И на этот раз Федько появился неожиданно. Постоял немного у дверей, пытливо вглядываясь в лица отца и жены, затем громко поздоровался, протянул руку Славину:
— Привет, друг! Как дела?
— Дела идут, контора пишет, бухгалтер деньги выдает.
Федько уселся на табурет:
— Выяснил?
Владимир кивнул головой.
— И как?
— Можно поговорить.
— Давай будем говорить.
— Мой друг может сделать тысяч десять патронов. Но требует такую сумму, что лично для меня, как говорится, овчинка выделки стоит.
— Денег дадим.
— Что толку. Дадите деньги, значит не смогу получить нужный товар. А я хотел бы свиней да телят голов сорок — пятьдесят закупить. Кое-что нам с другом достанется.
Федько взглянул на стоящих у печи хозяев:
— Ну, что вы? Накрывайте стол!
Ядя и старик засуетились, а Степан, не дожидаясь закуски, налил в грязные стаканы самогон:
— Выпьем за наше дело, за нашу дружбу.
Вскоре в комнате наступила тишина, нарушаемая лишь усердным чавканьем Федько. Ел он жадно и неаккуратно. Все лицо его и руки лоснились от жира, к подбородку прилип кусочек яичного желтка. Пил много и часто, быстро пьянел. Через каких-нибудь полчаса Федько окосел, его потянуло на душевный разговор.
— Вот ты, Володька, понимаешь, что такое жизнь? — говорил он заплетающимся языком. — Послушай меня. Ты не знаешь, как даже выглядит настоящая жизнь. Вот возьми меня. Сам себе хозяин, меня люди уважают, боятся. И это все потому, что я не простой человек. Мое дело — быть хозяином. Хочешь, возьму к себе?
— Куда? На хутор?
— Х-ха... На хутор! Во сказал! На волю возьму! Заживешь припеваючи. Ни в чем нуждаться не будешь...
К столу подошел старый Лешик. Он внимательно и настороженно прислушивался к разговору и, боясь, что сын сболтнет лишнее, вмешался в разговор:
— Ты пошел бы прилег. Отдохни с дороги.
«Странные у них отношения! — опять подумал Славин о Лешиках. — Друг друга даже по имени не называют, держатся как чужие. — Он стиснул голову руками, притворяясь пьяным. — Как же выведать у Федько, где укрывается банда, сколько в ней человек?»
Степан отмахнулся от отца:
— Не мешай, старик! Не видишь, поговорить хочется, а Володька мне по душе. Ты не смотри, что он пацан. Он — серьезный человек, люблю таких.
Он снова налил в стакан самогона, а Славина передернуло от мысли, что опять придется пить эту мутную гадость. Он пока выпил лишь один неполный стакан, а все остальные незаметно переливал в посуду Федько. Но сейчас возле стола появился старик, и не пить было нельзя. Правда, можно было встать из-за стола и сказать, что ему хочется выйти на улицу. Но тогда старик убедит сына не болтать лишнего, и Владимир тряхнул головой, взял пустой стакан, налил самогона, протянул его старику:
— Выпьем с нами, хозяин.
Они чокнулись, выпили до дна. Старик взял соленый огурец, отошел от стола...
Славин продолжал играть роль наивного парня:
— А далеко до вашего хутора?
— Ровно пятнадцать километров.
«До Черного Луга столько же», — подумал оперативник и спросил:
— Жить там, наверное, скучно? Ни света, ни вечеринок...
— Этого, конечно, нет. Если пойдешь, познакомлю с одной... Девка что надо! Привел ее к нам один, а сам копыта отбросил.
— Как копыта отбросил?
— Очень просто! — хищно ухмыльнулся Федько. — Не в том направлении начал смотреть.
— И что?
— И... помер... концы отдал.
— Как отдал?
— Хе-хе! Будем считать, что сердце подвело. Но ты не бойсь. Если я тебе поверил, значит все будет в лучшем виде. Доставай быстрее патроны, а потом основательно поговорим. Насчет барыша не беспокойся — не обижу.
— А как я тебя найду, когда патроны будут?
— Скажешь старику. Он найдет.
Федько снова потянулся к бутылке. Славин встал:
— Пойду во двор. Ты пей, скоро вернусь.
Владимир стоял на крыльце, подставив разгоряченное лицо моросящему дождику. Руки дрожали. Он вынужден был сидеть рядом с бандитом, на совести которого десятки человеческих жизней, пить с ним, есть при нем да еще и улыбаться. С каким бы удовольствием Владимир разрядил пистолет в пьяную рожу! Но нельзя. Надо продолжать игру, выиграть ее чисто, чтобы не дать ни одному бандиту ускользнуть от возмездия. «Ну, что! Пора возвращаться. Наверное, скучает, бедняга, не перед кем душу излить».
Славин пошатываясь вошел в дом. В комнате находился только Лешик-старший. Степана и Яди не было. Судя по всему, они уединились в другой комнате. Владимир подсел к старику:
— Хороший мужик, смелый! Мне такие нравятся.
Лешик помолчал немного, а потом, думая о чем-то своем, ответил:
— Тяжело ему. И когда это кончится?
— Что кончится?
Дед словно очнулся, ответил скороговоркой:
— Нет, нет, все хорошо! Это я просто подумал об одном человеке. Далеко он сейчас, вот и вспомнился...