В поисках красного

Глава 3

Леона вздрогнула, когда чья-то рука с размаха хлопнула ее по плечу. — Нервничаешь? — жаркие губы обожгли ухо. — Не стоит, я ведь с тобой. — Трулла засмеялась сочным, грудным смехом. Наклонившись, она впилась ей в рот поцелуем и тут же отстранившись, прошептала: — На удачу любимая.

Леона оглянулась и покраснела. — Не стоит так в открытую, — недовольно буркнула она.

— Не стоит? — Все еще смеясь, переспросила Трулла. — Я их годара[2] и эти обладатели членов мне ни чего не скажут. — Она поманила совсем молоденького воина, чьи большие, серые глаза всегда с восхищением останавливались на Леоне.

— Скажи Эрвен, — худая рука с плоскими мужскими пальцами ткнула юношу по забренчавшим грудным пластинам, — тебе нравится Леона?

Мальчишка, испуганно уставившись на суровую годару, проблеял, — Не знаю. — Он побагровел еще сильнее и под смешки товарищей начал что-то бормотать про красоту благородной хольдеры[3] Хьёрдисон.

— Как не знаю, — продолжала издеваться Трулла. — Она провела ладонью по спине Леоны, до прикрывавшего широкие бедра кольчужного подола. — Знаешь, какая она сладкая?

— Прекрати, Тру! — Как и ее годара Леона была дочерью Анудэ, а значит, ей многое позволялось. Среди дочерей Однорукой было немало любительниц женской ласки, как среди сыновей Гибне, поговаривали, частенько встречались поклонники мужской любви. Высокая и длинноногая Трулла с гривой темных, столь редких среди элуров волос, затащила ее в постель уже на второй день пребывания Леоны в столичном фирде.

— Успокойся девочка, — полумаска шлема Труллы закрывала ее лицо, приоткрывая лишь нижнюю часть скул. — Дочери Анудэ вольны выбирать себе спутников жизни, будь то мужчина или женщина. — Леона захотела возразить, но оглушающий звук рога ее прервал. Трулла хищно усмехнулась и, махнув на прощанье рукой, побежала рысцой вдоль ощетинившихся шеренг.

— Строй держать до конца. Первую атаку выдюжим, а потом сами ударим. Да так, что эти южане будут только пятками сверкать. — Трулла остановилась возле высокого и широкоплечего подгодара. — Кутберт на тебе копейщики. — Наступавший рассвет оглушал пронзительной тишиной. Лица годары за маской было почти невидно, лишь бледные губы нетерпеливо дергались. Внезапно она застыла, напоминая изготовившуюся к прыжку дикую кошку. На другом краю широкой лощины послышались крики людей, скрип повозок и дробный стук копыт. Трулла запрокинула голову и широко разинув рот исступленно заверещала. — Уттта! — Огромный двуручный меч в руках годары летал как перышко. — Уттта! Уттта! — Сила детей Анудэ не сравнима с силой обычного человека. И сыновья, и дочери Однорукой были могучи как вековые дубы и несгибаемы как железные прутья.

«Первая битва — первая слава», — мысли в голове молодой воительницы беспорядочно мельтешили. Но страха не было. Дети Анудэ ни чего не боятся. Было приятное волнение, сладкое предвкушение, но того животного ужаса, что плескался в глазах тех, кто не был наделен Даром она не чувствовала.

— Мать твою, — оказавшаяся поблизости Трулла, витиевато выругалась. И тут же боевой клич эрулов заглушил звериный вой, от которого армия северян невольно подалась назад. — Корокотты. — Прежнее бесшабашное веселье в глазах годары исчезло. — Если эти зубастые твари здесь, стало быть, пожаловал сам Владыка гнева. Мелкие зубы ощерились в хищной улыбке. — Задница Гулы. — Трулла повернулась к замершим воинам своего фирда. — Мне насрать, кто перед нами. Да хоть сам Младший. Сегодня мы победим и отпразднуем наш успех в медовом зале нашего фирда. — Конский хвост на высоком гребне угрожающе зашевелился. — Но если кто-то из вас повернется сенахам[4] спиной… — Годара не договорила, взмахнув мечом столь стремительно, что лишь немногие заметили смазанное движение. — Вначале я отрежу этим трусам причиндалы, и лишь затем снесу их тупые черепушки. — Размахивая двуручником, она продолжала что-то кричать. Ее никто не слушал. Звериный вой звучал совсем близко, заставляя сердца в груди судорожно биться. В пяти сотнях шагов от передовой линии элуров показались огромные знамена с вышитым на них красным зверем. — Герб Матрэлов, — выдохнул кто-то за спиной Леоны.

