Великий план

19
Дочь Шакала

Когда солнце село, Симон Даркис зашагал по коридорам Фалиндара, направляясь к спальне Дьяны. У жены Шакала было время ужина: когда ее муж находился в отъезде, она ела с другими женщинами цитадели в главной кухне замка на первом этаже. Симон двигался с отработанной легкостью, не затаиваясь в тени, не ускоряя шаг в свете ламп. В голове гудел пульс, руки дрожали. Он кончил сражаться со своей совестью и спрятал ее на полку, в дальний угол своего натренированного мозга, откуда она не сможет его тревожить. В эту ночь он стал Черным Сердцем. Спальня Вэнтранов находилась в конце коридора, в окружении других столь же скромных помещений, и не охранялась. Двери комнат были полуоткрыты, в одних никого не было, из других доносились беззаботные голоса. Во время вечерней трапезы жители цитадели всегда собирались внизу, далеко от комнат Вэнтранов. Симон давно выучил весь их распорядок. Он с точностью до минуты знал, когда Дьяна находится с Шани – и когда ее с ней нет. Он почти не разговаривал с нею после отъезда Ричиуса в Лисе: она замкнулась в себе. Весь Фалиндар гудел пересудами о Шакале: как он оставил свою жену и ребенка, какая у него неутолимая жажда крови.

В этот день Симон следил за всеми передвижениями Дьяны. Он следовал за нею в тенях, невидимый, словно призрак. Он следил, как она гуляла с Шани в саду, видел, как она вдруг расплакалась и ушла… и наблюдал за ней с отстраненностью, удивлявшей его самого. Слишком расстроенная, чтобы заметить слежку, Дьяна занималась своими повседневными делами. Порой она проходила так близко от Рошанна, что он ощущал аромат ее духов. И вот теперь она оставила Шани с Треш, чтобы пойти поужинать вместе со всеми.

С непринужденным спокойствием Симон прошел по коридору к спальне Дьяны. У двери он задержался, прислушиваясь – и услышал тихие шаркающие шаги. Где-то в комнате открылась дверца, потом закрылась снова. Зашелестела одежда, потом послышалось какое-то царапанье. Опытный ум Симона быстро анализировал звуки. В комнате один человек, довольно легкий – наверное, няня-трийка. Ребенок скорее всего спит. Он сделал глубокий вдох, постарался успокоиться и, неестественно улыбаясь, постучал в дверь.

Легкие шаги приблизились к двери. Створка открылась. На пороге стояла трийка по имени Треш. При виде Симона ее глаза удивленно раскрылись.

– Симон? – проговорила она с сильным акцентом. Они были почти незнакомы, и Симона удивило, что она обратилась к нему по имени. – В чем дело?

– Дьяна, – сказал Симон. Он развел руками. – Шани. Дьяна хочет Шани, внизу. – Он притворился, будто не может подобрать нужные слова. – Внизу, да? Ты понимаешь?

– Я знаю твой язык, – ответила женщина. Она подозрительно сощурилась. – Что там с Дьяной?

– Все хорошо. Я только что был с ней, мы ужинали. – Симон пожал плечами. – Ей захотелось быть с девочкой. Наверное, эта история с Ричиусом. Она собиралась сама пойти за ней, но я сказал, что принесу ее. Вы спуститесь с нами вниз?

Треш поморщилась.

– Шани сейчас спит. Дьяна об этом знает. Ах уж эта девочка… – Она досадливо покачала головой. – В последние дни она с ума сходит.

Симон понимающе вздохнул:

– Ричиус…

– Да, этот ее муж… – Треш погрозила Симону пальцем. – Ты – его друг. Ты должен был его остановить. Вот теперь Дьяна и на тебя злится.

– Знаю, – соврал Симон. – Я виноват. Я пытался его разубедить, но Ричиус ничего не захотел слушать. Он упрямый, знаете ли. – Одним глазом он заглянул в комнату через плечо Треш. Шани нигде не было видно. – Мне передать Дьяне, что девочка спит? – спросил он. – Наверное, она поймет…

– Нет, нет, – проворчала Треш. – Я ее разбужу и отнесу вниз вместе с тобой. Это будет Дьяне полезно. В эти дни ей лучше, когда дочка рядом.

Нянька повернулась спиной к Симону и направилась в глубину комнаты. Симон крадучись двинулся следом. Желудок у него свело тошнотворным спазмом. Очень медленно он завел руку за спину и осторожно надавил на дверь – так, чтобы она закрылась бесшумно. Затем его рука нырнула к поясу – и в ней появился стилет.

– Дьяна будет рада видеть малышку, – говорила тем временем Треш. – Она теперь такая печальная. Шани…

Голос Треш оборвался в ту же секунду, как стилет разрезал ее спинной мозг. Свободная рука Симона рванулась вперед и зажала ей рот – а тем временем он погрузил стилет еще глубже. Женщина содрогнулась, ноги у нее подкосились. Из раны Симону на руку плеснула кровь. От этого ощущения тошнота подступила ему к самому горлу, но он не разжимал рук и вгонял оружие все глубже, пока Треш не перестала дергаться. Из-под зажимавших ее рот пальцев Симона просочился тихий предсмертный хрип.

– Добрые люди попадают на Небеса, – прошептал Симон.

Эти слова заставили ее глаза широко раскрыться от ужаса. Симон бережно уложил трийку на пол, извлек стилет, но не убрал руки с ее губ.

