Великое Нигде-1: Побег из Шуршенка

13. Рука помощи

А началось путешествие с того, что Гербес театрально отвёл голову назад, задрал подбородок, выкатил глаза и стал похож на возмущённо отпрянувшую лошадь, которой какой-то кретин сунул в морду тлеющую сигарету. Академическим голосом, с внушительной нудностью он толкнул речь:

– Прежде чем мы отправимся в наше Брынцуловское путешествие, брат, я хочу настроить тебя на предстоящие неимоверные трудности и лишения, с которыми нам предстоит столкнуться. Эти многочисленные невзгоды мы будем преодолевать вместе, как правило, из последних сил, на одной лишь силе воле, на одном лишь характере, с желудком, сжавшимся от нестерпимого голода, и ссохшейся до солёного привкуса глоткой.

Завершив столь мрачное и ободряющее вступление, Гербес туманно посмотрел сквозь Броккена, собрался с мыслями и энергично приступил к инструктажу:

– Этот день мы пройдём…

Его выпученные глаза полыхали неукротимым огнём Афины, огнём человека, которого распирало от знаний. Человека, десятилетиями отчаянно стремившегося выступить с лекцией на мультимировой конференции самых прославленных кочевников и самых известных знатоков степей во всех вселенных. И вот, после долгих лет подготовок и экзаменов его наконец допустили к выступлению перед ведущими степноведами и заслуженными кочевниками. Настал его звёздный час, к которому он так долго стремился. Вернее, три звёздных часа, ведь он знал о выживании в степях так непростительно много, что многим показалось, что он знает слишком много, и многие заснули на исходе первого часа. Отсюда вывод: меньше знаешь - крепче спишь.

– …но в дальнейшем мы будем передвигаться строго в утренние и вечерние часы, когда солнце не жарит с таким беспределом. Днём будем отдыхать в низинах и хорониться в тени. По ночам будем жечь жизненно необходимые костры. Для этого утренние и вечерние переходы будем посвящать сбору хвороста, развеянного ветром, и кизяка.

– Кизяк тоже... развеянный?

– Нет.

– А что такое этот “кизяк”?

– Ага! – страстно восторжествовал Гербес и обличительно указал на Броккена указательным пальцем. – Книжульчонки читаешь, а кизяка-то не знаешь! Не нюхал, поди, никогда кизяка-то, а? А я вот не читаю книжулек, а кизяк знаю! А всё оттого, что очень люблю документалочки про выживание, чего тебе и желаю. И очень хорошо запоминаю всю полезную информацию из таких фильмов, чего опять-таки желаю и тебе. Информация про выживание, чётко поданная в телеграфном стиле, куда важнее твоих художественных романов, в которых куча нежизнеспособной информации, обвешанной всякими дурацкими метафорами, гиперболами, надуманной психологией и этими, как их там…

– Синекдохами? – услужливо подсказал Броккен.

– Точно, синесдохами, – важно кивнул Гербес, который не имел ни малейшего понятия о том, что такое “синекдоха”.

– И ещё пинакли и фестоны. Многие любят обвешивать свои тексты пинаклями и фестонами.

– И пинаклями, и фестонами, и многим другим бредом любят абы как обвешивать писаки свои нежизнеспособные сочиненьица, – подтвердил разгорячённый Гербес, прочитавший в своей жизни целых три сборника фантастических рассказов для подростков и частично несколько десятков школьных учебников. – Вот взять твою книжку, которую ты хочешь написать. Она будет в состоянии спасти кому-нибудь жизнь, в состоянии помочь выжить в степи? Какая от неё практическая польза? Ты об этом задумывался, братец? Вот какой ерундой, каким мусором забита твоя голова! И если бы не я, ты бы давно уже помер в Ничейных степях и был бы изорван в куски диким зверьём. Никакие твои книжульки тебя бы не спасли, братец.

– Так что же такое кизяк, о, выдающийся любитель документальных фильмов по выживанию в телеграфном стиле?

– Кизяк, да будет тебе известно, это высохшее говно животных, которое кочевники используют как топливо для костров.

– Вот она, наша панацея, вот оно, наше спасение в суровой и безжалостной степи. Так возблагодарим же громко степных животных за их безграничную доброту и щедрость!