Невдалеке вновь гулко затрубил Старый Олифан, возвещая начало битвы. — Уууу. — и затем снова громче и протяжнее. — Уууууууу. — Леона еще крепче сжала костяные накладки рукояти своего фальшиона. «Скоро, совсем скоро». Размеренный топот тяжелой конницы сменился нараставшим галопом. Краем глаза Леона заметился огромного фирдхера[5] расставлявшего немногочисленный отряд лучников перед копейщиками. — Все в ряд канальи! Держать строй, вашу мать! — Медвежий бас Большого Лоутера Вигмарсона заставил отшатнувшиеся шеренги глубже воткнуть древка копий в землю.

— Все так же спокойна? — пронзительный голос годары заставил Леону поморщиться. — Она повернулась, желая в ответ сказать что-то резкое и даже грубое, но наткнувшись на нескрываемую заботу в карих глаз, неожиданно осеклась. Вместо рвавшихся наружу бранных слов, Леона неловко пробормотала: — Ты же знаешь, что нет. Дар Анудэ защищает от страха, но не от тревоги.

Трулла наклонилась совсем близко. Кислый запах пота упрямо лез в ноздри. Леона попыталась отодвинуться, но длинные пальцы стиснули ее запястье. — Я тоже волнуюсь. Магистра здесь быть не должно. Совет фриэкс полагал, что он на юге и добраться сюда ни как не успеет. — Трулла гневно цыкнула на подошедшего было подгодара. — Разбирайся сам Кутберт. — И уже в спину верного помощника торопливо бросила. — Подожди, я сейчас. — Затем быстро зашептала. — Если будет жарко. — Она криво усмехнулась. — А жарко здесь будет по-любому, уходи. Как твоя годара я приказываю тебе. Этот болван Вигмарсон будет стоять до последнего. — Пальцы в кожаной, с металлическими накладками перчатке сжались еще сильнее. — Слышишь меня?

Однако Леона опустив голову, упрямо молчала. Глаза в узких прорезях гневно сощурились. — Строптивая девчонка. Тогда хотя бы держись рядом.

Ответить Леона не успела. В нескольких шагах от них огромный клубок из зубов и когтей свалил на землю приземистого секироносца. Размером с теленка, похожий одновременно и на волка, и гиену зверь остервенело грыз кольчужный воротник, стремясь добраться до горла. Молодая воительница ни разу не видела корокотт, хотя, конечно, слышала о страшных деймонах Младших Владык. — «Началось», — мелькнуло в голове Леоны. Она выхватила свой короткий клинок, но ее опередила годара, стремительным броском ткнувшая мечом в полосатую шкуру. Однако зверюга умудрилась в последний момент отпрянуть. Оскалившись, она громко зашипела.

— Заходи сбоку, — прокричала Трулла, продолжая размахивать мечом перед разинутой пастью. — Одной мне ее не прикончить. Слишком быстрая. — Она вновь подскочила к зверю и попыталась подрезать ей лапы. Прыжок коротты вверх заставил Леону изумленно открыть рот. — Чего застыла? Давааай! — Стоявший рядом высокий, рыжебородый копейщик опомнился первым и попытался вонзить в корокотту широкое острие. Мгновенно развернувшись к новому противнику, она резко подпрыгнула и, ударив всем телом не успевшего увернуться воина, сбила его с ног. Чудовищные, с мизинец взрослого мужчины клыки, сомкнулись на незащищенном лице. Страшный крик захлебнулся в хрусте сломанных костей и разорванных связок. Коркотта стояла, опираясь лапами на грудь еще дергавшегося северянина. Уродливая морда неспешно повернулась. Леона могла поклясться, что корокотта урчала от удовольствия, щуря багровые, до краев заполненные кровью глаза. В зубах она держала что-то напоминавшее длинную мочалку.