– Прости меня, женщина, – искренне попросил он. – Иди с Богом. И прокляни меня, когда встретишься с Ним.

Умирающая нянька безуспешно попыталась пошевелить парализованными руками. Из ее глаз выкатилось несколько слезинок. Она несколько раз судорожно вздохнула, но легкие ее перестали забирать воздух. Беззвучный крик вырвался из ее рта…

А потом она умерла.

Симон опустился на колени рядом с мертвой женщиной. На долгие секунды он забыл о смертельной важности своего задания. Его захлестнула волна глубокого отвращения к себе. Осторожно протянув залитую кровью руку, он закрыл невидящие глаза пожилой трийки. А потом он оттащил ее мертвое тело в ближайшую спальню. По витавшим в воздухе ароматам он определил, что когда-то это была комната Дьяны – та, которую она делила с Ричиусом. Подолом платья Треш Симон стер кровь с пальцев и взял себя в руки. Нельзя, чтобы ребенок увидел его испуганным.

«Спокойней! – укоризненно сказал он себе. – Тише!»

И, повинуясь приказу, сердце его забилось ровнее. Дыхание стало спокойным. На его лице появилась безмятежная улыбка, словно лежавший у его ног труп был всего лишь сном. Как завороженный, Симон вышел из спальни в холл и быстро нашел дверь в комнату Шани. Когда он отворил ее, чтобы заглянуть внутрь, дверные петли заскрипели. Дочь Шакала он увидел сразу же: она спала в крошечной кроватке, застеленной белыми простынями. В комнате не было света, но через окно пробивались последние лучи заходящего солнца. Девочка улыбалась во сне, не зная еще, что ее нянька убита. Не будя малышку, Симон прокрался к ее кроватке и опустился рядом с ней на колени, внимательно разглядывая ребенка. У нее были отцовский разрез глаз и молочно-белая кожа матери. На лоб падала прядка светло-коричневых волос. Ей был год – и она умела только ковылять. Вывезти ее из крепости будет делом нелегким. Однако Симон обещал себе, что не причинит ей боли. Он подумал было заткнуть ей рот или даже сунуть в мешок, но отверг эту мысль и решил попробовать другой способ – если Небу будет угодно, он окажется удачным.

Он просто выйдет с девочкой из крепости.

Сейчас большинство обитателей цитадели ему доверяли, и если его увидят идущим с ребенком по направлению к кухне, то, возможно, никто не станет задавать ему вопросы. Симон осторожно протянул руку и убрал непослушный локон со лба ребенка.

– Шани! – дружелюбно и весело прошептал он. – Проснись. Мне надо отнести тебя к маме.

При звуке незнакомого голоса Шани открыла глаза. Они уставились на Симона с недоумением – но без страха.

– Привет! – проворковал он, ободряюще улыбнувшись девочке и не переставая гладить ее по головке. – Не бойся. Я ничего плохого тебе не сделаю. Тебя ждет мама. Мама.

Шани нахмурилась, а потом издала недовольный звук. Симон медленно снял с нее одеяльце и взял ее за руку. Ручка оказалась невероятно маленькой. И мягкой. Словно лепесток розы. Хрупкие пальчики инстинктивно ухватились за его руку.

– Меня зовут Симон, – сказал он. – Я… Он замолчал, не в силах докончить свою ложь. Перед его мысленным взором промелькнула Эрис, потом – Бьяджио, ожидающий ребенка с Помрачающим Рассудок. Несмотря на все усилия сохранять спокойствие, он задрожал.

– Шани, – отчаянно прошептал он, – я знаю, что ты не может меня понять, но все равно послушай. Я – дурной человек. Но я люблю одну женщину и не могу допустить ее смерти. Я увезу тебя в одно далекое место, но я постараюсь там тебя защитить. Я клянусь тебе в этом.

Как это ни странно, Шани ему улыбнулась и не попыталась отдернуть руку. Симон бережно поднял ее из кроватки. Всего через несколько часов Н'Дек и «Устрашающий» должны оказаться у берега и ждать его.

Он не ожидал, что малышка окажется такой доверчивой. Шани послушно стояла на ножках – хотя и не очень твердо – и даже проковыляла с ним к комоду, набитому одеждой. Симон раздел ее и поспешно натянул ей через голову какую-то дневную одежду. Шани крутилась и смеялась, наслаждаясь вниманием. Симон надел ей на ножки чулки и пару крохотных башмачков, а потом снова взял ее за руку. За стенами замка, совсем близко, он приготовил куртку, чтобы она не замерзла во время долгого пути к башне. Час назад он украл одного из драгоценных коней Фалиндара. И он знал, что исчезновение коня будет замечено очень быстро.

– Мы едем с тобой покататься верхом, – сказал он Шани. – Будь умницей. Пожалуйста!

Поев, Дьяна ушла из кухни, не обращая внимания на призывы подруг остаться и поговорить. В главном зале Фалиндара она постаралась разминуться с трийскими воинами и направилась туда, где позади крепости росло дерево сердца, а вниз, к океану, уходила отвесная скала. Сильно похолодало, а Дьяна была без накидки, но уже начала вставать луна, и пронизывавшая тело дрожь усиливала печаль. Дерево сердца, этот одинокий и легендарный символ богов, поднималось из каменистой земли, заслоняя лунный свет. Дьяна устремила на него взгляд – и, не в силах совладать с чувствами, расплакалась.

