Дилан оказался на крыльце храма, и врата за его спиной шумно закрылись. Множество заинтересованных взглядов устремились к юноше, но он не замечал их, погруженный в собственные мысли. На негнущихся ногах Дилан спустился по широким ступеням, обогнул фонтан и упал на ближайшую скамью. Тяжелый вздох сорвался с губ охотника, и жизнь вокруг снова закипела.
Жители Рейнера обсуждали, что божество не прокляло юного Баретти, а избрало его, грядет новая благоприятная эра для людей и потомков золотых драконов, а малыши, игравшие на площади, теперь ютились вокруг скамьи, чтобы расспросить Дилана. Вопросы звучали наперебой. Кто-то из детишек интересовался, как он попал в храм, если двери невозможно открыть, а другие повторяли: какое оно — святое божество Рейнера?
Дилан, опомнившись, устало улыбнулся и потрепал белокурого мальца по волосам.
— Он — древний великий дракон, знающий обо всем на свете. Он огромен, как храм, его чешуя каменная, но сверкает на свету, а желтые глаза — мудрые и пронзительные. Но… — Дилан сделал паузу, и дети обратились в слух, — он не очень любит шум, поэтому попросил больше не играть у врат.
Малыши подхватили указания, как новую игру, и зашикали, приложив пальчики к губам. Они ловко разбрелись к матерям, призывая тех переговариваться тихонько, ведь великий дракон оберегает их и хочет отдохнуть. Женщины бросали на юношу недоумевающие взгляды, но детскую игру поддержали, рассказывая своим детям, что великий дракон из храма, местное божество, не любит непослушных ребятишек, а одаривает благодатью тех, кто добр с окружающими, усердно учится и помогает взрослым.
Дилан тихо рассмеялся и откинулся на спинку скамьи. Сначала он исчез с собрания на глазах у глав и преемников четырех великих родов, а теперь, посреди ясного дня, вышел из храма, что стало достоянием общественности. Наверняка новость разлетится быстро, как лесной пожар, и верхушка Рейнера не посмеет противостоять наследнику Баретти напрямую.
Однако Дилан не выглядел удовлетворенным. Слова Физхрила кружили в его голове предостережением, и юноша знал, что, получив силу светлого гримуара, обязан следовать воле древних драконов. Физхрил дал уяснить, что не позволит разразиться борьбе за власть внутри Рейнера, ведь это расколет сплотившиеся некогда семьи, обещавшие сражаться с нечестивыми и одновременно оберегать жизни людей. И Дилан не планировал идти по пути кровопролития, но не видел иного пути, чтобы не встать во главе власти. Это был единственный шанс для них с Иларией избежать мучительной разлуки, ведь союз нечестивого и дракона в корне невозможен.
Дилан вдруг уловил тонкое, интуитивное послевкусие воспоминаний, словно уже когда-то задумывался о подобном. Он пытался припомнить, что читал в книгах поместья, пока был заточен, но никаких полезных новостей о возвращении обращенному нечестивому облика человека не обнаружил. Большая часть гримуара пока тоже была незнакома, ведь древние письмена драконов имели иные версии письменности. А Физхрил отказался отвечать на вопрос напрямую, с неохотой выдавив, что подобных прецедентов в прошлом не происходило. Союзы драконов и некоторых рас нечестивых имели место быть в истории, и даже рождалось потомство, но обращение всегда заключалось при обоюдном желании.
И Дилану это не нравилось. Дракон будто перечеркивал его надежды, но в то же время позволял держаться при своих стремлениях. Дилану ничего не оставалось, кроме как надеяться на информацию, хранящуюся у семьи Эстебан и на древние тексты светлого гримуара. Поскольку только Баретти и Эстебан сражались с нечестивыми напрямую и часто покидали стены города-крепости, только в их домах хранилась информация о различных расах, их особенностях жизни, слабостях и способах уничтожения. Кроме того, обращение Иларии — означало ее согласие смириться с участью, отчего чувство вины мучило Дилана еще сильнее. Единственное, что сломило бы волю девушки к успеху, — это прямая угроза жизни ее команды. Жизни сослуживцев охотница ценила сильнее собственной. Дилан не смог повлиять на ее мировоззрение относительно жертвенности.
— Что ты задумал, юнец? — Вновь вспыхнул в голове юноши вопрос дракона.