«Это нижняя челюсть с бородой». — Тошнота невольно подкатила к горлу. Леона задышала чаще. Ярость затопила ее бурным потоком, сметавшим со своего пути хлипкую плотину из осторожности и здравомыслия. «Гнев Анудэ против мудрости Гдады». Лионе хотелось завыть от распиравшей ее ненависти и злобы. Подкинув фальшион в воздух, она с размаху запустила его в корокотту, которая на этот раз не успела среагировать. Уши заложило от пронзительного визга. Зверь клацал зубами, пытаясь вытащить, вошедшее почти наполовину в огромное тело лезвие. Подскочившая Трулла вонзила корокотте нож в глазницу. Затем еще раз и еще.

— Живучие твари, — прохрипела годара. — А ты молодец. Эту шкуру, — она ткнула железным башмаком в еще содрогавшийся в предсмертной агонии бок, — проткнуть непросто. — Трулла кивнула в сторону отброшенного мертвым элуром тяжелого копья. — Возьми. Главное не дать им прорваться. Леона схватила гладкое древко, все еще дрожа от возбуждения. Однако ярость утекала из нее как вода из разбитого кувшина. Растратив весь гнев и силы на убийство корокотты она чувствовала усталость и опустошение.

Годара не глядя на нее, процедила. — Тяжело, да? А вот торнийские сволочи могут накачивать себя яростью хоть до посинения. Особенно когда рядом с ними Младший Владыка. — Она сплюнула розовую слюну. — Если бы нам был доступен их Зов, Табар давно стал столицей не империи, а Альянса. — Трулла нарочито громко хихикнула. — Ну, или превратился бы в захолустную дыру, наподобие моего родного… — Накативший вал закованных в железо Смелых не дал ей закончить.

Первый всадник, в развивающихся красно-белых одеждах едва не нанизал Леону на свое копье. В последний момент девушка успела отпрыгнуть и, низко пригнувшись, подрубила ноги лошади. Рыцарь вместе со своим конем кубарем покатился по земле, срывая по пути комья грязи и жухлой, осенней травы.

— Уттта! Уттта! — Юношеский басок рядом прерывался и дрожал. Леона оглянулась. Эрвен слепо размахивал длинным копьем. Его противник сноровисто отвел неловкий удар и, не мешкая, вонзил меч прямо под угловатый кадык. Парнишка тонко взвизгнул и упал захлебываясь кровью.

«Никчемный дурак». — Мысль появилась и сразу же пропала. Перед Леоной очутился новый враг. Плечистый сержант в суконной бригантине держал двумя руками длинную рукоять боевого молота. Резкий взмах и деревянный щит затрещал, принимая сокрушительный удар. Плечо сразу онемело. — Узнай настоящего мужика, щелка. — Смелый мерзко захохотал. Заросшее пегой бородой лицо кривлялось. Сломанный нос выглядывал из-за узкой полоски наносника. — Сейчас я с тобой позабавлюсь. — Леона не отвечала. Она уклонилась от очередного хлесткого удара и, прикрывшись щитом, воткнула скошенный обух в затянутое доспехами брюхо. Нажала так сильно как могла. Железные пластины заскрипели, и нехотя, расступись. «Сила Анудэ крошит камень и ломает сталь». Ее противник закряхтел, но вместо того, чтобы упасть рванулся к ней, с хрустом насаживаясь на лезвие. Леона едва успела перехватить крупную кисть, в которой был зажат трехгранный кинжал. Блестящий кончик почти коснулся незащищенного горла. — Со мной уйдешь ледышка. — Чужие волосы лезли ей в рот, а пальцы со сломанными ногтями побелели от усилий. «Он красный. Другой бы давно окочурился». Гнев клокотал внутри, требуя выхода. Воительница взмахнула ногой, всаживая шипастый наколенник в мужской пах. Ответом ей стал утробный всхлип, но рука продолжала давить. Леона колотила коленом, пока хватка не ослабла. Выдернув клинок из чужих внутренностей, она с размаху вбила массивное навершие в ненавистное лицо, вминая куда-то вглубь и плоский нос, и защищавший его наносник. Густая кровь хлестала тугим потоком прямо в лицо. Глаза напротив быстро тускнели. Толстые губы силились что-то сказать, но Леона не слушала. Рывком освободившись от тесных объятий, она оттолкнула тяжелую тушу.

