Высик поглядел на часы.
– Около четырех утра. По всему похоже, что они. Сколько-то времени поищут, где спрятана засада. За это время мы должны решить, как нам быть.
– Сколько нам надо продержаться?
– Сама прикинь. Деревня начинает оживать часов в пять утра – время первой дойки коров. Скорей всего, им надо управиться с нами до пяти. Или рискнут задержаться до рассвета. Светает сейчас около семи.
– Короче, минимум час…
– Да. Это и много, и мало. Если отстреливаться с удобной позиции, то час мы продержимся. Но если они намерены поджечь дом – а я бы на их месте именно так и поступил – то мы или сгорим заживо, или придется выскакивать под их пули.
– Что же нам делать?
– Наилучшим вариантом было бы перебраться в баньку – после того, как они обыщут ее и убедятся, что там никого нет, ни засады, ни нас. Либо выбираться в овражек и уходить через реку.
– Но как?..
– Я бы поднялся на чердак и оттуда на крышу. Ведь возле сеновалов очень часто есть приставные лестницы с внешней стороны. А там – по обстоятельствам. Может, и прыгать придется. Одно ясно: здесь нам больше оставаться нельзя. Свет оставь, пусть горит, пусть думают, будто мы сидим и беседуем.
– Тогда пошли.
Мария повела его через дом к лесенке на чердак.
Сено на сеновале пахло теплым и хрупким запахом, напоминавшим о лете. Они, полупригнувшись, пробрались по душистому сену. Прямо под скатом крыши был большой прямоугольный люк.
– Плохо, что ставни люка открываются наружу, – сказал Высик. – Могут увидеть, как мы их открываем.
Он попробовал одну ставню, потом отворил ее, стараясь действовать как можно быстрее и бесшумней. Ставня чуть скрипнула, но лай собаки заглушил этот звук.
С другой стороны дома донесся стук во входную дверь.
– Все осмотрели и убедились, что засады нет, – шепнул Высик.
– Эй, уснули вы там, что ли! – услышали они громкий голос.
– Открывайте, подмога пришла! Мы от Свиридова!
– Понятно? – шепнул Высик. – Можешь заказывать поминальный молебен по своей тетке! А хитры, гады!
– Да чего там! – послышался другой голос. – Ломай дверь! Идиота пусти, пусть он со всей своей силушки…
– Может, сразу дом поджечь? – спросил кто-то.
– Это всегда успеется, если они в такую щель заховались, что мы их сразу не найдем!
Послышался треск вышибаемой двери.
– Зачем мы их ждали, как кролики? – спросила Мария. – И я тоже… как оцепенела. Давно надо было уйти, а не просиживать за разговорчиками.
– Исключено, – возразил Высик. – Ты забыла, что они вполне могли оставить кого-нибудь следить за домом? Тот им сразу указал бы, куда мы перепрятались. И кроме того, было неизвестно, когда они пожалуют. Покинув дом, мы могли влететь прямо в них. Единственный вариант был – ждать, когда они нас обложат, чтобы прорываться, зная, сколько их и кто где стоит. Погоди секунду…
Он осторожно выглянул наружу.
– Кажется, путь более или менее свободен. Ну, благословись!
Он отошел назад, в дальний конец сеновала, и запалил пук сена,
– Это еще зачем? – спросила Мария.
– Чтобы в доме им стало пожарче. И чтобы назад пути не было, – усмехнулся Высик, – Ну, пошли!
Они услышали, как входная дверь с грохотом рухнула.
~ Выбирайся на крышу, – командовал Высик. – Давай, я тебя подсажу. Спорить готов, они держат под прицелом освещенные окна и наверх не смотрят… – Он придержал Марию, помогая ей выбраться, она на миг оказалась в его объятиях, потом он подстраховал ее, крепко стиснув талию – и у него так перехватило дух, что больше он ничего не мог сказать.
Когда они оба оказались на крыше, Высик распорядился:
– Отползай к трубе и прижмись к ней, чтобы не маячить… Еще немного подождем…
До них донесся мимолетно окрепший и опять спавший гул – это пламя все быстрее охватывало сеновал.
– Мы первыми здесь поджаримся, – сказала Мария.
– Не успеем. – Высик поглядел на часы. – Полпятого. Они уже завозились. Если мы доберемся до баньки, то у них не будет времени взять ее штурмом и покончить с нами.
– Отчаянный… – прошептала Мария.
Ее матовое лицо было совсем близко от его лица, ее волосы проскальзывали по его щеке и губам, когда она поворачивала голову, и упругая плотная волна ее живого тепла овевала его лицо, ее глаза блестели – два синих озера… Близость смертельной опасности отзывалась в Высике особой остротой ощущений, и у него кружилась голова.
