Броккен с любопытством наблюдал, как Гербес нарезает кривые спиральки и ещё более кривые зигзаги по близлежащей территории. Брат часто останавливался, вытягивал руку и медленно водил ею, словно антенной. Переходил на новое место и снова водил вытянутой рукой. Бедолага даже вставал на цыпочки и забирался на все встречные камни и снова водил вытянутой рукой. Гербес будто старался поприветствовать кого-то очень далёкого. Но, похоже, этот очень далёкий откровенно клал на Гербеса увесистый болт и жёстко его игнорил. Или был не очень далёкий, а очень и очень, и очень, и очень, и очень, и очень, и очень далёкий. И недоступный. Но Гербес отказывался этому верить.
Отчаявшийся Гербес вернулся к Тюбику и с досадой подвёл итоги:
– Нельзя просто так совершить аварийную посадку в неизвестной местности и при этом находиться в сети!
– Далась тебе эта сеть, – сказал Броккен, вытащил из кармана джинс мобильник и включил экран. – У меня тоже по нулям. Да и сядет скоро. Жим-Жим, от твоего Тюбика зарядиться можно?
– Можно, если аккумулятор работает, – сказал Жим-Жим, аккуратно извлекая лопасти из разобранного зада Тюбика, – а сейчас он, как видите, не работает.
Жим-Жим положил гребной винт на землю.
– И вряд ли заработает в ближайший час. Проблема только одна.
– Нартовский насосник починить?
– Не-а. Чинится он за пару минут, а вот извлечь его… Ну, обычно за час укладываюсь.
– Помощь нужна?
– Пока нет. Я крикну, если чё.
– Если чё, я не самый умный в этих делах, – предупредил Броккен.
– А ничё, тут особого ума не требуется. Можешь, правда, спину сорвать. Я-то в супергеройском скафандре.
– Так ты тогда должен сам этот насосник, как по маслу, вытащить, – встрял Гербес.
– Иногда не хватает самой толики, какой бы ты силой ни обладал. – Жим-Жим взял инструмент, с виду похожий на напильник, сунул его в гнездо винта, окунув руку по локоть, и принялся на что-то надавливать. – В прошлый раз Гум помогал, но не хочется его будить. Пускай дрыхнет. Может, как раз в Новаскоме и очухается. Там баров, знаешь, сколько? Ууу… Пьяным он выпал из своей реальности, пьяным в неё и вернётся. Хотя вру. По технике безопасности можно только трезвым. Так что вернётся он в свою реальность только трезвым. Увидит свой мир непривычным для себя детским и наивным взглядом, светлым и добрым. Правда, ненадолго. До ближайшего бара... Броккен, а ты Фигаски знаешь?
– Хенка знаю, – кивнул Броккен.
– О! – заметно обрадовался Жим-Жим. – Книжки читаешь?
– Читаю.
– Хоть есть с кем поговорить. А то с Гумом о книгах как ни заговоришь, он всё про какую-то Шафтит вспоминает. Говорит, если бы не какой-то Улит, то он бы давно женился на этой Шафтит. В общем, в отношении литературы Гум – сплошная область тьмы. А я ведь раньше не пил, всё думал, что Фигаски был каким-то придурком. Осуждал его. А сейчас вот смотрю на мир его глазами. Как говорится, не суди и не судим будешь.
Жим-Жим повернулся и посмотрел на Броккена своими огромными сумасшедшими глазами с разноцветными зрачками-точками и, переведя дух, вновь вернулся к ремонту, стараясь что-то выковырять своим напильником. Броккен хотел заметить, что у Фигаски были совсем другие глаза, но промолчал. Понятно же, что хотел сказать Жим-Жим. Чего придираться?
– Нас с Фигаски многое объединяет: эгоизм, эгоцентризм, алкоголизм и долбоебизм. Что, не был Фигаски алкоголиком? Ещё каким! Заливал как боженька. Так заливал, что, сдаётся мне, где-то он читерил. Иначе бы сдох лет на 30 раньше. А если ты алкаш, так ты, естественно, эгоист и эгоцентрист, потому что спиртное сушит, испаряет всё самое хорошее в тебе, сокровенное. В результате всего этого невозможно не быть долбоёбом.
– Вероятно, ты сам себя видишь таким, поэтому и пришил Фигаски свои недостатки.
– Вполне вероятно, – горько сказал Жим-Жим и хохотнул: – Но алкашом он был знатным.
– Тебе надо отпустить своё прошлое. Месть, как и спиртное, сушит человека.
– Это да, – согласился Жим-Жим. – Ещё как сушит. Хорошо, родители не знают, на что тратит свою жизнь их сыночек. На пьянки и поиски любовницы коровы, которая раздавила его любовницу. А ты знаешь, какие у меня славные предки? Я против них не более, чем червяк. Ха! Всего лишь пустая бутылка.
