В глубине тебя

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ Мечта моряка

У нас почти зима — не верится, что сейчас вообще где-то может быть тепло.

— Каро уезжает, ты в курсе? — рассказываю Рози.

— Когда?

— Скоро. Вот-вот.

— Куда? — спрашивает Рози. — Как она там, вообще?

— Муж по состоянию здоровья увозит их с ребенком в Израиль.

— М-да, там медицина сильная, — рассеянно соглашается Рози. — Блин, я б тоже сейчас уехала, чесслово.

— Что, так плохо все с «Констанцей»?

— Пипец, — вздыхает Рози. — причем, полный. Ну просто все пинают — менты, страховка, ведомства — одно, другое, третье…

— С ведомствами помогу, — говорю. — Давай, скажи Сорину, пусть на меня доверенность выпишет…

— Конфет, да я ж знаю! — с влюбленным драматизмом восклицает Рози. — Да только ведомства еще меньше всех напрягают. Какая-то тварь на полном серьезе настучала — это, мол, отмыв бабла, накол страховки. И тут они его так за жопу взяли — и тот отчет им подавай, и эту экспертизу. Будто какой-то рукастый гад подставил.

Мы-то с ними втроем на гопников тех думали, но полиция тверда и неумолима — слишком мало против тех улик, вернее, никаких.

— У него есть конкуренты? Обваленная крыша? — спрашиваю. — Среди своих?..

— Ты хочешь сказать, среди наших, — горестно вздыхает Рози. — Он сам не знает или говорить не хочет. Все по-своему делает… Он только с виду такой добродушный… ух-х, Кати, как же я с ним задолбалась, с паразитом…

Она в отчаянии — и пышет жаром от полноты чувств к Сорину, чему сама же улыбается.

Да, думаю, это они могут — а ты с ними долбайся. Но и не любить их нельзя — это тоже факт.

— «Левака» много? Окромя «Констанцы»?

— Изрядненько, — говорит Рози. — Но это ж давно у него, и Констанца была давно, только под другим названием. Это я несчастье ему принесла.

— Он тебе сказал?

— Не, сама так думаю.

— По-моему, зря. Во-первых, «счастья» или «несчастья» в бизнесе не бывает, а во-вторых, это ж не ты подожгла. Он-то сам как?

— Да ниче. Другие источники дохода есть же. Обидно, правда — столько вбахал. Плюс он любил это кафе, я же знаю. Плюс сказал пару раз — жалко, он ведь меня там повстречал, но и, мол, подумаешь — четыре стенки, потолок. Стойка со стульями. Похер. Не первый раз наезжают.

— Так это наезд все-таки был?

— Ох-х, да не знаю я…

Рози действительно устала.

Да ей и не надо знать, а надо… отдохнуть, думаю внезапно. Отойти от всего этого. Правда-правда, им обоим надо. Как-нибудь все разрешится, а не разрешится — элементарно подождет.

— Слушай, — говорю, — а твой же в других своих точках не сам пашет?

— Не-а.

— То есть, они у него уже давно и люди там надежные, проверенные.

— Ну да. В основном, родня его.

— Значит, теперь ему… вам с ним сам Бог велел поехать в отпуск. Хочешь?..

— Чего? — не понимает Рози.

— Свалить на… на подольше хочешь? Недельки на три, ну — месяц, если апгрейд?

— Куда это, в Тель-Авив, что ли?.. — уныло куксится Рози.

— Так, приводи его сегодня в «Констанцу». Туда ж уже снова заходить можно…

— На фига?

— Приводи — узнаешь.

Днем «почти-зима» ничуть не лучше, только ветер сильнее. Но меня это только подзуживает.

Рози и Сорин приходят вечером в обгоревшую Констанцу. Встречаю их вместе с Рикки, который, обнюхав и пораскинув своими собачьими извилинами, решает не кидаться на них.

Стены-стулья-потолок — я пришла первая и потрясена разрушением, которое оставил после себя огонь. Вернее, ничего не оставил. Ни в чем-ни в чем на этом почерневшем пепелище не угадывается той милой кафешки, которую мы с Рози некогда считали таким только нашим с ней не островком. Мы будто бы ныряли сюда, уединялись здесь. Это был наш остров, которому, казалось бы, никакой тайфун был нипочем, и нам казалось, что мы всегда сможем сюда приходить.

Но все прошло. И наши с ней уединения-страсти-сплетни за вазочкой мороженого, такого вкусного, как только Сорин умеет. И вообще — время то прошло. Все изменилось. Да, нечего держаться за прошлое.