– Я не отчаянный, я расчетливый… А любой расчет включает в себя долю риска, – добавил он.
Из дома доносился шум – их искали.
– Они, наверно, наверху… О, черт, мать твою!.. – прокричал кто-то.
– Пора! – шепнул Высик. – Я спрыгну первым, ты прыгай мне на руки. Не удержу – хоть смягчу посадку…
Высик почти вслепую выстрелил, два раза. За то время, что они провели на крыше, он успел, по легкому перемещению теней, понять, где с этой стороны сидят их враги, и наскоро прикинуть, где должны находиться их туловища. Два сдавленных крика – два прямых попадания. Высик съехал на пятой точке к краю ската крыши и спрыгнул, молясь в душе, чтобы не наскочить в темноте на грабли и вообще приземлиться без повреждений, пролетев около четырех метров. Приземлился он удачно. Мария, надо отдать ей должное, без колебаний последовала за ним. Он подставил руки – и, естественно, не удержал ее, они оба рухнули на землю. Послышался треск, всполох пламени вырвался из слухового окна чердака, и в доме тоже что-то затрещало: насколько можно было судить, это рухнула объятая пламенем лестница на сеновал.
Высик схватил Марию за руку и потащил за собой, на ходу велев ей пригнуться.
– Вот они! Уходят! – послышался голос со стороны дома.
Беглецы как раз успели добежать до высокой поленницы. Высик заставил Марию присесть за аккуратно сложенными дровами, а сам осторожно выглянул. Пуля разбила в щепки одно из верхних поленьев, отлетевшая щепка просвистела у его уха. Три или четыре человека бежали по направлению к ним. Высик выстрелил, один из нападавших упал, другие сразу метнулись в стороны – кто за толстый корявый ствол старой яблони, кто за угол дома.
Пожар разгорался. Высик увидел суматоху в доме: бандиты сорвали занавески, мечась по освещенным комнатам. Он услышал странный звук, похожий на мычание, возрастающее до визгливых интонаций сирены. Потом в освещенном окне промелькнул «недоумок»: задравши голову, открывши рот, он заходился в утробном крике, ослепнув от растерянности и ужаса. Двое пытались вывести его из дома, ухватив за руки, но он не подчинялся им, таскал за собой, мотая, как тряпичных кукол.
Высик выстрелил. Звон разбитого стекла – и один из державших сумасшедшего упал. Второй выпустил руку недоумка – видно боялся тянуть его в одиночку. Тот заметался по дому, как раненый медведь. Позади него рухнула прогоревшая балка вспыхнул сноп искр. Пламя взметнулось сквозь крышу, высоко озаряя ночное небо.
Раздалось несколько выстрелов. Одна из пуль угодила в поленницу, вторая просвистела рядом с Высиком. Высик выстрелил в ответ, но на этот раз ни в кого не попал.
Неподалеку ударил набат. Высик усмехнулся. Деревенские жители могли бы не сунуться на выстрелы – и даже на звонок в милицию долго раскачивались бы. Но загоревшийся дом – это опасность для всей деревни, поэтому тут они поспешат, и страх перед вооруженными людьми их не остановит. С такой толпой, которая сейчас соберется, бандитам не совладать. Да они и не рискнут стрелять по ней.
Бандиты и сами это поняли. Они уже уходили, пробираясь к оврагу, с другой от Высика стороны горящего дома. Но огонь ярко освещал перебегавших с места на место, а стрелком Высик был превосходным. На фронте он на пари всаживал пулю в пулю, и теперь расстреливал отступающих расчетливо и хладнокровно. Те пытались отстреливаться, но без особого для Высика вреда.
Перестрелка утихла, когда первые деревенские с ведрами были уже на подходе. Скольких он уложил и скольким удалось уйти, Высик точно оценить не мог. Он перевел дух.
Сумасшедший, слепым инстинктом найдя наконец выход, выпрыгнул из окна, вышибив стекло и переплет своим телом. Он остановился, растерянно озираясь. Весь в порезах, покрытый гарью и копотью. У Высика было достаточно времени его разглядеть.
Нет, на Кривого он не был похож. И сложением покрупнее, и склад лица другой, и вообще… Но две яркие приметы – бельмо и рябизна – сразу заслоняли все отличия, превращая его для пугливых или суеверных глаз в двойника.
Решившись на что-то, сумасшедший скорым шагом, переходящим в бег, пустился к оврагу.
– Жди меня здесь! – бросил Высик Марии. – Лучше всего в баньке закройся. Я вернусь за тобой.
