— Доктор Воробьев!
Я открыл глаза.
— Доктор Воробьев!
Так, меня зовут. Кому я понадобился?
Кричали сверху, из проема грузового люка. Причем, громко, всех в трюме перебудили.
Чёрт, поспать не дают… Стоп, а откуда узнали, что я врач?
Что-то я торможу. Откуда, откуда — списки-то тех, кто сейчас в трюме находится, у них должны быть.
Заболел кто-то из команды? Скорее всего…
Разбуженные криками пассажиры трюма тихонько меж собой бурчали, но громко выразить своё недовольство в отношении меня не торопились. Пусть и из-за меня их разбудили. Отмочил я вчера номер. Устроил гладиаторские бои.
Да уж… Отличился…
Малиновский, опять же в лицах, когда я в себя пришел, всё мне и описал.
— Побледнели Вы, Иван Иванович, стали как полотно, а затем принялись их мутузить…
Как и разглядел он, что я побледнел? Темновато в трюме…
Побледнел — это плохо. Нет, не для меня, для тех, на кого я набросился. Бледнеющие от гнева и убить легко могут. Те, кто краснеют — яры, но отходчивы, а бледнеющие — потенциальные душегубы…
— Тут и начали их молотить — одного, другого. Да всё быстро так…
Родион попытался изобразить мои удары, но у него плохо получалось.
— Доктор Воробьев!
Ну, коли зовут — надо ответить.
— Да. Что нужно?
Из вредности, я по-русски это сказал. Им надо — пусть и понимают.
Кричавший в люк замолк.
— Подойдите. Мы лестницу спускаем.
Уже по-русски это было сказано.
Ага, спускают они… Лестница эта, одно название. Явно, первоначально её тут не было, а как понадобилось людей в трюме возить — изготовили. Угробище, а не лестница. У тех, кто её делал, руки не из того места росли.
На палубе я чуть с ног не свалился. Вдохнул свежего морского воздуха и поплыла моя головушка.
— Один момент. Дайте, постою немного…
Это я тем сказал, что меня из трюма на свет Божий за какой-то надобностью извлекли. Да, среди них был и один в российской офицерской форме. Где-то я его мельком, кажется, видел.
— Ну, зачем я понадобился? — спросил я не очень вежливо. А, что они ждали от каторжанина?
— Иван Иванович, что-то капитан заболел, — ответил на мой вопрос соотечественник.
Ага, по имени отчеству… Припекло видно…
— Что с ним случилось? — перешел я на деловой лад. Пусть капитан этот и не на курорт нас везёт, но…
— Жалуется с вечера на боли в животе. Мы уж и грелку прикладывали на больное место, а всё лучше не стало…
Грелку! При болях в животе!!!
Мля…
Они, что, угробить его думали? Нельзя при болях в животе никаких грелок использовать!
Ну, сейчас пара минут ничего не решает.
— Руки бы мне помыть, а лучше — всему окунуться… Переодеться ещё.
Пахнет сейчас от меня — как от бомжа. Кстати, знают ли здесь такое слово? Появилось оно уже или нет?
Моя просьба была моментально выполнена и вскоре я, наряженный в новенькую матросскую робу, уже входил в каюту капитана.
Корабль — развалюха-развалюхой, а здесь — только павлина в клетке нет.
Я опросил больного, осмотрел его, провёл пальпацию живота. Всё говорило за аппендицит.
Пациент требовал оперативного лечения. Так-то аппендэктомии в мире начали делать ещё в первой половине восемнадцатого века. В России — в конце девятнадцатого. В начале двадцатого века — это уже была официально признанная врачебная практика при воспалении червеобразного отростка.
Ещё дома я читал, как в начале шестидесятых годов в Антарктиде советский хирург сам себе воспаленный аппендикс удалил. На Новолазаревской кроме него врача не было, вот ему и пришлось самого себя оперировать. Метеоролог ему инструменты подвал, а инженер-механик держал у живота зеркало и направлял свет настольной лампы. Как только им не поплохело с непривычки, когда врач сам у себя в животе копался.
Почти два часа доктор сам себя оперировал, жизнь свою спасал.
Тут не антарктическая станция, но у меня нет инструментов, шовного материала и всего прочего, что для операции нужно.
— Нужно срочно оперировать, — такое заключение я озвучил присутствующим в каюте капитана. Ему самому в том числе.
Про грелку ничего не стал говорить. Чего уж сейчас — дело сделано.
— Никак без операции нельзя обойтись? — уточнил сам капитан.
Живот у него болел сильно. Как будто раскаленных угольев туда насыпали.
— Никак, — не стал я его обнадеживать.
— Тогда, оперируйте. — во рту капитана сушило и решение его прозвучало хрипловато.
— Чем? Столовым ножом? — в моих словах прозвучали нотки недоумения.
— Да хоть и им…