Вокруг кипела битва. Кони без всадников, обезумев от боли и истошных криков носились по всему полю. Уже скоро девушка потеряла счет отрубленным конечностям и вспоротым животам. Соратники из родного фирда в пылу сражения давно потерялись. Она металась от одного врага к другому, резала, колола и рубила. Время замедлилось и текло как смола по сосновой коре. Щит искромсанный и разбитый Леона давно потеряла, зато обзавелась треугольным металлическим, на котором был грубо намалеван герб Младших Владык — бегущая красная корокотта. Она и не заметила, как неожиданно оказалась перед затянутой в кольчугу высокой фигурой. Начавшийся дождь превратил хауберт ее противника в блестящую чешую. «Слишком хорошие доспехи для пехотинца», — мелькнуло отголоском в сознании. Леона взмахнула клинком, привычно приседая, но многократно отработанный прием не сработал. Ее удар был отбит с неожиданной силой. Рядом раздался пронзительный вой, взметнулась тень и Леона чудом избежала удара могучего тела. Она наугад взмахнула фальшионом, но проворная зверюга успела увернуться. Краем глаза Леона заметила вторую тварь, изготовившуюся к прыжку.

— Стоять Жуть. Она моя. — Голова в тяжелом шлеме даже не повернулась, но вторая корокотта послушно замерла каменной статуей.

— Ты дочь Анудэ. — Голос не спрашивал, а указывал на очевидное. — Красный Дар силен в тебе дева-воительница. — Рука с мечом взметнулась к ритуальном приветствии.

«Слишком глуп или чрезмерно благороден». — Леона машинально повторила движение.

— Меня благословила и Гдада, — прошипела Леона. Она тяжело дышала. Даже ее возможности были не беспредельны.

— Ты дщерь Младшего. Или его женской ипостаси Однорукой. И только ее. — В голосе противника послышалось раздражение.

— А ты рыцарь Братства? — Леона заметила, что вокруг них неожиданно образовалось свободное пространство, столь редкое в плотной рукопашной схватке. Казалось, рубившиеся вокруг воины старались обходить их стороной. Две гигантские корокотты продолжали кружить рядом, не решаясь без приказа кинуться на элуру.

— Ты почти угадала дева. Но я нечто большее. — Шлем полностью скрывал лицо и Леоне почудилось, что ее противник улыбнулся. А может ей хотелось так думать. — Я мера всех мужчин в этом мире. — Темные глаза в узких прорезях шлема смотрели с холодным безразличием. Так глядел бы мясник на закланную овцу. Именно это разозлило девушку больше всего.

— Сейчас ты сдохнешь измеритель мужиков. — Леона выставила фальшион вперед и приготовилась к нападению. Меч рыцаря был длиннее — это плохо, но зато у него не было щита. Никогда недооценивай врага, — учил ее вапенхер. — Забудь про честность и благородство, твоя задача выиграть поединок, а не соревноваться в великодушии. Леона злорадно ухмыльнулась. Будь она на месте этого гордеца, то давно приказала этим своим зверюшкам напасть, а сама бы в подходящий момент тыкнула его клинком в бок или брюхо.

Ее атаке позавидовала бы сама Однорукая. Но тяжелое лезвие рассекло лишь воздух. Противник оказался проворнее. Апперкот в грудь сразу же сбил дыхание. Ребра предательски затрещали. Рот наполнился кровью. Голова дернулась назад так резко, что завязки шлема лопнули. Старательно собранные на затылке волосы рассыпались. Корокотты торжествующе завыли. Взгляд туманился. Темная фигура склонилась над поверженной девушкой.