– А ты куда?
– У недоумка мысль простая: добраться до убежиша, к которому привычен и приучен. Петлять и вилять он не будет. И не будет следить, нет ли за ним погони. Значит, и меня приведет куда надо. Если не заблудится…
– Я с тобой!
– И не вздумай!
– Запретить ты мне не можешь. Я все равно пойду.
Высик только рукой махнул и поспешил вслед за сумасшедшим . Устанет – сама отстанет, решил он.
Сумасшедший шел, периодически сворачивая в ту или другую сторону, меняя направление, порой останавливаясь и словно принюхиваясь. Повторяет тот путь, которым его вели сюда, сообразил Высик. И, видно, повторяет абсолютно автоматически, чуть ли не шаг в шаг.
Они миновали перелесок, вышли в большое поле. Высик шел не таясь, лишь зорко посматривал по сторонам, не шевельнутся ли где кусты, не затаился ли где уцелевший и обессилевший бандит, готовый в них выстрелить. Но все было спокойно.
Мария не отставала. Она шла ровным скорым шагом, и Высику не нравилась излишняя ровность ее шага, ему казалось, что она черпает силы скорее в нервной энергии, чем в физической. А если так, она может рухнуть в любой момент, и он будет вынужден ее оставить, потому что упускать недоумка нельзя.
Сумасшедший опять стал забирать в сторону от проезжих дорог. Он провел своих преследователей через логовину, потом мыском леса. Местность после мыска пошла неровная, ухабистая дорога иногда сужалась до тропинки, огибая старый, поросший травой и кустарником глинистый карьер. Потом они вновь свернули влево, в лесное бездорожье, чтобы двинуться правей где-то через километр. Мелькнул просвет – лесная дорога проходила неподалеку. Потом открылась небольшая делянка, а после делянки они пересекли крутой, глухой, заросший овраг. Сумасшедший шел, не сбавляя темпа, не оглядываясь по сторонам. Преследователям оставалось только поспевать за ним.
По прикидкам Высика, они миновали стороной его район и сейчас забирали к райцентру, до которого пешим ходом получалось, по этим же прикидкам, часа два.
Еще минут двадцать – и они увидели очередной глухой лог, а в нем – следы недавнего побоища. Брошенное оружие, трупы, валявшиеся здесь и там… Человек пятнадцать полегло, не меньше. Основная драма разыгралась около строеньица, напоминавшего полуразвалившийся охотничий домик дореволюционных времен. Главный бой велся за него, и мертвых больше всего осталось возле его стен.
Мария с отчаянным воплем кинулась к одному из мертвых.
– Алеша!..
Ее крик еще не отзвенел в воздухе, когда недоумок оглянулся и тупо уставился на них. Высик, напрягшись, нащупал пистолет и наполовину вытащил его из кобуры.
Для Марии внешний мир перестал существовать – она припала к мертвецу, обхватив руками его голову.
Сумасшедший, немного поколебавшись, повернулся и вприпрыжку побежал прочь, по одному ему ведомому пути. Высик помчался за ним следом, успев заметить краем глаза, что Мария лежит, не меняя позы, и даже нельзя точно сказать, плачет она или ее горе слишком велико для слез, которые придут, когда отпустит первый спазм тоски и отчаяния.
Самые разные мысли проносились в голове Высика.
Мощная банда, думал он, и схватка со Свиридовым здорово ее обескровила. Даже если считать, что полегло поровну с каждой стороны… А ведь Свиридов, как обороняющийся, имел преимущество. Если бы эта банда заявилась в деревню в полной силе, Высика и Марию ничто бы не спасло. Свиридов сыграл свою роль амортизатора удара, и тут Высик мог радоваться точности своих расчетов.
Но Мария… Это горе, эта страсть, прорвавшаяся наружу… Да, она любила этого стервеца. Высику стало страшно – так страшно, как никогда в жизни, страшно задним числом, потому что он понял, какой опасности избежал. Это извечное бабье, которое было в Марии, перевешивало все выкладки и расчеты, для нее самой вроде бы убедительные – убедительные до тех пор, пока в глубине души не верилось, что смерть любимого человека совсем рядом. Если бы это со всей остротой проникло в ее сознание, Высику несдобровать, она сорвала бы на нем отчаянье своей страсти, не думая о последствиях, о том, что он – ее единственная защита и от убийц, и от лагерей, и от всего самого страшного. Высик понимал теперь, что он чудом не сделал ни одного неверного жеста, не допустил ни одной неверной интонации. Нечего и говорить о смысле его слов. По большому счету, все его слова пропадали втуне, она слушала их и не слышала, полная своим. Высик пришел к ней из мужского мира, взгляды и правила этого мира он попытался протащить в ее женский мир, использовать применительно к ней – а для нее всего этого просто не существовало, было тем чуждым и посторонним, что, возможно, принимаешь умом, но душой не усваиваешь: все доводы разума разлетаются вдребезги, едва поднимется иное из глубины естества. Эта слепая нерассуждающая сила – сила любви, сила продолжения рода или как хочешь ее назови, дикая и дикарская сила, управлению не поддающаяся, – смела бы Высика, как пылинку, если бы он растревожил ее до времени.
