Ведьмин круг

Глава 10

– Надо отправить подводы к старому логу, где охотничий домик, – сообщил Высик оперу. – Трупы прибрать. Две банды друг друга исколошматили. Мы с Плюнькиной очень славненько их стравили…

– Значит, она сдала своего Свиридова?

– Да. Она там, при трупах дежурит.

– Распорядись… – коротко приказал опер одному из подчиненных и повел Высика за собой.

– Как старуха? – спросил Высик.

– Все рассказывает, только успевай записывать. Такое, знаешь, впечатление, что она хвалится тем, что натворила…

– Ну, да. Гордится. Не хочет, чтобы после смерти ее делишки канули в безвестность. Видали мы таких.

– Именно, – согласился опер.

– Здравствуйте, Прасковья Ивановна! – Высик приветствовал старуху с наигранной обходительностью, установившейся между ними. – Вот видите, опять Бог довел свидеться. Чего на этом свете не бывает…

– Верно, милый. Это, как говорится, только гора с горой не сходятся, – в тон ему отозвалась старуха. – А с хорошим человеком и встретиться приятно. Ты, заступничек мой, уж скажи им, чтобы старого человека не обижали.

– Боюсь, от меня, Прасковья Ивановна, мало что зависит. Я начальству указывать не могу. А вот вы мне помочь можете. Скажите, по чьей наводке засаду поставили? Когда Берестов, мой помощник, погиб?

– Грубиян этот? Ваш сотрудничек его сдал, милый мой, кто же еще…

– Ажгибис, что ли?

– Он самый, родненький, он самый.

Высик выразительно поглядел на опера.

– Сам хочешь Ажгибиса брать? – спросил тот.

– Да. Вот только боюсь, он не сдастся. Он ведь понимает, что с него спрос особый. Постараюсь, конечно, доставить его живьем, но если придется пристрелить при оказании сопротивления…

– Будешь абсолютно прав, – сухо заявил опер, отвечая Высику таким же выразительным взглядом.

Они с Высиком отлично поняли друг друга.

– До чего жаль, голубчик, что нас жизнь развела, – вставила свое слово старуха, созерцая Высика чуть ли не с восхищением, – Если бы мы оказались вместе, нам такое было бы по плечу…

– Это точно, – кивнул ей Высик. – Да, кстати, хотел спросить насчет Деревянкина. Чем он так помешал?

– А он вечно под ногами путался. Документы бухгалтерские при нем были. Вот и требовалось взять… Один из наших людей в сумочку к какой-то бабуле залез, а кошелек пихнул в карман Деревянкину – так, чтобы краешком из кармана высовывался. Обворованная шум подняла, и Деревянкину ничего не оставалось, как сверток с документами пихнуть под скамью. Ведь нельзя было, чтобы милиция их при нем обнаружила. Там эти документы и подобрали. Мы думали, его на несколько дней в милиции задержат, а он вдруг заявился на постой, веселый и целехонький…

– Погоди-ка… Кто шлепнул бухгалтера: вы или они?

– Мы. Как предателя. Он со Свиридовым столковался. Имея документы, по которым видно, как в местной больнице мухлевали с морфием, они нас за глотку держали бы… А зарплату просто так сняли, чтобы туману напустить. Удачно совпало, что в этот день бухгалтер вез больничную зарплату. Деревянкин не знал, что бухгалтера пришили. Мы хотели их вместе накрыть, но чуть опоздали на встречу. Оставалось Деревянкина в электричке перехватывать, пока он до своих не добрался… А перехватить надо было чистенько.

«Правильно! – подумал Высик. – Вот то, что меня все время смущало, а я, идиот, не ухватил! Деревянкин ехал в Москву, а не из Москвы – что противоречило его утверждениям, будто он через Москву возвращается в родные края… Как же это я?»

– Получается, – заметил он вслух, – что я сыграл Деревянкину на руку, отпустив его. Без документов ему лучше было на глаза Свиридову не показываться. Кое-какие подсказочки у него были, и он надеялся разнюхать, кто убил бухгалтера и украл документы, чтобы не с пустыми руками возвращаться. А может, и документы вернуть, если повезет. Одного не учли – ни он, ни я: что я его прямо к вам в пасть направлю…

– Да, когда он появился у соседки и передал привет из Архангельска, нам ничего другого не оставалось, как от него избавиться, слишком близко он подошел. Мы же не ведали, что ему самому мало что известно, что он, как попугай, твои слова повторяет… В угол ты нас загнал, милый: и убивать в таких обстоятельствах не с руки, и не убить нельзя. Я сразу поняла, что это плохо кончится. При такой нескладехе всегда где-нибудь осечка выйдет.

– И вам, и Свиридову я игру поломал… – усмехнулся Высик. – Надо же, такое прочное здание было – а за одни сутки рассыпалось, как карточный домик. Судьба, видно, от которой не уйдешь.

