Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка

7. Шуршать из Шуршенка

– Меня убили из-за того, что ты собирался, как обдолбанный ленивец! – выговаривал Гербес. – Как можно быть таким безответственным?!

Они с Броккеном шуровали по узкой дороге. Дорогу сжимали разномастные заборы, разномастные деревянные дома и разномастные коттеджи. Путников доброжелательно обстреливали лаем местные хейтеры, адские сторожевые. Вероятно, желали счастливого пути и успехов в личной жизни. Псы гремели цепями и томились за заборами. Или не гремели цепями, но томились...

Мода на адских сторожевых медленно дошла до консервативного Шуршенка ровно через год после того, как в Новаскоме она пошла на спад и сменилась повальной манией на парадайзкэтов.

Правда, парадайзкэты с наиболее смазливыми мордочками имеют побочный эффект. В 10 из 100 случаев они заражают хозяев сентиментальным вирусом размазни Оскотиана. Заражение происходит через умильный взгляд глаза-в-глаза. Пострадавшие с угрожающей частотой постят на своих страничках мерцающие открытки в кричащих тонах и гифки, щедро сдобренные эффектом красочно переливающегося глиттера.

Вдобавок заражённые в промышленных масштабах постят фотки своих райских любимцев, распространяя тем самым вирус Оскотиана среди даже тех, которых они в глаза не видели…

Корпорация по разведению домашних питомцев "Жизни зверей важны!", ответственная за создание адских сторожевых и парадайзкэтов, официально заверила общественность в том, что она делает всё возможное для того, чтобы искоренить вирус Оскотиана, несмотря на то, что благодаря этому вирусу продажи парадайзкэтов увеличились в сотни раз.

Свирепые люминесцентирующие глаза адских сторожевых, как правило, огромные и жуткие. Но с детьми сторожевые ладят, и ладят искренне. Вот парадайзкэты ладят с детьми источников корма по расчёту. Они вообще умелые манипуляторы. Как только их вывели, они легко обошли в популярности более простодушных адских сторожевых, которые день-деньской и ночь-ночьскую по большей части впустую брешут и гремят цепями, силясь доказать свою преданность. Хотя куда эффективнее и эффектнее было бы затаиться и внезапно напасть на того, кто сунется. Эх, ещё бы источники корма покупали какие-нибудь специальные бесшумные цепи-спецназ, а то лязганье и глупый лай весь корм распугивает...

Парадайзкэты быстро просекли, что их главные конкуренты, сторожевые, конченые идиоты. Ведь чем больше для кого-то напрягаешься, тем большего от тебя требуют, поэтому лучше вовсе не напрягаться. И так неплохо кормят. Всё, что необходимо делать, так это ластиться об источники еды, преданно спать на лицах источников еды и почаще смотреть им в глаза…

Адских сторожевых, как и всех собак, высокомерные парадайзкэты, как и прочие коты, считают чем-то вроде самодвижущейся неуклюжей, дурно пахнущей и обросшей шерстью мебели, что истекает слюной и обладает интеллектом чаши Генуи.

Сразу после спаривания внешность зародышей адских сторожевых настраивается лучшими сторожевистами, выжившими после огненной практики в производственном аду.

“Да я из Города…”, – легкомысленно представился бдительной продавщице шуршенского магазинчика один понаехавший умник. Он привёз с собой адскую сторожевую с петушиным гребнем, который вкусно светился сочным красным в темноте.

После первой же ночи в Шуршенке, оказавшейся бессонной, на огороде умника быстренько образовалось покрытие из увесистых камней. А утром под дверью нашлась записка: "Либо отсекай гребень под корень, умник, либо уматывай!". Не спавший ночь умник не сразу догадался, о каком гребне идёт речь.

Умники вообще, как правило, бывают неместными (редактор “Либерти” предложил автору исправить на “неуместными”), приезжими и понаехавшими. Местные умники автоматом становятся городскими сумасшедшими, иногда изобретателями, с которыми никто не общается. В общении с простым людом всё просто: либо держишься общего уровня интеллекта, либо ты задрот и ботан, либо долбоёб и еб…ан. Тут необходимо точечное попадание.

Так что пришлось понаехавшему умнику срезать гребень у бедного пса и сделать его похожим на лысую пришибленную виверну Геральта с несчастными глазами. "Лучше пускай от унижения страдает мой пёс, чем я", – здраво рассудил умник. А потом и вовсе усыпил пса и купил новую адскую сторожевую, более отвечающую высоким стандартам непоколебимого Шуршенка. Мы в ответе за тех, кого мы приручили, а за тех, кого мы изуродовали, тем более в ответе.

