Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка

10. Дрожь Земли

Череда выстрелов заставила Броккена пластом вжаться в землю и застыть. Оглохший и укрывшийся в своём внутреннем мире предельно глубоко, Броккен покоился в траве: крепко зажмурившись, закрывшись руками, и от страха позабыв всё на свете. Наконец, спустя некоторое время после того, как стрельба прекратилась, он отважился понемногу раскрыть веки, будто их насильно раздвинули каким-нибудь хирургическим расширителем, и далеко не сразу осмелился приподнять голову.

То же самое как раз проделал и Гербес. Жим-Жим был уже на ногах и с невозмутимой физиономией деловито отряхивал свой скафандр от налипших травинок.

Шестеро явившихся на платформах незыблемо лежали, констатируя свою смерть.

– Ты где так стрелять научился?! – восхитился Гербес.

– Эхо войны, – горделиво ответил Гумбалдун. – Перед тобой известный в Гимгилимах пьяни… герой! Многолетний мясник войны и ветеран скотобойни!

– Круто, блин! Я уж думал, нам крышка! Ты нам жизни спас!

– А! – отмахнулся Гумбалдун. – Пустое.

Броккен и Гумбалдун подошли к тому, кто общался через “эта переводчика”. Гумбалдун присел на корточки и сноровисто стянул с убитого шлем, заставив тем самым нормовца невольно кивнуть ему, как бы выразить своё согласие насчёт шлема. Пуля с гумбалдуновой меткостью попала в незащищённое горло и проткнула в нём ранку, сочащуюся кровью цвета налитой голубики. Гум довольно крякнул.

Нежно-пепельная кожа мертвеца изобиловала складками, превращая поверхность головы, в том числе и лицо, во что-то волнообразное, фрагмент кожаного нежно-пепельного застывшего моря. На темечке то ли костяной, то ли хрящевой гребень. Подобные любят носить панки, только волосяные. Броккену захотелось пощупать этот нарост, но удержался. Отсутствие губ делало приоткрытый зубастый рот хищным и жутким. Носа также не было. Ни носа, ни каких-либо дыхательных отверстий. Глаза обычные, человеческие. Они жалостливо смотрели на Броккена, но зубастый безгубый оскал всё портил.

– Странно всё это, – сказал Броккен Гуму, который разглядывал шлем с устройством перевода, прикидывая, за сколько его можно загнать на ближайшем чёрном рынке. – Хотели бы они нас убить, убили бы сразу, но они разговаривали с нами. Переводчик у них, правда, не ахти. Трудно понять собеседника, если говоришь с ним на разных языках. Это как общаться со случайными людьми в интернете. Слова вроде понимаешь, а вот смысл сказанного... Такое ощущение, что большинство из них пользуются сломанными переводчиками. А у этих, наверное, жёны, дети…

– Плевать я хотел на их жён, детей и их могилы, которых у них нет и не будет. Размякнут на солнышке и вонью своей всех местных некрофагов на пиршество пригласят. – Гумбалдун покосился на труп, с которого снял шлем, и повторил: – Да, плевать я хотел на их уродских жён. Нечего было за свои палки хвататься. На войне о доме и семье лучше забыть.

– Хорошо говорить такие слова тому, у кого никогда не было семьи, а дом похож на грязный башмак, выстеленный чьими-то носками, – заметил Жим-Жим.

– Что значит чьими-то?! Моими и выстеленный! – Опытный в мародёрских вопросах мясник войны полюбопытствовал: – Есть варик ихнее барахлишко в Новаскоме сбросить?

– На винтовки покупатель всегда найдётся, – поддержал Жим-Жим, который и сам подумывал об этом.

