутопии. И да, Настя, ты же собиралась в какую-то лабораторию заехать, забыла или на потом отложила?
— Точно, я совсем забыла, совсем ты меня заболтал вредный старик, — ответила Настя, — через два поворота направо до склада где блок автохирурга хранится.
— А за чем он тебе? У тебя же капсула есть? — не понял я и решил переспросить.
— Ты правда думаешь что я непонятный образец в свою кроватку положу? Или лично со скальпелем в его буторе колупаться буду? — спросила она меня. И тут до меня дошла вся глупость моего вопроса, действительно, заниматься с исследованиями нужно явно не в жилом блоке.
— Все. Понял, проникся, осознал, — скороговоркой пробормотал я смущенно.
— А о месте ты подумала? Как мы его потащим? Тут больше места нет, — вмешался Яков.
— Ерунда, — отмахнулась она, — Там погрузчик точно был, погрузите. Он небольшой совсем.
— Да как небольшой, — продолжал допытываться Подгорельский, — Все не меньше шести кубометров будет. Чтоб пациент целиком помещался.
— А, тогда понятно, — она рассмеялась, — Это вас слово «автохирург» в смущение вводит. Модуль лабораторного комплекса предназначенный для диссекции и аутопсии к хирургии отношение имеет крайне опосредованное. А за которым мы едем так и вообще маленький. У него рабочая камера всего в кубометр с небольшим, так что поместиться. А операционный модуль к биованне, которая и не биованна вовсе, называется совсем по мудреному, я и то не помню, а вы его и совсем, иначе как изнутри не видели.
— Тогда ладно, — согласился Яков Василич, — Вот только собирать его как будем, я с медтехникой как-то и правда дела не имел, тут ты права.
— Не переживай, я знаю, — ответила Настя, — А конкретно этот модуль так и совсем. Его совсем недавно демонтировали, хотели вместо него большего размера ставить, новую модель. Так что я его обратно соберу и подключу. Если конечно вы его пока грузить будете пару раз не ударите.
— А вот сейчас обидно было, — высказался я.
— А что? Сам же дал твоими глазами наблюдать как вы к выходу пробирались. Вы же ни одного контейнера аккуратно не положили как по инструкции положено, — тут же нашла к чему прикопаться она.
— А где мы тебе свободную площадку найдем достаточного размера, чтобы сформировать новый штабель? Лучше бы похвалила своего парня за героические пируэты с грузом в тесноте и по груде ящиков. Скакал, как юный горный непарнокопытный, даже от потолка пару раз отталкивался. Сам видел, — встрял Подгорельский со своим комментарием.
— И ты туда же. И с тем же. И сам такой. — перечислял я, придумывая подходящий по язвительности ответ, но как обычно ничего не придумывалось.
— А я ему добавки десерта положу в обед, — придумала Настя, — Из твоей доли возьму, чтобы не обижал «моего» парня. Раз уж ты так настаиваешь.
— Это смотря чего на десерт, — усомнился Яков, — мало ли чего у тебя на этот раз не получилось. Может это и есть-то нельзя.
— Да нет, все правильно должно быть, — задумалась она, — В крайнем случае помадкой побольше залью. И вообще, старик, — продолжила она с напором, — Ты уже убедился, что я готовлю лучше тебя просто несравнимо, а ты вместо того чтобы поклоняться и благодарить вечно какие-то подковырки измысливаешь. И слова у тебя какие-то прилипчивые. Фу.
— Так, и где нам искать этот модуль? — за разговором мы добрались до какого-то нового склада-пузыря. Как она вообще ориентируется в этих переплетениях?
— Сейчас покажу, — она дернулась слезть с сиденья, но только чуть сместилась, — Ну вот. И как же тогда, — ее голос задрожал, — Вы же без меня точно не найдете.
— Не осиляешь? — спросил я.
— Да, — смущенно, ответила она, — Не выходит. Без скафа смогла бы, но еще и его тащить не могу. Слишком тяжелый. А кое-кто, бедной девушке экзоскелет пожадничал поставить и подключить.
— Тогда эту «бедную девушку» пришлось бы вечно за хвост ловить. И почему нельзя я тебе говорил, — ответил ей дядя Яков, — Сейчас оборону выставлю и подхвачу тебя, сходим поищем. А Макс в это время будет нас охранять, как это он и должен был делать все это время.
— Я это и делал, — ответил я.
— Да ну? — усомнился Подгорельский.
