Вам - задание

12 КОМАНДИР РОТЫ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ МОЧАЛОВ

Когда батальон майора Гридина вышел из окружения, бойцов в нем было не больше, чем в роте. Мочалов думал, что самое тяжелое время у них уже позади. Однако судьба готовила для него новые испытания.

Здесь, на фронте, батальон вел тяжелые изнурительные бои. Тоненькая змейка окопов с редкой цепочкой красноармейцев встала на пути вооруженного танками, бронетранспортерами и самолетами, превосходящего по численности, атакующего врага. Были моменты, когда старший лейтенант мысленно прощался с жизнью, считая, что из такого ада уже не выбраться. Пришлось испытать обыкновенный человеческий страх, позор отступления и даже бегства, потери дорогих сердцу людей.

Но вот наступил и наш черед. Успешное наступление под Москвой показало всему миру, что фашистский план молниеносной войны провалился. Немцы тогда потеряли более полумиллиона солдат, пятнадцать тысяч машин, тысячу триста танков, две с половиной тысяч орудий и много другой техники. Гитлеровцы были вынуждены бежать на сто пятьдесят — триста километров от Москвы. Это была победа не только нашего оружия, это было свидетельство высокого морального духа красноармейцев и командиров Красной Армии.

Мочалов гордился, что и его рота находилась на передовой.

После того памятного наступления пришел приказ перейти к обороне. Мочалов помнил, как возмущались тогда бойцы и командиры, все рвались в бой. Но было приказано рыть окопы, минировать подступы к переднему краю, ставить проволочные заграждения, строить блиндажи.

Вскоре батальон майора Гридина был снят с передовой и направлен в тыл для отдыха и пополнения.

Сколько стоило сил Мочалову, чтобы выпросить на роту хотя бы пять автоматов. Как-то в дом, где находился Мочалов, заглянул командир полка. Мочалов, не стесняясь, что вместе с подполковником находился и Гридин, обратился к нему:

— Товарищ подполковник, помогите мне! — И, заметив, как у командира полка удивленно, изгибаясь дугой, поползли вверх брови, пояснил: — Судите сами, дали мне в роту пополнение, а из сорока двух человек — тридцать девять новичков. А чего я прошу? Мизер всего пять автоматов. А мне — кукиш, не дают.

— Так где же я тебе возьму эти автоматы? — вмешался Гридин.

— Если захотите, товарищ майор, то найдете! Гранат почти нет. Просил, дайте хоть одно противотанковое ружье — тоже нет. Как же я буду воевать?

Подполковник грустно улыбнулся. Он понимал волнение этого высокого, с горящими от возбуждения глазами старшего лейтенанта, опытного и смелого командира. Но как объяснить ему, что сейчас еще нет в армии в достаточном количестве боеприпасов. Артиллерия, например, получила приказ расходовать ежедневно по одному два снаряда на орудие. Не хватало мин и противотанковых орудий. Но об этом даже своему подчиненному проверенному в боях командиру, не мог сказать подполковник. Только два часа назад он с болью в сердце приказал приданную его полку батарею реактивных минометов отвести в тыл, так как не было снарядов.

Подполковник посмотрел на командира батальона:

— Леон Кондратьевич, выдели старшему лейтенанту пять ППШ. — Заметив, что комбат хочет возразить, строго сказал: — Без разговоров! — И уже потеплевшим голосом добавил: — Я тебе компенсирую.

Мочалов так обрадовался, что сначала хотел почему-то крикнуть: «Служу Советскому Союзу!» — но вовремя спохватился и, радостно блестя глазами, сказал:

— Спасибо, товарищ подполковник!

Командир полка направился к дверям, за ним Гридин.

Уже у самого выхода майор Гридин повернулся и молча показал Мочалову кулак, но старший лейтенант невинно улыбнулся. Главное было сделано: только начавшие поступать на вооружение автоматы он добыл. Петр разыскал старшину и приказал ему немедленно получить автоматы.

Оказалось, что сделал это Мочалов вовремя, так как командир полка на следующий день отбыл в дивизию на повышение, а майор Гридин был назначен на его место.

Комплектование заканчивалось, и по всему было видно, что вскоре опять на переднюю линию фронта. Командиры готовили новичков к предстоящим боям. Мочалов попросил опытных бойцов психологически подготовить новобранцев к тем условиям, в которых они окажутся.