Обычно шуршенцы не заморачиваются и выбирают из заводских вариантов. Ну а чё? Лишь бы цепью гремел и пугал до усрачки. В Шуршенке считают, что гребень есть свойство чисто петушиное. Сторожевая же псина должна иметь вид грозный и лаять внушительно. И в темноте глазами фософеру… фосфиранту… Да что за ебл…ны такие слова придумывают?! Короче, глазами в темноте светить, потому что прикольно. Ну и с детьми ладить.

Приезжий умник продолжал считать, что никто никому ничего не должен, но теперь про себя. А с годами стал соглашался с местными и про себя. Истина истиной, но огород проще возделывать, когда его не скрывает бугристый ковёр из камней. Будь проще, и народ не забросает тебя камнями.

– А это Баргест, – указал Броккен на жуткого могильно-зелёного пса. Пёс оглушительно лаял и старался вырвать цепь вместе с будкой. Будка грозно скрипела и кренилась в сторону незнакомцев. – А вон и Чёрный Шак забесновался, демон волосатый.

– Откуда ты их знаешь?

Гербес поминутно озирался. Ему мерещилось, что пришельцы вот-вот настигнут их на своём корабле, слепящем имперской белизной.

– Гуляю тут иногда. Это вот мой любимчик, Мудди Дуу.

– Скуби-Ду?

– Мудди Дуу. Красивый, правда?

– Судя по его поганой морде, муди он ещё тот… И чего они на тебя лают, раз ты тут шляешься?

– Так они на тебя лают. Тебя-то они не знают.

Броккен на ходу сорвал яблоко и вгрызся в сочную мякоть, откусив сразу половину.

– Ты совсем аутист?! – едва не взвизгнул оглянувшийся Гербес, который принял хруст яблока за рёв неумолимо приближающегося корабля, слепящего своей белизной. – Нас могут в любой момент настигнуть долбаные пришельцы и похитить, а ты как ни в чём не бывало жрёшь яблоко! Тебя заставят свидетельствовать против своей планеты, а меня изнасилуют! А потом и опыты поставят! А ты будешь смотреть, как меня насилуют, и грызть своё чёртово яблоко? Я до одури боюсь, что меня изнасилуют инопланетяне!

– Какие инопланетяне?

– Любые! Это мой самый главный подсознательный страх! Я тогда схвачу оголённые провода зубами и убьюсь током! Ещё я боюсь утонуть в тарелке с супом, но это не так страшно.

– А ты много размышлял на эту тему, продумал все варианты, – заметил Броккен, прожевав очередной кусок яблока. – Поди уверен, что все инопланетяне тайно посещают иные планеты в бесконечных поисках тебя, чтобы похитить тебя и изнасиловать… тоже тебя. Только о себе любимом и можешь говорить. Поэтому пришельцы заранее без одежды разгуливают, хвастливо потряхивая своими инопланетными серыми колбасками, которые указывают на тебя, как стрелка компаса на север. И стоит тебе куда-то направится, как их колбаски дружно поворачиваются за тобой. У тебя, знаешь ли, извращённая мания величия. Исходя из вышесказанного, я думаю, что от инопланетян нам не скрыться. Мы обречены. Их большие колбаски следят за нами, пока ты… с нами. Гордись, всё сущее сосредоточено на тебе.

Броккен представил, как пришельцы насилуют Гербеса, а потом голого, истощённого, дрожащего и покрытого белой слизью вышвыривают с трапа корабля где-нибудь в пустошах. И Гербес, наткнувшись на линию электропередач, из последних сил забирается на опору, разгрызает толстую оболочку провода, расколупывает её ногтём и убивается током. Обугленное до черноты дымящееся тело в белой пузырящейся запеканке драматично падает в высокую траву и в конвульсиях подрагивает конечностями, как пришпиленный жук лапками.

Задумавшись, Броккен не глядя швырнул огрызок в чей-то двор. Собаки там не было, но хозяин разлаялся похлеще адской сторожевой. Беглецы прибавили шаг.

Расписание, приклеенное на бок старенькой деревянной остановки, покосившейся, будто к ней длительное время привязывали массивно-агрессивную псину, сообщало, что ближайший автобус до железнодорожной станции будет завтра утром, в 5-30. Он же единственный.

– Автобус раз в сутки?! – вопросил небеса недовольный Гербес. – Ещё и так поздно. Надо в полтретьего ночи. Я как раз люблю прогуляться в это время...