— Твой Дар и молодость спасли тебя воительница. В ином случае тебя ждал бы удар меча, а не кулака. — Гулкий голос заставлял кровь Леоны бурлить, а плоть трепетать. — Вы были обречены с самого начала и лишь поэтому я не использовал свой Призыв. — Раздался почти неслышный смешок. — А так у моих Смелых появилась возможность попрактиковаться. Да и корокоттам нужно было дать…

— Уттта!!! — Выпад Труллы почти достал молниеносно отпрянувшего торнийца. Ответный удар был скор и безжалостен. Годара вскрикнула и упала на колени, пытаясь зажать брызгавшую кровью культю. Отрубленная по запястье ладонь продолжала стискивать длинную рукоять. Если бы Леона вытянула руку, то смогла бы дотронуться до небольшой лужицы натекшей вокруг крови. Но девушка бессильно лежала, подтянув колени к груди и прижав ладони к бунтующему животу. Она смотрела на раненную любовницу и ни чего не чувствовала. Только пустоту. Смелый стоял напротив, опустив меч. Покосившись на раскачивающуюся из стороны в сторону Труллу, он тихо произнес: — Наконец то Однорукая дождалась тебя. — Затем отвернулся и кивнул корокотам. Благодарный рык заглушил грохот битвы. Годара попыталась встать, но не успела, сбитая на землю мощным толчком. На мгновение глаза Леоны встретились с тоскливым взглядом Труллы, но тут же распростертое тело загородили огромные туши. Послышалось довольное чавканье. Громкий крик превратился в тягучий стон, который быстро затих. Ноги в кольчужных шосах пару раз дернулись, взрыхливая волной грязь и безвольно упали. А потом на Леону накатило блаженное беспамятство.

Она никогда не плакала от боли. Ведь, как известно дети Анудэ могут терпеть даже самую невыносимую боль. А если украдкой и размазывала по щекам невольные и скупые слезы, то только от обиды. Гримм Эрингсон снова ее побил. Несмотря на все старание Леоны не проиграть. И пускай этот воображала на ладонь выше ее и ощутимо тяжелее. А еще у него длиннее руки, чтоб им отсохнуть вместе… Светловолосая девочка зажмурилась. Поиск оправданий — удел проигравших. В глазах вновь нестерпимо защипало. В Доме Анудэ вапенхер не делил детей на мальчиков и девочек. А спарринги устраивались между воспитанниками по жребию. И почему-то ей в противники всегда доставались мальчишки и, как правило, старше ее и сильнее. А на этот раз еще и проворнее. Она склонилась над маленьким бассейном, смывая с лица пыль и запекшуюся кровь.

— Ты понадеялась на свою силу, — насмешливый голос прозвучал совсем рядом. — Но нужна еще и ловкость.

Леона резко обернулась и буквально прикусила себе язык. Грубить великой подфриэксе[6] не стоило. Как бы не было досадно и больно. Она низко поклонилась.

— Приветствую Вас сиятельная херсира[7]. Пусть Сестры будут благосклонны…

Вялый взмах руки прервал поток дежурных любезностей. — Ты говоришь не то, что думаешь милочка. И уж явно не то, что чувствуешь. В тебе слишком много обиды и ярости. — Болотного цвета глаза выворачивали наизнанку, но Леона не опустила взгляд. Подфриэкса умехнулась. — Пожалуй, больше в тебе только наглости.

— Я проиграла, — двумя словами Леона смогла выразить всю силу своего гнева и горечи.

— И что?

В затылке Леоны запульсировало. Девочка захотела выкрикнуть что-то очень обидное и дерзкое. Прямо в это обрамленное седыми волосами бледное лицо. Детские кулачки сжались до хруста в костяшках. Она с вызовом уставилась на немолодую подфриэксу, которая, как шептались вокруг, вероятно станет следующим гласом Однорукой. Старая Гунора давно уже не выходит из своих покоев, именно Вейне доверив представлять ее в Совете верховных фриэкс.

