Великий план

4
Железный круг

Бьяджио решил, что предзнаменований было достаточно. Он просто не обращал на них внимания.

Рошанны – «Порядок» Бьяджио – за много месяцев до смерти императора предупреждали его. Ослепленный своим стремлением спасти Аркуса от старости, Бьяджио не заметил возвышения Эррита, пока не стало уже слишком поздно. Еще до того, как император погрузился в маразм, Эррит уже строил планы совместно с Форто и убеждал аристократов Нара присоединиться к нему. Уверенный в том, что Аркус никогда не умрет, Бьяджио позволил епископу вести опасную игру. В этом он винил себя – и больше никого. Нар попал в руки фанатика, и Черный Ренессанс начали уничтожать.

Бьяджио было приятно снова оказаться дома. Он обожал Кроут почти так же, как и столицу Нара. После свержения отца он очень мало времени проводил на острове, и вынужденное изгнание заставило его посмотреть на остров новыми глазами. Он теперь высоко ценил его – как прежде ценил его отец, – и даже виноград и оливки почему-то стали казаться ему слаще. Ветер с моря был теплым и ласкающим, последние солнечные недели вернули его коже естественный бронзовый оттенок. Более того – спокойствие Кроута благотворно подействовало на его перенапряженный мозг.

У него появилось время подумать.

Граф Ренато Бьяджио с кошачьей грацией шел по мраморным коридорам своей виллы, звонко цокая каблуками по узорным плиткам пола. Каменные глаза его бесценных скульптур смотрели ему вслед: десятки драгоценных стражей, купленных или захваченных по всей империи. В конце коридора в темноту спускалась изогнутая лестница. Бьяджио находился в той части дворца, куда гостям заходить воспрещалось: это крыло отводилось ему одному и превосходило роскошью все остальные помещения. Если не считать рабов и слуг, которые время от времени беспокоили графа, эти покои с ним теперь никто не делил.

Бьяджио перешагивал через две ступеньки: настроение у него было приподнятое. Свет факелов быстро окружил его со всех сторон. Щебет птиц стих вдали. У самого конца лестницы оказалась пара крошечных сапог, небрежно брошенных в углу. Впереди слышны стали какие-то звяканье и стук. Он сделал еще один неслышный шаг и всмотрелся в дымный свет. Коридор заканчивался похожей на пещеру мастерской, стены которой были уставлены книжными шкафами и полками с разными диковинками. На полу валялись инструменты и разный хлам: мотки веревки, металлические скребки, небольшая наковальня. Укрепленные на стенках факелы отбрасывали свет и тени, и казалось, что в мастерской колышется мрак. Высокий потолок был покрыт пятнами сажи. В центре комнаты стоял дубовый стол, а на столе – причудливый аппарат, нечто вроде металлического цилиндра с множеством трубок, почти живой в своей сложности. Его блестящие трубки свисали на стол, а на куполообразном верху был пружинный рычаг, похожий на дверную ручку.

Под столом скорчился Бовейдин, заглядывающий в сделанную в дереве прорезь. В пальцах босых ног ученый держал длинную тонкую пилу, а маленькие руки манипулировали трубками, торчащими из его странного творения. Досадливо щурясь, он заглядывал в центр аппарата, обеими руками засовывая в него металлические трубки. Заметив Бьяджио, он досадливо выругался и рявкнул:

– В чем дело?

Бьяджио опасливо шагнул ближе. Он не любил тревожить ученого, особенно во время такой важной работы. В комнате было прохладно, и граф потер руки.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказал Бьяджио.

– Сейчас?

– Да.

Бовейдин вздохнул. Нога с пилой принялась работать над куском трубы. Бьяджио наблюдал за ним, завороженный такой странной точностью. Это было похоже на работу обезьяны.

– Ну, что? – кисло осведомился Бовейдин.

– У меня есть новости, – объявил Бьяджио, подходя к Бовейдину.

Оказавшись у стола, он стал рассматривать странное устройство, водя рукой по гладкой поверхности. Аппарат со странными отростками напоминал серебряного осьминога.

– Новости хорошие, – добавил Бьяджио, продолжая рассматривать устройство. – Ты будешь рад.

Из– под стола откликнулся пронзительный голос Бовейдина.

– Рад? Значит ли это, что мы можем возвращаться домой?

– Твое горючее прибыло. Никабар только что приехал.

Под столом снова начали пилить. Бьяджио улыбнулся и присел на корточки, чтобы видеть лицо Бовейдина. Ученый смотрел на него с облегчением.

– Он получил все? – спросил Бовейдин. – Три партии, как я просил?

– Три партии, – подтвердил граф. – Как ты и просил. Бовейдин расплылся в улыбке:

– Благодарение Богу!

– Благодарение мне, – поправил его Бьяджио. – И Никабару. Везя этот груз для тебя так далеко на юг, он рисковал тем, что весь его корабль взлетит на воздух. Но он не встретился с лиссцами. Наверное, это удача.

Бовейдин кивнул:

– Твой герцог с Драконьего Клюва нас не подвел, Ренато. Извини, что я в тебе сомневался. Улыбка Бьяджио стала шире.

– Меня часто недооценивают. К герцогу Энли есть ключи. Как и к любому другому человеку. Нужно было только найти нужные. Я знал, что у него по-прежнему есть топливо, которое тебе нужно. Я помню, как твои военные лаборатории заключили с ним соглашение.

– Я тоже помню, – сказал ученый. – Но я считал, что его давно уже нет. Даже так далеко на севере топливо распадается, становится опасным. Герцог Энли рисковал, храня его так долго.

– Герцог Энли хранит все оружие, какое когда бы то ни было получал, мой друг. Наверное, боится брата. Я знал, что топливо по-прежнему будет у него. Мне только нужно было, чтобы Никабар его убедил.

– Он его еще не разгружал, надеюсь? Мне надо при этом присутствовать!

– Подходи так близко, как захочешь, – с ухмылкой сказал Бьяджио. – Меня рядом не будет.

Граф выпрямился, чтобы еще раз посмотреть на прибор, удивляясь его сложности. На этот раз гениальный карлик превзошел самого себя. Устройство было тяжелое: стол под ним прогибался. После загрузки топливом оно станет еще тяжелее. И таким нестабильным топливом… Как ему удастся держать его охлажденным?

– Как он работает? – спросил Бьяджио. – Покажи мне.

– Ренато, я сейчас занят.

– Для чего все эти трубки?

– Потом.

