В поисках красного

Глава 21

В Табаре была еще ночь, однако Торберту Липу не спалось. Тягостные, гнетущие сны изматывали, принося к утру ноющую головную боль, и то мерзкое ощущение во рту, что возникает при серьезном похмелье. Он встал, стараясь не разбудить жену, которая, тем не менее, тревожно завозилась, — Берт ты куда? — На канцлера внимательно смотрели глаза его супруги. Пошло уже третье десятилетие их брака, а эти серо-зеленые омуты по-прежнему, вызывали у него щемящее чувство гордости за обладание их хозяйкой.

— Спи, Ама спи. Я к себе, — Его Светлость успокаивающе похлопал жену по прикрытому одеялом боку. — Скоро утро, хочу посмотреть бумаги.

— Опять твои сны, — голос жены был полон искренней тревоги и участия. — Сколько раз тебе говорить, вызови целителя. В конце концов, пусть тебя осмотрит Её Милосердие. А если Матриарх проигнорирует твою просьбу, потребуй что бы на нее повлиял император.

— Милая, если я попрошу о помощи Его Величие, — канцлер потер ладонями гудящие виски, — то Матриарх придет, лишь на мои похороны. И то не факт. Ты же знаешь, какие «теплые» отношения между Владыками. Впрочем, в моем случае обращаться за помощью к Матриарху бесполезно. Если и есть кто, кого Ее Милосердие не может терпеть больше императора, так это твой муж, дорогая. — Канцлер горько усмехнулся. — Конечно, это не повод для гордости, но кто бы мог подумать, что потомки Средней умеют так сильно ненавидеть.

— Она не может отказать тебе в помощи. Ты слишком важен для Торнии. И вообще, я несколько раз говорила с Матриархом о тебе и твоей работе. Поверь, она с уважением относится к твоей должности. Ее Милосердие соглашалась со мной, когда мы говорили о важности того, что ты делаешь каждый день, о той огромной ответственности, что лежит на тебе. Она улыбалась мне, когда говорила, что ценит тебя.

— Какая же ты наивная Амала, — канцлер с нежность прикрыл своей широкой ладонью маленькую ладошку супруги. — Улыбка Матриарха — это не показатель ее доброжелательного отношения. Она улыбается всем. И еще милая, запомни, уважать должность не значит любить человека ее занимающего. Все, хватит этих никчемных разговоров. Досматривай свои сладкие сны. Все утрясется. Я уверен.

Он спал нагишом, поэтому встав с кровати, поспешил надеть на себя рубаху и натянуть штаны. Затем поднялся на второй этаж в свой кабинет и еще раз перечитал принесенную днем записку. Вилладунская обитель, насколько он помнил, находилась далеко на севере. «Интересно, что Темным там понадобилось? И зачем убивать всех воспитанников?!» Вопросы, на которые пока нет ответов. Но они будут. Он дал задание Гарено проверить полученную информацию. Верные люди уже направились в Вилладун и перевернут там всё вверх дном. Канцлер подпер голову и задумался. «Темные зашевелились. Неужели это действительно Враг?». Подобные мысли вызывали страстное желание выпить. Торберт Лип подошел к огромному, окованному железом сундуку отпер его и вытащил присланный управляющим кувшин молодого вина. Пить с горлышка не хотелось и с поиском подходящей емкости пришлось повозится. Наконец, за книгами на полке он обнаружил запыленный оловянный кубок, нетерпеливо обтер его и налил фиолетово-красную жидкость.

Он уже сделал первый глоток, когдаспышка гнева буквально прошила его насквозь, сдавливая грудь и выталкивая легкие наружу. Капли пота мгновенно покрыли все тело. Канцлер не заметил, как с трудом найденная и уже наполненная до краев емкость выскользнула из рук и с глухим стуком упала на ковер. Горло дергало и саднило, мускулы ныли от напряжения. Он закрыл глаза, вслушиваясь в тот могучий, неистовый поток, что бушевал где-то далеко, эхом отдаваясь в его сердце. Как давно он не слышал, не чувствовал эту сдирающую кожу ярость. Шершавым языком она облизала его душу, прикоснулась горячей утробой к той крови, что текла в нем с рождения. Обняла, погладила, куснула напоследок и… отступила.