Без Ричиуса она осталась здесь одна. У нее не было абсолютно ничего общего со всеми, кто ее окружал. Все говорили, что она больше нарка, нежели трийка, что ей больше хочется быть мужчиной, а не женщиной. Ее независимость создала ей в Фалиндаре определенную репутацию, и теперь, когда муж отправился на свои глупые подвиги, Дьяна ощутила невыносимый груз одиночества. Обхватив плечи руками, она пыталась защититься от морского ветра.

Она не стала умолять Ричиуса остаться. Она отказывалась проливать из-за него слезы. А вот теперь она открыто плакала и жалела, что его нет рядом и он не может ее утешить. Но мужчины неразумны – даже такие хорошие люди, как Ричиус. И они слишком легко поддаются соблазну мести. Дьяна гневно смахнула со щек слезы. Она нужна Шани. Она не будет проявлять слабости, которой от нее ждут.

Дьяна вернулась в цитадель и поднялась по винтовой лестнице, ведущей в ее комнаты. В коридоре стояла тишина. Дверь в покои Дьяны оказалась чуть приотворенной. Не подозревая ни о чем, она распахнула дверь.

– Я пришла, Треш, – проговорила она по-трийски. – Шани! Ты не спишь?

Ответа не было. Она не услышала ни звука. Дьяна поспешила в комнату дочери – и ахнула, увидев беспорядок в комоде с вещами девочки. Вся одежда Шани – крошечные трийские юбки и шали – были разбросаны по полу. Кроватка была расстелена, но пуста. У Дьяны отчаянно заколотилось сердце. Она бросилась к себе в комнату… и увидела на полу странно скрючившуюся Треш.

Дьяна застыла на месте. Онемев и затаив дыхание, она смотрела на мертвую женщину. Треш лежала в алой луже, глаза у нее были закрыты, руки и ноги застыли в неестественной позе. Жизнь вытекла из нее, окрасив доски пола. Дьяна начала отступать – сначала медленно, а потом все быстрее.

– Шани! – закричала она во весь голос, выбегая из своей комнаты. – Кто-нибудь, помогите!

В коридоре начали открываться двери. Из комнат выглядывали изумленные лица трийцев, услышавших крик Дьяны. Она начала спрашивать каждого, не видели ли они Шани, но каждый только недоуменно качал головой, не подозревая, что в комнате лежит убитая женщина. Дьяна не потрудилась ничего им объяснить. Она понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступени. Она могла думать только о Симоне.

– Мерзавец! – бормотала она, уже не сомневаясь в том, кто виновен в происшедшем. – Это ты сделал, чудовище…

Она поймала себя на том, что проклинает сразу и Симона, и Ричиуса: нарца – за то, что он увез Шани, мужа – за то, что он ее оставил. Невыносимая мысль о том, что, возможно, Шани…

– Нет! – вскрикнула она, отказываясь допустить такое. – Ты не отнимешь мою малышку!

Бьяджио…

Это имя звучало у нее в мозгу словно колокол. В конце лестницы она столкнулась с Димисом. Заметив ее состояние, воин заставил ее остановиться.

– В чем дело, женщина? – сурово вопросил он. Дьяна сгребла его рубашку обеими руками.

– Моя дочь! Ты ее видел? Ты видел Шани?

Димис с явным недоумением нахмурился:

– Не видел. В чем дело?

– А Симон? Его ты видел?

– Дьяна, нет. Я…

– Димис, помоги мне! Он увез ее, я в этом уверена. У меня в спальне лежит мертвая Треш! Он убил ее и увез Шани. Мне надо ее найти!

Она попыталась вырваться, но воин продолжал крепко держать ее.

– Остановись сейчас же! – резко приказал он. – Где Треш? Что случилось?

Дьяна торопливо объяснила, как поднялась наверх и обнаружила у себя в спальне убитую Треш. Ее дочь исчезла, объяснила она, а забрать ее мог только Симон.

– Ричиус был прав, Димис, – повторила она. – Он увез ее. Нам надо его найти. Лоррис и Прис, помогите мне!

– Ты пойдешь на кухню и будешь там ждать с женщинами, – приказал Димис. Он крепко схватил ее за плечи, заставляя слушать его слова. – Оставайся с ними. Мы найдем твою дочь и этого негодяя, – прорычал он. – Мы их найдем, Дьяна. А теперь иди.

– Димис…

– Иди! – рявкнул он, отталкивая ее от себя. Он не стал дожидаться, чтобы она ушла, а резко повернулся и начал громко требовать людей и коней. На его крик сбежались воины. По приказу своего командира они бросились к воротам, рассыпаясь в цепочку. Дьяна привалилась к стене и закрыла глаза. Все потери, перенесенные ею в жизни, меркли по сравнению с бездной, которая поглощала ее сейчас.

Украденный Симоном конь, черный и быстрый, был невидим в ночи. Посадив перед собой завернутую в куртку дочь Шакала, Симон низко пригнулся в седле и поехал по тропам, пролегавшим по травянистым долинам и лесам, мимо зорких сов и все дальше и дальше от башен Фалиндара. В первый час пути Шани не издала ни звука, но к концу второго часа она начала хныкать. Симон попытался ее развеселить, но замедлить бег коня не решался. От каждого резкого толчка бедняжка испытывала все большее неудобство и громко протестовала. К третьему часу Шани уже рыдала по весь голос.