В хлопотах и волнующем ожидании прошло еще два дня. И вот поступил приказ выдвинуться на боевые позиции. Сборы были недолгими, а путь к линии фронта коротким. Вечером недавно назначенный командир батальона вызвал к себе командиров рот, ознакомил их с обстановкой, сложившейся на их участке фронта, и взглянул на Мочалова:

— Вам поручается сменить вот на этом участке, — он острием карандаша указал место, — роту батальона, которая отводится в тыл для отдыха и пополнения. На месте с помощью командира этой роты ознакомитесь с обстановкой и местностью. Завтра в одиннадцать ноль-ноль жду вашего доклада. Вопросы есть?

— Никак нет, товарищ капитан! — ответил Мочалов, а сам внимательно взглянул на комбата.

Тарасов казался полной противоположностью Гридину. Высокий, рослый, он как-то подозрительно и настороженно смотрел на собеседника из-под полуопущенных длинных ресниц, словно ждал, что ему тут же станут возражать. Несмотря на утомительный переход к линии фронта он был чисто выбрит и одет в аккуратно подогнанную, тщательно отутюженную форму.

«Ничего, передовая научит тебя больше внимания уделять не своему обмундированию, а людям, с которыми тебе придется воевать», — подумал Мочалов, направляясь к выходу. На улице он посмотрел на небо, оно было затянуто облаками. Шагая к своей роте, Мочалов успел подумать, что зима упорно не хочет сдавать своих позиций. Днем на дорогах по ледяным желобам текли весенние ручейки, ярко и тепло светило солнце, а сейчас все подмерзло, дул холодный ветер.

Командиры взводов собрались и ждали прихода Мочалова. Когда входил он, они над чем-то громко смеялись. Петр Петрович сообщил о приказе и развернул на столе карту:

— Обстановку изучите на месте. В разговоре с командирами взводов, которых будете сменять, обязательно выясните о минных полях, танкоопасных направлениях, о характере сил противника, его поведении и огневых средствах. Обо всем этом доложите мне завтра в девять тридцать. Людей надо вывести в первые траншеи сегодня ночью. Обязательно разъясните, особенно новеньким, как надо вести себя на передней линии. Наверняка каждая кочка и каждый бугорок немцами пристрелян. Высунут днем голову ради любопытства и — готовы! На первое время в дозоре держите опытных красноармейцев, им в помощь можно выделить и новичков, пусть учатся. Проверьте, как окопы приспособлены к отражению атак противника: есть ли норы, укреплены ли брустверы не затекает ли дно.

После инструктажа старший лейтенант спросил:

— Ну, а теперь скажите, чего ржали, как жеребцы, перед моим приходом, даже немцы и те, наверное, реши ли, что к нам артисты приехали?

Командиры взводов заулыбались и молча поглядывали друг на друга. Наконец младший лейтенант Куравлев сказал, кивая на лейтенанта с перевязанным пальцем на левой руке:

— Да вот Хмелько вспомнил эпизод из своей биографии и нас заодно посмешил.

— Да брось ты трепаться! — махнул здоровой рукой Хмелько и пояснил Мочалову: — Это я им рассказал самый короткий анекдот.

— Если он действительно короткий, то повтори, — попросил старший лейтенант.

— Это можно. Слухайте: пришел к куму в гости, а он, падлюка, дома.

Мочалов засмеялся вместе со всеми. Петр Петрович, подыгрывая веселому настроению командиров, сказал, обращаясь к Хмелько:

— Смотри, Иван, придешь менять взвод, а он не в пример твоему куму уже с позиций в тыл отошел, так что спеши.

Все, громко переговариваясь между собой, начали выходить из блиндажа.

Красноармейцам роты в эту ночь спать не удалось. Устраивались на новом месте, наводили порядок в блиндажах. По приказу Мочалова натаскали жердей и уложили их на дно окопов, чтобы спастись от воды.

Утро застало Мочалова в окопах. Ровно в девять тридцать он выслушал доклады командиров взводов и направился к комбату. Было ровно одиннадцать часов, когда он отодвинул рукой плащ-палатку, висевшую у входа в блиндаж комбата:

— Разрешите, товарищ капитан?

— А, Петр Петрович! — совершенно иным голосом, чем разговаривал вчера, проговорил Тарасов и, сделав несколько шагов навстречу, протянул руку: — Добрый день! Ну, как устроились?