Канцлер вытер рукавом рубахи мокрое лицо и тяжело опустился в кресло. Под ногами растекалось багряное пятно, впитываясь в шерстистое полотно постелённого ковра и щекоча ноздри сильным винным запахом. Торберт Лип ни чего этого не замечал. Пить ему расхотелось.

Мэтр Толд Бройд проснулся под утро. Какое-то время по старой привычке продолжал лежать закрыв глаза, затем крякнул и резко встал. Светало, поэтому свечу решил не зажигать. Жену он схоронил три года назад, дочки выросли и давно разъехались. Служанка изредка согревала ему постель и, как считал Толд, имела на него какие-то виды. Но на серьезные отношения у него уже не было, ни желания, ни здоровья.

— Дая, — крикнул он негромко в темноту коридора. — Принеси водицы.

Заспанная средних лет женщина, с миловидным, покрытым редкими оспинами лицом, вошла громко зевая.

— Чаво Вам не спится мэтр.

— Поживешь с мое, сама узнаешь, — Толд Бройд пил, посматривая поверх принесенного деревянного кубка на ладную фигуру служанки. Та, будто чувствуя взгляд хозяина, потянулась, отчего высокая грудь подпрыгнула, колыхнув волной домотканую рубаху.

Бройд родился в Приграничье. И его отец был жил там и дед, и прадед. Шесть поколений назад его предок был принят в Братство. Он смог дослужиться до сержанта, и вместе с этим званием заполучить и право на кусок земли в окрестностях Вилладуна. Это сегодня здесь тишь и благодать, а во время прапрапрадедушки Гарда здесь находилось небольшое командорство Смелых, до которого нередко докатывались боевые фирды элуров. Как подозревал Толд, этот Гард Бройд был и сам наполовину эрулом, а может даже и полностью. Такие перебежчики из Альянса были во все времена. Кровная месть, долги или же просто жажда приключений выталкивали элурскую молодежь из родных фольков на юг, в богатую Торнию. Братство нередко принимало таких молодых шалопаев в свои ряды, формируя из них наемные отряды. Те, кто выживал в первый год, могли в случае удачи даже стать элурпольерами, то есть возглавить наемные отряды, состоящие из соотечественников и местных уроженцев. Этому Гарду, пусть земля ему будет пухом, несказанно повезло. Он сумел получить недоступное наемнику звание сержанта. Какими путями семейные предания умалчивали, но его потомок предполагал, что такому карьерному взлету поспособствовал красный Дар. Едва ли большой, но именно благодаря ему, местный командор ходатайствовал перед Магистром о присвоении северянину звания собрата-сержанта. Отслужив положенные пятнадцать лет, Гард Бройд вышел в отставку, получив земельный надел, положивший начало семейной ферме. Титула тана для отставных сержантов не полагался, но размер полученной земли оказался вполне достаточным, чтобы привлечь к немолодому уже ветерану взоры местных незамужних девиц. В результате непродолжительной осады Зеленую Долину, а заодно и ее моложавого хозяина прибрала к своим рукам самая энергичная и напористая из них. Она же стала прародительницей весьма разветвившегося за последние двести лет пограничного клана до сих пор выделявшегося среди преимущественно темноволосых торнийцев белокуростью и богатырской статью. Впрочем, здесь в Приграничье этим ни кого не удивишь. Здесь в каждом втором семействе имелись тайные или явные элурские корни.

— Скажи, пусть работники гонят коров. И пойди, проверь, как там с птицей и свиньями. Покормлены ли? Сама сходи, не ленись.

— Да мне и не сложно. — Дая повернулась и, покачивая широким задом, вышла из комнаты.