– Сделай перерыв, малыш, – не отступал граф. – Я хочу, чтобы ты объяснил мне эту штуку. Она меня заинтриговала.

Бовейдин недовольно застонал, но вылез из-под стола, отряхивая колени от пыли и металлических опилок. Снова двигаясь по-обезьяньи, он влез на стол и навис над своим изобретением, гордо обходя вокруг него. Он был ненамного выше своего устройства, так что зрелище получилось странно комичным, однако Бьяджио оно смешным не казалось. Маленький ученый создал военные лаборатории. Он изобрел огнемет и кислотомет, и, что еще важнее, он создал снадобье, которое не давало стареть.

– Объясни мне его, – попросил Бьяджио. – Как оно работает?

– А, но это – секрет, мой друг. И я не думаю, что ты смог бы его понять.

– Не надо относиться ко мне с такой снисходительностью, карлик. Говори.

Бовейдин торжествующе засмеялся, и его грязное лицо расплылось в ухмылке.

– На самом деле все просто. Очаровательно просто! Я очень им горд, Ренато. Очень горд…

– Я за тебя рад, – сухо отозвался Бьяджио. – Но будет ли оно работать?

– О, работать оно будет, – пообещал Бовейдин. – Я намерен его испытать. Вот почему мне понадобилось три бочки топлива. К моменту доставки оно будет работать безукоризненно. – Бовейдин скептически посмотрел на Бьяджио. – Если оно будет доставлено так, как ты говоришь.

– Будет, – ответил Бьяджио. – Можешь не беспокоиться. Я уже заключил договор с герцогом Энли. Все складывается так, как мы планировали.

– Давай договоримся, Ренато. Я объясню тебе, как работает это устройство, а ты объяснишь мне, что происходит. Мне начал надоедать твой островок. Я хочу домой, в Нар. И поскорее.

– Уже скоро, друг мой. Механизм приведен в движение. Большего я тебе сейчас сказать не могу.

– А когда же?

– Сегодня вечером, – пообещал Бьяджио. – Теперь, когда Никабар вернулся, я могу рассказать тебе еще кое-что. Этим вечером мы поужинаем все вместе. Я дам объяснения.

Казалось, Бовейдина это удивило.

– Вот как? Значит, Никабар привез известия из империи?

– Да, кое-какие новости, – уклончиво ответил Бьяджио. Ему не нравилось, когда его планы обсуждали – особенно люди с таким острым умом, как у Бовейдина. – По крайней мере их достаточно для того, чтобы я мог действовать. А теперь… – граф ткнул пальцем в сторону прибора, – расскажи мне об этой твоей машине.

– Как я уже сказал, все просто. – Бовейдин потянул рычаг наверху устройства, и куполообразная крышка открылась, словно люк. Железные петли застонали. – Вот сюда поступает топливо. Оно загружается, как в обычный огнемет. Основная идея та же. Но топливо не остается в топливном баке, как в огнемете. Под собственным давлением оно распределяется по всему устройству. Давление гонит топливо по трубкам.

– Угу, – промычал Бьяджио. Он уже жалел о том, что начал расспросы. – Продолжай.

Ученый потрогал какое-то небольшое устройство в середине аппарата: тонкий металлический штырь, торчащий из корпуса.

– Это стартер, – объяснил он. – Он будет установлен на задержку в один час. Как только этот рычаг качнется из стороны в сторону, начнется отсчет времени.

– Надо, чтобы его легко было установить, Бовейдин, – напомнил ему граф. – Этот стартер не спрячешь.

– А это и не нужно. Если ты доставишь это устройство так, как ты обещал. Стартер будет прикреплен к архангелу. У него большой размах крыльев, помнишь? За ним рычага не видно будет. Когда архангела сдвинут, устройство начнет работать.

Бьяджио рассмеялся, оценив хитроумие карлика. Он помнил мраморного архангела над воротами собора Эррита. Бовейдин создал свой аппарат точно в соответствии с планом. Теперь Бьяджио должен будет позаботиться о его доставке. Граф провел немало времени, придумывая идеальный способ доставки устройства Эрриту. Архангел будет выглядеть невинно и не внушит Эрриту подозрений. И Лорле будет достаточно легко его сдвинуть.

– А как насчет топлива? – спросил Бьяджио. – Как ты добьешься, чтобы оно оставалось холодным?

– С помощью трубок, – ответил Бовейдин. – Топливо постоянно будет по ним двигаться, охлаждаясь за счет контакта с окружающим воздухом. – Он указал на крошечные лопатки на каждой трубке. – Вот видишь? Я разработал эти трубки сам. Они прочные, а лопатки увеличивают теплоотдачу. Топливо стабилизируется, как только я его загружу. Но и сильно толкать его не следует. Ты это знаешь, так?

– Знаю, – подтвердил Бьяджио.

Ученый напоминал ему об этом уже сто раз. А он, в свою очередь, будет напоминать всем остальным. В план вовлечено много народу. По дороге к Эрриту устройство пройдет через руки непроверенных людей. Ради Бовейдина Бьяджио старался не выказать тревоги. Изобретателю и без того хватало забот.

– Я поражен, – сказал наконец Бьяджио. – Ты прекрасно поработал, мой друг. Мне только жаль, что я не увижу, как оно сработает.

– Когда мы снова захватим Нар, ты сможешь увидеть кратер, который после него останется, – пошутил Бовейдин. Глаза его сверкали. – Это будет похоже на восход солнца, Ренато.

– M-м, звучит идеально. – Бьяджио закрыл глаза, представляя себе обжигающий жар солнца. Если все пройдет как задумано, то Эррит увидит устройство в действии. И это раздавит его душу. – Помни: Эррит не должен быть убит. Он нужен мне живым!

– Не беспокойся. К этому моменту Эррит уже должен выйти из собора, чтобы произвести отпущение грехов.

– Если он не выйдет, мой план сорвется…

– Перестань дергаться, – приказал Бовейдин. Его улыбка стала злее. – Все сработает. Мне нужно только его испытать.

– Дай мне знать, когда будешь готов провести испытание, – сказал Бьяджио. – Я хочу знать о возможной опасности.

– Никакой опасности нет. Устройство не может работать по-настоящему, пока его не наполнят топливом. Для испытаний я использую только немного топлива, только чтобы посмотреть, как оно работает. Проверю утечки и все такое прочее.

Для Бьяджио все это было чересчур сложно, и он отмахнулся от этих слов.