Взаимопонимание между ним и Марией было только кажущимся, сейчас это до Высика дошло. Не могло быть между ними точек соприкосновения, и вера в то, что женщина, наделенная такой красотой, способна воспринять цивилизованные правила игры, была самообманом. Тем более горьким самообманом, что Высик ведь знал ее биографию и не должен был питать никаких иллюзий, если бы ему самому не хотелось обмануться.
Припомнился рассказец из школьного учебника истории, как страшно княгиня Ольга отомстила жителям города, убившим ее мужа: внешне смирившись, собрала с каждого двора по голубю в виде покаянной дани, а потом, привязав к голубям горящую паклю, отпустила их лететь в родные края…
Да, именно так, испокон веку и вовеки веков. И, может быть, не заря сейчас разгорается на востоке, а запаленный очередной женской местью пожар…
Сейчас Мария впадет в оцепенение шока: это оцепенение начало на ней сказываться еще в доме. Этим и объяснялось ее холодное спокойствие при трагических для нее разговорах. И оцепенение это будет напоминать застывший кратер вулкана. Тонкую корочку, под которой все круче закипает огненная лава. Когда лава прорвется, куда она хлынет? И сможет ли Высик направить ее в такое русло, где она никому не причинит вреда?
Пережевывая заново и заново все эти мысли, Высик и не заметил, как добрался вслед за своим объектом до окраины райцентра. Улички были еще почти безлюдны, а редкие прохожие испуганно шарахались в стороны, увидев изуродованное бельмом лицо с отрешенно целеустремленным выражением.
Двойник Кривого вышел к спуску. Высик не успел поразиться, не собирается ли он направиться прямо в здание Управления, как тот взял резко влево, не доходя двух метров до прилепившейся к собору керосинной лавки, и исчез.
– Вот оно что… – выдохнул Высик, запрокинув голову и созерцая пустотелую громаду собора.
– Сергей Матвеевич… – Высик резко обернулся и увидел одного из оперативников, работавших в райцентре. – Что с вами?
Высик сообразил, что он и сам выглядит не лучшим образом. Чумазый, в копоти, сапоги и брюки в грязи, пиджак в одном месте порван…
– Потрудиться пришлось, – усмехнулся он. – А как у вас дела?
– Нормально. Старуху взяли, чистенько и гладенько.
– На кладбище?
– Да.
– Ажгибис?
– Все еще сидит в засаде в ее доме. Наш велел пока что его не отзывать.
– Все правильно… Слушай, свистай сюда людей. Один из бандитов ушел внутрь собора. Не удивлюсь, если там одно из их пристанищ…
– Прямо у нас под носом? – поразился оперативник.
– То-то и оно. Такая наглость, которая получше чего другого обеспечивает им безопасность… В общем, собор надо окружить. А я пошел вовнутрь.
– Подождите, как же без подмоги…
– Управлюсь. Главное, обложите здание так, чтобы никто не смог уйти.
– Понял!..
Опер со всех ног помчался к Управлению, а Высик, помедлив немного, пошел туда, где исчез его подопечный.
За керосинной лавкой оказалась маленькая боковая дверца. Высик отворил ее, и на него дохнуло затхлой сыростью. Он сделал несколько осторожных шагов, пока его глаза привыкали к едкому полумраку, потом остановился и прислушался.
Где-то наверху послышался легкий шум. Несколько вспугнутых голубей взвились в воздух и закружились под куполом. Вскоре они выпорхнули наружу через узкие бойницы.
Бесшумно ступая, Высик пошел вдоль стены и скоро натолкнулся на деревянную лесенку, местами прогнившую, но еще вполне крепкую.
Шорохи слышались на галерейке, куда выводила лесенка – на просторных хорах, которые Высик мысленно назвал «антресолями». От этих хоров открывался выход на скат крыши, в отверстом проеме виднелось растущее на крыше дерево.
Высик стал тихо подниматься по лесенке, держа пистолет в руке.
– Давай сюда! – послышался сверху грубый голос.
Высик прижался к стене.