— Проверишь, приходи обратно. Слышишь?

— Я еще подумаю — послышалось снизу грудной, все еще волновавший его мужское естество смех.

— Вот чертовка, — усмехнулся мэтр. — Он встал с кровати и со скрипом потянулся. Давно разменяв седьмой десяток, он продолжал оставаться еще крепким и здоровым мужчиной. Впрочем, никого это не удивляло. Все красные отличаются отменным здоровьем. Отец, помниться, был безумно рад, когда в ходе Ритуала выяснилось, что он отмечен Даром Младшего. Прижимистый, как и все окрестные фермеры, старший Бройд тогда устроил роскошный пир для всех соседей, расхваливая на все лады своего среднего сына. Он всегда был везунчиком. Довелось ему родиться не в Приграничье, тянул бы до старости лямку стражника или солдата. А так его Патроном стал сам мистарский командор сьер Элхард Фридлон. Его Дар был невелик, но, как и в случае с далеким предком он оказался достаточным, чтобы получить не только сержантское звание, но и приличный земельный надел недалеко от родовой фермы. Он выжил в добрых двух десятках сражений. Были среди них и мелкие стычки и большие битвы, когда на поле боя оказывалось тысячи воинов с каждой стороны. И не просто остался в живых, а прошел весь путь без серьезных последствий. Дюжина шрамов, щедро раскинутых по всему телу, да отрубленный мизинец не в счет.

— Ты Толд родился в рубашке, — любила говаривать покойная матушка. В отставку он вышел, как только отслужил положенный срок. А через двенадцать лет случилась эта заварушка с Матрэлами. Бройд поморщился, вспоминая седую голову своего Патрона, выставленную вместе с шестью десятками таких же упрямцев на стенах Мистара. Почти все его друзья, оставшиеся на службе, отказались приносить присягу канцлеру и вливаться в ряды Стражей. Так что этот жирный подонок смог разжиться лишь отрядами наемников, да немногочисленными оруженосцами и сержантами из числа клятвопреступников. Их и сейчас поминают недобрым словом на границе. Мэтр сплюнул на пол подкатившую к горлу желчь. Как знать, продолжай он служить, возможно, и его голова стояла бы между каменных зубцов северной столицы. Но за то время, что сержант Толд Бройд оставил Смелых, он не только успел обзавестись тремя прелестными дочерьми, но и изрядно остыть в своей преданности идеалам Братства. Разумеется, не все здешние ветераны были осторожны в своих словах и поступках как он. Немало из них, особенно отставных рыцарей, поплатилось за свои крамольные речи, тюремным заключением, а то и головой. Самых беспокойных и преданных Младшим Владыкам, как потом понял Бройд, изолировали заранее. Впрочем, пересажать всех нелояльных Голдуенам местных землевладельцев было невозможно. Слишком многие из них, здесь на севере, как и на еще более беспокойном юге были связаны с Матрэлами тысячами нитей, являясь их сервиторами, родственниками или вассалами. Но время было тревожное. То чем всегда гордились, считая великой наградой и милостью от Триединых — Дар Младшего и принадлежность к Братству внезапно стали чем-то постыдным и непристойным. Бройд тяжело задышал и заворочился. Гнев душил, поднимаясь к горлу тяжелыми толчками и заставляя сердце гулко стучать о ребра. «Его не тронули. Его, мать твою, не тронули». Подвернувшийся под руку кубок отлетел в сторону, гулко стуча по дощатому полу. «Ээээх». За ним, конечно, незаметно присматривали, но, ни чего не обнаружив, в итоге отстали. Он был взбешен расправой над Магистром и его сыном, но собственная жизнь и благополучие родных оказалась для него дороже. Важнее чести и долга. Бройдон зажмурился до боли в веках.

— Я уже поднимаюсь, — по лестнице послышались легкие шаги Даи. — Я всех отослала, так что нам никто не помешает.