Дилан вздохнул, смежил веки и задумался. Физхрил злился из-за вероятности борьбы за власть, и позиция эта защищала в первую очередь людей, проживающих в Рейнере. Дилан согласился, потому что не желал втягивать местных в политические распри, тем не менее, став хранителем светлого гримуара, его голос сделался весомее любого из глав четырех великих домов. Однако, стоило главам объединиться, и юноше оставалось лишь терпеть поражение.
— Сейчас юная первая наследница не захочет вернуться в Рейнер — обстоятельства изменились. Даже если она могла бы возвратиться домой.
Дилану очень хотелось спросить, что именно изменилось и как дракон узнал об этом, однако выражение, нетерпящее вопросов, застыло на вытянутой морде и не позволило охотнику заговорить.
— Но еще не все потеряно. Вижу, что вы оба встали на путь своих судеб, поэтому вы обязательно вскоре встретитесь, и лишь от вас двоих зависит, каким будет итог. Повторите ли вы шаги прошлого?
Слова Физхрила звучали отстраненно и безучастно, но, подобно проклятию, вселяли волнение, предчувствие неизбежного.
Дилан ощутил, как сердце замедлило ритм. Нерадужные мысли заселили голову, в красках предоставляя облики возможного будущего, как погибает Илария, а рыцари несанкционированного отряда оказываются выброшены за стены Рейнера безоружными и отчаявшимися. Издав жалобный звук, юноша поморщился из-за яркого солнца, слепившего глаза. В то же мгновение на лицо охотника упала тень, а щеку что-то защекотало.
Дилан с трудом разлепил веки и встретился с ореховыми глазами. Он затаил дыхание и только потом опомнился, что перед ним находилась не Илария. Девушка, неловко улыбаясь, держала ладонь, будто козырек, защищающий от лучей солнца. Светлые волосы свисали водопадом и щекотали кожу охотника.
— Хильда? — выдохнул Дилан с недоумением. Он поднялся со скамьи, а девушка обогнула преграду и встала рядом с собеседником.
— Я думала, что ты задремал, и яркий солнечный свет побеспокоил твой сон, — пробормотала Хильда в оправдание.
— Как ты здесь оказалась?
Дилан задал встречный вопрос, пребывая в растрепанных чувствах. Отчего-то он вспомнил их последнюю встречу, и в груди расползалась злость из-за слов маркиза Диассийского, которая теперь отражалась на его вторую племянницу. Умом Дилан понимал, что ему незачем злиться: Хильда попросту попалась в неподходящее время и место — что тогда, что сейчас, — но чувства были неподконтрольны.
— Я прогуливалась в надежде собрать мысли воедино… — Хильда замолчала. Она выглядела неуверенной и отвела взгляд. — Слышала, что ты вернулся раненым. Как себя чувствуешь?
— Кажется, это не то, что ты хочешь действительно узнать. Или не только… — вставил Дилан равнодушно.
Девушка вздрогнула, но не от холода. Твердый тон удивил ее и вынудил почувствовать себя одинокой, незащищенной и отвергнутой. Стиснув губы, Хильда качнула головой, выражая согласие, а затем сделала шаг навстречу. Не поднимая взгляда, девушка тихо забормотала, словно не желала, чтобы кто-либо услышал ее слова:
— Сегодня проводилось ежемесячное собрание, где, как я ненароком узнала, должны были поднять вопрос о том дне, когда вы… — Хильда запнулась. — Это правда? Иларию обратили и выгнали из Рейнера? И на нее намерены объявить охоту? Что с моей сестрой…
Девушка вскинула голову, прижала руки к груди и от нетерпения приблизилась вплотную. Дилан опешил, в недоумении наблюдая, как с напором действовала Хильда. Несмотря на скромный и задумчивый нрав, Илария всегда затмевала сестру своим умом и рассудительностью, а младшая сестра следовала за ней хвостиком. Всё изменилось, когда первый маркиз Диассийский, отец Иларии и Хильды, погиб, а во главе семьи встал его родной младший брат. Дядя ценил младшую племянницу за покорность и добродушность, свойственные благочестивой леди, а старшую растил в строгости, поскольку та должна была стать следующей главой семьи и переняла военное дело охотников. С течением времени сестры отдалились друг от друга, каждая идя своим путем. Хильда сблизилась с дядей и занялась внутренними делами дома, а Илария сбегала наружу, за стены Рейнера, в погоне за призраком своего отца.
— Хочешь знать, мертва ли она, чтобы стать главой семьи? — выдавил Дилан злобно и схватил девушку за плечо, сжимая пальцы.