Признаться, ему было жаль, что Гумбалдун по прибытии в Новаском вернётся в свой мир, а значит покинет его, Жим-Жима. Гум оказался отличным товарищем. Вспомнить хотя бы тот случай с кражей золотой статуэтки из храма Драконицы Огненной Любви…

А ещё тот случай, когда они вместе с несколькими разнузданными ксеноботами-уголовниками зажарили на ужин супербарана Сахарное Ушко и тем сильно разозлили нескольких фермеров… нынче щеголяющих простреленными коленными чашечками.

Оказалось, что это был гладкошёрстный супердорогой супербаран, отливающий с одного бока оранжевым шёлком, а с другого - бирюзовым. Его держали вместе с обычными баранами и овцами, дабы не привлекать к нему внимание. Как говорится, сами себя нахитрили. Цена обычных баранов и овец (до 250 золотых за кило живого веса) определяется качеством и количеством их мяса, жира и молока, а цена супербарана (до 50.000.000 золотых) - симметрией и изгибом его рогов, а также симметрией, красотой и ароматом его яиц, которые улучшаются ежедневными внутривенными уколами, набором особых иголок и нехитрой системой из мини гирек-капелек.

В результате всего этого у супербаранов слегка выпученные глаза и твёрдо устоявшиеся фатальные взгляды на жизнь. Супербараны, в отличие от простых баранов, рождены ради славы, ради того, чтобы ими восхищались: любовались их рогами, заглядывали им под яйца и вдыхали аромат их яиц, но это не делает их счастливыми. Ни один баран не будет счастлив, если его яйца регулярно пользуют как подушечки для иголок и увешивают грузилами, как серьгами. А у барана и выбора-то нет, коли бараном родился.

У похищенного и съеденного на ужин сверхдорогого Сахарного Ушка впервые за 150 лет супербаранства сформировались идеальные яйца. Они были как ультрагладкие увесистые грушевидные братья-близнецы прекрасного нежно-розового цвета младенческой попки, источающие тончайшие ароматы... далее перечислены земные аналоги; разнообразных запахов в Великом Нигде не счесть, но многие из них для земного носа слышатся одинаково, либо вообще не доступны: мускус, чистое индийское агаровое дерево, турецкая роза, пачули, иланг-иланг и ладан. Вот она, вершина эволюции супербаранства, плод каторжного труда, хлопот и забот многих десятилетий, которым стоит гордиться. Вероятно, яйца Сахарного Ушка являлись самыми дорогими яйцами в Великом Нигде, пока не испоганились в кустах, куда были самым жестокосердным образом отброшены дремучими похитителями.

Впрочем, рога у Сахарного Ушка тоже были классные.

Тут Жим-Жим, прервав воспоминания, задумался. То есть получается, что котируются рога и яйца, но не сам баран. Так чего тогда расстроились эти глупые фермеры? Рогатую башку и яйца Сахарного Ушка вместе с именным ошейником они выбросили в кусты перед жаркой барана. Вот и поехали бы на аукцион баранов с башкой, ошейником и яйцами Сахарного Ушка в банке с формалином. Или как они там продают своих баранов.

В темноте все бараны едины. Мемекают дрожащими голосами и шугаются во все стороны. Кого схватили, того и схватили. А что оставалось делать, как не обороняться, когда догнавшие их на следующий день фермеры, не вступая в переговоры, с пылу, с жару открыли по ним огонь из всех пулемётов и натравили боевых дронов известной фирмы "Альтернативный футур-пломбир", которая начинала, как создатель новых сортов мороженого, но принципиально решила не менять название? Кстати, ксеноботов-уголовников изобрела та же фирма, но никому об этом не сказала, так как была занята продвижением ксеноботокопов и ксеноботосекьюрити.

В общем, неловко получилось. Видать, перед кражей барана из амбара следовало уточнить у хозяев, какого по их мнению лучше украсть барана, чтобы и волки были сыты, и коленные чашечки целы.

А потасовка в борделе?! Тогда Гум спас его от верной гибели, ведь Жим-Жим без скафандра оказался очень уязвим перед разъяренной проституткой, размахивающей поварской вилкой. Пришлось супергерою скрываться под кроватью, откуда обезумевшая проститутка пыталась выковырять его страшной вилкой.