Мэтр тряхнул гривой седых волос, отгоняя тяжелые воспоминания. Он распахнул дверь и улыбнулся, предвкушая предстоящее удовольствие. Раскрыл руки и… волна ярости заставила его отступить в глубь комнаты, согнуться и зарычать. Подзабытый Зов Владыки вливался раскаленным потоком в глотку, распирая грудь и выжигая внутренности. Беззвучно крича, Бройд поднял голову и увидел широко раскрытые глаза служанки. Она смотрела на него с ужасом, прижав ладони к лицу.

— Он здесь, — отставной сержант надрывно захрипел, выплевывая каждое слово. — Мой Повелитель вернулся.

В эту ночь главный корокоттарь Руфус Тэймер не спал вообще. Его помощники уже видели девятый сон, а он в который раз проверял своих беспокойных подопечных. До последнего с ним был лишь старший сын, которому он надеялся передать свою должность. Однако недавно он и его отправил в постель. «Пусть поспит. Бедный мальчик, совсем вымотался», — нежностью подумал мэтр. — «Он бесконечно любит этих чудовищ, которые едва глядят на него. Мы для них лишь безгласные поставщики еды, которых они терпят. Сможет ли он стать тем, кем хочет?» — Движением головы он отогнал ненужные мысли. О будущем Полди он подумает в другой раз. Сегодня на это нет времени. Этот день не заладился еще с утра. Уже во время утренней кормежки корокотты волновались, грызлись между собой. Доминантная самка едва не задрала молодого самца, которому ненароком покосился на ее кость. Точнее на тот бараний мосол, что она оставила детенышам. Мэтр Тэймер привстал на цыпочки и заглянул в зарешеченное толстыми железными прутьями окошко, больше напоминавшее амбразуру. Ни чего не изменилось. Покрытая короткой, песочного цвета шерстью доминантная самка продолжала стоять в центре вольера для детенышей. По грудь высокому мужчине она на пол ладони возвышалась над обступившими её со всех сторон сестрами. Громадные черно-серые самцы сидели поодаль, изредка встревожено порыкивая друг на друга.

— Тише Гроза, тише. — Завораживавшие кроваво-красные глаза, без какого либо намека на зрачки метнулись к окошку. Самка хрипло зарычала, хлеща тонким, коротким хвостом по пятнистой шкуре. — Что с тобой происходит? Успокойся, — мэтр Тэймер пытался говорить ласково и терпеливо. Но с корокоттами такой номер не пройдет. Словами их не утихомирить. Слишком умные, неукротимые и безжалостные. Долгоживущие и не испытывающие ни к кому привязанности, кроме потомков Младшего. Доброта и мягкость для них, что тряпка для быка. И еще страх. Главный корокоттарь вздохнул и привычно пошел проверить замок на двери из каменного дуба, обитую толстыми железными полосами. Говорят, нет в этом мире ни чего, что устояло бы перед челюстями этих жутких созданий, способных дробить камень и разрывать сталь. Руфус Тэймер в подобные небылицы не верил, но про невероятную силу пасти, открывавшейся почти параллельно длинному, бугристому черепу, знал не понаслышке. Сегодня корокотты волновались, будто предчувствовали что-то недоступное простому человеческому сознанию. Последний раз он видел такую тревогу у своих питомцев накануне ареста Матрэлов. Тогда их было так же невозможно успокоить. Корокотты и в лучшие времена не отличались мирным нравом. Лишь присутствие Магистра и Первого Рыцаря полностью меняло неугомонных и кровожадных созданий, которые моментально становились заискивающими и послушными. Они ластились, жались к ногам Младшего Владыки и его сына, разевая свои страшные пасти лишь в надежде лизнуть, даже не руку, а пыльный сапог своих Повелителей. Одного движения бровей хватало, чтобы свирепая доминантная самка ползала на брюхе, умильно поднимая морду и тыча холодным носом в жесткую ладонь.