– Ты ударился в сарказм, потому что я тебя задел. И одним только своим сарказмом ты признаёшь мою правоту. Куртками мы накроем головы во избежание солнечного удара. И надо постоянно с максимальным вниманием вглядываться в землю в поисках нор и птичьих гнёзд. Ты ведь в курсе, что в степях птицы вьют гнёзда на земле? Мы будем вытравливать зверей из нор и убивать их, разорять гнёзда и добывать яйца. Кровь неплохо утоляет жажду, а яйца питательны, в них много белков, а в яичной скорлупе много кальция. Ещё по тропам животных и направлению полёта птиц можно легко предсказать наличие источника воды. Также в поисках воды следует поковырять почву в низинах. Там, как правило, тень, вода скапливается почти у самой поверхности, на глубине не более полуметра.

– Ну что ж, нам предстоит суровое путешествие.

– Да, – кивнул Гербес с очень суровым лицом. Он положил руку на плечо Броккена и посмотрел брату в глаза. – Но мы победим. Мы выживем. Мы обязательно выживем. Мы войдём в Брынцуловские ворота.

– Конечно выживем, – сказал Броккен и показал на одну из платформ, что по-прежнему парили в воздухе. – Скажи, а это средство передвижения способно ускорить наше вхождение в Брынцуловские ворота?

Вдохновенное лицо Гербеса сдулось и обмякло. Пламя Афины потухло. Глаза потускнели и стали похожи на безжизненное матовое стекло.

– Ты помнил о них с самого начала, да? – подавленно спросил Гербес.

Броккен пожал плечами.

– Просто ты слишком увлёкся своим выживанием в степях. Да, понимаю, ты много знаешь о выживании, вот и зациклился на нём, решив доказать своё превосходство. Иногда даже плюс, что я ничем особо не увлекаюсь. Зато моё восприятие ничем и не скованно. Я лишь как бы дополнил тебя, вот и всё.

– Спасибо, что выставил меня дураком… – выдавил сильно помрачневший амбициозный Гербес и буркнул: – Как бы.

– Выставил дураком в чьих глазах? Ещё, знаешь ли, надо разобраться, как управлять этой штуковиной. Может, ничего не выйдет и нам действительно придётся выживать в пустыне, то есть в степи.

Гербес в надежде реабилитироваться первым устремился на одну из платформ с вогнутыми внутрь красными ребристыми бортами и вскарабкался на неё. Броккен последовал его примеру.

– Рычажки какие-то, кнопочки, огоньки, – пробормотал импульсивный Гербес подобно не менее импульсивному Гумбалдуну.

Удобно устроившись в одном из двух чёрных кресел, он наугад понажимал зелёные и красные кнопки и потыкал в сенсорные овальные экраны в тёмно-жёлтой плёнке. Не забыл покрутить и рычажки. К счастью, ничего не произошло.

– Не работает, – сообщил очевидное Гербес. – Вернёмся к кизяку.

– Может, надо пароль ввести? – предположил Броккен. – Вон, смотри, экран с рядом каких-то иероглифов. А под ними полукружием пять синих кружочков… Они как кружочки пароля для входа в смартфон. И больше тут синего ничего не видать.

– Своими словами ты наглядно проиллюстрировал стандартное мышление блудного сына интернета. Это же обитатели степей. У них почти первобытный строй жизни. Дались им твои пароли. Им нечего скрывать от своей нищей братии. Все свои. А вот их винтовки нам бы очень пригодились.

Гербес спрыгнул на землю и задумчиво посмотрел на мёртвого нормовца, что покоился возле платформы. Медленно, как бы что-то также медленно соображая, перевёл взгляд на другого, третьего, четвертого… “Интересно, интересно, – подумал он, – у всех беспальцевые перчатки”.

Броккен же приметил в борту платформы выдвижной ящик и выдвинул его. Из ящика повалил белый пар, пахнуло немытой зимой и приятно повеяло холодом. В ящике с белым пластиковым нутром в жёлтых застарелых пятнах лежала литровая тёмно-зелёная железная фляга в матерчатом футляре. Мешочек и выглядывающий верх сосуда присыпала изморозь. Броккен взвесил флягу и потряс её. Неполная. От тряски в сосуде забренчало и забулькало. Лёд, поди. Жидкость со льдом. Металл даже сквозь мешковину нехило остужал ладонь.

– Глянь, что я нашёл! – Броккен наглядно покачал флягой.

– Вода?! – Гербес так и подался вперёд. Был бы он таксой, поджал бы переднюю лапу. После таскания броников на солнцепёке ему навязчиво хотелось промочить горло.

– По идее, должна быть вода.

Броккен открутил крышку и понюхал содержимое сосуда.

– Ничем не пахнет. Разве железкой чутка отдаёт, но это от фляги, – сообщил Броккен и немного вылил на ладонь.