Сорин смотрит на меня с нескрываемым любопытством, у Рози же от этого самого любопытства форменно свербит в одном месте. Рикки крутится туда-сюда, ищет, чего бы схватить и помутузить, но хватать здесь нечего.

А я немного их мурыжу, когда в качестве коротенького вступления выражаю надежду, что скоро все уладится, и напоминаю, что скоро, между прочим, первый адвент.

— Не томи, ну… — перебивает меня Рози.

И я перехожу к главному отделению — посреди обугленных обломков, поплавившихся дверей и совершенно выгоревшей стойки, с планированием которой так возилась бедная Рози, я без излишней торжественности вручаю им — нет, не путевку в круиз, но ваучер на ее приобретение. Тот самый.

— Кру-из? Эт… куда? — ошеломленно спрашивает Рози.

— Да не знаю я, — говорю. — Т ы мне скажи. Его ж нету пока.

Рози не в состоянии и слова вымолвить, у Сорина на лице тоже явное недоумение.

Рози оправляется первой и верещит, кидаясь мне на шею:

— Бли-и-ин, Ка-а-ати-и-и! Вот это ж ни фига себе!!!

И только много позже припоминает, откуда у меня был ваучер, тут же принимается было отказываться — чуть ли не ругается со мной.

Но я только угораю над ней. Я непреклонна и таким образом благополучно сбагриваю им бумажку..

В итоге Рози и Сорин решают в пользу круиза по Эмиратам, а оттуда через Босфор на пару дней — в некий черноморский порт «Констанцу», небезызвестный и в декабре тоже небезынтересный, кроме того, самый крупный на Черном море.

Я, конечно, в курсе, что, если хорошо поискать, то подарок этот можно было бы сделать и кому-нибудь более нуждающемуся, чем, например, Сорин. Знаю я его мало, но прекрасно понимаю, что мужик он оборотистый, муроватый и уж точно не то, чтобы нищий. Но я расщедрилась главным образом ради Рози — черта с два бы он сейчас или когда-либо куда-либо с ней поехал, если не по делам. Бизнесмен, е-мае.

Ну, можно было бы, конечно, поехать нам с мамой, больше-то мне не с кем. Поэтому, как любящая дочь, я добросовестно пробила это днем:

— Мам Лиль, в круиз хочешь?

Мама приняла вопрос за глупую шутку:

— В какой еще круиз?

— Ну, такой. На теплоходе.

— Шутишь ты, Катька, что ли!.. — рассердилась мама и — мне, таким тоном, будто я пытаюсь втянуть ее в какую-то аферу: — У меня тут контрольные, да еще виртуальный день открытых дверей для родителей будущих пятиклашек. Нет уж, без меня.

Затем только ее осеняет:

— И что за круиз, вообще? Как ты достала билеты, сейчас же ничего не ходит?

— Не достала. Ладно, мам, забудь.

Итак, мама — пас.

Правда, есть у меня еще и папа, а у папы есть Пина, а у Пины наверняка найдется добрая фея, готовая на целый месяц взять на себя их пэчворк включая «трудновоспитуемого» Эрни, который все равно как пить дать сбежит опять ко мне. Только… хоть ради такого дела я и могла бы попытаться забыть о нашем с папой разладе, но не до такой же степени. Да и вообще — блин, ваучер мой, Рик мне его подарил, так что мне и решать, кому передаривать его.

Кстати, Рик.

привет хочу подарить ваучер Рози и ее мужику не возражаешь

о‘кей дари

ладн сп

Шучу, естественно — ничего подобного я у него не спрашиваю.

Ребята, как я уже сказала, рады были до невозможности.

Что будет пищать Рози, я могла представить, но что обрадуется и Сорин:

— Я ж говорил — нравится мне твоя подруга, — обнял он Рози, а сам поглядел на меня с благодарностью и уважением.

— Она и мне нравится! — повизгивала Рози, обнимая нас обоих.

— Ну надо ж… — прикалывалась я над ним. — А я думала, ты не возьмешь, скажешь — неудобно, такой подарок, бла-бла-бла.

— Я ж не дурак — от круиза отказываться, — смеется Сорин. — Если нахаляву.

— Да, — одобрительно киваю я. — Тем более, что это не круиз пока никакой, а только ваучер.

Однако через несколько дней моя информация оказывается неактуальной — за это время Рози и Сорин успевают еще глубже погрязнуть в разбирательствах и почти забыть про ваучер. В связи с корона-послаблениями круизная компания уведомляет, что принято решение возобновить круизы, а первым будет этот самый, по Эмиратам.