А перестрелка с бандой вооружённых гоблинов в заповеднике гоблинов?

А поиски легендарного Хранилища 13, напичканного артефактами под завязку? Им с Гумом удалось отыскать Хранилище, вот только вскрыть его так и не смогли. Стены Хранилища не брала даже взрывчатка. Проще было разнести в куски весь Бесконечный мир, чем заставить Хранилище хотя бы дрогнуть. Сбрасывать 50-ти мегатонную термоядерную бомбу Жим-Жим не рискнул, хотя Гум очень настаивал на этом. Гумбалдун приобрёл эту бомбу на одном из вантаблэчных рынков Омеги, станции на астероиде в системах Термина, куда их занесло во время попойки после одного из редких стоящих приключений.

Эх... Без Гумбалдуна Жим-Жим снова будет чувствовать себя одиноким асексуалом, фанаты которого тают с каждым днём. Они всё меньше и меньше верят во всю эту неприлично затянувшуюся мыльную бодягу с бесконечными поисками коровы. И даже редкие стоящие приключения не удерживают их. Куда там, когда новые крутые супергерои всех мастей и разливов растут как на дрожжах, взращивая вокруг своих персон джунгли фильмов, комиксов, видеоигр, пародий, футболок, жвачек и щедро удобряя всем этим густые поля колосящихся всеядных фан-клубов.

Червяк Жим-Жим безнадёжно устарел. Нынче его даже никто не пародирует, а это самое ужасное для публичной личности. Но сложно пародировать того, кто сам является пародией. Да и коровы досадно редко попадают в тренды. У Жим-Жима всего один замухрышечный фан-клуб онлайн, в котором состоит каких-то 50.000 поклонников со всего Великого Нигде.. Да он и сам заглядывает в свой фан-клуб, дай дракон, раз в месяц. Зальёт парочку видосиков с самим собой, разглагольствующим о коварстве коров, или редким стоящим приключением, как та кража золотой статуэтки (ну не позор же в борделе всем с гордостью демонстрировать!), ответит на парочку сообщений старожилов клуба да и успокоится на этом.

Трудно быть одиночкой и фриком. Даже если ты фрик-герой, для всех ты прежде всего - фрик. Но таков его путь. И он пройдёт этот путь до конца. Вся его проблема в том, что он стал супергероем совершенно случайно. Он вовсе не стремился к этому, не вкалывал ради этого как проклятый, потому не боится всё это потерять и может позволить себе поступать так, как ему самому хочется. Он всего лишь обычный червь, которому посчастливилось наткнуться на скафандр. Он-то и сделал его супергероем. А червь в любом суперкостюме всего лишь червь. Но даже у червя должна быть своя честь.

– Дружище, ты чего завис? – Гумбалдун помахал рукой перед застывшими в своём безумии глазами Жима.

Жим-Жим вернулся в реальность и мотнул головой-туловищем.

– Да так, воспоминания нахлынули… Старьё конечно, но сплавить можно. Оружие всегда в тренде. Даже устаревшее. Скажем, в трущобах нашли. Послышалось подозрительное шушуканье за мусорными баками, за которые мы решили заглянуть после долгого совещательного шушуканья и тщательного взвешивания за и против. Главное что-то ляпнуть для отмазки. Чем грубее ложь, тем легче в неё верят. А вот с брониками проще. По дешёвке можно сдать в любой ломбард без лишних вопросов.

– Отлично! – обрадовался Гумбалдун. – Хоть не с пустыми карманами домой вернусь.

– А что, здешние золотые у вас ценятся? – удивился Гербес.

– Золото везде ценится, – самоуверенно заявил Гумбалдун.