– Тише, девочка. Тише! – умолял ее Симон.

Они ехали по густому лесу, ориентируясь только на луну. Симон боялся, как бы конь не сломал ногу. Шани захлебывалась плачем. Было очень поздно, и час встречи стремительно приближался. Симон ехал достаточно быстро, но опасался, как бы нетерпеливый Н'Дек не уплыл сразу же после полуночи. Недавно побывавшие у берегов Люсел-Лора корабли Лисса могли спугнуть капитана – или он мог решить, что его пассажира разоблачили. Симон старался не думать об этом, и пронзительные крики Шани помогли ему отвлекаться от этих мыслей.

– Уже недалеко, малышка, – сказал он, пытаясь ее утешить. – Я понимаю, что холодно. Мне очень жаль.

Ему действительно было жаль. Как это ни удивительно, он сожалел о каждом своем шаге. Но потом он вспоминал об Эрис и обезумевшем Бьяджио и справлялся со своим раскаянием. Держа одной рукой поводья, второй он обнимал девочку, надежно удерживая ее на коне и стараясь по возможности согреть. Казалось, Шани жмется к нему. Естественная человеческая потребность в тепле была сильнее страха, и девочка зарывалась в куртку Симона. Она была легонькой, как ее мать. Симон держал ее бережно, словно яйцо с тонкой скорлупой.

Сейчас Дьяна уже обнаружила пропажу дочери. Можно не сомневаться, что она в отчаянии и ужасе. Симон понимал, что погубил ее – возможно, гораздо более жестоко, чем убитую им Треш. По крайней мере нянька уже не страдает. А вот страданию Дьяны не будет конца.

– Твоя мать очень сильно тебя любит, – рассеянно проговорил он, продолжая скачку под кронами фруктовых деревьев. – Если это будет в моих силах, ты еще с ней увидишься. Я сделаю это, если смогу. И да поможет мне Бог.

Если Бог не глух к молитвам убийцы, если Он хоть немного заботится о невинных детях, Он укажет Симону путь. Эта мысль заставила Симона стиснуть зубы. Ему вдруг захотелось, чтобы Бог проклял его, утащил его в ад за все его бесчисленные грехи и обрек на вечное пламя. Испытывая к себе страшное отвращение, он принес Небесам мысленный обет: он с радостью будет гореть в пламени, лишь бы спасти и Эрис, и малышку Вэнтрана.

Еще час ехал Симон в темноте, сокращая расстояние от Фалиндара до своего места назначения. Путь, на который у пешего Симона ушел когда-то целый день, конь преодолел в считанные часы, и шум прибоя известил Симона, что башня близко.

И у Симона Даркиса сжалось сердце от ужаса. Он чуть замедлил бег коня и наклонил голову, прислушиваясь. Даже Шани прекратила плач: далекий шум прибоя ее успокоил. Симон принюхался и ощутил соленый запах океана. Прищурившись, он всмотрелся в горизонт, и его натренированные глаза различили темные очертания башни. С новыми силами он дал коню шенкеля, торопя его вперед. Тропа была узкой и опасной, но время было на исходе – как и терпение Симона. Когда конь замешкался, он снова стиснул ему бока, на этот раз еще сильнее, выместив все свое чувство вины и страх на боках бедного животного. Но, выехав на поляну около башни, Симон натянул поводья и перевел коня на медленную рысь, а потом вообще остановил, оказавшись в тени здания. У него на руках Шани взбрыкнула ножкой и протестующе всхлипнула. Симон невесело ей улыбнулся.

– Ты правильно боишься, девочка, – признался он. Возле башни никого не было, но в лунном свете Симон различил на воде две черные точки. Он ошеломленно устремил взгляд к горизонту. Два корабля? Что делает Н'Дек? Не беспокоясь о том, что конь убежит, Симон спешился и снял с седла свой драгоценный сверток, но не стал спускать девочку на землю. Вместо этого, бросив измученного скакуна, он осторожно направился к башне, неся Шани на руках. Открытая арка дверного проема манила тьмой. Симон затаил дыхание. Ощутив его тревогу, Шани сделала то же. В темной глубине баТини послышался шорох: звук от соприкосновения подошвы с камнем. Услышав этот звук во второй раз, он остановился.

– Кто там? – громко спросил он.

Наступила долгая тишина. Наконец в дверях возникла безмолвная тень – судя по росту, это был мужчина. Следом вышел еще один, потом – еще два. По цвету кожи Симон определил, что это не трийцы, и крикнул им:

– Я – Симон Даркис. Выходите и покажитесь, кто вы!

Силуэты двинулись вперед, и Шани испугалась. Четверо человек – двое в мундирах морского флота, двое в штатском – вышли на лунный свет и вопросительно посмотрели на Симона. Впереди шел высокий мужчина с чисто выбритым лицом, изрезанным шрамами.

– Даркис! – Моряк помахал рукой. – Это тот ребенок?

– Да, – объявил Симон. – Кто эти двое с тобой?

Все четверо шли к Симону, разглядывая испуганную девочку у него на руках. Моряк, заговоривший первым, расхохотался при виде ребенка.

– Капитан Н'Дек насчет тебя не ошибся! – со смехом проговорил он. – Он сказал, что ты приедешь – и с ребенком.

– А мы думали, что ты попался гогам! – добавил второй – один из тех, кто не был моряком.

Симон ответил ему ледяным взглядом.