– Наверняка та корова давно умерла.
– Не-а. Это цветочные коровы. Они по 300 лет живут. В среднем. А мои родители ведь из австралийского семейства будут, из рода Гигантов.
– Из Австралии?
– Ну да. Мои папа с мамой настоящие гиганты. Мама длинной два метра, папа длинной три метра. Я по их меркам недоросль. Едва до метра дотянул. К сожалению, у детей способных червей природа все способности отбирает. Моя мама, вон, в 103 года, когда ей не спится, китайский учит или роботов в гараже мастерит. По выходным утром поёт в церковном хоре, а вечером танцует рок-н-ролл.
– Далеко не каждый в 103 года на такое способен. Далеко не каждый способен дожить до 103 лет. Здоровья твоим родителям, Жим-Жим.
– Спасибо. Обязательно передам при встрече… А я вот бухаю.
– И тебе здоровья.
– Спасибо. Бухая, я понял одно.
– Что?
– Вечерние поллитра водки начинаются с утренних 50 грамм коньяка. И ещё понял другое: какая же я всё-таки мразь. И даже на предков бочку не покатить. Они хорошо воспитали меня. Да со всеми этими Злобредами и майорами Соплежуями крышняк у кого хошь малость протечёт. Чёртов скафандр. Знаешь, как я был счастлив, когда нашёл его. Я ведь стал крутым супергероем. Деньги рекой потекли, интервью, девчонки, слава. Только вот выяснилось, что с того момента я зажил не той жизнью, для которой был рождён. Но разве счастливый думает о таком? Знал бы, чем всё закончится, я бы мимо скафандра прополз. Да кого я обманываю. Я бы всё равно примерил его.
– И всё-таки, Жим-Жим, тебе надо отпустить прошлое.
– Сам знаю, но не знаю, чем я буду заниматься в будущем, если отпущу прошлое. Сейчас время новых супергероев. Злодеи моего поколения давно ушли на покой. Их сменили более современные злодеи. Я против них ничто. Я устарел.
– Добейся того, чтобы тебе платили больше супергеройских. Осовремень скафандр.
– Ох, это так утомительно. Это надо писать заявления, нанимать адвоката, судиться… бумажки заполнять, куда-то ходить. Не, нафиг. Скучно и уныло. Если бы можно было прийти в их контору, половину расстрелять, половину исхлестать плёткой и забрать причитающееся, тогда другое дело. Я всю жизнь привык делать лишь то, что мне интересно, и пришёл к тому, что мне вообще уже ничего не интересно, кроме абсолютно бессмысленных поисков любовницы коровы, убийцы моей любовницы. Коров этих в Великом Нигде, скажу я тебе, как звёзд. Уверен, что в среднем на каждую планету приходится по корове. А, пустое всё это. В принципе, и того достаточно, что перепадает с супергеройских.
– Даже на новый нартовский насосник хватает…
– Так, сейчас нужна твоя помощь. Я освободил разъёмы. Возьмись, пожалуйста, вот за этот поручень. Насчёт раз-два-три тянем. Взялся?
– Да, – сказал Броккен, взявшись за поручень.
– Раз, два…
– Так и знал, что по наши души с минуты на минуту заявятся местные придурки! – раздался жалобный крик Гербеса. – Вот нельзя просто так совершить аварийную посадку в незнакомой местности, починиться и лететь дальше!
С разных сторон на небольших воздушных платформах чёрного цвета с красными бортами к ним летели шестеро. Приблизившись, они окружили участок с Тюбиком в центре и замерли. Неизвестные были одеты в чёрные плащи и покоцанную броню со шкурными подкладками, перехваченную светло-коричневыми ремнями: закрытые шлемы, наплечники, нарукавники, нагрудники, наживотники, набедренники, наколенники и наголенники. У некоторых имелся патронташ, перекинутый через грудь.
Одна платформа выплыла вперёд. Шлем её водителя отличался тем, что в районе рта к его забралу был прикреплён чёрный диск.
– Соогаа! Соогаа! – сказал он.
– Мы не местные, чтобы понимать на местном, – сказал Гербес.
– Тогда и они тебя не поймут, – справедливо заметил Брокк.
– Соогаа, – повторил незнакомец.
– Никаких соогаа у нас нету, – сказал Гербес, чтобы хоть что-то сказать. – У нас корабль сломался. Мы скоро улетим, не волнуйтесь вы так.
Незнакомец коснулся рукой диска и покрутил его. Диск издал короткое потрескивание.
– Нормовцы мы, – сказал незнакомец изменившимся голосом. Голос стал куда басистее и звучал как-то замедленно. Зато стало понятно, что он говорит. – Народ цепей.
– Нормо… кто? – переспросил Гербес со всей вежливостью, на которую был способен.