И оказался неправ. В Великом Нигде существует порядка нескольких десятков тысяч планет, в которых золота, как на Земле гранита. Их обитатели успешно засирают свои золотые планеты и разбазаривают золото как могут. Конечно, для кого-то там “несколько десятков тысяч золотых планет” звучит внушительно, но для Великого Нигде - это жалкая горсть золотых атомов в водородном море (примерно на 80 процентов Великое Нигде состоит из водорода).

– Так здешние золотые монеты сделаны из стали с никелевым покрытием, – возразил Гербес.

– Разберусь, – отмахнулся Гумбалдун. – Главное, есть что продать, а уж кому фальшивое золото всучить всегда найдётся. Посоветуюсь со одним своим кровным другом. Он часто гоняет в Язду по шкурному вопросу. Может, наведёт на барыгу, который обменяет валюту по сходной цене.

– Тогда приступим? – предложил Жим-Жим.

– Ага! – алчно подтвердил Гумбалдун, размечтавшийся о крупном барыше.

– Я так понимаю, нам ничего не причитается? – забросил крючок не менее алчный Гербес.

– Ну… – прикинул наивный и добрый Гумбалдун, отличающийся математическими способностями, – если подсобите перетащить снарягу в Тюбик, отстегну от своей доли 30 процентов. 50 процентов отдаю Жим-Жиму за доставку. Всё по-честному.

– И на сколько потянет всё это добро?

– Не знаю, – пожал скафандровыми плечами Жим-Жим. – В Новаскоме давно этим не занимался. Пару лет назад на таком можно было поднять косарей 160. Нелегально, разумеется, через своих. Каковы расценки сейчас, без понятия.

Гербес, отличающийся математическими способностями в хорошем смысле, быстренько подсчитал.

– Конечно, поможем! – энергично воскликнул он. – Червивые друзья - наши друзья!

Гумбалдун подошёл к ближайшей из платформ, по-прежнему парящих в воздухе. Ухватившись за её краснобортие, почти без труда подтянулся и забрался на площадку. Платформа слегка просела под его весом. Гумбалдун попрыгал, забавляясь колебаниями платформы.

– Рычажки какие-то, кнопочки, огоньки, – почесал он затылок, напрыгавшись, и вернулся к более простой и насущной теме: – А за эти летающие доски можно ведь хренову тучу бабла выручить, а?

– Не знаю, – сказал Жим-Жим. – Товар специфический, на любителя. Далеко не каждый торгаш захочет с этим связываться.

– Ну к Тюбику-то можно как-нибудь прицепить?

– Как-нибудь можно. У меня два троса.

– И сколько можно прицепить платформ? Все-то хоть можно?

– Два троса - две платформы, Гум.

– Эх! Мог бы и штук шесть с собой взять. В дороге всякое может произойти.

– А что ж не двадцать? Давай багажник и половину коляски тросами забьём и ядерную торпеду “Нептун” на другой бок прицепим для равновесия. На всякий случай. Учитывая, что в пассажирах у меня ты, действительно, произойти может всякое.

– Эй, я не причастен к козням этих норма… как их там?

– Нормовцы.

– Вот именно. Долго ещё будем языками чесать? – спохватился Гумбалдун, всласть начесав язык. – За дело!

Но едва они собрались приступить к делу, как им снова помешали. На сей раз задрожала земля. Дрожь шла с запада и быстро усиливалась. Эпицентр дрожи приближался.

– Что п-про-ро-исхо-о-ди-иит?! – воскликнул Гербес, и волна землетрясения повалила его с ног.

– Мы отку-уд-да за-зна-аем? – продрожал в ответ Броккен и тоже упал.

– Блядь! – выругался Гумбалдун, шлёпнувшись на свою зелёную тощую задницу. И где он только успел подцепить данное ругательство? Впрочем, чего только где не подцеплял старик. По этой части он имел богатый опыт.

Под Тюбиком земля волновалась сильнее всего. И доволновалась до того, что запучилась и загорбилась. Возвысившийся раскуроченный бугор поднял летательный аппарат, который перевернулся, скатился и, повалившись на бок, застыл, присыпанный. Снятый гребной винт земля скрыла полностью. Чтобы откопать его, пришлось бы всем троим потрудиться лопатами. Но у этих троих лопат не было.