– И все равно я хочу быть в курсе. Сейчас вся моя жизнь – здесь. Я не хочу, чтобы моя вилла испарилась. И не проводи испытание один. Я найду тебе помощников. Мне не нравится, когда ты возишься один. У тебя ужасный вид. Тебе надо больше бывать на солнце.

– Помощников? – презрительно фыркнул Бовейдин. – Если ты хочешь, чтобы мне помогали, Ренато, выкради мне кого-нибудь из моих военных лабораторий. Мне не нужна помощь от твоих сборщиков маслин. Я провожу так много времени здесь, внизу, потому что у меня работа. Не забывай: мне одному приходится и делать снадобье, и доделывать это проклятое устройство. Саврос и Никабар…

– Хватит! – отрезал Бьяджио. – Все очень заняты, мой друг. Люди начинают раздражаться. Я это понимаю. – Он придал своему голосу медово-сладкие интонации. – Но сегодня тебе стоит прийти на ужин. И ради разнообразия переоденься. Надень какие-нибудь ботинки. Я хочу, чтобы вечер прошел цивилизованно.

– Ренато…

– Я тоже устал, Бовейдин. Я хочу вернуться в Нар. И я не хочу свар. Отдохни немного. Поспи. Увидимся вечером.

Большую часть дня Симон спал. Все еще не придя в себя после долгого путешествия и ночи в подземельях Савроса, он не мог заставить себя покинуть постель и спал глубоким и крепким сном до самого заката. Он почти не цидел снов, но когда они все-таки приходили, перед ним вставали белые испуганные лица. Хакан, захваченный им в плен триец, ненадолго потревожил его сон. Он задавал вопросы на своем таинственном языке, умоляя Симона объяснить ему, почему он похитил его и почему отдал в руки безумца с ножами. И по пробуждении Симон вспомнил этот сон и внезапно обрадовался, что уже пора вставать. Пройдя через спальню, он встал у окна. Ковер холодил босые ноги. Вдали был виден лунный свет на воде и вездесущие силуэты Черного флота. К ним прибавился еще один корабль, больше остальных. И темнее. Симон мгновенно узнал «Бесстрашного». Флагман Никабара! Адмирал вернулся с Драконьего Клюва. Симон улыбнулся. Его господин вечером будет в хорошем настроении. Может быть, в таком хорошем, что его можно будет попросить об одолжении.

– После трапезы, – мягко напомнил себеСймон. – Осторожнее…

Эрис будет довольна, а он слишком сильно любит ее, чтобы не обратиться к господину с этой просьбой. Симон не знал случая, чтобы Рошанны вступали в брак – за исключением тех случаев, когда это было нужно для взятой на себя роли, – но он знал, что для Бьяджио он не просто агент. Каким-то странным образом они стали друзьями. И Симон – не раб. Он свободный человек, служивший графу долго и преданно, а свободный человек имеет право просить о вознаграждении. Хотя благородная кровь Бьяджио не дает им стать равными, Симон знал, что ему принадлежит особый уголок в сердце его господина. Сегодня он этим воспользуется.

Он поспешно вымыл лицо и руки. Прохладная вода оживила его. Скоро Бьяджио уже будет ожидать его прихода. Он причесал волосы, мимоходом посмотревшись в зеркало. Господин предвкушал этот вечер, и Симону хотелось выглядеть как можно лучше. Если он хоть чем-то разочарует Бьяджио, то в милости ему будет отказано. Когда Симон удовлетворился своим внешним видом, он направился к шкафу и выбрал тонкую рубашку и брюки. Свой наряд он дополнил широким кожаным поясом и блестящими мягкими сапогами выше колен. Ухмыльнувшись своему отражению, Симон отправился искать Бьяджио.

Дворец был привычно тих. Проходя по коридорам, Симон слышал далекие звуки деятельности прислуги. Из кухни долетали тонкие ароматы. У него тихо забурчало в животе, напомнив, что он голоден. На Кроуте были лучшие повара и блюда империи. В этом были уверены все местные жители. Мать Симона была прекрасной поварихой, хотя и не родилась на Кроуте. Всякий раз, чувствуя голод, он начинал тосковать по ней. Иногда он так сильно скучал по Кроуту, что не мог подумать о том, чтобы с ним расстаться. И если они больше никогда не вернутся в Нар, Симон возражать не станет. Черный город холодный и высокий, а Кроут – теплый и плоский. Здесь хорошо осесть навсегда. Симон не сомневался, что Эрис полюбит остров. До этой поры она видела только позолоченную клетку – дворец Бьяджио, но если ему хоть раз удастся вывести ее на базары или пройтись с ней по берегу, она полюбит этот великолепный город.

Симон прошел в личные покои графа по коридорам из скульптур, мимо увешанных гобеленами стен. Огромное окно выходило в парк, заливая коридор лиловым лунным светом. Здесь, в покоях господина, воздух был сладким и пах сиренью. Через открытые окна врывался солоноватый запах морской воды. Когда Симон был мальчиком, он любовался белым дворцом на холме и пытался представить себе богатство его владельца. Эти картины питали воображение ребенка, притягивали его к Бьяджио. Тогда он был беден, жаждал золота и власти, которую оно может купить. Теперь, спустя много лет, проходя по залам дворца, Симон все равно испытывал прилив чувств.

Когда он наконец оказался в личных покоях Бьяджио, двойные двери были открыты. Симон осторожно заглянул внутрь. Бьяджио сидел в красном кожаном кресле у окна, спиной к двери, и неспешно пил херес. Золотые волосы графа блестели в лунных лучах, отраженных зеркалами. Не успел Симон постучать, как Бьяджио заговорил.

– Я сидел тут и думал, – тихо проговорил граф.

Симон помедлил. Было ли это приглашением? Он осторожно вошел в комнату и стал приближаться к господину. Бьяджио дышал спокойно и медленно, словно он был пьян или почти заснул.

– Господин, – встревоженно спросил Симон, – вы себя нехорошо чувствуете?

– О нет, прекрасно, милый Симон. Я просто расслабился. Здесь так красиво, правда?

Симон остановился в шаге позади Бьяджио.

– Да, очень красиво. Я в последнее время и сам так считаю.