– Боишься, что тебя изнасилуют, а сам по ночам шляешься. В неблагополучном маргинальном районе. Есть над чем задуматься…

Гербес сумрачно посмотрел на Броккена.

– Я борюсь со своими страхами.

– Я огня боюсь, но не бросаюсь же головой в костёр. И что теперь делать?

– У тебя свечка есть?

– Нет. А что? – заинтересовался Броккен.

– Зажёг бы фитилёчек, сунул бы свой язычишко паскудный в пламенишко и заткнулся бы.

– Вряд ли это ускорит прибытие автобуса, даже если мы всю ночь простоим на остановке со свечками в руках.

– Свечки водителей не интересуют. Но стоит открыть банку пива с намерением скрасить ожидание, как тут же на горизонте показывается автобус, и именно тот, которого ты ждал. Пошли в бар “Золотая перчатка, которую надел Джек”. На стоянке шага негде ступить. Кто-то да едет в Новаском.

– Гляди, и гигантская улитка есть, – заметил Броккен. – И улитучер рядом с ней. Можно с неспешным ветерком добраться до Новаскома. И улиточный билет дёшево стоит.

– Это же заднеприводная улитка, Брокк. Посмотри на узор раковины. И раковина такая же фиолетовая. Заднеприводные очень своенравные. Помнишь, как мы на такой же из Ракком-сити удирали? Еле-еле заставили набрать приличную скорость. Нас даже тот старикан-зомбак едва не догнал на своей скрипучей инвалидной коляске. До сих пор с содроганием вспоминаю мерный визг коляски, его протянутые к нам полусгнившие руки и пустые глаза. Проклятье, как будто есть специальные инвалидные коляски для погони за жертвой на тот случай, если ты превратишься в зомби. А потом не могли эту рогатую заставить остановиться. Не, нафиг. Желательно на этом бы тоже не передвигаться на большие расстояния… да и на маленькие. – Гербес показал белую видавшую виды машину с красной окантовкой, похожую на толстую торпеду с гребным винтом. Сбоку к аппарату приделали неуклюжую коляску. – У меня нет доверия к машинам, которые выглядят, как гигантские тюбики зубной пасты…А к тем, кто их седлает, тем более нет.

В придорожном баре “Золотая перчатка, которую надел Джек” играла ныне забытая “Щенячья любовь” и хватало разнообразного народу. Хотя как забытая? В интернете никогда ничего не забывается окончательно. Интернет постоянно всем обо всём напоминает, даже о том, о чём ты никогда не знал и знать не хотел.

Автор мог бы описать крутую драчку, многое поведать о барах, так как является признанным бароведом в некоторых кругах, треугольниках и почётном пятиугольнике “Синусный коснус окосневший”, куда берут каждого третьего, но автор уже столько писал о барах и столько иронизировал над барами, что удивительно, как он вообще не спил… сался?!

Броккен заприметил синего тонконогого и тонкорукого типчика с треугольными наростами на голове, в красно-белых ботинках и белых перчатках. Типчик держал в руке бокал с пузырящимся коричневым напитком и общался с шаровидным толстяком в чёрных штанах, красной куртке и тоже белых перчатках. У толстяка были синие круглые очки без дужек, как бы вставленные в глаза, и длинные рыжие топорщащиеся усы, как у Рокфора, учуявшего сыр.

– И как отыскать тех, кто едет в Новаском? – спросил Броккен. – Вон, давай у них спросим. Вид у них вроде миролюбивый.

– Не дрейфь, брат, всё под контролем. Айда к стойке.

– Я и не дрейфлю, – пожал плечами Броккен.

Гербес подманил веснушчатого бармена пальцем и спросил:

– Есть такие, кто в Новаском собирается?

Бармен кивнул на синего типчика с усатым толстяком.

– А, чёрт! А ещё кто?

Бармен показал на парня в белом скафандре с весьма рельефной мускулатурой. Скафандр имел небольшой встроенный ранец и был перетянут крест-накрест синими подтяжками и синим поясом с чёрной кобурой на боку. Голову парню заменял земляной червяк исполинских размеров. Руки стягивали синие же перчатки.

Червяк сидел за столом, уперев одну руку до локтя в бедро, а другую положил на столешницу. Он зверски скалил зубы и пучил глаза, которые из-за маленьких разноцветных зрачков походили на глаза маньяка.

Компанию червю в скафандре составляли пузатая кружка пива и зелёный старик. Старик мирно храпел, положа руки на стол, а голову на руки. Кружка периодически подносилась ко рту. Старик периодически ворочал головой.

