В мозг

21. Прокаженные

Прежде всего Юрий Петрович пошарил по сети и установил, где находится ближайший к месту высадки космической пирамиды лагерь прокаженных. Лагерь находился не так далеко – километрах в тридцати. Туда-то Юрий Петрович и направил геликоптер.

Свалку приметил издали: она была действительно велика, хотя больше напоминала лесные посадки. Сначала вырывали котлован, в него закапывали мусор, сверху насыпали слой почвы и высаживали деревья. Работа трудоемкая и муторная, но прокаженные справлялись. Среди мусора попадались годные вещицы – они и служили прокаженным наградой.

Экономический смысл данного разделения был в том, что в мусор отправлялись товары, которые, в силу разных причин, не могли быть переданы в потребление – потому они и выводились из оборота. Выведенные из оборота товары не представляли интереса не только для потребителей, но и для интерфейса ММ – в том смысле, что теряли выраженную в часах стоимость.

Известно даже детям: труд – сознательное действие. Если рассматривать любое действие как трудовое, то причинно-следственные связи протянутся в бесконечное будущее, в итоге окажутся не исчисляемы – не только людьми, но и самим ММ. Люди, конечное, такую хитроумную методику никогда не реализовали бы, но ММ позволяло. Когда производитель – вернее, товарный управляющий – отчаивался отдать товар в потребление ввиду постоянного роста его стоимости (вследствие, к примеру, содержания товара на складе), стоимость товара обнулялась. Достаточно было об этом подумать, как ММ исполняло экономическое намерение.

В этом случае возникал так называемый парадокс Свирелькина: товар подлежал утилизации, но утилизация не могла быть возмещена ввиду того, что данный товар не подлежал возмещению. Выход был найден в использовании для утилизации списанной техники, работающей в автоматическом режиме. Грузовые геликоптеры самостоятельно забирали мусор из назначенных мест и доставляли на свалку, где за дело брались прокаженные. Они отбирали пригодное для себя, остальной мусор, используя списанную же технику, закапывали. Интерфейс у прокаженных отсутствовал, поэтому они не могли в точности соотносить потребление с производством, но в данном случае этого и не требовалось. Списанные товары для прокаженных были равносильны дикорастущим плодам: это была сама природа, предоставляющая в человеческие руки щедрые дары. Социализированное население, которое таким способом разрешало парадокс Свирелькина, радовалось не меньше.

Практически все прокаженные занимались переработкой мусора. Поговаривали, что в джунглях существуют отдельные сельскохозяйственные коммуны, но если такое и имело место, то в качестве исключения. Уделом прокаженных оставались мусорные свалки, которые прокаженные своими руками облагораживали. Соблюдая негласную социальную договоренность, за пределы свалок прокаженные не совались: все равно не имели права пользоваться благами цивилизации наравне с социализированными людьми. Но и социализированные предпочитали не посещать свалки. Взять в потребление товар, подлежащий утилизации, было легко, ведь такой товар абсолютно ничего не стоил, но невозможно с этической точки зрения. Дикие времена установили для людей множество этических барьеров, преступить через которые было абсолютно невозможно.

Юрий Петрович долетел до места обитания прокаженных, но непосредственно на свалку предпочел не опускаться, приземлившись на поляну поблизости. Идти пешком, хотя бы полкилометра, было тяжело из-за побаливавшей ноги, но ситуация требовала жертв.

Оставив геликоптер на поляне, Юрий Петрович направился в сторону нескольких рубленых изб, которые приметил с воздуха. Близился вечер – наверное, в избах найдется понимающий человек, с которым можно потолковать по душам.

