Нашей бригаде предстоит наступать на форт Бремон и деревню Курси. Французам нас не жалко — не свои мы для них, в самое адское пекло они нас бросают.
Вот уже девятый день по Бремону и Курси непрестанно бьет французская артиллерия, а немцы в долгу не остаются.
Германские снаряды траншеи нашего полка стороной не облетают. Ещё мы шага в сторону Бремона и Курси не сделали, а в ротах уже много убитых и раненых. Поэтому я и сплю почти больше недели только урывками — передовая меня работой днём и ночью вволюшку обеспечивает.
Мои доктора и фельдшеры с ног валятся, среди санитаров-носильщиков имеются уже и безвозвратные потери.
В светлое время прямо над головами то и дело появляются аэропланы. То — германские, то — французские. По ним бьет зенитная артиллерия, а осколки разорвавшихся на высоте снарядов валятся нам на головы.
Сначала в небе как ватные шарики вспухают, а из них железо на макушки солдат и валится. Хорошо, союзники нас касками обеспечили, но их ещё и носить надо…
Рязанцев, он же интендант, всё в фуражке красовался. Зачем ему каска? Вот сейчас я его и перевязываю.
— Никифор Федорович! Сиди давай смирно!
Вертится капитан на табурете, голову ему обрабатывать мешает.
— Щиплет!
— Нечему там щипать! Ничего я ещё не делаю.
— Всё равно — щиплет.
Вот ведь напасть…
Мужики, даже здоровущие, боль плохо переносят. Иногда от мелочи какой глаза уже закатывают. Нет, есть, конечно, и исключения…
— Никифор Федорович!
— Всё, всё…
Замер. Той и другой рукой в табурет вцепился.
Давно бы так…
— Каску, Никифор Федорович, надо носить. Можно такое делать?
— Можно…
— А, почему не носите?
— Не привык.
Не привык он…
— Вот, сейчас и ранило Вас.
Да, ранило. Вполне, что и французским осколком. Как раз зенитчики по германскому аэроплану и стреляли. Аэроплан помогал немцам взять правильный прицел, вот по нему и молотили.
— Всё, начинаю шить, — предупредил я Рязанцева.
Лучше бы и не говорил. Капитан с табурета вставать начал.
— Куда! Малиновский, держи его!
Держит Малиновский. Сейчас он мне на перевязочном пункте помогает. То одно подает из лотка, где инструменты лежат, то другое. Так-то это сестра милосердия должна делать, но они все заняты, поэтому я и санитара припахал. Так-то Малиновский стрелок, но сейчас нам помогает.
— Ну, вот и всё. Сейчас Вы, Никифор Федорович, стали лучше новенького. Настоящий боевой офицер, даже тяжкие раны получивший…
Повезло интенданту. Можно сказать, что легко отделался.
Под утро наши роты пошли в атаку. С большими потерями второй батальон занял первую линию немецких окопов.
Откуда это мне стало известно? Раненые-то не немые, поделились со мной они этой информацией.
— Больше половины наших легло…
Мля…
Полетели в рай российские душеньки.
Стройными рядами и длинными колоннами.
— Там у них пулемет на пулемете…
— Артиллерия жестко бьет…
— Всех в атаку подняли — бомбомётчиков, снайперов, отделение с аппаратами Вермореля…
Точно, участвовали в атаке и огнемётчики. Сейчас я как раз рану поручику Кюри и обрабатываю. Он отделением их и командует. Сами солдаты с аппаратами Вермореля наши, а командир у них француз.
Ранен француз тяжело, его скорее в тыл отправлять надо. Мне на перевязочном пункте ему мало чем есть помочь.
Кюри унесли, а место его занял полковник Иванов. Тут — царапина, но — это полковник. Его не меньше чем старший врач должен перевязывать. Ну, а старший врач — это как раз я.
— Молодец француз. По распоряжению полковника Готуа, объединил он особые команды первого и второго батальонов и выбил немецких пулеметчиков… — хвалит Иванов моего предыдущего пациента. — Не он бы, плохо совсем было. Отобрал он самых лучших бомбомётчиков, отправил их вперёд по ходам сообщения. Они немецкие пулеметы гранатами и закидали. Марченко — даже целых два. Что вторую линию взяли — Кюри заслуга…
Говорит и говорит Иванов. Так тоже часто бывает. Только что вышел он из боя, вот его на разговор и пробило.
Тут — кого как. Кто-то говорит и говорит, кто-то в себе замкнётся…
Лучше бы — говорил, всё накопившееся в себе выплескивал…
— Снайперов почти всех выбило… Жалко… Готовили-готовили… Большая часть батальона легла…
Раненые из следующей партии сообщили мне, что немцы сейчас закрепились на своей третьей линии обороны. Это прямо перед фортом Бремон.
Перед этой линией у них ещё и канал. Это опять нашим ротам будет большая помеха.
Утро уже полностью вступило в свои права, а я всё занимался с ранеными. Их не убывало, а стало даже больше.