– И бесцветная. Кожа ощущает только холодок. Похоже, у них там вставлен рефрижератор. Неплохо так для первобытного строя, – заметил Броккен. – Наверное, синекдохи с пинаклями знают и три раза в день документалки по выживанию в степи смотрят. В обязательном порядке. Вероятно, приносят документалкам жертвы. Кровопролитные и напрасные.

С этими словами Броккен поднёс флягу ко рту.

– С-стой! – заикнулся от страха Гербес. – А если это яд?!

Броккен бесстрастно пригубил, тут же сплюнул, прислушался к ощущениям во рту и облизнулся.

– Значит я умру. Какого лешего хранить яд в морозильнике и таскать с собой, мотаясь по степи? И вообще, тебе можно безответственно тыкать по кнопочкам, а мне уже и воды испить нельзя? Между прочим, у жидкости слабо выраженный вкус, но приятный. Как будто минералку пьёшь. Негазированную. Настоящую.

Броккен влил в рот немного жидкости и прополоскал. Снова выплюнул и снова прислушался. Отважился сделать крохотный глоток и ощутил, как живительная прохлада скользнула в желудок. Самое приятное из ощущений, когда вот уж несколько часов жаришься в палящих лучах безжалостного солнца.

Замерший Гербес неотрывно наблюдал за братом.

– Думаю, пить можно, – заключил Броккен. – По вкусу это вода из подземного источника.

– А если яд действует не сразу?

– Не будь параноиком. Тебя послушать, так лучше вообще из дома не выходить. А то вдруг град из камней начнётся? Из фиолетовых.

– Да ты сам выходишь из дома только по праздникам, причём, по собственным.

– Не хочешь - как хочешь. Никто не заставляет. – Броккен сделал несколько впечатляющих глотков. Кадык активно заходил под небритой кожей. Напившись, он выставил ладонь лодочкой, наполнил её водой, смочил лицо, неторопливо протёр шею и протянул флягу брату: – Будешь?

Гербес молча кивнул, поймал флягу, отвинтил крышку, прикреплённую к сосуду тонкой медной цепочкой, и намертво присосался к горлышку. Утолив жажду, он вытер губы и молвил, глядя на значительно полегчавшую флягу:

– Хорошо-то как! А ведь можно и в других платформах порыться. Наверняка там тоже минихолодильники с водой имеются.

Обыск шести платформ принёс им ещё три фляги разной степени наполнения, в общей сложности литра на два воды. И тут Гербеса осенило так осенило.

– Эврика! – заорал он. – Нашёл! Понял!

– Что ты нашёл? Что ты понял? – поинтересовался Броккен, который связывал ремнём найденные фляги воедино. Ремень он позаимствовал у покойников. – И не ори. Не видишь, люди спят.

– Взгляни на трупы, Брокк! – Гербес радостно потёр руки, дорвавшись-таки до интеллектуального превосходства. – Что между ними общего?

Броккен отвлёкся от вязки фляг.

– Форма?

– Форма, да, а ещё-ё? – коварно протянул ликующий Гербес.

– Не знаю, – быстро сдался Броккен, полностью лишённый каких-либо амбиций.

– А теперь внимание: подсказка! Что ты обнаружил на пульте платформы, а, убогий ты книгочей?

– Рычажки, кнопочки, огоньки, сенсорные экраны…

– Та-ак.

– На одном экране иероглифы, пять кружочков…

– Та-а-ак. Полукружием, верно?

– Ну да.

– А один кружочек, дай-ка я угадаю, чуть в стороне от других. Верно?

– Ну да. Ты это к чему?

– А ты ещё разочек взгляни на мертвецов. Что между ними общего?

Броккен снова оглядел мертвецов. И тут до него дошло. И тут он всё понял. Броккен быстро закивал, выражая крайнее одобрение.

– Да, да, да. Ты молодец, ты просто молодец, братишка. Я бы тебя даже обнял на радостях из-за уважения к твоей наблюдательности, но не хочу. У всех для удобства перчатки с обрезанными пальцами. Это значит, что те кружочки, вполне вероятно, для сканирования отпечатков. Всё, как я и говорил.

– Ты про другое говорил, – отмахнулся Гербес. – Остаётся пустяковина. Кому-то из покойников надо отрезать руку. Не будем же мы лететь в компании целого покойника. Достаточно его руки.

– И сердца.

– Его сердце нам без надобности. Да и платформа целого мертвяка вряд ли выдержит. Она под нами-то почти до земли просела.

Гербес рассеянно посмотрел на Броккена, поджал губы и скосил глаза влево и вверх.