– Мне бы хотелось больше времени проводить здесь. Я слишком долго отсутствовал, не занимался делами…

– Призыв долга, – жизнерадостно откликнулся Симон. – Вы были нужны Нару…

– Да. – Бьяджио отставил рюмку с хересом. Украшенная драгоценными камнями рука поманила Симона ближе. Когда он приблизился, неестественно яркие глаза вспыхнули яростным огнем. – Мне нужно, чтобы сегодня вечером ты оставался подле меня. И я хочу, чтобы ты молчал. Просто будь рядом.

Симон пожал плечами. Он всегда был рядом с господином.

– Конечно. Вам не надо об этом беспокоиться, милорд,

– Остальные начинают испытывать нетерпение. И Никабар привез новости из Нара. Я тревожусь о том, какая будет на них реакция. Держись рядом со мной. Напомни им о моей силе. Мне надо, чтобы они мне доверяли. Или чтобы они меня боялись. Что именно – не важно.

– Милорд, я буду с вами. Всегда.

Бьяджио одарил его теплой улыбкой, в которой ощущалось необузданное безумие. Он протянул Симону руку.

– Ты – мой самый лучший друг, – объявил он. – Ну, идем. Отправляемся ужинать.

Симон взял графа за руку и помог ему встать с кресла. Хотя свободные одежды заставляли Бьяджио казаться хрупким, Симон знал, что его господин отнюдь не слаб. Снадобья, которые сохраняли ему жизнь, имели немало побочных эффектов. Помимо необычного цвета глаз Бьяджио обладал почти нечеловеческой энергией и был одним из самых сильных людей империи. Никто бы не смог бежать быстрее и дольше, не запыхавшись, никто бы не смог поднять над головой больший вес. И тем не менее графу нравилось, чтобы за ним ухаживали, и он редко хвастался своей силой. Он ел немного и только самую лучшую пищу, а вина всегда выбирая свои собственные, со своих безупречно содержащихся виноградников. В прежнем Наре Бьяджио пользовался репутацией франта, но никто не осмеливался сказать ему это в глаза.

Глава Рошаннов нарядился к обеду. Его отделанный соболями плащ шуршал по-особенному, роскошные волосы волнами падали на плечи. Почти на каждом пальце у него сиял драгоценный камень, зубы сверкали улыбкой, как у вышедшего на охоту волка. Граф внимательно осмотрел Симона. На его лице появилась одобрительная улыбка.

– Готовы? – спросил Симон. Бьяджио кивнул:

– Пойдем.

Как всегда, граф Бьяджио пошел первым. Он вышел из комнаты изящной и стремительной походкой, от которой развевался плащ. Симон следовал за ним, привычно отстав на шаг: достаточно близко, чтобы слышать своего господина, но достаточно далеко, чтобы не затмить его. Граф сиял – о словно маяк.

Они быстро прошли по коридорам и вскоре вышли из покоев Бьяджио в главные жилые помещения дворца, где поселили нарских гостей графа. Эта часть дворца лишь немного уступала в роскоши личным покоям его владельца. Пара стеклянных позолоченных дверей была открыта, приглашая Бьяджио и Симона пройти дальше. Над огромным восьмиугольным столом завораживающе сверкала люстра из белого и голубого хрусталя. Перед входом Бьяджио немного замедлил шаги, и на его лице появилась отработанная театральная улыбка. Сидевшие за столом повернули головы в его сторону. Симон отстал еще на полшага, чтобы не испортить Бьяджио входа.

– Добрый вечер, друзья! – радостно объявил граф, открывая объятия собравшимся за столом нарцам. – Я рад вас видеть. Спасибо вам всем за то, что пришли.

Каждый из нарских аристократов приветствовал хозяина дома. Их одинаково яркие глаза холодно наблюдали за ним. Симон быстро оценил присутствующих. За дальним концом стола сидел Саврос. Помрачающий Рассудок встал со стула и широко улыбнулся. Рядом с палачом сидел крошечный Бовейдин. Слишком увлекшийся блюдом с закусками, ученый остался сидеть. Казалось, Бьяджио не заметил этого знака неуважения. Он уже тряс руку следующего – гиганта в мундире нарского флота. Никабар, адмирал Черного флота, с добродушным смехом обнял Бьяджио.

– Ренато! – воскликнул Никабар. – Ты прекрасно выглядишь!

Грудь Никабара была украшена радугой нашивок и медалей, которые он получил за многочисленные кампании. Казалось, Бьяджио утонул в его объятиях. Симон пристально наблюдал за Никабаром, выискивая в его жестком лице признаки неискренности. Граф и адмирал были знакомы очень давно. Бьяджио числил Никабара среди своих ближайших друзей. Вместе они оставили Нар Эрриту и подняли мятеж Черного флота. Они убедили Бовейдина и Савроса присоединиться к ним. По мнению Симона, они составляли странную и очень опасную команду.

– Я так рад, что ты вернулся, мой друг! – сказал Бьяджио. Граф запечатлел на щеке адмирала поцелуй. – И невредимым.

– Я рад вернуться, – отозвался Никабар, – хотя плавание по морям империи было чистым удовольствием. Я по ним скучаю, Ренато.

Это заявление привлекло внимание Бовейдина.

– Мы все по ним скучаем, – обидчиво объявил он.

– Садись, пожалуйста, – пригласил Бьяджио, оставляя без внимания укол Бовейдина.

Взяв адмирала под руку, он увлек его обратно к столу. Симон пошел следом. Когда Никабар уселся, он выдвинул стул своего господина, чтобы Бьяджио тоже мог сесть за стол. Только когда все расселись, Симон занял свое место по правую руку Бьяджио.

– Давайте выпьем вина, – предложил Бьяджио.

Хлопок его ладоней вызвал из теней прислугу: мужчин и женщин в ошейниках, которые умело удерживали в равновесии серебряные блюда и бутылки с ароматными винами Кроута. Как обычно, Симону подали последним. Он дождался, чтобы все сделали по глотку, и только потом сам пригубил вино. Как всегда, оно было превосходным. Смакуя свой напиток, он наблюдал за странным собранием. Сидевший напротив Бовейдин казался головой без туловища. С ним равнодушно болтал Саврос. Никабар был молчалив как камень. Из всех четверых женат был один только Бьяджио – на женщине, которую он оставил в Черном городе. Графиня Элли-анн не разделяла жажды власти мужа и разочаровала его, встав на сторону Эррита. Никто в точности не знал, где она сейчас находится, и Симон сомневался в том, чтобы Бьяджио это интересовало. Никабар любил говорить, что он женат на море, а Саврос был слишком ненормален для любой женщины. Бовейдин отказывался от уз под предлогом своего маленького роста. Симон считал, что маленькому ученому вообще место в кунсткамере. Все это не относилось к золотому графу. Он был красив, хотя и в несколько бесполом стиле. Эллианн никогда не волновало то, что ее муж спит и с мужчинами, и с женщинами. Как и он, она была аристократкой и в любовных делах отличалась такой же переменчивостью. Что ей не нравилось – что оттолкнуло ее от мужа, – это его желание продолжить Черный Ренессанс. Эллианн не была воином. Она была холеной волчицей, которой нужны были только раздушенные простыни и вся та роскошь, что принадлежала ей по праву рождения. Ее место было в Наре. Неудивительно, что Бьяджио позволил ей там остаться.