— Считаю, что нормально, — Мочалов подробно доложил об участке обороны, который занимает рота. Комбат был весел, внимателен и дружелюбен. Старший лейтенант решил воспользоваться тем, что у него хорошее настроение, и спросил:

— Товарищ капитан, вся местность передо мной танкоопасная, мины есть, хотя посев редкий, вот если бы мне хоть одно противотанковое ружьишко!

— Хорошо, дам, — неожиданно легко согласился комбат. Затем расспросил Мочалова, откуда он родом, давно ли в армии. Узнав, что семья осталась в оккупации, спросил:

— Не обращались к командованию, чтобы оно через партизан попыталось выяснить что-нибудь об их судьбе?

— А разве можно это сделать?

— Я выясню и скажу.

Петр Петрович возвращался в роту в хорошем настроении. Сегодня комбат ему определенно понравился.

Немцы из пулеметов и стрелкового оружия обстреливали позиции роты.

«Хорошо, что минометы редко бьют, — подумал он, — новичков постепенно приучат к обстановке. Немцы наверняка слышали ночью возню в наших окопах и теперь на всякий случай прощупывают нас».

Где ползком, где короткими перебежками он обошел весь участок обороны, предупредил командиров взводов, чтобы не отвечали на стрельбу немцев и те не разгадали систему обороны.

Грязный, мокрый и усталый, к обеду добрался он к своему блиндажу. Как раз подоспели продовольственники и старшина — пожилой рыжеусый Лерков, — сразу же начал хлопотать у ящика из-под снарядов, служившим столом.

Только взял Мочалов в руку ложку, как в блиндаж ворвался посыльный от командира второго взвода:

— Товарищ старший лейтенант! Танки!

Мочалов приказал старшине доложить об атаке немцев комбату, а сам подскочил к стене, где висели шинель и новенький автомат, который он еще не успел и пристрелять, и вслед за красноармейцем выскочил из блиндажа. Позиции второго взвода начинались слева, в ста метрах. Мочалов с сожалением подумал, что он еще не успел выяснить, где находится позиция артиллеристов. И без бинокля он хорошо видел, как к нашим траншеям приближались три танка и три бронетранспортера. В этот момент в воздухе появилось несколько самолетов. Они шли прямо на позиции роты. Мочалов сколько было сил бросился к окопам, в голове билась одна только мысль. «Только бы успеть, только бы успеть до начала бомбардировки до окопов добежать!»

И вдруг впереди он увидел сразу несколько черных снопов разрывов. "Что, уже бомбят? — подумал он удивленно, ему казалось, что самолеты еще не долетели. Вот и окопы. Он спрыгнул на дно и сразу же поднял голову, пытаясь сосчитать, сколько самолетов в небе. И опять удивился, увидев, что четыре бомбардировщика еще только становятся в круг. И тогда старший лейтенант понял, кто же тогда долбит мерзлую землю: «Как же это я сразу не догадался! Артиллерия бьет». И он начал осматриваться по сторонам. Красноармейцы, часто поды мая головы, возились на своих местах, готовясь к бою. С неба несся пронзительный вой. Старший лейтенант поднял голову и увидел, казалось, пикирующий прямо на него, бомбардировщик. Ему уже много раз приходилось бывать под бомбежкой, видеть, как летят с воем к земле вражеские бомбардировщики, но каждый раз от этого зрелища сковывались мышцы, расслаблялась воля. Глядя на приближающийся к земле самолет, красноармейцы опускались все ниже и ниже в окопы. Снизу кто-то дернул Мочалова за шинель. Он удивился, увидя сидящего на корточках, плотно прижавшегося к мерзлой стене окопа командира взвода Хмелько:

— Прячься, старший лейтенант! Смотри, уже бомбы к земле пошли!