Рози срочно берет отпускной семестр в универе, который закончит скоро, Сорин улаживает дела, и в канун отплытия они устраивают проводы у него на садовом участке в Нойкёлльне.

Проводы больше похожи если не на свадьбу, то на помолвку.

«Дачу» Сорина слышно издалека — там уже идет нормальный гудеж. В пологе из искусственного винограда развешены фонарики, а на немногочисленных столиках расставлены разноцветные банки с крохотными букетиками из искусственных же полевых цветов.

Среди гостей бегает Рози в сапожках и сексуальной матроске под полушубком, а Сорин одет в клубный пиджак над джинсами, из-под которого выглядывает толстенная золотая цепь на волосатой груди. На нем нет капитанской фуражки, но все остальное сидит до того органично, как будто в фуражке он все время был и снял только что.

Рози подскакивает ко мне.

— Ну что, морячка, — обнимаю ее, — как там сундуки? Во сколько отплытие?

— Сундуки набила! Отчаливаем в полдень! Времени уйма — успеем и напиться, и снова протрезветь.

На самом деле завтра им первым делом нужно успеть на самолет в Дубай, откуда потом и начнется это плавучее безобразие.

— Надо вам все это? — смеюсь, оглядываясь по сторонам — резвящаяся толпа гудит и явно наслаждается возможностью погулять, пока не настучали дачники-соседи. Впрочем, сейчас такая холодина, что вокруг все тихо и безжизненно.

— Держи, благодетельница!

В меня в руке оказывается ярко-желтый коктейль, вкусненький такой, с ананасом, кокосом и маракуйей.

— Скажи — кайф? — требует Рози. — «Мечта моряка»!

Мечта моряка вшибает нормально и оперативно, благодаря не одному только фруктовому сахару, но и водке с ромом. Уже совсем скоро мне становится совсем весело, а праздный вопрос: «Надо ли все это?» — больше не всплывает.

Что холодно и почти зима, почти не чувствуется среди этих ананасов-кокосов, гудящей толпы, цветов и фонариков. Что, если это и правда помолвка? Что, если я на самом деле выдаю замуж свою подругу?.. Не в первой, думаю и с хихиканьем отпиваю из своей чарки.

— Чего? — с таким же хихиканьем тыкает меня в бок Рози.

— А хорошо, что он у тебя «левачный», — киваю на Сорина. — Крутиться умеет, и в случае чего долго не парится. Его так просто не завалить. Плюс нянчить больше не нужно.

— Хорошо, конечно, — соглашается Рози и подмигивает ему. — Я только с ним поняла, что такое настоящий мужчина. Мгм-м. Разница в возрасте — пикантный кайф.

— Сколько ему?

— Тридцать семь. Между прочим, два раза был женат.

— Ух ты ж. А ты уверена, что «был»?

— Ну, если верить бракоразводной бумажке…

— Прям в документах его лазила? — посмеиваюсь я.

— Нарыла случайно — я же много его документации успела перелопатить, — хихикает Рози. — Он-то мне ее чуть позже сам показал. И другую, что до нее — тоже. Мы с ним неделю не виделись, а он — мужик на все «двести»… Соскучился и — бли-и-ин, Кати… — Рози сладенько поводит плечиком. — Я ж и понятия не имела, что это такое — секс с оголодалым зрелым мужчиной… И мы все выходные… без продыху… и он там такое творил… И его проняло, видно — слова мне разные говорил… И в итоге бумаженцию эту — на стол.

Посмеиваясь, чокаемся, дистанционно тостуем Сорину, Рози — влюбленно, я — одобрительно, и залпом опрокидываем моряка. Хорошо идет.

Рози делает нам по новому моряку, нас несет по волнам, и я веселенько так говорю:

— Между прочим, с разницей в возрасте — это хоть и не мое абсолютно, но по статистическим данным — самое «то». Вот из моих родных-знакомых: папа — страйк, — загибаю палец. — Пина мамы моложе лет на десять, а значит, папы — на пятнадцать. Каро и д-р Херц — это он выглядит только так моложаво, а сам — ого-го…

— Ого-го… — поддакивает Рози.

— Франк, ты прикинь: Ханну охмурил. Смалился. Папик.

— Па-апик. Ты ж сама не захотела, вот и не завидуй. Получается, исключение у нас только Миха и Мым-ра.