– Кто вы, к черту, такие? – спросил он. – Вы не моряки.

Незнакомец не оскорбился тоном Симона. Вместо этого он протянул ему руку и сказал:

– У нас один и тот же господин, Симон Даркис. Мы о тебе знаем. И знаем о той работе, которую ты здесь выполнял. Симон ощетинился.

– Вас прислал Бьяджио? – спросил он настороженно. – Зачем?

– Нам поручено наблюдать за Шакалом, пока ты повезешь нашему повелителю его дочь, – ответил тот. Он говорил таким же напевным голосом, каким говорили многие Рошанны, и лицо у него было таким же непроницаемым. – Господин ожидает тебя на Кроуте, но ему нужны глаза здесь, в Люсел-Лоре.

«Сукин сын», – мысленно прошипел Симон. Бьяджио перестал доверять кому бы то ни было.

– И поэтому сейчас у берега стоят два корабля? – рявкнул он. – Дураки вы! Рядом ходят лисские шхуны! Если они заметят ваши проклятые корабли, нам конец!

– Шхун мы не видели, – ответил опешивший моряк. – И такова была воля Бьяджио. – Непочтительность Симона его потрясла, внушила почти благоговейный ужас. – Второй корабль приплыл, чтобы доставить вот этих двоих. Это все, что мне известно.

– Чтобы к рассвету его уже здесь не было! – прорычал Симон, снова поворачиваясь к Рошаннам. Он собирался сказать им, что Ричиус уплыл, но почему-то промолчал. – Вы меня поняли? – спросил он вместо этого. – До рассвета этот корабль должен исчезнуть!

– «Мститель» пришел два дня тому назад, – объяснил второй Рошанн. Он был ниже и смуглее своего товарища, и его черные волосы и белые зубы поблескивали в свете луны. – Он привез нас, и мы устроили себе базу в башне. Корабль уплывет, когда мы закончим, когда он нам больше не будет нужен.

– Нам велено доставить вас на борт «Устрашающего», – сказал моряк. Он попытался сделать вид, будто гнев Симона его не пугает. – Как только ты будешь готов.

– Капитан Н'Дек вас ждет, – сказал второй агент. Протянув руку, он погладил Шани по щечке. – Поторопись. Господин ждет свою добычу.

Симон резко отстранил Шани.

– Не лезь! – угрожающе бросил он. – И не говори мне, что я должен делать, Рошанн. Я – Черное Сердце!

Это имя обладало достаточным весом, чтобы стереть с лица агента ухмылку.

– И ты прекрасно справился со своим поручением, как и предвидел Господин. А теперь отправляйся и привези ребенка к нему. Возвращайся домой, Черное Сердце. Отдыхай на Кроуте.

Теплое тельце на руках у Симона заставило его на секунду замешкаться. Он поглядел на похищенного младенца. Шани смотрела на него: в ее глазах читалось недоумение, личико раскраснелось от холода. Из носика бежала тонкая струйка соплей. Симон прихватил рукав куртки и вытер струйку.

– Лодка тебя ждет, – сказал моряк, указывая в сторону скалистого берега. – Вон там.

Потому что они все наблюдали за ним и потому что он совершил это злое дело и возврата назад не было, Симон молча пошел к берегу и лодке, которой предстояло доставить его на борт «Устрашающего».

В полночь, когда луна стала садиться и в Фалиндаре воцарилась тишина, Дьяна Вэнтран сидела в одиночестве в спальне своей похищенной дочери. Димису и его воинам не удалось найти след Шани, и хотя они продолжали поиски, чувство безнадежности усиливалось с каждой минутой. Симон Даркис – если это действительно было его имя – исчез, и такое совпадение не оставило Дьяне сомнений относительно судьбы ее дочери. Глядя в окно на уходящую за горизонт луну, она услышала в тихом свисте морского ветра слова мужа:

«Рошанны повсюду!»

Тогда она ему не поверила. И Люсилер тоже не поверил. Теперь Дьяна поняла, что Ричиус говорил правду: золотой демон Бьяджио, который преследовал его в кошмарных снах, совершенно реален – и страшен. Треш мертва. Люди Димиса унесли ее тело и смыли с пола почти всю кровь. В эту ночь Дьяне не хотелось быть со своими подругами. Она настояла, что останется одна в комнате Шани. Глядя невидящими глазами в окно, Дьяна мрачно думала, что скажет Ричиус. Он уехал всего полтора дня назад – а она уже потеряла их дочь! Она снова осталась одна, как до встречи с Ричиусом, – и это знакомое чувство вызывало в ней гаев.

– Где ты, Симон? – прошептала она. Ей слышен был шум океана, она видела отражение лунного света на волнах… Все это успокоило ее, помогло собраться с мыслями. – Рошанн! – громко пропела она. – Где ты?

Нет сомнений – он прибыл в Люсел-Лор на корабле. Ни пешком, ни верхом ему бы сюда не добраться. Фалиндар находится на северной оконечности Люсел-Лора, очень далеко от дороги Сакцен – единственного пути, соединяющего трийцев с империей Нара. Дьяна всматривалась в океан, пытаясь вспомнить о нарце все, что можно. Он был высок и худ – и странно молчалив, особенно в последнее время. Несомненно, он обдумывал свое похищение. Дьяна вспомнила свой разговор с ним в коридоре, когда за Ричиусом приплыл Пракна. Казалось, он искренне ей сочувствует. И она была столь глупа, что поверила ему! Ричиус говорил правду: Рошанны – исчадья ада. Как оборотни.