– Нормовцы, – повторил незнакомец уже не так уверенно. Он постучал указательным пальцем по диску. – Народ степей мы. Я - норма, мы - норма. Вы - не норма.
Гербес сказал то слово, которое обычно говорят, когда вроде бы и надо что-то ответить, но ничего путного в голову не приходит.
– Ясно, – сказал Гербес.
Незнакомец показал пальцем на чёрный диск.
– Эта переводчика. Она переводится не плохо, а плохо. Плохо, когда хорошо, а когда плохо, нехорошо. Мы прилетели буйствовать и говорить.
– Пожалуй, стоит начать с разговора, – заметил червяк Жим-Жим, невольно положив руку на чёрную кобуру с красным пистолетиком. – С мирного разговора.
Гум безмятежно дрых в коляске Тюбика.
– Мы - народ мирный, – патетично продолжил незнакомец. – Вы не волнуйтесь понапрасну, мы всего лишь хотим вас убить. Большего нам от вас не нужно.
Совершившие аварийную посадку ответили выразительным молчанием. Незнакомец немного подумал и снова стукнул по диску-переводчику указательным пальцем.
– Шайтан! – внушительно сказал он.
– Что шайтан? – спросил Гербес.
– Терраморф.
– Какой ещё терраморф?
– Молотильщик.
– Молотильщик? – продолжал недоумевать Гербес.
Незнакомец немного подумал.
– Грабоид, – выдал он ещё вариант.
– Извини, не знаю таких, – сказал Гербес.
– Мы доставим вас тёплыми.
– Куда?
– Это неважно, но мы доставим вас по прямому назначению. Съешь ещё этих мягких булок, да выпей чаю. Перед смертью это настраивает на необходимую для духовного просветления волну.
Гербес оглянулся на товарищей.
– Я не понимаю, что он несёт?!
– Он сказал, у него переводчик барахлит, – сказал Броккен. – Может, в этом всё дело?
– Всё дело в том, что он сказал, что убьёт нас. Неоднократно сказал. И постоянно упоминает смерть. Это как-то напрягает, – сказал Жим-Жим. – Я чувствую себя не в своём скафандре.
– Мы доставим вас тёплыми, – настойчиво повторил незнакомец таким успокаивающим голосом, как будто это было что-то хорошее.
– А если мы не хотим никуда доставляться? – спросил Жим-Жим.
– Или холодными, это неважно, – развил мысль незнакомец. – Таков путь. Таков ход вещей. Такова жизнь.
– Какой ещё путь? – нахмурился Гербес.
– Таков путь, – повторил незнакомец. Я - нормовец, оружие - часть меня и моей политики. Я горд этим. Мы будем вас убивать, а вы берегите нервы и будьте счастливы.
– Извини, но твой переводчик совсем плоха, – сказал Гербес дрогнувшим голосом.
Незнакомец снова постучал по диску указательным пальцем. В этот раз диск ответил писком.
– Твоё имя станет легендой, – продолжил незнакомец. – Я убиваю за малейшее движение, поэтому убиваю, пока не перестанет двигаться. На меньшее я не согласен. Ваша доля незрима и обязательна к исполнению. Без паники, мы всего лишь убьём вас.
– За что?! – в отчаянии вскричал Гербес.
– Таков путь, – коротко ответствовал незнакомец, взял в руки винтовку, которая лежала возле него на платформе, и передёрнул затвор.
Остальные на платформах последовали его примеру. Говоривший направил винтовку на Гербеса и сказал:
– Мы не можем договориться словами. Тогда заговорят ружья святого Авалона. Сейчас мы сделаем вас холодным мясом по рецепту моей бабушки. Я люблю свою бабушку. А вы любите своих бабушек, несанкционированные негодяи?
– А ну все на пол! – истошно взревел незнакомый голос за спиной Броккена, Гербеса и червяка Жим-Жима.
– На землю! Гум проснулся! – скомандовал Жим-Жим и, подавая наглядный пример, рухнул в траву.
Раздумывать было некогда. Броккен и Гербес тоже упали в траву.
– Первому игроку приготовиться! – кровожадно рявкнул Гум. – Первый игрок готов!
С этим воплем зелёный лысый алкаш ловко выпрыгнул из коляски и уже во время прыжка во всём своём макспэйновом великолепии открыл стрельбу из своего сексуально озабоченного шестизарядника.
Всего раздалось шесть выстрелов. Незнакомцев с плохим переводчиком во главе тоже было шестеро. Гумбалдун ни разу не промахнулся. Все шестеро в чёрной фрагментированной броне попадали на свои платформы, некоторые скатились на землю.
– Развели тут болтовню. – Гумбалдун почесал висок дулом шестизарядника, зевнул и сонно оглядел оставшихся в живых. – У нас в Гимгилимах разговор короткий. Так будет с каждым, кто потревожит мой сон. Правда, проснулся я уже давно. Просто глаза открывать было лень.