— Здесь два коридора и закрытая дверь. По одному мы приехали, следовательно он чист, а во втором я проверил пространство до поворота. Сам же видел, — спокойно ответил я.
— И где по твоему мнению может таиться угроза? — спросил Подгорельский.
— Ну, — я завертел головой, — тут ее нет.
— Есть. Справа от проводов короб лежит. Тут он опасности не представляет, но все равно обращай на такие предметы внимание, мало ли что, — поправил меня дядя Яков, и, подойдя к Насте, повернулся к ней спиной и скомандовал: — Полезай, красавица.
Когда на обняла его за шею, а он подхватил ее под коленки, меня будто что-то кольнуло. Странное чувство, будто отобрали что-то нужное, но небольшое.
— Показывай дорогу, — сказал Подгорельский, — а ты не забывай все обшаривать. На меня сейчас надежды мало, не брошу же я ее. Нет, брошу конечно, но все равно среагирую с задержкой, вот и сделай так чтобы не пришлось этого делать, чай ценность несу.
— О чем это ты, старик? — с подозрением спросила Настя.
— А тебе что, не видно как от твоего ненаглядного Максика искры ревности летят?
— Вот и поменялись бы, — ехидно предложила она, — мне привычнее на нем ездить.
— Да я бы с радостью, вот только кое-кто лишних килограммов наел с пару пудов, — подколол он ее, — И это без учета скафа.
— Ах так, вот и таскай их теперь, — она подумала и сменила тему, — А нам нужен четвертый проход по левую руку, секция «Е16», его туда отвозили.
— Настя, а зачем его вообще на склад убирали? — поинтересовался я.
— Просто опыты с образцами такого объема закончились, а мелочь и в микротоме подготовить можно. Мы же не просто так его убирали, собирались модель большего размера ставить, с запасом мощности, а успели только старый разобрать и на склад увезти.
— А чего тогда мы за маленьким едем? Поставили бы большой как вы и собирались, — спросил я, так просто чтобы отвлечься от непонятных переживаний.
— А как мы его искать будем и кто собирать будет? Эту модель я знаю, а любую другую, даже если найдем — нет. Мне обычно микротома хватало для нормальной работы, я больше по растениям работала, — пояснила Настя, — вот этот ящик забираем, и вот этот. И через два стеллажа коробку с предметными стеклами и красителями.
— И как мы это заберем? — засомневался я, коробки были не слишком большие, но тяжелые. И как пристроиться нести ящики, Настю и расходные материалы, и при этом контролировать округу на предмет угрозы.
— Тут колесики есть, — хихикнула она, — положите меня сверху на кучу, а я буду подгребать ее под себя и кричать «Мое!».
В целом оно так и получилось, забрав с другой полки несколько коробок Яков сгрузил Настю на упаковку с автохирургом и покатил ее к выходу. И даже погрузилась она нормально. Но вот место осталось одно.
— Отвезете и вернетесь за мной? — предложил я.
— Разделяться нельзя, на запятках ездить нельзя, дополнительного транспорта нет, — размышляла вслух Настя, — Кого-то ждет пробежка.
— Нормальное сопровождение транспорта, не егози, — поправил ее Яков, — Поехали потихоньку, по скорости ориентируйся на нас, чтобы совсем уж не отрываться, но и не совсем прогулочным шагом.
Так мы и двинулись. Сначала шагом, но постепенно все быстрее и быстрее. Неожиданно бежалось совсем легко, даже дыхание не особо сбилось. Вот что чудодейственные тренировки делают с человеком. Похоже последнюю мысль я произнес вслух, потому что синхронные смешки были от обоих сопровождающих? Напарников? Товарищей? Членов группы? И как нас называть, на подразделение мы не тянем. Над этой дилеммой я про размышлял почти всю дорогу до базы. Да и вообще странно, раньше я не заговаривался так, вслух произнося свои мысли, может этот коктейль на меня так влияет?
Совершенно неожиданно для себя я остался без дела и компании. Отец доделывал что-то на энергоблоке. Дядя Яков забрал Настин скаф в ремонт и скрылся с ним в мастерской. Настя высвобождалась от скафандра в своей комнате. До обеда еще оставалось время и мне нечем было его занять. Странное ощущение будто отстал от гонки. Вот все с азартом и веселыми криками неслись к далекой цели, а тут раз, и ты стоишь один на обочине, и в какую сторону бежать не знаешь. Почесав загривок я сходил за планшетом и устроился в столовой. Раз есть время — стоит использовать его по возможности продуктивно.