Гумбалдун прав. Всякое в дороге может произойти, но вот что именно - никогда не угадаешь, поэтому червяк Жим-Жим тоже прав.

Из образовавшейся дыры в лопнувшей верхушке бугра выросли два огромнейших существа. Каждый толщиной с дуб. Видимая часть длиной метров шесть. Один больше другого. Чёрно-коричневые змеиные тела разделены на плотно прижатые сегменты-кольца, как у сложенного йо-йо. Тела заканчивались тупорылым горбатым обрубком с узором из трёх перекрещенных алых линий. Ни глаз, ни носа, ни рта у монстров не наблюдалось. Как и каких-либо конечностей. Выбравшись из земли, титаны слегка покачивались, как стебли от ветерка.

Однако, как оказалось, верхний конец являлся сплошным ртом, который раскрывался на три треугольные челюсти с тёмнозелёным нутром и алой каймой, словно быстро распускающийся и закрывающийся цветок. Это выяснилось, когда один из монстров заговорил.

– Попробую стрелять им в пасти! – крикнул Гумбалдун, целясь из шестизарядника. – Верняк! Всегда срабатывает!

– Я тебе сейчас в твою пасть настреляю! – гаркнул Жим-Жим. – Это мои родители!

– Вечно мне не везёт! – посетовал Гумбалдун, нехотя засовывая шестизарядник за пояс. – В кои-то веки повстречался с достойным противником, а он оказался родителями моего лучшего друга в этом мире. – Гумбалдун присвистнул. – Эта парочка покруче мофия будет! Ретрубу бы их бошки показать, вмиг бы заткнулся и подох от зависти.

– Здравствуй, Жим-Жим! – ласково сказала мама внушительных размеров.

– Здравствуй, сын, – вторил папа ещё более внушительных размеров.

– Мама, что ты наделала! – раздражённо захныкал Жим-Жим. – Ты своей головой мой Тюбик перевернула! Гнездо съехало! Задолбаюсь теперь его ломом выправлять и грязь вычищать! И винт засыпали!

– Как нехорошо, Жим-Жим, – укорила мама. – Неужели ты не рад нас видеть? Мы с ног сбились тебя искавши.

– Потратили почти весь отпуск, разыскивая тебя, – добавил папа. – Первый отпуск за двадцать лет.

– Конечно я… я рад вас видеть и всё такое, – сказал Жим-Жим, – но переворачивать мой Тюбик было необязательно. Вы… вы стали ещё больше!

– Это здоровый образ жизни, Жим-Жим, – довольно ответила мама. – Люби своё тело, и оно станет ещё больше. Боди-позитив, детка, боди-позитив.

– Это верно, сынок, – подтвердил папа. – Боди-позитив и диета величия. Я вот на диете величия. Стараюсь есть раз в два часа, не больше. Вот поем, и у меня два часа величия.

– Элайджа, никому не интересно слушать о твоей диете, – перебила мама.

– Просто ты не умеешь веселиться, Мальвина.

– Сейчас не до веселья, Элайджа. Мы впервые за сорок лет увиделись с сыном. К тому же тебе действительно не помешает диета, брюхом по земле трёшься. Скажи, Жим-Жим, куда ты пропал?! Мы очень скучали по тебе и по-прежнему пересматриваем старые выпуски о твоих приключениях. И мне нравится твоя практичность. Я бы поступила также. Ведь в дальнейшем ты смог выгодно продать эти записи на телевидение.