— Если ты не научишься достойно проигрывать, то едва ли когда-нибудь сможешь ощутить вкус победы.

— Достойное поражение? — Леона недоверчиво фыркнула. — Такого не бывает. Есть только первые и все остальные.

— Разумеется. — Широкие рукава бордового блио резко взметнулись. — Но ты ни когда не станешь первой, если не будешь выносить уроков из своих поражений.

Леона упрямо тряхнула полураспустившейся косой. — Так говорят дети Премудрой, детям Анудэ так выражаться не пристало.

Великая подфриэкса поджала губы. — Даже для дочери Орднорукой ты слишком глупа и упряма.

Леона вспыхнула, ей вновь захотелось уколоть собеседницы чем-то оскорбительным, но Вейна с неожиданной силой сжала ее предплечье. — Дерзить будешь потом. Уймись и послушай меня. Дважды я повторять не буду. — Подфриэкса покосилась на покрасневшую девочку. Высокая, хотя немного угловатая, с растрепанными льняными волосами Леона была на редкость хороша. «Уже через пару лет за ней начнут увиваться мальчишки из этого Дома. Если конечно их не смутят плечи, не уступающие им в ширине».

— Пусть наши южные соседи презирают тех, кто лишен их Дара. Элуры такого позволить себе не могут.

— Почему? — глухо спросила Леона.

— Потому что потомки Триединых живут в империи, а не в Альянсе, — горько рассмеялась Вейна. — Потому что Зов наделенных Даром элуров сравнительно слаб и недолговечен. Наконец, лишь Владыки способны на Призыв, передавая, пусть и на время часть своего Дара обделенным. — Морщины на высоком лбу пожилой женщины стали заметнее. — Голдуены умеют подчинять самых непокорных. Генгеймы утихомирят любую толпу, а потом еще и подлечат пострадавших в давке. Ну а Матрэлы сделают даже из завзятых миролюбцев ненасытных убийц. Их источник Дара полноводен и неиссякаем, а наш… — Не договорив, подфриэкса оглянулась на неподвижно стоявшую Леону, чье плечо она продолжала сжимать. Вейна нахмурилась и, отпустив девочку, отступила.

— Не бойся милая.

— Я не боюсь.

— Я знаю, — неожиданно мягко проговорила Вейна. — В тебе чрезмерно много от Анудэ и слишком мало от Гдады. Прорва гнева и лишь капля мудрости.

— Вы сами красная.

Вейна согласно кивнула. — Так нас называют торнийцы. Во мне горит Дар Однорукой, но — подфриэкса лукаво улыбнулась, — Премудрая тоже была ко мне благосклонна. Все верховные фриэксы бимагики. — она на мгновение смешалась, будто сказала что-то запретное. — Мы не можем позволить себе те внутренние дрязги, что терзают империю с момент ее создания. Владыки постоянно грызутся между собой. Тысячи их вассалов, сервиторов и просто приверженцев из обделенных не отстают от своих кумиров, выясняя какие чувства важнее.

— Свен вчера сказал, — Леона шмыгнула носом, — что с богами бесполезно бороться. Владыки все равно будут сильнее. — Она с надеждой взглянула на подфриэксу. — Говорят Вы потомок Анудэ, — в светло-ореховых глазах застыло недетское любопытство.

Подфриэкса усмехнулась. — Может быть. — Она пожала плечами, то ли соглашаясь с очевидным, то отрицая невозможное. — Слава Сестрам, что у нас вопросу происхождения не придают такого значения как в Торнии. Хотя в некоторых из нас действительно течет кровь трех Проматерей. Возможно, она есть и в тебе. А Свену скажи, что Владыки не боги, а такие же люди, как он или ты.

Леона недоверчиво уставилась на подфриэксу, а затем громко расхохоталась: — Вы шутите благородная херсира. Ведь это прямые потомки Трех Сестер. На них лежит вечное благословение.