– Моя вина! – прошептала она.

Она не понимала, как Симону удалось принять такой истощенный и потрепанный вид. Очередной нарский фокус? Неужели он морил себя голодом и лежал на солнце? Он утверждал, будто скитается со времени окончания нарского вторжения. По словам Ричиуса, Симон питался чем придется: иногда крал, иногда собирал, что мог, стараясь не попадаться никому на глаза. В одном только Таттераке были сотни деревень.

Но башен не было.

Дьяна отпрянула от окна и чуть было не упала.

Башни!

Симон сказал, что видел башни. Но на юге заброшенных башен не было. Заброшенные башни были только…

Дьяна бросилась из спальни Шани в свою собственную, поспешно отыскав более теплую одежду и обувь. Она поспешно одевалась, натягивая одежду и шнуруя обувь, а ее сердце готово было разорваться от переполнявшей его надежды.

– Башни! – прерывающимся голосом выдохнула она. – Одна башня!

Далеко, за прибрежной долиной. Заброшенная уже много лет. Высокое мрачное строение, идеально подходящее для тайного убежища. И если Симон знал о ней, значит, он лгал, что приехал с юга.

– Он там, – сказала себе Дьяна. – Иначе быть не может…

Если он пытается спастись бегством, тогда там его должен дожидаться корабль.

В замке почти не осталось мужчин, которые могли бы помочь Дьяне, и она понимала, что они в любом случае ее с собой не возьмут. Она – женщина, а в Фалиндаре, живущем старыми обычаями, женщинам полагалось сидеть дома.

Она метнулась к двери и сбежала вниз по лестнице.

Ей нужен конь. Она не такая умелая всадница, как ее муж, но с конем справится. И Дьяна знала, что в конюшне есть для нее конь – боевой конь, к которому не смеет прикоснуться ни один трийский воин, даже сам Люсилер. Огонь.

Конь Ричиуса был резв, и Дьяна знала, что он остался без присмотра: все воины Фалиндара уехали искать Шани. Сбежав по лестнице, она остановилась, чтобы перевести дух и немного успокоиться. В этот поздний час почти все спали, но Дьяна не хотела рисковать. Если Димис или кто-нибудь из его воинов ее заметит, то заставит вернуться. А времени оставалось очень мало. Она осторожно прокралась по тихим переходам Фалиндара и благополучно добралась до больших дверей, которые вели к конюшням.

Дьяна вышла из дома, и ее обняла холодная ночь. Дыхание срывалось с губ белым облачком. Во дворе никого не было. Успокоившись, Дьяна пошла к конюшне. Это было пышное здание, слишком роскошное для своего назначения, но его строили в соответствии с прихотливыми вкусами прежних, царственных правителей Фалиндара. Большие резные двери, украшенные изображениями конских голов, были полуоткрыты. Дьяна заглянула внутрь. Как она и предвидела, Димис со своими людьми забрал на поиски Симона всех коней.

Кроме одного.

При виде Огня, стоящего в стойле в дальнем конце конюшни, Дьяна немного ободрилась. Жеребец вопросительно глянул на нее карими глазами.

– Тише, малыш, – прошептала она. Протянув руку, она погладила Огня по носу. – Я ничего плохого тебе не сделаю. Ты ведь меня помнишь? Я – Дьяна.

Конь шумно понюхал ее руку.

– Да! – проговорила она. – Это я. Пожалуйста, Огонь. Пожалуйста, позволь мне на тебя сесть.

Она сидела верхом на Огне всего один раз, да и то вместе с Ричиусом. Но Огонь был зверем добродушным, и Дьяна поспешно оседлала и взнуздала его, как это много раз делал при ней Ричиус. Потом она откатила ворота стойла и подошла к коню.

– Отвези меня к моей дочери, – сказала она. – Отвезешь?

Очень осторожно она поставила ногу в стремя. Огонь фыркнул. Дьяна погладила его по холке, заговорила ласково – а потом стремительно взлетела в седло. Конь задрожал. Дьяна крепко ухватилась за его шею, продолжая свои уговоры. Голос ее звучал нежно, словно колыбельная.

– Все в порядке, – сказала она. – Я тебя не обижу. Но нам надо торопиться. Мы с тобой нужны моему ребенку – ребенку твоего хозяина…

Конь двинулся к выходу. Дьяна крикнула, подбадривая его. Она ухватилась за поводья, постаралась вспомнить все, что ей известно о верховой езде, и направила Огня к дверям конюшни. Оказавшись на улице, конь остановился, ожидая ее команды.

– Спасибо тебе, – выдохнула Дьяна. – Лоррис и Прис, спасибо вам. Ну а теперь, Огонь, покажи мне свою хваленую быстроту!

«Устрашающий» покачивался на волнах, стоя на якоре невдалеке от берега Люсел-Лора. Симон пробыл на борту меньше часа, но его уже начало мутить. Он стоял на палубе, пытаясь привыкнуть к качке, и смотрел на стоявший рядом военный корабль. «Мститель» был больше, и его легче было заметить с берега. Симон тревожился, удастся ли кораблям добраться до Кроута, не встретив лиссцев. Если Пракна еще не ушел из трийских вод, то встреча неминуема.