Через полчаса мучительной ходьбы Юрий Петрович добрел до жилищ, возле которых суетилось несколько детей – нельзя даже сказать, что грязных. Обычные дети – не городские, конечно, но вполне современные. Хотя что-то в них было странное. Юрий Петрович сначала не понял, что именно, а потом сообразил: в руках у детей не было смартфонов. Логично, в принципе. Самих по себе, смартфонов наверняка полно на свалке, но сеть на свалке отсутствовала. Сеть являлась товаром, который никогда не устаревает и не изнашивается, следовательно, не может быть утилизирован. Поэтому, согласно социальному договору, прокаженные не имели право пользоваться сетью.

Дети увидели чужого и с криками забежали в избу. Из избы сейчас же вышел сумрачного вида мужик, одетый в куртку-непромокайку, ватные штаны и сапоги. Увидев социализированного, прокаженный насупился и спросил:

– Чего надо?

– Поговорить, – коротко ответствовал Юрий Петрович.

– О чем? – так же коротко поинтересовался прокаженный.

– О человечестве.

– Идем в избу.

В избе у прокаженного было не менее чисто, чем во дворе. Мебель стояла добротная, но самодельная, приблизительно как у Робинзона Крузо. Русской печи не было – вместо него имелась металлическая, тоже самодельная, сваренная из стальных листов.

Хозяйка, увидел гостя, ахнула и скрылась в другой комнате, дети остались во дворе.

Прокаженный вопросительно поглядел на Юрий Петровича, предлагая начинать рассказ.

– Вы слышали про прыгунцов?

– Про кузнечиков, что ли?

– Нет, – пояснил Юрий Петрович, испытывая отчего-то неловкость: видимо, оттого что заявился без приглашения на запретную территорию. – Про инопланетян, которые недавно прилетели на Землю.

– Нет.

Ну разумеется! Сети у прокаженных не было, а ММ они сознательно бойкотировали.

– Я представитель Всемирного Правительства, меня зовут Петров Юрий Петрович. Обстоятельства чрезвычайной важности заставляют обратиться к вам за помощью.

– Вот именно ко мне? Всемирное Правительство?

– Не только к вам. Надеюсь, что, выслушав меня, вы информируете о произошедшем своих товарищей.

– Договорились.

– Извините, а как вас зовут? Спрашиваю, чтобы было удобно обращаться.

– Горбань.

– А по имени?

– Зови просто Горбань.

– Горбань? Ладно, как скажете. Несколько дней назад поблизости от вашей свалки приземлился корабль с инопланетянами. Такие существа, наподобие людей, но передвигаются прыжками. Суть не в этом. Инопланетяне разумны, у них полноценный интерфейс Мозгомирья, при этом они отказываются соблюдать интерфейсные требования.

– Отказываются соблюдать?

Горбань потупился.

– То есть совершенно отказываются, – подтвердил Юрий Петрович. – В результате наступает экономический хаос. Пока, конечно, в местном масштабе, но последствия становятся все более и более непредсказуемыми. Товарные управляющие принимают решения не завозить товары в этот сектор. Вы представляете, как это сказывается на местных жителях?

– К прокаженным не относится.

– Да, прокаженные. Значит, вы сами так себя называете. В самом деле, вы не пользуетесь магазинами. Но остаетесь членами устойчивого земного сообщества, поэтому изменение экономических правил коснется и вас. Это неизбежно.

– Сомневаюсь, чтобы нам стало хуже.

Юрий Петрович мысленно не согласился с Горбанем, но не признать в его словах определенную правоту не мог.

– Я не сказал, хуже. Я сказал – по-другому.

Горбань молчал, обдумывая.

– Чего ты хочешь от прокаженных?

– Помощи.

– Помощи в чем?

Горбань выражался четко и ясно, хотя грубовато и на ты. Юрий Петрович поймал себя на мысли, что во Всемирном Правительстве выражаются более витиевато. Впрочем, действующие члены были стариками, а Горбаню на вид лет тридцать пять. Молодой мужчина, виновный только в том, что в результате генетического дефекта в его организм не установилось ММ. Даже не все ММ – одна из составных частей, а именно экономический интерфейс. Но, в отсутствие интерфейса, человек лишен возможности полноценно участвовать в экономической жизни общества. Теперь жизнь человека – свалка, хотя бы и выглядящая не столь страшно, как Юрий Петрович себе раньше представлял. Хотя в данный момент он находится в жилище – саму свалку Юрий Петрович не посетил и, хотелось надеяться, никогда не посетит.