— Повторяю милочка, — глаза Вейны недовольно сузились, — они всего лишь люди. Обычные люди со своими недостатками и достоинствами. Вспомни историю про жертвоприношение Безымянной.

Девочке захотелось поскорее уйти. Древние истории были похожи на истертые лохмотья — столь же не нужные и изрядно надоевшие. Леона опустила голову, чувствуя на себе испытывающий взгляд Вейны.

— Нам ее рассказывала младшая фриэкса, — промямлила Леона и без особой надежды добавила. — Совсем недавно.

— А теперь выслушай эту историю от меня. — Если бы Леона так тщательно не рассматривала тупые концы своих башмаков, то, безусловно, заметила бы, что оливковые глаза ее собеседницы светлели, постепенно приобретая насыщенный голубой цвет.

— Слушай и не перебивай. Сухие пальцы перебирали коралловые четки. — Давным-давно человечество прозябало во тьме, не отличая добро от зла, а красоту от уродства. И тогда Безымянная в первый раз рассекла себя на четыре части, наделив каждую из них особыми чувствами. И создала она их по людскому подобию. Первой появилась Гдада или Старший, как ее называют торнийцы. Ей Безымянная передала свое удивление, интерес и бесконечное желание подвергать все сомнению. Дар Премудрой — это чувсто юмора и стремление на все найти ответ. Ни кто так не сможет понять твои переживания как фиолетовый, который тут же воспользуется этим и ловко обведет тебя вокруг пальца.

Леона рассмеялась. — Здешний фулькхер[8] такой. Ему палец в рот не клади. Оттяпает по локоть, а то и по плечо.

Вейна кивнула. — Именно так. Большинство наших правителей обладают Даром Гдады, который помогает воспитать нужные качества и навыки — интеллект, интуицию, обаяние, способность убеждать и управлять.

Девочка присела на ступеньки, ведущие к бассейну, и принялась расплетать косу. Она не все понимала в неторопливом рассказе подфриэксы, но многое инстинктивно улавливала. — Если они такие умные, то почему так плохо руководят. — Леона подумала и поправилась. — Не все конечно, но многие.

— Хороший вопрос дорогая. — Вейна наигранно всплеснула руками. — Да потому что у всего есть оборотная сторона. И это как раз то, о чем наши фриэксы всегда умалчивают. Милость Премудрой это не только огромная куча сладких плюшек, но и целая миска едкой горчицы. Все фиолетовые в той иной степени — ленивы, эгоистичны и тщеславны. И чем больше человек Гдадой одарен, тем сложнее ему перебороть сопутствующие ее Милости пороки.

— А Анудэ?

— Не торопись. Об Однорукой мы еще поговорим. — Вейна присела рядом с Лионой. — Следом за Гдадой появилась Гибне. В империи ее называют Средняя. Всю свою любовь и нежность Безымянная отдала второй дечери. Ни кто так полно и живо не ощущает прекрасное как зеленые. Свое призвание они видят в том, что бы приносить людям радость и счастье. И потому дети Врачующей обречены всю свою жизнь заботиться, жалеть, умиляться, помогать и беспокоиться.

— Если есть белое, значит, существует и черное? — Леона уже забыла про недавнее поражение. Разговор с подфриэксой казавшийся скучным и назидательным незаметно заинтересовал ее и увлек.

— О, поверь милочка недостатков у детей Гибне предостаточно?

— Они легкомысленны? — попыталась угадать Леона.

— Не то слово, — усмехнулась подфриэкса. — А еще трусливы, неуверенны и простодушны. — Какое-то время они молча сидели на ступеньках, всматриваясь в вечерний закат. Солнечный диск был почти прозрачен.

— Завтра будет хорошая погода. А то дождь уже в печенках сидит. — Леона сняла запыленные башмаки и с нескрываемым облегчением поболтала грязными ступнями. Она повернулась к Вейне и повторила свой вопрос: — А Дети Анудэ? Какие они?

— Полагаю, скоро ты сама все узнаешь.

— Они решительные, отважные и волевые. — Леона поочередно загибала пальцы на руке. — А еще им нравится рисковать и сражаться.