– Это верно, от судьбы не уйдешь, – согласилась старуха.

– Хорошо, не буду вам мешать, – сказал Высик. – Вам еще много о чем надо поговорить. Я передохну маленько, – обратился он к оперу, – да и отправлюсь на последний бой…

– Передохни, коли надо. Пусть тебя в дежурке устроят. А мы, Прасковья Ивановна, продолжим… Итак, вы хотели нам продиктовать, кому по Москве вы морфий поставляли…

– Да, да, записывай, милый. Полный списочек тебе дам.

Высик вышел, закрыв за собой дверь.

Он устроился в дежурке и моментально отключился, как он это умел. И сон ему привиделся путаный, рваный, пронизанный нервной вибрацией, от которой образы дрожали и расплывались.

…Осенние неяркие дороги, пасмурный денек. И фургоны на конной тяге скрипят, их полотняные бока полощутся на ветру. На фургонах яркие картинки, зазывно-раешные: это едет бродячий театр. Актеры грустные, призадумавшиеся. И этот, возницей на первом фургоне, в остроносых непрактичных туфлях на матерчатых подошвах, в зеленом трико и плаще, сонно держит вожжи, задумавшись о своем, иногда с машинальной ленцой понукая лошадь… Откуда они катят, и куда, в каком городе им так не повезло со сборами? В уши Высика стал проникать шепоток: «Нам-то не повезло, а Коломбине всегда везет, она без прибытку не останется… Руки загребущие…» – «Все в ее сундуке», – сказал кто-то. И Высик, как это бывает во сне, увидел внутри одного из фургонов сундук Коломбины: огромный, темный, с окованными углами, с тяжелым замком. Красавица Коломбина сидела на этом сундуке, и во сне невозможно было понять, чего больше в ее красоте: хрупкого изящества или полнокровной жизненной силы – в ее облике странным образом сочетались хрупкость и ядреная стать. Сундук был страшен – не только своей внешней угрюмостью, но и тем, что подразумевалось его размерами: он говорил о наглом и безжалостном скопидомстве, и веяло от этого отвратительной неестественностью. Негоже было цветущей красавице скопидомничать, как старухе, не шло ей это, и сундук был особенно страшен, потому что выступал свидетелем отравленного сознания, свидетелем яда себялюбивой старости, проникшего в прелестную головку. С предельной ясностью ощущалось, что Коломбина не отомкнет его, не поделится ценностями, даже если ее товарищи по ремеслу будут умирать от голода. И что там за ценности? Какими путями накопленные? Высику не хотелось получать ответы на эти вопросы, потому что жутко соприкасаться с неправедно нажитым… И вместе с тем зрение его становилось все более рентгеноскопичным, – по издевательскому принципу сновидений, превращающих нежеланное в реальность и тем настырней эту реальность навязывающих, чем отчаяннее ты хочешь от нее уйти. Он уже мог видеть сквозь стенки сундука темные очертания множества предметов, становившиеся все различимей для зрения, напрягаемого против воли…

Высик проснулся, открыл глаза и некоторое время лежал без движения. Никогда ему не снилось таких снов. Этот сон был вообще не из его жизни и не из его опыта, и непонятно, откуда он взялся, из каких искаженных реалий сложился. А в ушах продолжало отдаваться пульсацией разбудораженной крови: «Сундук Коломбины… Сундук Коломбины…» И было страшно от этого неуемного шепотка.

Потом шепоток улегся, и Высик окончательно пришел в себя. Да, многое произошло с ним за последние сутки, в том числе задевшего душу. Неудивительно, что снится всякая дрянь. Сон этот – из единичных. Не из тех, которые способны возвращаться. Значит, надо поскорее забыть его и больше не вспоминать.

С улицы донесся какой-то шум. Высик повернул голову, и дежурный, уловив его движение, оглянулся.

– Что такое? – спросил Высик.

– Подводы с мертвыми приехали… Народ осматривает, дивится.

– Угу… – Высик коротко кивнул, присел, помотал головой и, прогнав остатки наваждения, вышел на улицу.

Мертвых привезли на трех подводах. Мария сидела на одной из них, с лицом мертвым и угасшим, и Высику подумалось, что так она стала еще красивее.

Он остановился перед ней, и она, подняв голову, поглядела на него отсутствующим взглядом.

– Поехали, – сказал он.

– Куда?

– Узнаешь. – Он помог ей спуститься с подводы и повел к машине.

– Тебе подмога нужна? – спросил опер, стоявший на крыльце.

– Сам справлюсь, – ответил Высик. – В крайнем случае, мои ребятки не промах.

Опер коротко кивнул. Высик подсадил Марию в «газик», сел сам и бросил шоферу:

– Вперед.