— Э-э-э, нет, Миха и Лин-да — тоже страйк. Он когда с ней закрутил, она ж практикантка его была, первый семестр…

— Да она ж старше него выглядит… — ужасается Рози, — видала ее на фитнесе — перевод добра…

— Ну, эт беременность все, гар-мо-оны… зато человек, знач, хар-роший, — трублю я с пьяной, разнузданной поучительностью. — Не-е, совпадает, я ж говорю… Кругом совпадает… И даже еще…

— Да ладно, не парься — покачивает головой Рози. Думает, я приплету сейчас еще кое-кого вместе с его «помоложе».

Но я говорю:

— Не-е, точно. И Каро, и Симон ее, врач, и… другой врач, родственник его…

— Какой врач?

— Радиолог. Он хоть и красавчик, но ему ж тоже под сороковник уже.

— А ты мне не рассказывала! Как зовут?

— Имя не знаю, а значит, подойдет! — гаркаю я и давлюсь от смеха, а Рози до того накрывает, что она даже пошатывается.

— Не сомневайся, — настаиваю я, будто ее уговариваю, — срастется! Не с радиологом, так с Ильей!

— Да кто такой Илья?!

— Врач…

— …тоже радиолог?

— …гинеколог!

— Ого! Тоже постарше?

— А вот и нет, — заявляю торжествующе, — помоложе! Тридцатник только стукнет. Если разница в возрасте «наоборот», то у мужика помоложе год за два идет — значит, шесть, а то и все восемь!

— Ох, конфет… — покачивает головой Рози, чуть отдышавшись, — мне, кроме тебя, про мужчин и поговорить-то не с кем…

— Э-э, вы кого там перечисляете? — допытывается Сорин.

— Да любовников, — отмахиваюсь я. — Бывших.

— Чьих?

— Сорин, ты нахал! Моих, конечно — что за вопрос?! — возмущаюсь я, а Рози опять хохочет.

Надеюсь, что при таких темпах хватит выпивки, хотя нам, по-моему, уже хватает.

Внезапно понимаю, что подустала — что и говорить, годы, смеюсь сама над собой… Чувствую, что уже скоро уйду с этого праздника, устраиваемого пусть не за мой счет, но с моей подачи. Сейчас так весело — надо сваливать перед тем, как завистники-соседи вызовут-таки ментов.

Проверяю, что это там у меня в руке — все в норме — и поднимаю бокал с желтеньким:

— Пью за свою любимую подругу, Мечту Моряка. Сахарок, ты мечта любого моряка и не только. Но пью я не за это, а за осуществление твоей мечты. По-моему, мечта твоя уже начала осуществляться — за это я пью. Короче, плывите, ребята.

— Ура! — гаркает Сорин.

Я уже до этого заметила: сегодня он совсем не пьет. Ухаживает за гостями, и за своей разбушевавшейся зазнобой присматривает тоже. Он и бариста, и бармен, он и хозяин заведения — ему привычно это.

— М-м-м, ты ж моя конфе-е-етка… — Рози виснет у меня на шее, давит бюстом в бюст и вместо чмоков в губки — чего мелочиться — целует меня со своим пьяным язычком, да так, что мне сию минуту становится жарко и вкусно.

Теплая, скользкая маракуйя у нее во рту живо напоминает наши с ней проделки в танц-«подвале». Там, кажется, была авиация… Но сейчас авиация не подходит — они летят только завтра.

Все укают и посвистывают. Всё вокруг хмельно и радостно подобно разноцветным фонарикам в летнюю ночь после дождя.

Умеет она целоваться, засранка. Я помню.

Приятно с ней целоваться — даже не сразу ее от себя оттаскиваю. Потом же быстренько шутливо-«страшно» стреляю ей глазами вбок — хорош, мол, Сорин смотрит.

А Сорин посмеивается и, одобрительно кивая, говорит то ли нам, то ли гостям:

— Да-да, меня всегда от них вдвоем перло.

— М-гм, помню, — подтверждаю я.

— Кати, а поехали с нами? — предлагает Сорин. — Билеты так и так твои… в чемодане протащим тебя в трюм, потом к нам подселим — глядишь, в не выкинут открытое море.

Я беззаботно смеюсь. Рози жмется ко мне, счастливая-пресчастливая, откидывает голову назад, и, колыхая грудями, смеется в голос. Сквозь ее смех мне слышатся слова, что она, мол, не против, а Сорин обнимает нас обеих сразу, сначала норовя положить нам по очереди голову на плечико. Когда это не удается, он отпускает меня, целует в шею хихикающую Рози, потом переходит на «взасос», а мне искоса нарочито-озорно подмигивает.

Вот кто красивая пара, думаю. Надо будет сказать им об этом.