Остальные в действительности почти ничего не потеряли. Эррит знал, насколько они были близки к Бьяджио, и все равно не оставил бы их в живых. Даже Никабар, хоть он и считался героем Нара, слишком долго был сподвижником Бьяджио, чтобы ему не угрожали тайные убийцы епископа. И Симону было известно, как сильно они с Форто ненавидели друг друга. Это было извечным соперничеством легионов и военного флота, и ни один из них не готов был признать свое поражение и склониться перед соперником. Когда Аркус умер и Эррит узурпировал трон, Никабар просто приказал своему Черному флоту уйти из вод Нара. Это сделало империю легкой добычей хищного Лисса. Симон решил, что это было частью «великого плана» Бьяджио. Несколько государств сохранили верность Бьяджио, но их число было невелико – и, вероятно, постоянно уменьшалось. После возвращения из Люсел-Лора Симон вынужден был удовлетворяться только дразнящими намеками графа. Он надеялся, что этим вечером они все получат хоть какие-то ответы.

Бьяджио поднял свой хрустальный бокал.

– Мои друзья, позвольте мне к вам обратиться, – сказал он, метнув яростный взгляд на Савроса, чтобы заставить его замолчать. – Я хочу поблагодарить вас. Я хочу еще раз сказать вам, как я ценю ваши терпение и преданность.

Они все подняли свои бокалы. Даже Бовейдин, который тихо хихикнул, согласился с этим тостом. Но когда все выпили, карлик первым открыл рот.

– Какие у вас новости из Нара, адмирал? – демонстративно осведомился он. – Ренато говорит, что вы привезли новости.

Никабар начал было отвечать, но Бьяджио предупреждающе поднял руку.

– Я сам намерен сообщить все новости из Нара, – объявил он. – Данар привез мне новости, это так, но я хочу, чтобы сначала вы все меня поняли. Я знаю, что ваше терпение начинает истощаться. Я знаю, что вы все хотите вернуться домой, в Нар. Но сейчас в действие приведены планы – планы, о которых я не могу вам рассказать.

– Надо надеяться, что эти планы вернут нас всех домой, – кисло проговорил Бовейдин. – Я сделал тебе устройство, Ренато. Я продолжаю изготавливать снадобье. Я хочу знать все, что происходит. Я настаиваю.

– Устройство, – спокойно ответил Бьяджио, – относится к тем вещам, о которых я сегодня не желаю разговаривать.

«Устройство». Симон решил запомнить это слово. Он знал, что Бовейдин над чем-то работает, но пока не знал, что это было. Тем временем граф продолжил:

– Я собрал нас всех здесь из-за известий, которые Данар услышал в Драконьем Клюве, и потому что хотел заверить вас в том, что я – хозяин положения. Все идет в соответствии с моими планами. Мне надо, чтобы вы твердо в это верили. – Внезапно на лице Бьяджио отразилась тревога. – Однако то, что услышал Данар, может заставить вас в этом усомниться.

– Лиссцы? – спросил Саврос. Данар Никабар покачал головой:

– Нет, не просто лиссцы.

– Эррит! – предположил Бовейдин.

Бьяджио задумчиво отпил вина и откинулся на спинку стула.

– Да, Эррит. Боюсь, что последние вести из Нара не очень хороши. Эррит… устраивает неприятности.

– Неприятности? – переспросил Бовейдин. – Что это значит? Ренато, прекрати дурачиться. Что происходит?

– Геноцид, – ответил Бьяджио. На его лице больше не было улыбки. – Что говорит тебе твой мощный ум, Бовейдин?

Бовейдин рассмеялся:

– Он уничтожает тех, кто верен нам. Мы все знали, что это должно случиться. Именно поэтому мы сюда и приехали. Бьяджио вздохнул.

– Термин «смесь Б» тебе что-нибудь говорит?

Бовейдин перестал смеяться. Его насекомоподобное лицо смертельно побледнело. Бьяджио подался вперед и прошипел:

– Да, твой эксперимент удался, мой друг. Слишком удался!

– Ее применили? – вопросил Бовейдин.

– Две недели назад, – ответил Никабар. – В Готе. Форто окружил силы Локкена. Они сдались, потому что у них не было выбора. Форто вошел в крепость, убил Локкена – а потом отравил город. – Никабар посмотрел в свою рюмку – – Выжило всего несколько человек. И все ослепли.

Бовейдин был потрясен.

– Не могу поверить! – сказал он. – Они смогли заставить ее работать! Это невероятно!

– Невероятно? – вопросил Бьяджио. – Вот как ты это расцениваешь, Бовейдин? Ты оставил им много всего, на чем можно было основать работу, так? Ты клялся мне, что им ни за что не стабилизировать смесь Б!

– Я… я не знаю, как это могло случиться, – пролепетал ученый. – В военных лабораториях очень мало людей, у которых хватило бы умения продолжить работу. Я был уверен, что им будет слишком опасно пытаться идти вперед без меня.

– Похоже, Эррит заставил их передумать, – заметил Саврос. Помрачающий Рассудок нахмурил лоб. – Интересно, как это ему удалось!

– Это не важно, – ответил Никабар. – У него есть эта смесь. Сначала Гот. А что потом? Фоск? Или Драконий Клюв? Бьяджио забарабанил тонкими пальцами по столу.

– Похоже, Эррит всерьез принимает волю Небес. Мои люди в Черном городе говорят, что он твердо вознамерился уничтожить Черный Ренессанс. Полностью. Он не успокоится, пока от него ничего не останется. И от нас тоже.

– Значит, нам надо действовать быстро, – сказал Бовейдин. – Немедленно.

– Мы действуем, – заявил Бьяджио. – Не сомневайся в этом. Как я уже сказал, пущены в ход планы, которые должны положить конец этому безумию. Но на это нужно время. Вы все должны проявить терпение.