– Мы ждем от вас помощи в переговорах с прыгунцами, – озвучил Юрий Петрович. – Некоторым образом, ваша психология ближе к их психологии. Вы быстрее договоритесь с прыгунцами, чем мы, социализированные.

– О чем договариваться?

– Социализироваться они не смогут, слишком большой отрицательный остаток на лицевых счетах. Остается либо идти в прокаженные, либо улететь с Земли.

– Нам никакие прыгунцы не нужны, – резанул Горбань.

– В таком случае прыгунцы должны улететь с Земли.

– Где они находятся?

– Кто, прыгунцы? В тридцати километрах от нас, – заторопился Юрий Петрович. – В том месте, где приземлился их космический аппарат. Я выбрал ближайшую свалку. Скажите, вы возьмете кого-нибудь с собой – я имею в виду из своих? Всемирное Правительство окажет любую возможную помощь. Наши возможности невелики, конечно: мной во всяком случае вы можете располагать.

Горбань с вызовом оглядел Юрий Петровича.

– Аглая!

Из смежной комнаты вынырнула хозяйка.

– Мне нужно по делам смотаться, тридцать километров туда, тридцать обратно. Завтра вернусь.

– Да как же!..

– Завтра, я сказал.

– Перекуси на дорожку.

Аглая принесла миску с чем-то вкусно пахнущим. Горбань взял ложку и принялся с удовольствием кушать. Юрию Петровичу не предложил, но тот даже не подумал, что такое возможно. Они принадлежали разным социальным группам и не могли угощать друг друга, поскольку это претило социальному договору. Каждая социальная группа организовывала потребление в соответствии со своими принципами. Прокаженным разрешалось угощать друг дружку – у них же не было экономического интерфейса, – но социализированные не могли себе такого позволить. Их потребление было индивидуальным: каждый из совершеннолетних получал в магазине продукты только для себя и сам потреблял. Иное, в том числе угощение кого-либо взятыми для себя продуктами, нарушало этический кодекс, переступить через который было не под силу. Исключения составляли несовершеннолетние и другие недееспособные, экономические интерфейсы которых присутствовали у их опекунов. Опекуны имели возможность брать в потребление товары не только для себя, но и для своих подопечных.

Утолив голод, Горбань встал и направился к двери.

– А оружие не возьмете? – спросил Юрий Петрович, удивляясь тому, как его язык выговаривает такое.

– А нужно?

– Я не знаю, – признался Юрий Петрович. – Но Всемирное Правительство готово пойти на любые крайние меры, лишь бы не допустить экономической анархии. Всемирное Правительство решило: если прокаженные не помогут, будут объявлены новые Дикие времена.

– Даже так? – удивился Горбань.

– Да.

– Оружия у меня нет. Зачем прокаженным оружие? Сначала просто поговорю, по обстановке. Потом буду смотреть.

Горбань вышел, кивнув на прощанье Аглае. Следом за ним вышел из прокаженной избы Юрий Петрович. Вместе они направились к геликоптеру.

– Дядька Горбань, ты куда? – крикнул один из детей, мальчик лет двенадцати.

– По делам. Завтра вернусь.

Дядька? То есть ребенок – не Горбаня?

Юрий Петрович на секунду удивился, но потом вспомнил, что генетический дефект прокаженных не передается по наследству. Собственных детей они отдают социализированным, взамен получают детей, рожденных без экономического интерфейса. Юрий Петрович читал об обмене детьми, но подзабыл: просто не думал, что с прокаженными придется столкнуться в действительности.