– Я, между прочим, воду нашёл, – сухо напомнил Броккен.

– А я про отпечатки пальцев догадался.

– Ты?!

– Я, – хладнокровно подтвердил Гербес. – И ты среди нас самый бесстрастный и самый отстранённый. Сам сказал, что ничем особым не увлекаешься.

– Боюсь тебя разочаровать, но отрезанием чьих-либо конечностей я тоже не особо увлекаюсь. И даже, заметь, испытываю к этому занятию некоторую неприязнь.

– Брокк, ты же знаешь, я никогда не смогу сделать это. Я даже тогда котят не смог утопить. Их утопил ты.

– Звучит как укор… Ага, кто ещё, если не я… – Броккен сжал губы и недовольно спросил, не глядя на Гербеса: – Чем резать-то?

– А, проклятье!

Гербес беспомощно огляделся, торопливо присел у ближайшего мертвеца и суетливо обыскал его. Потом ещё одного и ещё одного. Третий оказался теперь уже бывшим владельцем огромного ножа с широченным клинком и белой костяной ручкой в чёрном кожаном чехле. Его лезвие на солнце радужно отливало бензином. Гербес сделал два шутливых взмаха и протянул Броккену найденное оружие.

– Всё самое лучшее для тебя, брат, лишь бы ты руку отрезал. Почти тесак! Таким и черепушку можно на две части расколоть.

Броккен принял почти тесак и присел на одно колено перед мертвецом. Немного подумал и закатал покойнику рукав, словно собирался сделать ему оздоровительный укол. Примерился лезвием к коже. Затем резко занёс нож над плечом и, обрушив тяжесть почти тесака на руку, рубанул по прямой. На запястье нормовца, что лежала тыльной стороной вверх, возник и тут же наполнился синей кровью глубокий разрез. Кровь перелилась через края “ванны” и полилась по коже на землю. До самой кости вспорол. То, что кровь синяя, а не красная, хорошо. Не так омерзительно. И почти не тошнит.

Теперь Броккен встал на оба колена для устойчивости и взялся за рукоять ножа обеими руками. Его движения были неловки, траектория неровная, а удар не в полную силу. Жизнь Броккена была слишком спокойной для того, чтобы набить руку в отрезании рук. Каждый раз, когда лезвие врезалось в кость, раздавался короткий и крайне неприятный треск. Один раз нож даже застрял в руке мертвеца. Пришлось прижать её ногой и парой рывков выпростать лезвие. Закончив, Броккен вытер пот со лба, отрезал от одежды покойника кусок ткани и замотал в него отрубленную конечность. Синяя кровь, сочащаяся из неё, пропитала обмотки и закапала на красно-жёлтую траву.

Гербес хотел было отпустить остроумный комментарий по поводу произошедшего, но, взглянув на посеревшее лицо Броккена, решил, что лучше подобру-поздорову заткнуться.

Они забрались на платформу. Броккен приложил руку к кружочкам с синей каймой и брезгливо поправил мёртвые пальцы так, чтобы их подушечки соприкоснулись со своими сенсорами. И пальцы соприкоснулись. Панель управления вспыхнула бледно-фиолетовым неоном. Братья переглянулись.

– Сработало, – прошептал Гербес.

– Ага, – сказал Броккен и, размахнувшись, хотел запустить рукой, как бог на душу положит, лишь бы подальше.

– Руку не выбрасывай, – поспешно сказал Гербес. – Мало ли… Я вот думаю, платформа каждый раз блокируется, как замирает в воздухе?

– И куда её? – недовольно спросил Броккен, которому страсть как хотелось избавиться от руки.

– В холодильник, куда ещё-то.

– Вода нагреется.

– Что вода? Домчим до Брынцул быстрее ветра. За пару часов управимся.

Броккен с крайней неохотой выдвинул мини-холодильник и с отвращением швырнул руку в белый контейнер, закапав его и чёрный пол платформы синей кровью.

– Надеюсь, больше ты нам не понадобишься, – пробормотал он.

Забрав связку фляг на борт, братья устроили затяжные эксперименты с пультом управления и совместными умозаключениями, дополняющими друг друга, разобрались что к чему. Чёрная платформа с красными бортами плавно, со скоростью примерно 60 километров в час, благополучно понесла их к городку Брынцулы. И вовремя. Мертвецы начали сладко пованивать.

Великое Брынцуловское путешествие, обещающее неимоверные лишения и невзгоды, так и не состоялось. И Гербес, прочно настроившийся на него, испытывал острую досаду.