Так, и на этом корыте мы поплывем?
Оно, дорогой не развалится?
Когда мы нужны Франции были, нас сюда на вполне нормальном судне доставили, а сейчас…
Судя по всему, опасения утонуть не у одного меня возникли — справа, слева, впереди и сзади, везде сейчас в воздухе матерки завитали. Так-то солдаты были всегда более сдержаны на язык, а тут их как прорвало.
— Пальцем ткни — дыра будет, — оценил крепость бортов судна мой сосед слева.
— Потопят как котят… — выдали прогноз нашего плавания в Африку за моей спиной.
Да уж…
Конвоиры нас торопили с погрузкой, чуть ли не штыками подталкивали.
Куда? В трюм? Мля…
Чем же из него так пахнет? Что там они до нас перевозили?
Кстати, почему в трюме так жарко? На причале даже ветерок немного прохватывал, а тут — как в бане.
Здравствуйте вам! Тут уже, оказывается, пассажиры имеются. Причем, вида самого криминального. Нам они совершенно не рады — гомонят, ругаются на языке Гюго и Дюма.
Так, так, так… Мы, что — стоя поплывём? Тут же и так уже полна горница людей. Без окон и дверей…
Грязища какая…
Мы как могли разместились. Не обошлось без стычек с французами. Пока, мелких, а что в пути будет?
Загнали нас в трюм бегом, всё торопили-торопили, а сейчас, наверное, вот уже три часа прошло, а корабль всё не отплывает.
Дышать нечем, жарко, пот с меня так и льет…
Воды бы хоть дали…
Отчалили мы не меньше чем через сутки. Часов у меня сейчас не было, но так мне показалось.
— Воды дайте! — всё чаше и чаще раздавалось в трюме.
Кормить нас тоже никто не собирался, даже намеков на это не было.
Я уже чуть сознание не терял, когда корабль отчалил от берега.
Уже в море грузовой люк над нашими головами открыли и стало немного попрохладнее и можно уже было хоть как-то дышать. Понятное дело — по воде яко по сухой земле мы ходить не умеем, никуда теперь убежать не сможем.
— Иван Иванович, ты спроси по-ихнему, они нас кормить-поить думают? — Малиновский тронул меня за рукав.
— Хорошо, Родион, сейчас…
— Тихо! — гаркнул стрелок-санитар, а теперь, наверное, каторжанин. Наш статус после военно-революционного суда нам так и не удосужились прояснить. Кто мы сейчас? Хрен знает…
— Тихо! Сейчас доктор с ними говорить будет!
Родион ткнул пальцем в проем люка.
Подбирая слова, я как мог громко прокричал, что нам необходима вода и не плохо было бы наконец нас покормить.
В проеме люка показалась пара голов.
Я повторил ещё раз уже мною сказанное.
Одна из голов кивнула.
Минут пятнадцать ничего не менялось, но наконец над нашими головами повисло на веревке ведро с водой.
— Они, что, одним ведром нас напоить хотят? — невесело хмыкнул Малиновский.
Да, тут нас не одна сотня, плюс ещё французы.
Последние повели себя совсем не корректно. Вот тебе и цивилизованная нация.
Ведро с водой, когда оно было опущено вниз, было буквально вырвано из рук русского солдата.
— Эй, вы чего… — прохрипел тот. — Всем надо…
То же произошло и со вторым ведром.
Те, кто сверху нас поил, словно издевались. Нам бочки сюда надо опускать, а не по ведерку. Они бы ещё наперстками воду подавали…
Тут ещё эти французы из трюма нагло себя ведут. Понятно, хороших людей так в Африку везти не будут. Я с ними не говорил, но, гадать не надо, направляются они в Африку за свои преступления, а не по доброй воле.
— Давайте пить по очереди, ведро — вам, ведро — нам, — предложил я французам.
Меня послали куда подальше.
Тут на меня и накатило. Сказалось всё предыдущее — Ля-Куртин, суд, ссылка в Африку.
Ну, сами напросились…
Никогда со мной такого раньше не было — злость кровью в глаза бросилась. Я вырвал ведро у француза, сунул его в руки Малиновскому. Что случилось потом — помню плохо. Не плын бузника это был, а что-то другое, но как мне позднее рассказали — бил я французов со звериной яростью. Вот бы никогда про себя я такое не подумал…