Ехали они в молчании. Высик попросил остановить машину сразу за железнодорожным переездом, на развилке, где одна дорога вела к центру местечка, а другая за Угольную Линию, к дому Косовановой.

– Поезжай к нашим, – велел он шоферу. – Пусть поспешат к дому старухи. Я буду там ждать.

Забрав с собой Марию, он мерным шагом зашагал по дороге.

Когда они оказались метрах в двадцати от дома, он сказал ей:

– Подожди здесь. Я быстро.

Она осталась стоять на месте, выполняя это его распоряжение, как и прочие: безвольно и отрешенно. Высик спокойно пошел к дому, на ходу вынимая пистолет. Он наклонил голову, чтобы пройти под бельевой веревкой, на которой висели простыни, родные сестры той, которая стала для него главной уликой. Простыня внезапно взметнулась на ветру и облепила голову Высика. Чертыхаясь, он стал отбиваться от нее самым нелепым и беспомощным образом. Одна мысль пришла Высику на ум: если Ажгибис знает, что раскрыт, то лучшего момента покончить с ним, Высиком, ему не представится… Интересно, как размещены остальные участки засады? И нет ли среди них таких, кто?.. В конце концов, Высик благополучно избавился от простыни. Он подошел к тихому дому и поднялся на крыльцо.

Когда Высик отворял дверь, внутри дома послышалось шевеление. На него уставился заспанный оперативник, дремавший в сенях.

– А, это вы?.. – сказал он. – Мы к рассвету так и подумали, что теперь могут только свои прийти, снимать засаду. Ну, и прикорнули маленько…

– Сколько вас?

– Трое, не считая начальника. Четвертого в райцентр отправили, узнать, не пора ли нам сниматься и будет ли смена.

– Очень хорошо. Где Ажгибис?

– Там, в задней комнатке.

Высик, не говоря больше ни слова, направился в указанном направлении. Ажгибис, видимо, тоже задремал, потому что поглядел на Высика несколько осоловело, словно только что подняв голову от стола, за которым сидел.

– Что, можно уходить? – спросил он.

– А ты ведь знал, что Берестова убьют, – сухо проговорил Высик.

Ажгибис поглядел на пистолет в руке Высика и все понял. Он приподнялся из-за стола, схватился за свой пистолет… Высику только этого и нужно было. Ажгибиса он уложил одним выстрелом.

Вбежавшим в комнату оперативникам Высик сообщил, медленно и четко:

– Ажгибис был пособником бандитов. Когда я сказал ему, что нам все известно и предложил сдаться, он попробовал оказать сопротивление. Если бы я его не застрелил, он бы застрел лил меня… – И добавил устало и грустно: – А если бы бандиты ночью пожаловали, он бы вас всех подставил.

После этих слов он молча повернулся и вышел из дома.

Мария стояла не шевелясь, пока Высик шел к ней, а когда он оказался рядом, сказала:

– Я слышала выстрел.

– Да, – кивнул Высик. – Я, можно считать, тебя отмыл.

Мария вопрошающе поглядела на него.

– Ажгибиса нет, – пояснил он. – Мы устранили для опера неприятную проблему. Я, так сказать, вошел в его положение… Ты при этом присутствовала – значит, и тебе зачтется.

– Так вот что ты имел в виду, когда говорил, мол, «мы ему окажем одну услугу, о которой он будет помнить…» – задумчиво протянула она.

– Верно…

Теперь Мария смотрела на него, не мигая, – может, это продолжалось несколько секунд, а может, целую вечность, Высик не мог сказать. Время при этом исчезло. Потом она вдруг расхохоталась. Расхохоталась так, что Высик испугался, не сходит ли она с ума.

– Ты… что? – озадаченно спросил он.

– Ну и видик был у тебя в этой простыне! – Она мотала головой, пытаясь унять душивший ее смех. – Прямо слепой щенок!..

Высик тоже засмеялся, мысленно благословляя теперь идиотскую ситуацию с простыней, в которую попал. То, что сильный и безжалостный человек может оказаться смешным, заставило Марию взглянуть на него другими глазами – увидеть его таким, каким он хотел ей показаться.

Илья и другие подчиненные Высика застали их еще смеющимися.

– Все в порядке! – Высик помахал рукой. – Это, наверное, нервное. Ажгибиса, предателя, пришлось пристрелить. Наверно, опер будет не очень доволен: он хотел лично его допросить. Но, мне думается, все к лучшему… Это Ажгибис навел бандитскую засаду на Берестова, – как бы мимоходом сообщил он.

Илья подумал – и понял.

– А вас гость ждет. Из далеких краев. Поразился, когда узнал, в какой денек подгадал навестить.

– Что за гость? – осведомился Высик.

– Да тот работник угрозыска из Архангельска.

– Никаноров?

– Он самый.