– Да они все тут выглядят, как психи! – сказал Гербес. – Нормальных-то нет?

Неразговорчивый бармен покачал головой.

– И питают слабость к синему цвету, – заметил Броккен.

Заиграла не менее забытая “Вы меня похитили!”. Гербес вздохнул.

– Ну пошли к этому червю и зелёному деду.

Червь в скафандре оживлённо разговаривал сам с собой.

– Коровы… коровы… – с ненавистью повторял он.

– Коровы? – насторожился Гербес, которому коровы с помощью нехитрой цепочки ассоциаций напомнили об изнасилованиях.

Червяк кивнул.

– Я с натугой переносил цветочных коров до коровника... Чёртовы пришельцы пытались их похитить, но я защитил коров, затушил их в огромном чану, а потом… потом одна из коров раздавила мою возлюбленную, даму-в-беде как её там, упав на неё сверху в тот самый момент, когда я после долгих лет скитаний отыскал её. С тех пор и пью.

“Белая горячка, – мелькнуло в голове у Гербеса. – Этот червь весь проспиртован текилой.”

“Бедняга”, – подумал Броккен.

– Давно это случилось? – участливо спросил Броккен.

– 30 лет назад. Когда-нибудь я разыщу корову-убийцу и отомщу ей… Я тоже упаду на её возлюбленную сверху... раздавлю в лепёшку гадину… гадину-говядину.

Червь выставил перед собой руку и сжал её во внушительный синий кулак.

– Мне очень жаль, – монотонно проговорил Гербес и представился.

– Жим-Жим, червь Жим-Жим, – в ответ представился червь в скафандре.

– Тебе что-то надо менять в своей жизни, Жим-Жим.

– Моя любовь раздавлена бездушной коровой. Всё тщетно и тленно…

– Но тщеславие влечёт меня наверх! – встрял Гербес.

– Влечь наверх должны здравый смысл, ну или зависть и жадность.

– А последние по утрам дают мне пинка. Тогда я падаю на пол и сильно ударяюсь головой.

– Стиильноо, – глухо промычал старик, как заправский зомби, не поднимая головы. – Гыыы… ыыы.

Братья настороженно посмотрели на старика. “Вот почему я подолгу валяюсь в постели, – догадался Брокен, любуясь зелёной плешивой башкой. – Во мне нет ни зависти, ни жадности, ни здравого смысла.”

– Бросай бухло, – предложил он, вернув Жим-Жима в обзор.

– Но тогда моя жизнь потеряет смысл! Я ведь больше ничего не делаю. Белая горячка как причастие. Похмелье как воскрешение. Запой как смерть. 30 лет назад я был известным героем, а сейчас обо мне почти все забыли. Я лишь тень самого себя… Отними у алкоголика спиртное, что от него останется? И я, и ты уйдём за ним, оставив только тени…

“За кем, за алкоголиком?” – подумал Броккен.

“Как неравнодушны пришельцы к коровам. Может, они их насилуют?” – подумал Гербес. Эта мысль странным образом утешила его.

– Слушай, Жим-Жим, тут такое дело, нам срочно нужно в Новаском. Подбросишь?

Червяк перестал таращиться на кружку с пивом и изучающе посмотрел на Гербеса с Броккеном своими маньячными глазами с точками-зрачками, словно медленно фокусируя на них сбитый пивом прицел. И медленно кивнул.

– Можно. Вот только пиво допью и полетим.

– Спасибо, Жим-Жим, – горячо поблагодарил Гербес. – Ты отличный чер… мужик!

– Десятка золотом. С каждого.

– Сколько?! – поперхнулся Гербес. – Это форменный грабёж!

– Дорога дальняя, алкоголь дорогой…

– Давай хоть по три с половиной штуки! – воскликнул Гербес.

– Давай хоть по десять штук? – передразнил Жим-Жим.

– Ах ты, говно когтистое! Грёбаный спившийся червяк! Слушай, Брокк, пошли ещё народ поспрашиваем…

– Ну давай хоть по три с половиной, – невозмутимо уступил Жим-Жим, – но это форменный грабёж. Бессовестные люди, вы пользуетесь безграничной добротой жалкого спившегося червя.

Тут Броккен увидел лежащий на столе пистолет наподобие револьвера. Поначалу его загораживала широкоплечая фигура Жим-Жима, вернее, его широкоплечий скафандр.

– Ого, пистолет! – сказал Броккен. – Гляну?