– Да я изначально как-то не думал их продавать, – сказал Жим-Жим. – Просто решил заснять на память, каким крутым я стал, раз уж в скафандр встроена камера. И так получилось, что один из моих приятелей работал телевизионным редактором. Не пришлось тратить полжизни, чтобы такому простому парню, как я, пробиться на встречу с важными шишками, доказывая всем потенциал снятых видосов, и получить в итоге отказ. Это сейчас сперва надо заявить о себе в интернете, а уж потом всё остальное. Раньше как-то проще было. Оказывается, выбор - это не всегда хорошо.

– Э, послушай, а твоя камера сейчас работает?

– Ага. Она автоматически включается вместе со скафандром.

– Ой, а я вся в земле и не одета… – вдруг закокетничала шестиметровая червиха.

– Ничего страшного, мам. Всё равно я нигде не собираюсь это выкладывать.

“Не, такое народ обязан заценить! – прикинул Жим-Жим. – Внезапная и трогательная встреча супергероя с папой и мамой. Фаны такое обожают. Надо бы мне по-хорошему играть роль сына, действительно радующегося встрече с предками, но я умею играть только себя, и я не идеал. Наверное, это и есть моя фишка. Любите меня таким, какой я есть. Максимальная честность и достоверность происходящего без всякого лицемерия и позёрства… после некоторой редакции видосиков, разумеется.”

– Правда? Ну хорошо... Мы волновались за тебя, Жим-Жим, – продолжила мама материнскую линию. – Все эти перестрелки, сумасшедшие прыжки, щенок этот сумасшедший… Никогда не любила собак. Лучше котиков никого нету.

– Не всё вы знаете о котиках, госпожа, не всё, – пробормотал Броккен, вспомнив котёнка в трёхлитровой банке.

– Псы, только псы, – опротестовал Элайджа. – Только они попадают в рай. Все без исключения.

– Погоди ты со своими псами, дорогой. Речь не о тебе, а о нашем сыне. Жим-Жим, милый, до нас дошли слухи, что ты давно забросил свой супергеройский бизнес и остался не у дел. До нас дошли слухи, что ты совсем запустил себя, Жим-Жим, и, страшно такое сказать, устарел! Мы пришли, чтобы забрать тебя с собой. Дома приведёшь себя в порядок, обдумаешь всё хорошенько.

– Вы не можете меня забрать, мне уже 120 лет! – возопил Жим-Жим.

– Жим-Жим, дорогой, ты ещё совсем ребёнок. Не понимаю, как ты мог устареть? Мы вообще живём по 600 лет. Но ты устарел. Наверное, когда-то убил не того злодея, спас кого-то не того. И о тебе стали забывать. Такое бывает. Пойми, ты не прирождённый супергерой, тебе просто повезло с этим костюмом. Да, ты прославился, совершил множество добрых дел...

– Каких добрых дел, мама?! Я лишь хотел спасти принцессу! Я сражался со злодеями и совершал добрые поступки ради себя, чтобы потом выгодно продавать записи со своими похождениями!

– Мы видели все выпуски твоей передачи и очень переживали, когда она закончилась. Мы думали, ты заболел. И это нашумевшее интервью, в котором ты обещал отомстить за… как её там…

– За принцессу Как-Её-Там, мама! Неужели так трудно запомнить имя моей возлюбленной?!

– Она мне с первого взгляда не понравилась: все эти её ужимки, глупое надменное личико… На рыбу похожа. Да и худая больно. При родах могли быть осложнения. Пойми, её уже не вернуть, никак не вернуть, даже если ты и отомстишь за неё.

Жим-Жим вздохнул и опустил глаза.

– Я знаю, мама. Но супергерои сдерживают свои обещания.

– Она не твоего поля ягода. Она принцесса, а ты простой червяк.

– Обычная, простая принцесса, мама. Она простая и я простой.

– Ты не супергерой, сын, – поддакнул Элайджа, вторя за женой. – Тебе повезло отыскать этот скафандр. Посмотри на себя, Жим-Жим. Из-за этого дурацкого скафандра, которым ты так увлёкся, ты перестал расти, перестал развиваться. Оставь эти игры молодым.