– Мы уже проявили терпение, – вспылил Бовейдин. – Ренато, через несколько месяцев не останется ничего, к чему мы могли бы вернуться! Нам надо действовать. У нас есть флот, и устройство почти готово. Я считаю, что мы должны нанести ответный удар.

– И это – лучшее, что ты можешь предложить, Бовейдин? Как мы можем нанести ответный удар? Действительно, у нас есть флот. И – да, некоторые страны по-прежнему на нашей стороне. Но сушу контролируем не мы, а Форто. Его легионы верны ему и Эрриту. Мы не можем победить, применяя силу. Нам надо пустить в ход мозги. – Бьяджио постучал пальцем себе по лбу. – К счастью, я так и делал.

Оскорбившись, гениальный карлик вскочил с места. Симону показалось, что он не стал выше.

– Да неужели? – язвительно спросил Бовейдин. – И что ты придумал? Лично мне надоели твои загадки, Ренато. Я пошел за тобой, потому что ты обещал, что победишь. Но я что-то не вижу, чтобы ты побеждал. Я вижу, что ты прячешься.

Улыбка Бьяджио была ужасающей.

– Ты пошел за мной потому, что в противном случае сейчас ты был бы мертв. Сядь, мой друг. Ты выглядишь нелепо.

В его голосе была такая властность, что Бовейдин послушался и мрачно уселся на место.

– Споры нам ничего не дадут, – продолжил Бьяджио. – И кроме того, в них нет необходимости. Мой план очень прост. У меня готовы агенты, которые нам помогут, есть союзники, сочувствующие нашим целям. Герцог Энли дал нам топливо, которое необходимо для нашего устройства, не так ли, Бовейдин? Он по-прежнему на нашей стороне. Есть и другие.

– Какие другие? – спросил Саврос.

Помрачающий Рассудок следил за спором внимательно, но бесстрастно, продолжая лакомиться устрицами, которые его язык деловито слизывал с раковин.

– Другие, которые, я не сомневаюсь, сделают то, что нам нужно, – уклончиво ответил Бьяджио. – Другие, которым я доверяю.

– Девочка? – догадался Бовейдин.

– Да, – подтвердил Бьяджио.

– Что за девочка? – продолжал выпытывать Саврос.

– Ах, мой милый Помрачающий Рассудок, ты был бы от нее в восторге. – Бьяджио тихо засмеялся, прикрыв рот изящной рукой. – Просто прекрасная штучка. Думаю, для тебя она слишком юная. Но потрясает.

– Ренато, – спросил Данар. – Что за девочка?

– Очень необычная девочка, мой друг. Некто, перед кем Эрриту не устоять. Ты ведь помнишь: у него слабость к детям. Думаю, эта похитит его сердце.

Недоумевающий адмирал Никабар поставил бокал на стол.

– Объяснись. Кто этот ребенок?

Граф Бьяджио сложил руки лодочкой. Все с нетерпением ждали его объяснений – даже Симон. Кроме Бовейдина: казалось, он уже знает, в чем дело.

– Давным-давно, – начал Бьяджио, – когда Аркус еще был жив, мы с Бовейдином начали некий эксперимент. Эксперимент со снадобьем. Эксперимент над детьми.

Бовейдин начал беспокойно ерзать.

– Это было тайным проектом военных лабораторий, – продолжил граф. – Мы хотели выяснить, может ли снадобье полностью остановить процесс старения. Бовейдин решил, что снадобье может лучше подействовать на детей.

– У них по-другому идет обмен веществ, – вмешался Бовейдин. – Я выяснил, что они усваивают снадобье совсем не так, как взрослые. Наверное, потому, что их организм продолжает развиваться.

– Мы смогли остановить развитие тела, – сказал Бьяджио. – Довольно успешно. Особенно у одного ребенка. Никабар не смог скрыть того, насколько он потрясен.

– Боже! И сколько же таких уродов существует?

– Сейчас только один, – ответил граф. – Когда мы бежали из Нара, нам пришлось прекратить эксперимент. Но одного ребенка мы спасли. Очень особую девочку. Ту, которую можно будет использовать против Эррита, когда придет время.

– Прекратить? – переспросил Саврос. – Я не понимаю. Что стало с другими детьми?

Бовейдин отвел взгляд. Ответ был тошнотворно очевиден.

– Выбора не было, – сказал Бьяджио. – Мы не могли рисковать тем, что об этом узнают. Особенно Эррит. Осталась только одна девочка. – Кроут обвел присутствующих пристальным взглядом. – И не надо обвинять нас в преступлении, друзья. Этот эксперимент имел благородную цель. Мы пытались спасти Аркуса – и, возможно, спасти всех нас. Мы ведь по-прежнему стареем, пусть и очень медленно. И если бы не эта девочка, у нас не было бы оружия против Эррита.

– Где этот ребенок сейчас? – спросил Никабар.

– На попечении герцога Энли. И больше я вам ничего не скажу.

– Энли об этом даже не упоминал! – проворчал адмирал. – Боже, ну ты и любишь тайны, дружище! Неужели ты никому не доверяешь?

Казалось, Бьяджио эти слова обидели.

– Милый Данар, я всем вам доверяю! Я тебе должен поручить нечто очень непростое. Еще одну поездку. На этот раз в Черный город.

– В Черный город? – рассмеялся Никабар. – С любовной запиской Эрриту?

– Это не любовная записка. Но письмо действительно Эрриту.

Адмирал нахмурился:

– Ренато?

– Мне надо, чтобы ты привел в Нар «Бесстрашного» и несколько дредноутов. У меня готово послание епископу, и мне надо, чтобы ты доставил его лично.

– Что за послание?

– Письмо с предложением Эрриту начать со мной переговоры о мире.

Теперь он поразил всех. Даже у Симона отвисла челюсть. Бьяджио обвел взглядом присутствующих, ухмыляясь, словно безумец.

– Это не шутка, друзья мои. Вам следовало бы хоть что-то сказать!

– Я не знаю, что сказать, – пробормотал Никабар.

– И это твой план? – недоверчиво вопросил Бовейдин. – Сдаться?

– Не говори глупостей, – ответил Бьяджио. Он поманил к себе слугу, чтобы тот долил ему вина, а потом начал перекатывать бокал между ладонями. – Это просто часть моего великого плана, понимаешь? Эррит ни за что не согласится. В конце концов он это сделает, но не сразу. Мы постепенно заставим его приехать сюда. Но поначалу он решит, что мы слабеем. Именно это мне сейчас и надо. Остальное за меня сделают девочка и лиссцы.