– Глянь, – сказал Жим-Жим и глотнул пива. Броккен протянул руку. – Но я бы не советовал. – Рука Броккена застыла и, немного подумав, вернулась на исходную. – Старый весьма ревнует к своему оружию. Он очень чуток к нему. Валяй, гляди, если пара лишних зубов во рту завалялась. Впрочем, могу дать подержать свой пистолетик. Он красный и толстый. Я от него в восторге.

Жим-Жим вытащил из кобуры пистолет, действительно красный, с пузатым стволом и блестящий от гладости. Из дула выглядывал тонкий жёлтый лучик с жёлтым шариком на конце. Жим-Жим протянул пистолет Броккену. Тот повертел оружие в руках.

– Круто! – восхитился он.

– А знаешь, какого цвета мой красный пистолет?

– Красного?

– Не-а. Зелёного! – Жим-Жим коротко хохотнул. – Не обращай внимания, шутка для своих. Все говорят, что красный. Только один сказал, что зелёный. Да и тот оказался дальтоником.

– А что за зелёный старик, прекрасный в своей плешивости? – спросил Гербес.

Жим-Жим вернул пистолет в кобуру и допил пиво.

– Это Гумбалдун. Он чувствует себя лишним в нашем мире, вот и бухает. Ему надо срочно в Новаском, чтобы вернуться в свою реальность и снова стать нужным. Поможете дотащить старика до машины?

– Да без проблем, – сказал Броккен.

– Обобрал как липку, ещё и старика тащи, – проворчал Гербес. – Странные у червей понятия о доброте.

Броккен с Жим-Жимом подхватили Гумбалдуна под зелёны рученьки и потащили к выходу.

Машиной червяка Жим-Жима оказался тот самый аппарат, похожий на тюбик зубной пасты.

– Надёжная тачка? – с сомнением спросил Гербес.

– Надёжней некуда, мужик. – Жим-Жим с глухим стуком похлопал по корпусу аппарата, который был такой же пузатый, как его пистолет и пивная кружка. – Я на ней, знаешь, на скольких планетах побывал? Ууу… тебе и не снились такие планеты.

Гербес скромно промолчал. Иногда ему снились кошмары, что его похищают на многочисленные планеты и там массово насилуют. О некоторых вещах лучше никому не говорить.

– Знаешь, как я зову свою тачку?

– Тюбик? – брякнул Гербес.

– Точно! – восхитился Жим-Жим проницательностью нового товарища. – И как ты догадался?

– Много думал над этим бессонными ночами.

Они усадили спящего Гума в коляску и расселись сами. Жим-Жим нажал на кнопку, и всех накрыло куполами из плексигласа. Устроившись, Гербес снова оглянулся и всё-таки засёк их?. Вернее, их белый корабль-утюг.

– Они! Они! – истошно завопил Гербес в самое ухо Броккена. – Да заводи же свою тарантайку! Они сейчас всех похитят и изнасилуют! Особенно меня!

Гум всхрапнул и сквозь сон пробормотал:

– Я сейчас сам их изнасилую своим шестизарядником.

– Сейчас, сейчас, – сказал Жим-Жим, нажимая ногой на железную педаль с клетчатой, как вафля, поверхностью. – Заклинило… Неужто происки Злобреда? – с надеждой вспомнил Жим-Жим. – Хотя какой, нахрен, Злобред… тыщу лет не виделись.

Пришельцы неуклонно приближались.

– Ты сказал, машина надёжная! – завизжал Гербес. – Никогда не доверял тюбикам! Они хуже мёртвых стариков в инвалидных колясках!

– Лучше не хвалить, а то сглазишь! – хохотнул Жим-Жим, обернулся и весело посмотрел на Гербеса своими безумными глазищами с маленькими разноцветными зрачками. – Не дрейфь! Супергерои побеждают даже тогда, когда они никому не нужны.

Гербес едва с ума не сошёл от страха. Пришельцы были всё ближе. И вот когда они уже нависли над стоянкой бара, отбросив на них свою тень, Жим-Жим вдруг заорал:

– Иииииха! Иииииха! Время приключений!

И его замечательная машина, побывавшая на множестве планет и похожая на тюбик зубной пасты, взревела, со страшной скоростью сорвалась с места, чиркнув по асфальту, и с реактивным звуком по продолговатой дуге взмыла в небеса, оставив бар и пришельцев с их кораблем в прекрасном далёко.

Глаза Жим-Жима окончательно налились безумием, а красный пистолет, который зелёный, наверное, стал ещё пузатее.