Хильда побледнела, словно увидела воскресшего мертвеца. Она шевелила обескровленными губами, не издавая звука. В глазах девушки встали слезы, и лишь тогда, когда несколько капель скатились по щекам, Дилан отпустил руку. Съедаемый чувством вины за внезапную вспышку ярости, юноша сухо извинился, но Хильда, пусть и расстроенная брошенными словами, покачала головой.
— Это место принадлежит Рии… — выдавила Хильда, затем утерла слезы тыльной стороной ладони. — Я никогда не желала стать преемницей главы.
Дилан нахмурился, задумавшись, насколько искренна собеседница. Теперь он сомневался в окружающих, видя, как резко переменился отец и как легко дядя Иларии отказался от первой наследницы, объявив публично о расторжении семейных уз. Скоро весь город обрастет ещё большими слухами, и тогда пожар не остановить. Злостные языки людей способны жалить мучительнее любого яда.
Но взгляд Хильды был прямой и уверенный, поэтому Дилан смягчился.
— Давай поговорим об этом в более укромном месте…
Юноша невзначай осмотрелся и обнаружил, что их беседа привлекала внимание жителей. Многие знали, кем приходились друг другу молодые люди, поэтому особо оживленно обсуждали их неожиданную встречу.
Дилан улыбнулся толпе, а затем попросил Хильду следовать за ним. Юноша развернулся на пятках и поспешил покинуть площадь. Девушка неловко двинулась вперед, но вскоре поравнялась с ним, чем еще сильнее поспособствовала провожавшему их шуму.
— Кажется, они что-то не так поняли, — пробормотала Хильда, чтобы скрасить неловкое молчание.
— Они наверняка считают, что мы вскоре поженимся, ведь твоя сестра якобы мертва, а наши семьи не расторгали договоренность о браке.
Дилан поморщился от собственных слов и ловко завернул в узкий просвет между зданиями, скрываясь в их тени. Шаги стихли, отчего юноша засомневался, что девушка решила идти с ним до конца. Но вскоре ее фигура появилась из-за угла. Хильда замедлилась, ушла в свои мысли, будто что-то потрясло ее до глубины души.
— Я не хочу выходить замуж вот так…
Девушка вскинула голову, и в ее взгляде проявилась незнакомая эмоция, которую Дилан не смог распознать. Он потянул девушку за запястье, чтобы их не было видно снаружи, а затем заговорил шепотом:
— Я тоже против и прекрасно понимаю твои чувства… Я попытаюсь остановить всё это и обязательно верну на свои места. — Дилан сглотнул тяжелый ком, вставший в горле. — Лора жива — я видел её, но не смог забрать из цепких лап нечестивых. Сейчас она действительно проходит этапы обращения, страдает в агонии… Ничего не изменится, даже если Илария лишится человеческого рассудка. Это всё еще твоя сестра. И моя невеста. Я найду способ спасти её…
Хильда всхлипнула и закрыла лицо ладонями, содрогаясь всем телом. Послышались рыдания, и Дилан похлопал собеседницу по плечу в попытке успокоить. Ведомый моментом, охотник обнял девушку, теперь поглаживая по спине. Хильда растворялась в теплых прикосновениях. Вскоре рыдания стихли, но пара объятия не разрывала. Они наслаждались единой эмоцией, мучавшей их, — потерей самого дорогого сердцу человека.
— Это правда возможно? — пробормотала Хильда, измученная слезами.
— Если есть яд, то существует и противоядие, — многозначительно ответил Дилан.
Хильда кивнула в ответ. Девушка отдалилась, смущенно пробормотала извинения за мокрые пятна на рубашке и потупила взгляд. Юноша рассмеялся и развел руками, показывая, что извиняться совершенно не за что.
Неловкая атмосфера охватила молодых людей, и оба, почти синхронно, отдалились друг от друга еще на шаг.
— У меня есть пара гипотез относительно ситуации Иларии, поэтому я поделюсь выводами позднее… — заговорил Дилан снова. — Однако есть серьезная проблема — время. Нечестивые не навредят новой обращенной, пока она будет придерживаться их стороны, но главы четырех великих родов, включая Эстебан, намерены не только отказаться от Иларии, как охотницы, но и действительно планируют ее скорую смерть.
— Я помогу переубедить дядю! Но с остальными…
Хильда замолчала — от прежнего воодушевления не осталось ни следа.
