С «батальонами смерти» у Занкевича ничего не получилось.
Солдатский комитет Ля-Куртина об их атаке был предупрежден заранее. Фельтенцы, пусть они сейчас и в сознательных числятся, с ля-куртинцами воевать не желали.
— Передают, что когда их в атаку погонят, они стрелять вверх только будут. Не по нам, — докладывал комитету очередной охотник, что только-только от окопов вернулся. Тех, которые мятежный лагерь окружали.
— Просят по ним не стрелять. Только над их головами, — передавал слова фельтенцев ещё один из посланных на разведку из Ля-Куртина.
Артиллерийский обстрел прекратился и из траншей на склоне холмов как сонные мухи начали выползать солдаты в российской форме.
— Во, появились…
— Офицеров высматривай, в них — можно…
— Не видно офицеров, одних нижних чинов на нас гонят.
Да, офицеров было что-то не видно. Солдаты же топтались на месте. Один даже, свою винтовку под мышкой зажал и закурил.
Наконец, весьма вяленько, но фельтенцы двинулись в сторону Ля-Куртина.
— Ура! — раздалось в нескольких местах фельтенских цепей, но тут же затихло. Да и кричали-то это как-то неуверенно. Скорее всего, у кого-то по привычке вырвалось.
— Стрельни, Ваня, только, смотри, не попади ни в кого… — старший унтер тронул пулеметчика за плечо.
— Помню, сделаю, как уговаривались.
Фельтенцы, в ответ на пулемётную очередь, вразброд ответили, но пули летели высоко, как будто солдаты по воронам метили.
— Ишь, стреляют…
— Высоко метят…
— В белый свет как в копеечку.
— Ну, как договаривались, — перекидывались словами и улыбочками защитники Ля-Куртина.
Цепи, бредущие к лагерю, замедлили ход, местами начали ложиться, как будто по ним густо ударили.
— Стрельни, стрельни ещё. Не будем мужиков подводить… — опять коснулся погона пулеметчика унтер.
Цирк с атакой продолжался.
Лежавшие на поле фельтенцы, как положено, головы свои саперными лопатками прикрыли. Воткнули их в землю наклонно. Ну, как учили, так и делали. Именно это атакующим при вражеском пулеметном огне предписано.
Та и другая сторона жгли патроны и дырявили французское небо.
Наконец, со стороны нападавших кому-то всё это надоело.
В лежавших цепях начали свистеть.
— Тихо! — ля-куртинский унтер, что командовал пулемётчиком, поднял руку вверх.
— Свистят. — повернул тот к нему голову.
— Слышу… — свёл брови и мотнул головой унтер-офицер.
Свистели два раза длинно. Это был сигнал к отступлению.
Каждый солдат экспедиционного корпуса сигналы, что на поле боя свистком подавались, хорошо знал. Запомнить их было не долго. Один продолжительный свист — тревога! Три длинных — приказ собраться. Один длинный — атаковать или наступать. Два длинных — отступаем. Один длинный один короткий — подтянуть правый фланг. Один короткий один длинный — подтянуть левый фланг. Два коротких один длинный — сдвинуться влево. Один длинный два коротких — сдвинуться вправо. Четыре коротких — перегруппироваться. Один длинный один короткий один длинный — всем собраться у командира. Вот и всё. Запоминать-то нечего. Хотя, сначала некоторые и путались в горячке боя.
Унтера в своих взводах как «Отче наш» сигналы свистками у солдат спрашивали — что какой обозначает. Сами же свистки они в нагрудных карманах носили, а свободный конец шнура свистка ко второй пуговице кителя крепили.
— Два длинных…
— Сигналят к отступлению.
— Кончилась атака, — переговаривались на позициях ля-куртинцев.
После атаки «батальонов смерти» у меня раненых не прибавилось. Только один наш солдатик неровно ступил и ногу подвернул.
Малиновский над ним подтрунивал, пока один из моих фельдшеров ему помощь оказывал.
— Проси медаль у комитета. Даже крест. У них — есть… Заслужил за тяжкие раны.
Солдатик от него только отмахивался.
— Всё тебе шутки шутить, Родион! Уйди с глаз моих!
Атака «батальонов смерти» на Ля-Куртин не удалась и Занкевич решил артиллерийскими обстрелами отыграться.
Два дня без роздыха по лагерю била артиллерия. Остатки казарм с землей перемешивала.
Ля-куртинцы немного схитрили и перебрались в подвалы казарм ушедших из лагеря полков. Понятное дело, все туда не вошли. Поток раненых у меня не прекращался. Число погибших с начала обстрелов уже перевалило за тысячу.
Мнения в солдатских комитетах разделились. Всё больше было высказывающихся за атаку на холмы. Так мне Малиновский рассказал.
— Сегодня ночью хотят ударить. Злы все очень. С фельтенцами уже сговорились, они наших к пушкам пропустят…
Я тяжело вздохнул. Куда я новых раненых складывать буду? Совсем нет у меня места их размещать. Лагерный лазарет уже два подвала казарм полностью занимает и мне приходится туда-сюда бегать. Именно — бегать, так было меньше шансов осколок получить. Уже пару раз мне по мелочи доставалось.