Мочалов опустился на колени, снова поднял голову вверх, и тут земля словно стала боком, всколыхнулась, громко застонала, и на мгновение он почувствовал себя в состоянии невесомости. Это одна из бомб упала недалеко от них. Взрывная волна подхватила Мочалова и швырнула вдоль траншеи. Падая, он сильно ударился грудью о что-то твердое. Чуть приподнялся и начал протирать засыпанные землей глаза. Когда открыл их, то увидел валявшийся на дне окопа свой автомат. Где-то дальше в окопе послышался крик. «Раненый», — догадался Мочалов, но увидеть ничего не смог. Удушливый, темный дым от разрывов, вперемешку с землей и гарью, затянул траншею. «А где же Хмелько?» — вспомнил о командире взвода старший лейтенант и начал вертеть головой, пытаясь сориентироваться и отыскать место, где должен быть командир взвода. Наконец он понял, с какой стороны принесла его взрывная волна, подхватил рукой автомат и шатаясь пошел. Он сразу же увидел Хмелько. Тот продолжал сидеть в какой-то неестественной позе. В этот миг впереди ухнул взрыв. Мочалов упал и тут же почувствовал, что на него упало что-то тяжелое. «Присыпало», — догадался он, боясь открыть глаза, чтобы опять не засорить их землей. Пошевелившись, он освободился от тяжести и протер лицо. Открыв глаза, увидел рядом с собой Хмелько. Лейтенант лежал без движения, уткнувшись лицом в мелкие комья мерзлой земли, перемешанной со снегом.

— Что, ранен? — спросил Мочалов, но голоса своего не услышал, все потонуло в очередном грохоте взрыва. Он перевернул Хмелько и с ужасом смотрел на него. Вместо лица — сплошное кровавое, перемешанное с землей месиво. «Убит! Так это же его мертвого швырнуло на меня взрывной волной».

Старший лейтенант положил у стенки командира взвода и приподнялся на ноги. Ему хотелось крикнуть, позвать кого-нибудь, но вокруг продолжало бухать, земля тяжело вздрагивала от взрывов.

Он выглянул из окопа и увидел, что танки, преодолев траншеи своей пехоты, медленно двигались вперед. Мочалов побежал по траншее, спотыкаясь об убитых и раненых. Он с ужасом думал: «Неужели всех поубивало?» Но вот из-за поворота, ему навстречу, выскочили два красноармейца. Они тащили пулемет. И в этот момент наступила тишина.

«Сейчас пойдут в атаку!» — подумал Мочалов и, жестом остановив красноармейцев, выглянул из траншеи. Вслед за танками бежали темные фигурки. Командир перевел взгляд на красноармейцев. Узнал сержанта Рубова, второй, вероятно, был новичком:

— Куда вы?

— На правый фланг, оттуда будет удобно пехоту отсекать.

Мочалов еще раз взглянул в сторону немцев и согласно кивнул головой:

— Правильно, действуйте! — А сам побежал дальше. Сразу же за небольшим поворотом увидел, как в траншее готовятся к бою красноармейцы. Громко спросил:

— Где сержант Еремеев?

По цепочке пронеслось: «Еремеева, Еремеева к командиру роты!»

Сержант появился быстро. Долговязый, в куцей шинели, он бежал по траншее даже не пригибаясь.

— Еремеев, Хмелько убит! Принимай командование взводом и направь на правый фланг человека четыре, там всех поубивало. Старайся отсечь пехоту от танков, приготовь гранаты и бутылки. Я — в первый взвод.

Еремеев молча слушал его, а сам глазами отыскивал нужных ему людей, бросал внимательные взгляды на атакующих.

Мочалов что было сил бежал к позициям первого взвода. Ему казалось, что этот взвод пострадал меньше, чем второй, и он надеялся снять с его позиций хоть одного автоматчика и перебросить во второй взвод. Но стоило ему приблизиться к цели, как он понял, что здесь немецкая артиллерия и самолеты наделали немало бед. Траншея во многих местах была разрушена прямыми попаданиями бомб и снарядов. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что убито не менее десятка человек. Командир взвода Куравлев находился недалеко и, увидев Мочалова, подбежал к нему:

— Прямо на виду фрицы подвели к траншеям танки и бронетранспортеры, а затем ударили из пушек и самолетов.

— Много погибших?

— Семь.

— Раненых?

— Девять, двое — тяжело.

Мочалов внимательно посмотрел на нейтральную полосу. Танков стало больше, он насчитал восемь. «Так, а сколько бронетранспортеров? Уже пять. Пока нас бомбили да пушками долбали, успели еще танки и бронетранспортеры подтянуть». Куравлев прокричал:

— Связной твой явился.