— Я буду признателен за помощь. Еще, возможно ли, отыскать информацию в архиве о старых делах семьи Эстебан в борьбе с нечестивыми? Я перевернул поместье вверх дном, но не обнаружил у себя ничего полезного.
Девушка насупилась и отрицательно мотнула головой.
— Посещение доступно лишь главе и прямому наследнику, прошедшему инициацию… Отец признал способности Иларии еще в детстве, так что дядя не смог повлиять на процедуру наследования. Почему-то он недолюбливает Рию… Даже всегда хмурится, стоит им встретиться ненадолго.
Дилан тяжело выдохнул.
— Я предполагаю, с чем это связано. Ее темные волосы всегда рождали слухи, и пусть преемственность невозможно было расторгнуть, теперь у противников есть шанс.
— Тогда как нам выиграть время?
— Надо пустить им пыль в глаза. Они и опомниться не успеют, как угодят в мой капкан.
После короткого разговора молодые люди разошлись недалеко от центральной площади. Дилан вернулся в родовое поместье, и тут же слуги сопроводили его в кабинет отца, не позволив ни переодеться, ни перевести дух. Юноша не удивился развернувшимся событиям, ведь теперь ожидал от отца любую подлость. Дилан не прогадал: его встретил не только отец, но и маркиз Диассийский. Оба, как коршуны, взирали на юношу с высокомерием и нескрываемой жаждой наживы. Тот факт, что Дилан стал хранителем, к тому же растворился на глазах у глав великих четырех домов, подтвердив магию гримуара, вскружил старшим головы.
— Как ты исчез? И куда? — первым нарушил тишину глава Баретти.
— Ты создал самый настоящий переполох, — добавил дядя Иларии с усмешкой. — Нам с трудом удалось успокоить остальных.
Дилан вздохнул и приблизился к дивану, где вальяжно расселись старшие. Судя по закускам и напиткам на столе, они что-то праздновали. Уловив натужную атмосферу, сопровождавшие юношу слуги попросились откланяться и поспешили покинуть комнату.
— Я предлагаю тебе сделку, единственный наследник Баретти. Все-таки ты мне как сын. — Мужчина расплылся в сальной, торжествующей улыбке. Дилана передернуло, но он старался держаться стойко. Омерзение расползалось по его коже, будто яд, отравляя тело и мысли. — Я поклянусь своим титулом, что не стану преследовать обращенную племянницу намеренно. Пусть живет тихо-мирно, пока не перешла черту и не напала на человека. Все равно ее жизнь сейчас хуже, чем в глубинах Ада. Это ее проклятие, сущее наказание.
Дилан заскрежетал зубами, сжал руки в кулаки.
— У вас, погляжу, особая любовь к первой племяннице, раз так быстро сбросили ее со счетов.
— Если переживать о каждом пустяке, то я бы не оправился после смерти старшего брата. Мы живем в неспокойное время. Приходится принимать такие же непростые решения.
Юноша хмыкнул в ответ. Генрих Эстебан виделся теперь крайне скользким и изворотливым человеком, преследовавшим свои цели, как раненую добычу. Он ловко манипулировал эмоциями окружающих, но, зная его методы, преемник Баретти не поддался влиянию.
— Не знаю, поражаться ли вашему хладнокровию… — съязвил Дилан, благодаря чему удостоился злобного смешка.
Между ними метались молнии, воздух тяжелел, но никто не желал уступать, ведь ценой спора становилась новоявленная обращенная, ставшая камнем преткновения двух семей.
— Ну-ну, хватит препираться друг с другом, — влез в диалог отец юноши и примирительно расплескал руками. — Присядь, сын мой, разговор предстоит долгий.
Дилан нехотя сел напротив старших, понимая, что пока те не выговорятся вдоволь, ему не сбежать. Рана заныла, боль разливалась по груди, отчего юноша задышал медленнее. Он чувствовал себя, как на иголках, под цепкими взглядами взрослых.
— Говорите. Давайте быстрее покончим с этим спектаклем. Я устал и голоден, — пожаловался Дилан, скрестив на груди руки, — лишь бы это помогло ускорить процесс.
— Ты уже совсем взрослый, поэтому я готов отойти от дел, — пробормотал глава Баретти чуть заплетающимся языком. Глаза Дилана широко открылись. Юноша не верил своим ушам, что отец столь легко намеревается передать ему место главы. — Уверен, ты прекрасно справишься…
— В конце концов, ты во всеуслышание заявил о своих намерениях, — встрял глава Эстебан.