– Что, обкладывают? – это уже другой человек.
– Обкладывают, гады! – Это первый голос. – Дурень ментов за собой привел! Ничего, мы им еще… Тащи на крышу!
Пыхтение, возня – как будто перетаскивали что-то тяжелое.
– Пусть дурень поможет! Чего сложа руки сидит? Он нас всех вместе сильней!
Высик продолжил подъем. Догадавшись, что затевается что-то нехорошее, он старался двигаться побыстрей, но при этом не теряя осторожности.
Тяжелое, видимо, с помощью дурня перетащили, и грубый голос скомандовал:
– Теперь давай по всей цепочке!
И оглушительно загрохотал пулемет.
Высик сперва оцепенел от неожиданности, потом заставил себя собраться и, чуть не оступившись сначала, в несколько прыжков одолел оставшуюся часть лестницы.
Снизу слышались крики, топот бегущих ног. Похоже, кого-то ранили – если не убили, судя по сумятице и доносившимся с улицы обрывкам приказов.
Высик уже был на «антресолях».
Их было четверо, считая «дурня». Один лежал у пулемета, другой палил из винтовки, третий дежурил на подхвате. Недоумок сидел у стены и тупо созерцал происходящее.
Первым выстрелом Высик покончил с пулеметчиком, вторым – со стрелком. Третий бандит стал испуганно пятиться по скату крыши, вопя недоумку:
– Чего сидишь? Дави его! Убей!
Недоумок поднялся и пошел на Высика. Снизу, с улицы, раздался выстрел, бандит закачался: ему прострелили мягкие ткани бедра. Пытаясь сохранить равновесие, он ухватился за деревце, но деревце с корнями выдралось из крыши. Бандит вместе с деревцем полетел вниз. Короткий истошный вопль, шлепок – и все стихло.
Но Высика это не интересовало. Он выстрелил два раза, и псих упал. Высик стоял в нерешительности, прикидывая, можно ли к нему подойти, когда тот снова поднялся, и, обливаясь кровью, пошел на него.
У Высика сдали нервы. Перед этой махиной, наделенной нечеловеческой силой, он спасовал – и потом никогда не стеснялся в этом признаться. Псих надвигался на него молча и угрюмо. Высик стал отступать – не вниз, а вверх по лестницам, под самый купол. Попробуй он начать спускаться, и у психа достало бы безрассудства прыгнуть на него сверху, чтобы они оба погибли. Поднимаясь, Высик выматывал противника: тот все-таки был довольно серьезно ранен, и подъем давался ему с трудом.
Они поднимались все выше, Высик стрелял на ходу, но без особого результата. Он оказался на самой верхней площадочке, почти под куполом, а его преследователь упрямо полз к нему. Когда между ними было уже не более метра, Высик нажал на курок и с ужасом услышал сухой щелчок: патроны кончились. Он взял пистолет за ствол, чтобы попытаться рукояткой ударить преследователя по виску, а тот выпрямился и протянул руки к его горлу. Высик приготовился к замаху, но лапищи сумасшедшего были уже в нескольких сантиметрах от него, и он понял, что даже если разобьет «призраку» висок, тот успеет утянуть его за собой. И вдруг под сумасшедшим подломилась прогнившая доска: она выдержала Высика, но огромного тяжелого тела выдержать уже не смогла – и «недоумок» полетел вниз.
Высик тяжело опустился на доски настила, переводя дух. Сколько он так просидел, бессмысленно глядя перед собой, он не знал. Из забытья его вывели крики снизу:
– Сергей Матвеич! Эй! Вы живы?
Высик кое-как поднялся на ноги и, плохо еще соображая, поглядел вниз, на людей, столпившихся вокруг распростертого тела полубезумного великана. Рассеянно помахав им рукой и все еще наполовину в прострации, он стал спускаться, автоматически фиксируя опасные места, чтобы не поставить туда ногу.
Внизу его окружили, обнимали, поздравляли, хвалили.
– Труп пулеметчика… и еще один… уберите… – пробормотал Высик, пальцем указывая вверх. Он подошел к мертвому «двойнику» Кривого и с интересом на него поглядел. По «двойнику» вдруг прошла судорога, он открыл глаза, выкинул руку и схватил Высика за ногу. Хватка его была, правда, совсем слабой, и Высик, резким рывком ноги стряхнув руку, отпрыгнул, как ужаленный. Кто-то уже приготовился стрелять в грудь психу, но тот затих и больше не шевелился.
– Эти сумасшедшие живучи как… – проговорил Высик.
– Как сумасшедшие! – закончил кто-то, и все вокруг нервно засмеялись.