– Но почему я? – спросил Никабар. – Почему твое письмо не может доставить один из твоих агентов?

– Потому что они не могут командовать флагманским кораблем, – ответил Бьяджио. – И на самом деле посланий будет два. Одно – Эрриту. А второе – лиссцам. Я хочу, чтобы они увидели «Бесстрашного». Я хочу, чтобы они решили, будто он ушел из вод Кроута.

Вконец раздосадованный Никабар затряс головой.

– Ренато, ты несешь какую-то бессмыслицу. Зачем тебе нужно, чтобы лиссцы сочли Кроут незащищенным? Черный флот – это единственное, что удерживает их от нападения на остров. И потом – мне казалось, будто бы хочешь, чтобы они нападали на империю!

– Хочу, – подтвердил Бьяджио. – Доверься мне, Данар. Лиссцы уже нападают на Нар, и я говорю – пусть продолжают. Но пусть при этом они считают, будто мы беззащитны. Пусть им кажется, что мы пришли на помощь империи. Все это – часть плана.

– О да, – проворчал Бовейдин. – Пресловутый «великий план». Мне он представляется глупостью. Чего ты пытаешься добиться – чтобы нас всех убили? Если Черный флот уйдет отсюда, лиссцы захватят Кроут. Ты это знаешь, Ренато. Они винят в войне в первую очередь тебя.

Бьяджио поднял руки.

– Хватит! Данар, ты сделаешь то, о чем я прошу. Ты отплывешь через несколько дней. Но ты не будешь вступать в бой с лиссцами и топить их корабли. Тебе это ясно?

Совершенно сбитый с толку Никабар мрачно кивнул.

– Ответь мне!

– Мне ясно. Бьяджио улыбнулся.

– Вот и хорошо. А теперь… – он взялся за вилку и воткнул ее в устрицу, – давайте есть!

Вечера на Кроуте всегда были теплые. Приближалась зима – но только не к этому острову. Пассаты приносили южный воздух, отгоняя морозы, и цветы расцветали круглый год. Во время влажной весны влюбленные, гуляющие по древним аллеям, слышали крики ночных птиц и экзотическую песнь насекомых. Но сейчас было несколько прохладнее, и обитатели острова дремали. На берегу, тянущемся вдоль виллы Бьяджио, Симон слышал только мерный ритм прибоя. Его господин, Бьяджио, шел на несколько шагов впереди, и мягкие волны лизали ему сапоги. После устриц и фаршированной утки в желудках лежала тяжесть, и говорить не хотелось. Симон чувствовал, что у него cлипаются глаза. Он надеялся этой ночью встретиться с Эрис, но обед длился дольше, чем он рассчитывал, а потом Бьяджио захотел остаться в его обществе.

Больше часа они ходили по берегу, почти не разговаривая друг с другом. Симону казалось, что его господин чем-то встревожен. Время от времени он опускал унизанную перстнями руку в песок, поднимая то камень, то раковину, а потом бросал их в воду, но почти все время просто шел – медленно, без всякой цели, – заставляя Симона гадать, какие планы он плетет в это время.

– Симон! – наконец бросил он через плечо.

– Да, милорд?

– Я начинаю уставать, но мне еще не хочется возвращаться. Знаешь, как это бывает?

Симон пожал плечами. Он понятия не имел, о чем говорит Бьяджио.

– Да, наверное.

– Хорошая ночь, правда? Опять какая-то чушь.

– Да, очень хорошая.

– Подойди ближе, – попросил Бьяджио. – Пройдись со мной.

Симон послушался. Вместе они зашагали по берегу, давая волнам омывать сапоги. Бьяджио неотрывно смотрел на горизонт. В темноте качались силуэты Черного флота. На востоке, где берег загибался, виднелись огни Галамьера – города, в котором Симон вырос и впервые научился лазить по карманам. В эту ночь Галамьер был затянут туманом и светился размытым оранжевым светом. Взгляд Симона задержался на огнях города, и меланхолия Бьяджио неожиданно передалась ему.

– По-моему, они во мне сомневаются, – сказал Бьяджио. Симон поморщился.

– Вы много от них требуете. Они не знают вас так, как знаю я.

– Да, – согласился Бьяджио. – Но, видишь ли, у меня есть планы. Большие планы на Эррита и этого пса Форто. Я не могу просто убить их, как советует Бовейдин: это ничего не решит. Эррит будет мертв, но мы по-прежнему вынуждены будем сидеть на Кроуте. На трон поднимется один ро из наших врагов. Мы должны уничтожить их всех.

– Конечно, вы правы, – ответил Симон.

– В последнее время у меня в Наре стало много врагов.

– И много друзей, милорд. Бьяджио рассмеялся.

– Их число уменьшается, милый Симон. Смерть Локкена это доказала. – Лицо графа стало жестким. – И нам еще предстоит разбираться с Талистаном. Они не примут меня в качестве императора. Тэссис Гэйл похож на Эррита. Он считает, что я слишком слаб, чтобы быть императором!

– Они оба глупцы, господин.

– Да. – Бьяджио ударил каблуком в песок. – Герцог Локкен был хороший человек. Верный. Он понимал, что такое Черный Ренессанс, чего пытается достигнуть Аркус. Он умер героем. Я его не забуду.

– Он будет отомщен, милорд.

– О, безусловно, – подтвердил Бьяджио. Повернувшись к Симону, он стиснул ледяными пальцами его плечи. – Посмотри на меня, Симон!

Симон повиновался. Глаза Бьяджио были нестерпимо яркими.

– Да?

– Что бы тебе ни говорили другие, что бы ты ни думал о моем плане, даю тебе слово: он сработает. Я намерен не просто убить Эррита. Я планирую уничтожить его – и его лизоблюдов. Когда мы снова придем к власти, с нами никто не сможет бороться. Ни Эррит с его больной церковью, ни Фор-то с его легионами, никто! Мой великий план учитывает их всех, Симон. Всех наших врагов.

– Я верю вам, милорд, – сказал Симон. – Я действительно вам верю.

– Но ты беспокоишься. Тебе кажется, что я позволяю лиссцам нападать на Нар из злости. Это не злость, Симон, это часть моего плана. Ты можешь это понять?

Симон улыбнулся:

– У меня нет вашего дара, господин. Но если вы говорите, что это так, то я вам верю. Безусловно. Лицо Бьяджио смягчилось.