От приторности тона Дилан поморщился. Он видел в глазах старших скользкое намерение связать его и усадить на короткий поводок.
— Не увиливайте. И что же нужно взамен? Моя послушность?
Юноша сглотнул вязкую слюну, а мужчины переглянулись.
— Верно, — улыбнулся маркиз Диассийский, заговорив первым. — Повторюсь, что Илария будет свободна в своих действиях, пока не вредит людям и жителям Рейнера, также все охотники, подвергшиеся упразднению, восстановятся в должностях. Естественно, с Варго тоже снимут всю ответственность. Однако…
Мужчина замолчал, будто намеревался усилить драматичность момента. Дилан нахмурился, кожей ощущая, как его загоняют в невидимую клетку.
— Цена — брак с Хильдой и объединение двух родов в единую семью, — заключил маркиз и схватил стакан, залпом осушив терпкий напиток. — Небольшая цена ради благополучных жизней возлюбленной и друзей, не находишь?
— Вы с ума сошли? Мнение Хильды для вас совершенно не имеет веса?!
Дилан запротестовал, хотя понимал, что его сопротивление — бесполезно. Старшие обдумали все нюансы, создали для него идеальную ловушку, чтобы не мог отвергнуть предложение. Весь Рейнер гудел, что Илария стала нечестивой, теперь же люди заговорили еще и о том, что Дилан ниспослан Богами и приведет город-крепость к процветанию.
— О Хильде не беспокойся понапрасну. Она захочет спасти сестру хотя бы так. И, смею предположить, для нее идея брака с наследником Баретти не столь мучительна, как ты считаешь.
Дилан с раздражением выдохнул. Пресловутый разговор с отцом и маркизом Диассийским не шел у него из головы. Пусть они захмелели и расслабились, но ловко выставили преемнику условия и ограничения в действиях. В тот момент юноше ничего не оставалось, кроме как буркнуть в ответ, что всё тщательно обдумает, а в довесок ему поручили новое задание, выполнить которое он должен в одиночку и скрытно. Дилан осознавал, что главы четырех великих домов попросту решили проверить силу светлого гримуара, даже если ценой окажется жизнь одного из наследников. Но Дилан не протестовал, желая, наоборот, скрыться от надзора, ведь вне стен белокаменной крепости он был свободен. И только это чувство способно было вселить в сердце охотника надежду.
— Ну-ну, застоялся уже без прогулок? Раньше мы с тобой никогда столько не отдыхали.
Юноша улыбнулся, потрепал вороного коня по подстриженной гриве и вывел его из конюшни. Жеребец одобрительно заржал, будто понимал слова своего всадника, а затем постучал подковами по земле.
— Кажется, ему не терпится отправиться в путь, младший господин, — неловко пробормотал помощник конюха, закончив проверять крепления на подпругах.
— Спасибо, — поблагодарил Дилан мальчишку. — Как всегда прекрасно справился. Можешь идти отдыхать — время ужина все-таки.
Тот просиял, радуясь похвале, и, попрощавшись, как полагалось, поклоном, скрылся в недрах конюшни.
Дилан остался наедине с конем, поэтому больше не пытался улыбаться. На сердце юноши скреблись кошки, стоило вспомнить, какие ему выставили условия сделки. Какова бы ни была причина, но вступать в брак Дилан не желал, тем более с младшей сестрой своей невесты. Но так же его мучило то, что Варго, будучи невиновным, прозябал в холодной подвальной камере уже больше недели, а остальные рыцари, последовавшие за ними, чтобы вызволить Иларию из беды, с позором лишились званий, почестей и работы в целом. Многие из них родились простолюдинами, поэтому служба, несмотря на опасность для жизни, спасала их семьи от невзгод.
Дилан смог повлиять на старших, что, если те осуществят выдвинутые условия сами, по возвращению с задания он выполнит свою часть. Юноша вспомнил, с какими маслянистыми выражениями лиц посмотрели на него взрослые, и передернул плечами. Они точно что-то затеяли, и Дилан надеялся, что хотя бы сможет вернуться холостяком, ведь отправиться за стены Рейнера означало, что у охотника есть шанс встретиться с Иларией и попытаться убедить ее покинуть нечестивых.
— Не будем терять время, — пробормотал Дилан в пустоту, накинул капюшон и запрыгнул на коня.