Заключение под стражу Матрэлов стало шоком для сотен слуг, обслуживавших обитателей Железной Твердыни. Ни кто не знал, что происходит. Слухи, один тревожнее другого множились каждый день. Наконец, спустя неделю всю прислугу замка собрали во дворе и объявили о раскрытии заговора. Маленький человек в черной одежде пытливо расспрашивал всех о том, знали ли они готовящемся Магистром перевороте. Были ли они в курсе его планов по устранению императора? Разумеется, никто ни чего не знал. Заговоры, интриги, комплоты и восстания всегда происходили в высоких сферах. Это был удел знати, маленьких людей в них не посвящали. Поэтому от них быстро отстали. Впрочем, отца вместе с кастеляном Железной Твердыни еще не раз вызывали допросы, откуда он возвращался задумчивым и молчаливым. Мать ни о чем его не спрашивала. С того дня старший Тэймер сильно изменился. Прежде всегда спокойный и рассудительный, он стал раздражительным и нервным. Не прибавляли спокойствия отцу и оставшиеся на его попечении корокотты. Настроения своего Повелителя они всегда улавливали очень чутко. Поэтому неудивительно, что с момента ареста Его Смелости они впали в настоящую ярость. Гнев запертого в каменное узилище Младшего Владыки щедрым потоком изливался на стаю, вызывая у нее приступы иступленного бешенства. В течение двух месяцев просторное помещение корокоттарни ходило ходуном. Казалось, что еще одно усилие и громадный, сложенный из мощных валунов загон развалится как карточный домик. Мэтр Тэймер помнил, как его отец стоял перед каменной стеной, сжимая от бессилия кулаки, не зная, что делать, как успокоить тех, к кому он был искреннее привязан. В памяти навсегда остался нараставший ужас от громких, не смолкавших днем и ночью завываний, так напоминавших человеческие стоны и крики.

И вот настал день, когда корокотты окончательно обезумели. По словам отца, подобное он видел лишь однажды, когда скончался Магистр Мейнард. Но тогда Владыка Норбер быстро успокоил корокотт. Однако после его ареста это сделать было уже некому. Они оказывались от еды. Извивались в буйных припадках ярости. Саблевидные зубы выгрызали огромные куски дерева внутренних перегородок, царапали камень наружных стен. Огромная, окованная железом дверь, ведущая в глубь корокоттарни, трещала под натиском бросавшихся на нее десятков тел. Еще немного и она бы не устояла. Без Младшего Владыки с корокоттами не справится — это понимали все. Отец был вынужден сообщить о происходившем канцлеру. В тот же день, по приказу императора, прибыло несколько сот Стражей, закованных в кольчуги с головы до ног, вооруженных боевыми молотами и арбалетами. Всех оставшихся, немногочисленных обитателей Железной Твердыни для их же безопасности переправили в главный зал донжона.

Предстояла бойня. Немолодой капитан отдавал отрывистые приказы. Неожиданно тесные ряды солдат раздвинулись, пропуская молодую девушку, почти девчонку. Она подскочила к капитану и принялась ему что-то доказывать. Мэтр Тэймер, довольно хмыкнул. Она уже тогда ему понравилась. Огненно рыжие волосы, зеленый плащ, изумрудного цвета глаза. Удивительно, что он ее не признал. А вот отец, стоя перед узким окном на втором этаже главной башни, сразу же узнавающе охнул, — Что она здесь делает? — Он тогда спросил, кто она такая, почему капитан так низко поклонился, а все солдаты встали на колени. Отец не отвечал, прижимая лицо к окошку. Безумная надежда светилась в его глазах. А девчушка продолжала говорить, махала руками, а потом, внезапно повернувшись капитану спиной, зашагала в сторону двери, которая, казалось, вот-вот рухнет и лавина страшных зубов и когтей сметет всех, кто стоял во дворе замка. Он никогда не отличался высоким ростом, а шестнадцать лет и подавно. Приходилось вытягиваться, чтобы увидеть хотя бы часть того, что происходило внизу. Он видел, как капитан хотел схватить девчонку за широкий рукав бледно-зеленого платья, но в последний момент не решился. Так он и застыл в нелепой, неподобающей для седобородого ветерана позе с протянутой рукой в сторону удаляющейся маленькой фигурки.