– Да что ты такое говоришь, Элайджа! – рассердилась Мальвина. – Наш Жим-Жим совсем юн, ему всего 120 лет! А на вид больше 60 ни за что не дашь.

Жим-Жим посмотрел на отца и отбил мяч:

– А даже если я и простой червь, тогда что, по-твоему, можно разбрасываться словами? Ты сам учил меня, что каждый уважающий себя червяк должен держать своё слово. Я обещал отомстить долбаной корове.

– Посмотри, с кем ты якшаешься, – перехватила инициативу мама, пока папа соображал, как лучше ответить, – с отребьем, какими-то зелёными алкашами, которые выглядят так, будто их род зачали зелёный змий и бутылка! Это не подобает нашему роду Гигантов!

Гумбалдун засопел.

– Полегче на поворотах, дамочка, – проворчал он.

– Мама, Гумбалдун чужой в этом мире, он заблудился, потерялся, поэтому и пьёт. Я помогаю ему вернуться домой.

– А кто поможет тебе, Жим-Жим? Не забывай, ты тоже чужой здесь. Возвращайся с нами, идём в наш дом, милый дом.

– Да, сын, идём с нами, поиграем в "Бархан-2" на "Сиге", как в былые времена.

– О, папа, “Бархан-2” давно устарела! Игре уже 30 лет, графон - отстой.

– Сам ты отстой, – обиделся папа.

– Тебе нужно отдохнуть, прийти в себя, переосмыслить свою роль в жизни, набраться сил, – продолжала уговаривать мама.

Жим-Жим сжал рот и упрямо покачал головой.

– Я не могу. Я дал обещание своим фанатам. Их осталось не так уж и много, но те, кто остались, - самые преданные. Я не могу их подвести.

Мама вздохнула. Её тело сильно расширилось в боках и снова опало, как парус при коротком порыве ветра.

– Хорошо, – смирилась Мальвина. – Будь по-твоему. Тебе хоть есть на что жить?

– Есть, мама, не переживай.

– Но ты заглядывай как-нибудь, – предложил Элайджа. – Не хочешь играть в “Бархан”, поиграем в “Червяка Жим-Жима-4”. Недавно вышла. Поползаем по Австралии, как раньше, помнишь? Ты же знаешь, что…

– …самый вкусный гумус - гумус австралийский, – сказал Жим-Жим и улыбнулся. – Конечно помню, папа. И вышел не “Червяк Жим-Жим-4”, а спин-офф. Он ещё хуже “Бархана”.

Они распрощались.

– Я же тебе говорил, он самостоятельный, – говорил Элайджа Мальвине, когда они зарывались обратно в землю. – Вечно мне рот затыкаешь. – И менее разборчиво: – Тьфу! Хахой жеф хуфуф фухой.

Гигантские предки Жим-Жима было скрылись, как мама снова показалась самым кончиком рта.

– Слушай, принцессы принцессами, а у тебя… есть девушка?

“О, проклятье! Именно из-за этих вопросов я и не люблю вас навещать! – подумал Жим-Жим. – Я асексуален! А-се-ксу-а-лен! Именно такие и загоняются многолетним спасением принцесс, либо местью за их смерть! Но я никогда вам в этом не признаюсь, потому что папа подумает, что я педик!”.

– Звони, дорогой. Мы будем ждать.

– Мам, а ты этих знаешь? – Жим-Жим показал на трупы.

– Без малейшего понятия, кто это.

И мама скрылась в земле. На этот раз окончательно.

– А моё пожелание здоровья ты так и не передал, – сказал Броккен.

– Мог бы и сам передать, – заметил Жим-Жим.

– Да я, знаешь, как-то растерялся.

– Иногда мне кажется, что мои родители бессмысленные и беспощадные. Папа ещё ничего, только так и застрял в 90-ых, а вот мама вечно лезет в мою личную жизнь и держит меня за ребёнка. Это ужасно! Хотя видосик получился зачётный.