Отделившись от меня, они отправляются разгуливать в обнимку. Его широченная рука то отдыхает на ее почти осиной талии, то на шикарном «пониже» — будто имитирует стакан, который у нее в легкую туда становится. Так и общаются с другими. Да хрен с ними, думаю отчего-то, с микро-веддингами. Вообще — с веддингами. Формальности, форма… Тут главное — настрой.

Объявляю Рози:

— Короче, в круизе захочешь замуж выскочить — выскакивай. Благословляю, — снова поднимаю бокал и тише — ей: — Только дружкой больше не буду. Не проси, сделай милость…

Приковыляв домой после проводов, обнаруживаю в квартире устроившего очередной разгром Рикки, которого не нашлась, на кого оставить, а у себя в сотке — штук с десять пропущенных звонков от Каро, а сообщений — вдвое больше.

Не успев даже испугаться, поспешно читаю:

Задержка рейса

Мои дрыхнут в VIP лаунж

Дьюти фри на ночь закрыт.

Сейчас бы кофе, но он тут отвратный.

Скукота

Давай пообщаемся.

Нифигасе, думаю, в этот раз Симон явно закинул ей стимулятор.

Ура, уже летим — почти вовремя

Симону дали апгрейд на «фёрст».

Долетели благополучно.

Блин, я думаю — ни разу не летала фёрстом. Как тут благополучно не долететь.

Разместились, все хорошо, только жарко.

Кати, хочу поделиться анализом.

Наговорила, пока летели.

Интересно, Яроном все это время занималась Евгения Михайловна?..

Перезвони, как только сможешь.

Блин, думаю, Каро. «Мы не прощаемся», я ж говорила.

Не перезваниваю, потому что ощущаемая мною степень срочности получения этого «анализа» не совпадает со степенью, которую, по-видимому, ощущает Каролин.

Но Каролин этого «так» не оставляет.

Капли душа, который решаю принять перед сном, злыми, смеющимися горошинками выламывают не поддающиеся более воздействию мозги. Копошусь в ванной, когда мне прямо в полуотключившийся мозг трезвонит сотка. Если б сидела на толчке, наверняка свалилась бы. У нее бессонница? А как же, думаю, джет лэг?

— Как вы там… — начинаю было, но Каро отмахивается от вопроса:

— Нормально. Шакшука на ужин — к такому быстро привыкаешь.

— Мне б кто-нибудь сделал… — соглашаюсь я. — У нас тут только «Мечта моряка»…

— Ты подумала над моим предложением?

— Насчет радиолога? Мгм… — пьяно рапортую я. — Валяй. Срастется.

— Ясно. Иронизируешь, как всегда, думаешь — ничего. С кем пила?.. А, ну слава Богу, не с… Скажи, а вот представь, вы с ним снова схлестнетесь — когда Рик женится на Нине, ты все так же будешь спать с ним?

Так, видимо, в Израиле сам воздух целебный — хоть она еще и дня там не живет, но это вдруг уже больше не моя бедненькая «больнушка» Каро. Мне даже на мгновение кажется, что открытия последних месяцев мне приснились и мы с ней реально общаемся по «старой» дистанционке, я тут, она — в Милане. И то ли я такая пьяная, то ли впечатление мое настолько сильное — у меня даже восприятие ее само по себе переключается, становится почти совсем «тогдашним».

А Каро со своей дистанционки не только мне анализы устраивает — у нее ж еще другая подруга есть — и тоже лучшая. Даром, что это у меня сейчас полуотключился мозг — она ведь и ее жалеет.

Но даже полуотключившемуся мозгу больно, когда его бомбят чистым маразмом.

— Я поняла, в чем твоя проблема, — продолжает Каро.

— Да, да… Полвека без сна… Алкоголь там и сям. Не ужинаю нормально. И не обедаю. Я — хроник. Еще подруга подсиживает… А теперь…

— Нет. Не отключай меня. Не отключай.

— Прости, Каро, устала жутко. Давай потом договорим.

Желаю ей хорошего первого дня на новом месте и, не дожидаясь ее, сбрасываю.

Но Каролин, когда ей надо, с живой не слезет, и через пару минут мне приходят ее надиктовки — одна, потом другая.

Я этого не слышу, потому что сплю уже. Отсыпаюсь долго и даже прозевываю, когда отправляются Рози и Сорин. А, один черт — в аэропорт не пускают провожающих.

Глоссарик

Нойкёлльн — район Берлина

патчворк — имеется в виду «лоскутная» семья, в которой у родителей есть дети от прежних отношений