К вечеру погода испортилась: резко похолодало, началась морось, и с гор спустился плотный туман. Выдвигаться к ночи было особенно опасно, ведь сила нечестивых росла с приходом темноты. Однако оставаться дольше в стенах прогнившего до основания поместья юноша не хотел: над домом будто витал морок лицемерия. Поужинав в спальне и собрав вещи в дорогу, Дилан сразу же решил отправиться в путь.
Стоило покинуть территорию, прилегающую к поместью, и миновать ворота, жеребец остановился и предостерегающе заржал, смотря куда-то вдаль. Дилан сосредоточился, пытаясь разглядеть, кто к ним приближался. Сначала показался серый силуэт, сливающийся с пеленой, а затем очертания приобрели облик Хильды. На девушке была надета длинная серая мантия, глубокий капюшон которой покрывал светлые волосы. Хильда ехала верхом на пегой лошади, и ткань мантии так же скрывала черные пятна окраса.
— Я догадалась, что ты решишь отправиться сразу, — произнесла девушка, приблизившись. — Дворецкий случайно проболтался, что дядя Генри сейчас у вас, и они с твоим отцом намереваются отправить тебя в город Мелеу.
— Возвращайся домой, глупая, а то еще простудишься.
— Я тепло оделась и взяла с собой немного еды, денег и даже оружие.
— Думаешь, это поможет тебе спастись от нападения нечестивого? Их непросто убить даже зачарованными клинками обученным рыцарям! — усмехнулся Дилан. — Ты даже опомниться не успеешь…
Знай маркиз, что задумала его вторая племянница, на которую теперь были возложены все его надежды, он бы поседел или даже словил болезнь сердца от потрясения.
— Я узнала, что Мелеу находится в двух часах езды отсюда, и путь пролегает в безопасной зоне. Мелеу — город людей…
— Да, где тоже можно встретить нечестивого. Только Рейнер и имперская столица находятся под защитными барьерами.
Дилан сыпал фактами, но девушка не собиралась сдаваться. Ее затея могла стоить им обоим жизней. Хильда, пусть и родилась в роду охотников, непосредственно сражающихся с нечестивыми, никогда не покидала Рейнер, а ее обучение владению оружием было слишком поверхностным, базовым. Девушка прекрасно ездила верхом, имела неплохую реакцию, но она действовала мягче и жалостливее, чем Илария, поэтому ей никогда не доверяли ни одного задания.
Дилан задумался, что способности Хильды — наверняка не единственная причина, почему маркиз держал вторую племянницу при себе. В главных домах зачастую рождалось несколько прямых наследников, часто встречались и внебрачные дети, ведь большая смертность уносила жизни потомков одну за другой. Остаться без преемника для великой семьи считалось грехом, поэтому только наиболее способного ребенка обучали искусству убийства. Для семьи Эстебан жертвенным ягненком стала Илария, а у Баретти остался Дилан, ведь его старший брат погиб при исполнении на одном из первых же заданий.
— Это не изменит моего намерения поехать, — упрямо заявила Хильда, встретившись взглядами с Диланом. — Я хочу своими глазами увидеть Иларию. То, что с ней стало… Наверняка это можно исправить, просто главы Рейнера отказывались пытаться возвращать обращенных ко свету золотых драконов. — Девушка поджала губы и заговорила тише: — Мне не нравится, что дядя так легко отказался от наследницы. Я не помешаю: сниму комнату в гостинице и буду ждать твоего возвращения после выполнения задания.
— А если я умру? — спросил Дилан напрямую, ведь тогда девушка останется одна в незнакомом городе, а сейчас она — единственная преемница своего рода.
Хильда встрепенулась. Ее брови сдвинулись на переносице, глаза заблестели.
— Не умрешь. Что за шутки? Ты поклялся, что восстановишь всё, как прежде, что бы ни случилось. Рия вернется, ты тоже, и тогда…
— Упрямица, — пробормотал Дилан, не сумев скрыть улыбку.
Он пытался суровостью сбить желание Хильды отправиться наружу, но то, что девушка упоминала старшую сестру, показывало, как они близки.
— Рия намного хуже, ты знаешь! В упрямстве ее никто не победит.
Дилан достал из внутреннего кармана плаща медальон и бросил его девушке. Та ловко поймала его и посмотрела на юношу с недоумением.
— Он поможет только по пути до Мелеу. Потом сила артефакта исчезнет, и он станет обычной ювелирной безделушкой, — предостерег Дилан, а затем добавил с болью в голосе: — Что бы ни случилось, не вздумай приближаться к ней. Сейчас я не знаю, насколько Лора соответствует прежней себе.