— А еще, — в тон ей продолжила Вейна, — они самоуверенны и упрямы. Их высокомерию нет предела, как впрочем, и жестокости. Кроме того, — Вейна хихикнула, — всю свою мудрость Безымянная отдала старшей, так что ее младшей дочери благоразумия почти не досталось. И потому, дети Анудэ всегда будут стремиться к славе, а дети Гдады к власти.

— Я бы выбрала славу, — Леона резко тряхнула головой, отчего копна пшеничных волос упала прямо на лицо. Тонкие пальцы с изгрызенными ногтями привычно заложили длинную челку за ухо. — Слава это навсегда, — глубокомысленно изрекла она, — а власть, она сегодня есть, а завтра ее нету.

— Лучше когда есть и то и другое, — ответила Вейна. — Но для этого нужно отказаться от ненависти и взаимного недоверия. Если в тебе обнаружится хоть частичка Дара Гдады, ты должна вцепиться в нее и не отпускать. И тогда многие недостатки Однорукой исчезнут сами собой. В противном случае ты превратишься в прекрасно наточенный меч, но, — Вейна демонстративно замолчала, давая возможность юной собеседнице закончить её фразу. Когда пауза затянулась, Вейна раздраженным тоном закончила: — Но только с одной стороны. Твой Дар может быть огромен, но чем больше в тебе будет ярости и силы, тем меньше останется мудрости и милосердия. В конце концов, ты превратишься в выродка, для которой чужие страдания и кровь станут такой же ежедневной потребностью, как дурман для наркомана.

— А как же Владыки гнева? Они такие же?

По лицу Вейны скользнула тень недовольства. — Не равняя себя с ними девочка. Их путь — всю жизнь балансировать на грани добра и зла. И остальные Владыки помогают им оставаться на светлой стороне. Их ярость служит добру, а сила и решимость в свою очередь питает мудрость и милосердие.

— Но Вы же сказали, что они ненавидят друг друга?

— Я такого не говорила. Ненависть слишком сильное и разрушающее чувство. Скорее недолюбливают, порой пренебрегают. — Подфриэкса развела руками. — Тут ни чего не поделаешь. Уж больно они разные. И потому вечно грызутся между собой. Но существовать по отдельности Владыки не могут. И хотя голос императора всегда решающий, все важные решения принимаются ими совместно. Иначе быть не может. Лишь втроем они способны воссоздать чувственную природу Безымянной. — Подфриэкса скептически хмыкнула. — Которую эти упрямцы именуют по своему — Неназываемый.

— А Сверкающая. Кто она такая?

— А вот это плохой вопрос. — Вейна поднялась со ступеней. — Засиделась я с тобой дорогуша.

— Меня зовут Леона.

— Я это знаю. — Улыбка получилась неожиданно сердечной. — Давно знаю… Леона Хьёрдисон.

Девочка сразу насупилась. Белесые брови сердито сдвинулись, а ладошки сжались в кулачки. — Хьёрд мне не отец.

— И это мне известно. — С непонятным выражением подфриэкса оглядела ободранные локти и запекшиеся ссадины на лбу и щеках. — Уже поздно, тебя скоро хватятся младшие фриэксы, если, конечно, уже не хватились. Я тоже пойду. Но напоследок позволь дать тебе совет. В следующий раз не ввязывайся в обмен ударами. Фехтование не твой конек детка. Твоя стихия скоротечный бой на коротких дистанциях. Пусть длинным мечом размахивает юный Эрингсон. Анудэ щедро одарила тебя силой и скоростью, но поскупилась на ловкость и пластику. Боюсь, мастер клинка из тебя не получится. — Вейна подмигнула, желая сгладить неприятный осадок от своих последних слов. — Любого обделенного ты, разумеется, за пояс заткнешь, но встреча с хорошим мечником из Братства может закончиться для тебя печально. Я поговорю Гутольдом, он подберет тебе подходящее оружие. — Уже отойдя на добрый десяток шагов Вейна вдруг повернулась и обронила. — Думаю фальшион будет в самый раз.