Мочалов увидел, как по траншее бежал Чернышенко — его связной. Комроты еще раз взглянул на немцев. Получалось, что третий взвод пока не подвергался атаке, и старший лейтенант приказал связному:

— Чернышенко, быстро к командиру третьего взвода. Пусть выделит двух своих автоматчиков и один ручной пулемет во второй взвод, а свой огонь пусть сосредоточит на пехоте. Надо отсечь ее от танков.

Связной убежал, а Мочалов начал снова следить за врагом. На траншеи уже надвигалась первая линия танков: два направлялись, казалось, прямо на него, а один правее — на второй взвод.

Куравлев крикнул:

— Приготовить гранаты и бутылки!

Он потянул за руку Мочалова:

— Пойдем, там у меня в нише «гостинцы» для них припасены.

Они пробежали шагов десять и остановились у небольшой ниши. В ней лежало две противотанковые гранаты и штук пять бутылок с зажигательной смесью. Схватили по бутылке и тут же присели. Над ними, лязгая и скрежеща гусеницами, обдавая грязью, прошел первый танк.

«Главное не торопиться, — успокаивал себя Мочалов, сжимая бутылку в руке, — и не поворачивать бутылку вниз горлышком. — И скомандовал сам себе: — Бросать в корму!» Он встал на ноги, закинул бутылку на моторную часть и сразу же пригнулся, так как по кромке траншеи ударила автоматная очередь. Только сейчас он обратил внимание на младшего лейтенанта, который лихорадочно совал ему вторую бутылку и, что-то прокричав, побежал к центру позиций второго взвода.

Мочалов увидел, что вторая волна атакующих, состоящая из танков и бронетранспортеров, уже близко. За ними, прячась за бронированные корпуса, бежали пехотинцы. «Ага, значит, достаем до вас, если прячетесь за броню!» — подумал командир роты и прокричал стоящему в двух метрах красноармейцу:

— Отсекать пехоту!

Даже сквозь грохот он услышал обрывки передаваемой из уст в уста команды. Положив на бруствер автомат, старший лейтенант начал бить короткими очередями по гитлеровцам, которые двигались за танком чуть левее его. Он понимал, что красноармейцам, которым танк шел в лоб, было трудно поразить пехоту, а с фланга это сделать удобнее. Мочалов увидел, как после его очереди упало несколько фашистов. Но их тут же заслонил от него бок бронетранспортера, и Петр перевел огонь на группу немецких солдат, бегущих за ним. И опять несколько немцев упали, но остальные продолжали бежать. Еще несколько танков переползли через траншею. Им вслед полетели бутылки. Грохнул сильный взрыв, и бронетранспортер скрылся в облаке черного дыма.

«На мину напоролся, — догадался Мочалов и взглянул в сторону второго взвода. Там тоже несколько танков прошли через траншеи — два из них горели. — Бутылки сработали». Второму взводу удалось отсечь пехоту от бронированных чудовищ, и она залегла. Но здесь, на участке обороны первого взвода, обстановка была угрожающей. Удар большинства танков, бронетранспортеров и пехоты пришелся по его позициям. «Главное, чтобы люди не дрогнули, — подумал Мочалов, — если побегут из траншеи, то — конец!»

Он перестал стрелять и побежал по траншее, подбадривая красноармейцев, а сам зло думал: «Где же Куравлев? Почему молчат его пулеметы?» Неожиданно метрах в двадцати он увидел немца, тот держал в руке гранату с длинной ручкой и явно собирался швырнуть ее в траншею.

— А-а, гад, — крикнул Мочалов и полоснул по фашисту из автомата. Тот не успел бросить гранату и медленно опустился на землю.

Старший лейтенант сразу же перевел ствол автомата на второго попавшегося в поле зрения фашиста, но тот уже успел швырнуть гранату. Она летела прямо в Мочалова. Он увидел ее близко-близко, попытался упасть, но, падая, понял, что опоздал. Сильный, звонкий взрыв — это последнее, что он слышал, и потерял сознание.

Не видел Мочалов, как с левого фланга дружно ударили по немцам оба пулемета первого взвода. Это Куравлев, оценив ситуацию, перебросил пулеметчиков на левый фланг, и теперь кинжальным огнем они косили пехоту. Не видел командир роты, что у немцев полыхало пять танков, что два бронетранспортера безжизненно застыли, подорвавшись на минах. А еще через несколько минут гитлеровцы в беспорядке бросились наутек. Мочалов лежал на боку, а из головы тоненькой струйкой шла кровь.