— Что она делает? — отец побледнел так, что он испугался, как бы его не схватил удар. — Корокттты же разорвут ее.

В этот момент доска на двери треснула и в образовавшуюся щель просунулась лязгающая зубами морда. С нее капала слюна вперемежку с кровью. Жуткий вой огласил окрестности. Затрещало снова, потом еще, и дверь не выдержала. Ее остатки гулко падали на каменную дорожку, ведущую к донжону, а в образовавшуюся щель уже просунулась серо-коричневое, в полоску тело. Он узнал доминантную самку. Хотелось крикнуть, — Спасайся! Беги дурочка!!! — Но рот будто заклеили, а язык прилип к гортани. Он взглянул на отца. У того буквально волосы стояли дыбом, тело дрожало, а побледневшие губы шептали слова молитвы Триединым. Седой капитан вскинул арбалет.

— Не стрелять, — пронзительный крик разнесся по всему двору. — Я приказываю всем молчать и не двигаться. — Девчонка раскинула руки, с ужасом глядя на несущуюся ей навстречу воюющую смерть. Вслед за вожаком в постоянно расширявшуюся щель, которая уже напоминала темный, шевелящийся провал, протискивались все новые и новые корокотты. Доминантная самка, на мгновение остановившись, издала торжествующий рев, от которого кровь застыла в жилах. Руфус Тэймер прекрасно помнил те чувства, что обуревали его тогда. Страх, паника, ужас и давящее чувство безысходности. Разинув пасть, вожак стремительно неслась к своей беззащитной жертве. Он закрыл глаза не желая видеть разорванное в клочки тело. По щекам потекли невольные слезы. Удар сердца, еще один, еще. Отец рядом замычал и сжал его руку. Он приоткрыл глаза, и сквозь пелену слез увидел невиданную, фантастическую картину. Она и сейчас, спустя шестнадцать лет стояла у мэтра перед глазами.

В центре огромного круга из доброй сотни огромных тел стояла все та же медноволосая девчонка. А корокотты?! Все они лежали рядом в позе подчинения, поджав хвосты и уткнув носы в передние лапы. Доминантная самка, елозя брюхом пыль, пыталась подползти поближе. Девушка наклонилась и погладила ее за маленькими острыми ушами. Никогда не знавшая подобной ласки вожак перевернулась на спину и заурчала. Это горловое ворчание, к которому сразу же присоединилась вся стая, заполнила обширное пространство замкового двора, навязчиво влезая в уши незнакомым доселе звуком. В нем слышалось столько любви, признательности и верности, что у Руфуса тогда запершило в горле и в глазах вновь навернулись слезы. Огромный самец, в котором он узнал злобного и мстительного Забияку, решил воспользоваться случаем, подползти поближе и получить свою порцию ласки. Мгновенно обернувшаяся самка предостерегающе щелкнула зубами.

— Не смей, — звонкий девичий голос сразу же заставил Грозу послушно опустить морду вниз. — Он тоже хочет, что бы его погладили. — Довольный самец, кося багровым глазом на грозно ворчавшую самку, подполз еще ближе и замер, когда маленькие пальчики почесали ему загривок.

— Этого не может быть! Это невозможно! — лицо отца было белым как свежевыпавший снег. — Они не могут ее слушаться. В ней нет ни капли крови Младших Владык. — Он заломил руки. — Ни одной, даже крошечной.

— Кто она отец? — Мэтр Тэймер ухмыльнулся, вспоминая свое тогдашнее волнение. — Может это дочь мессы Аделинды?

Отец, хотя и оставался еще бледным, быстро успокоился. Он рассеяно покачал головой, задумался и довольно хмыкнул. — Пойдем сынок, кажется, у нас появилась новая Госпожа.