Силуэт заброшенной башни на берегу был едва виден сквозь дымку. Два Рошанна, которых Бьяджио отправил шпионить за Вэнтраном, так и остались в этом свинарнике, не подозревая, что Шакала в Люсел-Лоре уже нет. Симон сам не понимал, почему не сказал об этом. Что-то происходило с ним, ему неподвластное. Он сообразил, что эти люди могут теперь начать охоту за Дьяной, и встревожился, но агенты были в очень невыгодном положении, да и о том, что Ричиуса нет, они тоже узнают не скоро.

– Я привезу малышку, – пробормотал Симон. – Ради Эрис. Но это – все.

За Ричиусом Бьяджио будет гоняться сам, Симон ему больше помогать не станет. Ребенка он доставит и тут же тайно сбежит вместе с Эрис. Да, жизнь Вэнтранов будет разбита, но Ричиус останется на свободе, чтобы охотиться за Бьяджио – а потом и за Симоном. И когда-нибудь, если только Боги вообще существуют, Бьяджио за все ответит. Как ни странно, Симон уже распланировал свою дальнейшую жизнь. Женившись на Эрис, он сбежит с Кроута, от Бьяджио, увезет Эрис туда, куда не знают дороги Рошанны, если есть на cвете такое место, и останется с ней до конца жизни. Эрис будет счастлива и беззаботна, а Симон будет полон страха и тревоги. Он постоянно будет думать о Бьяджио и его планах мести, будет вздрагивать от каждого шороха. И мысль о Ричиусе не будет отпускать ни днем ни ночью, мысль, что Нарский Шакал жизнь положит, чтобы найти убийцу своей дочери. Огромное, неумолимое чувство вины обрушилось на Симона.

– Где ребенок? – раздался рядом знакомый голос. Капитан Н'Дек, командир «Устрашающего». На его лице играла нелепая улыбка. – Что ты с ней сделал, шпион? За борт, что ли, выбросил?

– Она у меня в каюте, – ответил Симон. – Долгая езда ее утомила.

– У нас найдется для нее молоко и кое-какая еда, – объявил Н'Дек. – Немного, но должно хватить до безопасного порта. А там найдем все, что тебе может для нее понадобиться.

– Мне? Я не женщина, Н'Дек. Пусть о ней заботится кто-нибудь другой!

– У меня за последнее время сиськи тоже не выросли. Тебе следовало бы выкрасть няньку, шпион.

«Я бы так и сделал, но ее пришлось убить», – сердито подумал Симон.

– Ладно, девочка останется при мне, – согласился Симон. – Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.

– Правильно мыслишь! – расхохотался Н'Дек. – Бьяджио не обрадуется мертвому младенцу. – Он замолчал и стал смотреть на воду. – Теперь он будет охотиться за Вэнтраном. Ты видел новых агентов?

Симон кивнул.

– Твой господин – интриган, Даркис. Меня это восхищает. Но он слишком много времени тратит на месть и слишком мало на то, чтобы отвоевать Железный Трон. Я отвезу тебя и девчонку обратно на Кроут, но после этого мне хотелось бы увидеть хоть какое-то продвижение. Я не мальчик на посылках.

– Бьяджио знает, что делает, – сказал Симон. – Он выступит против Эррита тогда, когда будет готов. И не раньше.

– Думаю, что он уже сделал первый ход, – сообщил капитан. – Я слышал, что адмирал Никабар с небольшой флотилией отплыл с Кроута к Драконьему Клюву на помощь герцогу Энли.

– Зачем? Что там есть такого, на Драконьем Клюве?

– Загадка, – ответил Н'Дек. – Понимаешь? Твой господин держит нас в неведении. И нам это не нравится. Симон невесело улыбнулся.

– И мне тоже, капитан Н'Дек. – Он повернулся, собираясь уйти к себе в каюту. – Когда мы отплываем?

– Прямо сейчас, – ответил Н'Дек. – Уже поднимаем якорь.

Симон поспешил уйти: ему больше не хотелось видеть Люсел-Лор.

Дьяне, впавшей в странное полузабытье, показалось, что она проехала чуть ли не сотню миль.

Огонь, привыкший у Ричиуса к быстрой езде, несся при свете луны ровным галопом, и время тоже неслось галопом рядом с ним по долине, по лесу, вдоль скалистого берега моря. Огонь был взмылен и предельно устал, но доблестный конь ни разу не сбился с ноги. Дьяна, сама почти лишившаяся сил, с трудом различала узкие дороги и лесные тропы. Фалиндар остался далеко позади, и мелькала жутковатая мысль, не заблудилась ли она, но почему-то Дьяна была уверена, что знает дорогу к башне. У нее перед глазами все плыло, руки немели от холода. Горячее тело Огня согревало ей ноги, и она старалась пригибаться ниже, чтобы защитить лицо от резкого ветра.

И наконец, когда ей уже стало казаться, что она вот-вот упадет с седла, вдали показался неясный силуэт башни. Рассвет был уже совсем близко. Солнце начало подниматься, пытаясь прогнать ночь. Впереди вырастала башня – темная и грозная. За башней, в море, был едва различим стоящий на якоре корабль. У Дьяны вспыхнула надежда. Симон еще здесь! Он наверняка в башне, дожидается рассвета.

– Времени осталось мало, – сказала она коню.