– Спасибо тебе, мой друг.

Симон почувствовал прилив смелости. Во рту у него пересохло. Он отчаянно пытался найти нужные слова.

Бьяджио направился обратно к вилле.

«Сейчас! – приказал себе Симон. – Делай это сейчас!"

– Милорд! – пролепетал он.

– М-м?

– Могу я просить вас о милости?

– Конечно.

Симон поспешно догнал его. Идя позади графа на расстоянии шага, он пытался облечь свою просьбу в слова. То, чего он хочет, граничит с невозможным, но они с Бьяджио друзья. Почти.

– Симон, – сказал Бьяджио, – перестань тянуть и выскажи свою просьбу.

Симон судорожно облизнул губы.

– Это касается Эрис, милорд. Шаги графа заметно замедлились.

– О!

– Видите ли, я к ней привязался.

– Да, я знаю, – ответил Бьяджио, и в его голосе зазвучала прежняя, хорошо знакомая Симону ревность.

– Милорд, то, о чем я хочу попросить… это трудно.

Симон остановился и опустил глаза. Бьяджио тоже остановился. Граф с любопытством смотрел на своего слугу.

– Ты это начал, – предостерег Бьяджио. – Изволь закончить. Ну же, задавай свой вопрос.

Симон выпрямился и посмотрел Бьяджио прямо в глаза.

– Я люблю Эрис, милорд. Я полюбил ее сразу, когда вы ее купили. Я хочу быть с ней. Я хочу, чтобы она стала моей женой.

Симон ожидал ярости – но ее не последовало. На мгновение лицо Бьяджио стало безмятежным, а потом на нем отразилось новое чувство – не гнев, а грусть. На секунду Симону показалось, что его господин может заплакать. Бьяджио отвел взгляд.

– Это довольно неожиданно, – сказал граф. – Я… – он на секунду замолчал и пожал плечами, – удивлен.

– Я понимаю, что прошу многого, милорд. Я знаю, что это не соответствует традициям. Но я действительно ее люблю. – Симон склонил голову, а потом опустился на одно колено прямо на песок. Поймав холодную руку Бьяджио, он поцеловал ее. – Милорд, я молю вас об этом. Позвольте, чтобы Эрис стала моей. Я преданно вам служил. И всегда буду вам служить. Вы – моя главная страсть.

Бьяджио насмешливо фыркнул.

– Но не такая главная, как эта танцовщица! Встань, Симон. Не ставь себя в неловкое положение.

Симон встал, но не поднял головы. Бьяджио повернулся к нему спиной. Несколько томительных минут граф смотрел вдаль и почти не дышал. Теплый ветерок шевелил его золотые волосы. Волны накатывались и отступали, а Бьяджио все продолжал стоять, словно одна из дворцовых статуй – холодный и неприступный.

– Симон, ради тебя я это сделаю, – проговорил наконец граф. – Потому что ты мне дорог. Ты это знаешь? Ты знаешь, насколько я к тебе привязан?

Симон это знал.

– Да, милорд.

– Эрис – мое сокровище, мое имущество. Во всей империи не найдется танцовщицы, равной ей. Но тебе я ее отдам, Симон. Ради тебя я нарушу традиции Рошаннов.

– Спасибо вам, милорд. Вы поистине…

Бьяджио повернулся лицом к нему.

– Но взамен ты должен кое-что для меня сделать.

– Все, что угодно, – мгновенно пообещал Симон. – Просите меня о чем угодно, милорд. Я сделаю это охотно.

– Ты вернешься обратно в Люсел-Лор. Ты найдешь Ричиуса Вэнтрана. И ты украдешь у него дочь и привезешь ее ко мне.

– Что…

– Это все, Симон. Такова моя цена за эту женщину. Привези мне дочь Шакала.

– Но, милорд, Вэнтрана охраняют! Невозможно…

– Ты себя недооцениваешь, мой друг, – засмеялся Бьяджио. – Ты можешь это сделать. Ты – мой лучший агент, единственный, кому это по силам. Войди к Вэнтрану в доверие. Разузнай его планы. Заставь его тебе доверять. А когда он потеряет бдительность, укради его ребенка.

– Но почему? – пролепетал Симон. – Зачем вам эта девочка? Она еще совсем маленькая…

– Я хочу того, чего хотел всегда! – зарычал Бьяджио. – Я хочу, чтобы Вэнтран мучился! Он отнял у меня Аркуса. А теперь я отниму у него то, что ему дорого. Это справедливость, Симон. И больше ничего.

Симон пытался взять себя в руки. Это была не справедливость, а безумие, но он не мог этого сказать. Сейчас – не мог. Эрис почти принадлежала ему. Они могут пожениться. Бьяджио дал согласие.

– Милорд, даже если бы я смог войти ему в доверие и украсть ребенка, то как я могу добраться сюда с нею? Мы далеко от Люсел-Лора!

– В Люсел-Лор тебя доставит корабль Черного флота. Пока ты будешь там находиться, корабль будет патрулировать в трийских водах. Он будет там, когда тебе понадобится вернуться.

«Все уже расписано, правда? – горько подумал Симон. – Мастер-кукловод за работой!"

– Милорд, – осторожно проговорил Симон, – пожалуйста, подумайте еще раз об этом. Ваше желание отомстить Вэнтрану затуманило вам мозг. Сейчас надо думать о других вещах. Эррит и Форто…

– Я ими уже занимаюсь! – отрезал граф. – Но Вэнтран слишком долго живет, не ощущая моего гнева. Пора ему помучиться. Пора ему заплатить за то, что он сделал. – Бьяджио подошел вплотную к Симону, почти соприкасаясь с ним носами. – Он убил Аркуса, Симон. Он предал Аркуса, и император из-за этого погиб. И все ради этой проклятой женщины. А теперь я заберу плод их отвратительного союза. Ради Аркуса я это сделаю!

Симон застыл неподвижно.

– Ты сделаешь это для меня, – добавил Бьяджио, – а за это я отдам тебе танцовщицу. Таковы условия нашей сделки. Ты их принимаешь?

– Да, – печально ответил Симон. Это было единственным словом, которое он сумел из себя выдавить: голос изменил ему.

– Ты уедешь через несколько дней, – объявил Бьяджио. – А в твое отсутствие я буду заботиться об Эрис.

И с этими словами золотой граф отвернулся от своего слуги и зашагал прочь.