Она направила Огня к башне, стараясь держаться в тени. Пристальным взглядом она обшаривала прогалину, пытаясь различить хоть какое-то движение, но видела только опадающие листья. Утро принесет свет, а свет выдаст ее присутствие. Мысль об этом заставила ее торопиться. Казалось, Огонь разделяет ее тревогу. Он ступал бесшумно, неся всадницу с легкостью вышедшего на охоту ягуара. У редких деревьев на краю прогалины Дьяна заставила коня остановиться.

– Здесь, – прошептала она. – Дальше не надо.

Ей придется идти одной, оставив измученного коня отдыхать. Она различила вход в башню, темный и пустой. Внутри мерцал крошечный огонек. Дьяна закусила губу: она не сомневалась в том, что огонь зажег Симон. Соскользнув с седла, она благодарно потрепала Огня по холке. Он будет ее дожидаться, как всегда дожидался Ричиуса. Если она вернется. Если Симон ее не убьет. Если Шани еще жива.

«Хватит!»

Дьяна сжала руку в кулак. Ей не пришло в голову захватить с собой оружие – и теперь она об этом пожалела. Ей нужен был кинжал или топор – что угодно, что можно было бы всадить Симону в спину. Если с Шани что-то случилось, она ногтями выцарапает Симону сердце. Он ей заплатит.

Она двинулась по поляне к входу в башню и очень быстро до него добралась. В проеме она остановилась у осыпающейся стены и заглянула внутрь. Замеченный раньше огонек был виден совершенно ясно: он горел в глубине круглого помещения. Симона внутри не оказалось. Там вообще никого не было – по крайней мере так казалось на первый взгляд. Огонек выхватывал из темноты лишь очень небольшой кусок огромной комнаты. Дьяна прислушалась, и до нее донесся внезапный звук: шорох шагов. Ее взгляд метнулся к винтовой лестнице, уходящей в темноту. Кто-то спускался вниз. Дьяна собралась с духом и решительно вошла внутрь.

– Симон! – громко позвала она. – Спускайся сюда!

Рядом с ней что-то стремительно мелькнуло. Из черноты вынырнул человек, вспугнутый ее криком. Вниз по ступенькам бежал еще один и застыл в изумлении, увидев Дьяну. Тот, кто был позади, обхватил ее железной хваткой, прижав ей руки к туловищу. Дьяна сыпала проклятиями и извивалась, пытаясь высвободиться, но у нее не хватало сил. Она ощутила на шее горячее дыхание и почувствовала кислый запах перегара. Темноволосый мужчина на лестнице подошел ближе и уставился на нее.

– А ты еще кто такая? – прорычал он, вытаскивая из-за пояса кинжал. Дьяна отчаянно попыталась его лягнуть. Он увернулся, снова приблизился к ней, на этот раз осторожнее, и приставил ей к шее кинжал. – Отвечай, девчонка! Кто ты такая?

– Где Симон? – прошипела Дьяна. – Где моя малышка?

Державший Дьяну мужчина усилил хватку, у Дьяны прервалось дыхание. Она яростно взвыла, ухитрившись плюнуть на незнакомца с кинжалом. Тот отпрянул и разразился безумным хохотом.

– Твоя малышка? – повторил он. – Ты – мать этой сучки? Жена Шакала?

– Где она? Чудовище! Где моя дочь?

Темноволосый воззрился на нее, не веря своей удаче.

– Донхедрис, кажется, нам с тобой повезло! Эта красоточка – жена Вэнтрана!

Донхедрис оторвал ее от пола.

– Ого! – громогласно воскликнул он у нее над ухом. – Так ты та бабенка, ради которой Вэнтран предал императора! Ты и в самом деле милашка!

Он быстро лизнул ей шею. Чудовищное ощущение заставило Дьяну пронзительно вскрикнуть.

– Подонки! – Она была в отчаянии, ужас захлестывал ее. – Боже, где она? Где…

– Здесь ее нет, – объявил темный, играя кинжалом. – Как и Черного Сердца, того, которого ты зовешь Симоном. Он увез ее.

– Нет!

– Увез, и ты уже ничего не сделаешь. – Мужчина озадаченно нахмурился. – Вопрос теперь в том, что делать с тобой. Твой муж знает, что ты здесь, женщина?

– Ричиуса нет! – бросила ему Дьяна. – Он уехал в Лисе, чтобы…

В гневе она проговорилась и теперь поспешно прикусила язык, проклиная себя за глупость. Темноволосый подошел к ней ближе.

– А вот это любопытно, – проговорил он. Поднеся руку к подбородку Дьяны, он больно его стиснул. – Говори! Говори, или я вырву тебе зубы.

Дьяна зажмурилась от мучительной боли.

– Я ничего тебе не скажу! – хрипло сказала она.

– У человека во рту тридцать два зуба. Интересно, а у трийцев их сколько?

– Не надо! – предостерег его Донхедрис. – Бьяджио будет недоволен, если ты ее повредишь. Ее надо отвезти на Кроут, к Помрачающему Рассудок.

– Точно! – согласился его напарник, довольно улыбнувшись. Он разжал пальцы, сжимавшие Дьяне подбородок. – Раз Шакал уехал, нам здесь делать нечего. А Господин будет доволен лишней добычей. Нам с тобой очень повезло, Донхедрис. – Плоской стороной лезвия он провел Дьяне по щеке. – Ты еще увидишься со своим отродьем, – пригрозил он ей. – И с тобой будет счастлив увидеться еще кое-кто. И этот кое-кто получше меня умеет заставлять говорить.