Венок для незнакомки

Глава восьмая

Ко всему на свете привыкаешь, даже к огорчительному пониманию, что ты уже покойница. Объясните, что я должна была делать? Бежать в милицию? Ах, беда, вашего патрона убили, а пока не прислали нового, поспасайте меня, пожалуйста... Здешнюю милицию я уже хорошо знала. Спасибо огромное. Бежать на дорогу, голосовать, мчаться в ночь. Денег нет. Тапочки смыло, и вообще я похожа па бомжиху, вряд ли кто подберет. Пешком идти? Опять же денег нет, тапочки смыло...

Бронька ожидала меня в «кефире», а я лишь бегло переоделась, натянув шорты и майку попристойнее. Денег взяла ровно сотню (промотала сразу), а документы вообще не брала.

Уцелели часы на руке — каким-то чудом избежали удара. Когда я, вдоволь поплутав по скалам, изрезав ноги в кровь, выбралась к городскому пляжу, они уверенно показывали девять часов вечера. Царила тьма египетская, и пляж, естественно, пустовал. В стороне гуляла молодежь, гремела музыка, но от них я предпочла держаться подальше. Одиночество мне пока не осточертело. Я все равно была мокрая, как чушка, поэтому, не смущаясь, сняла с себя все, выстирала в соленой воде, развесила на грибке. Целый час просидела голышом, стуча зубами, завернувшись в покрывало, брошенное кем-то из отдыхающих. Потом надела сырое и побрела, волоча по песку босые ноги...

На улице Топтунова я оказалась часов в одиннадцать. В некоторых домах горел свет, но из-за высоких заборов дорогу почти не освещал. У Лешки Кольцова тоже что-то горело. Доносился истошный крик благоверной. Я постояла у забора, но крик не утихал. Вздохнув, нашла на ощупь звонок и нажала.

Лай собаки мгновенно перекрыл припадочные вопли. Зверюга в ярости заметалась по двору, бренча цепью. Хлопнула дверь.

— Брыська, на хрен пошла! — завизжала Оксанка. Вспыхнул фонарь над крыльцом. Застучали шлёпки по дорожке. Запнувшись о какой-то мужнин хлам, она от души ругнулась. — Это вы? — распахнула калитку в воротах и изумленно вглядывалась в темень. — А что, собственно... — и замолчала.

— Кого там принесло? — заскрипели зимние ботинки, в которых Лешка летом разгуливал по двору. Блестящая в свете фонаря пролысина выросла над Оксанкиной макушкой. — Лида? — оторопел Лешка. И тоже замолчал.

— Мне Бронька нужна, — пояснила я. — Не пришла еще?

На что рассчитывала, дурочка? Не станут они при Броньке лаяться.

— И не придет, — отрезала Оксанка.

— Да-да, Лида, — опомнился Лешка. — Она звонила недавно, сказала, чтобы не волновались... У нее, видно, объявился кто?

— Объявился... Ну ладно, ребята, спокойной ночи.

— Пока, — заторопилась Оксанка.

— Постой, — не понял Лешка. — А чего ты какая-то?.. Поздно уже, а ты вся... Что случилось, Лида?

— Ничего, — я попробовала улыбнуться, — гуляю.

— Спокойной ночи, — настаивала Оксанка, — приятно погулять.

— Спасибо...

— А тебе помощь не нужна? — решился на самостоятельный вопрос Лешка.

— Тапочки дайте, — из последних сил сдерживая слезы, попросила я. — Любые, какие не жалко. Можно шлепанцы старые...

Стыдливый Лешка притаранил практически новые сабо. У них имелся лишь один недостаток — их невозможно было носить. Но я стоически простучала в них через половину Жемчужного и добралась до «Быстронома». У спящей парковки ко мне пытались привязаться двое чудиков в форме. Оба были в стельку пьяные и жутко занудливые. Одного интересовало, не проститутка ли я, а второй, сжав меня за локоток, хотел уточнить, почем нынче комплекс интимных услуг в расчете на двоих. «Прейскурант на столбе», — объяснила я. После чего подвела его, гнущегося, как камыш, к металлическому столбу с объявлениями, прицелила и легонько стукнула лбом. Вероятно, не очень легонько — нервы в тот вечер были ни к черту. Сержант обмяк и упал, а я стянула с ног сабо и бросилась прочь, пока второй не опомнился...

У санатория меня окончательно развезло. Я шла, шатаясь, по пустынным аллеям, мимо фонарей, которые иногда горели, мимо непроницаемых стен кустарника. Мною овладело тотальное безразличие. Как-то вдруг перестало интересовать, что со мной произойдет, кого убьют дальше и кто теперь меня подберет. Власть Рокота рухнула, что дальше — полный мрак. Может, разберутся... В случае отсутствия засады на горшок — и спать. Ключ в кармане, он тугой, не обронила. Если даже есть засада — все равно спать. Пусть другие разбирают запутанные ситуации...

Я не дошла до бунгало метров двести, силы кончились. Внезапно, как бензин. Я упала на лавочку на задворках танцплощадки, жадно втянула носом запах жасмина. Посижу минуточку и пойду. Не бывает усталости, которую невозможно преодолеть.

Я, наверное, отключилась. Очнулась оттого, что кто-то опустился рядом.

— Спокойно, Лидия Сергеевна, — сказал человек.

Я спокойна. Силы вышли бояться.

— Вы меня слышите? — поинтересовался человек.

— Я вас даже вижу, — прошептала я. — Я вас даже нюхом чую... У вас перспирант от «Кельвин Кляйн».

— Антиперспирант, Лидия Сергеевна. Для кого ночь, а для кого в разгаре день. Для вас он, кстати, тоже не закончился. Я майор СБУ Полипчук, вот мое удостоверение. — Свет фонаря запрыгал по джинсовым коленям человека, освещая бордовые корочки. Потом он осветил лицо — ничем не выдающееся, кроме носа. Выключил фонарь. Снова темнота. — Полагаем, вы были на яхте Рокота. Вас видели отъезжающей со Шлепенем.

— У вас агенты на нудистском пляже? — Будь у меня силы рассмеяться, я бы так и сделала.

— У нас агенты даже в машине Шлепеня, — поделился сокровенным майор. — Мы знаем, что произошло на яхте. К сожалению, все случилось очень быстро. А потом нападавшие высадились на берег и разбежались. Предваряю ваш вопрос: это не мы убили Рокота. Зачем нам?

— В самом деле, зачем? Такой полезный человек... Послушайте, майор, вы с ним не одной крови?

— Не надо иронизировать, Лидия Сергеевна. Мы делаем поправку на то, что вы зверски устали и... что вам, грубо говоря, все до лампочки. Но не надо говорить лишнего, прошу вас.

— Мне легче ничего не говорить. Пожалуйста. Буду молчать, как скамейка.

— Договорились. Помолчите пока. Рокот, к вашему сведению, не убивал людей в массовых количествах... Дело, Лидия Сергеевна, несколько в ином…

Я закрыла глаза, чтобы лучше воспринимать вкрадчивый голос человека. Положительно, они с Рокотом одной крови. Забавно, если и начальство у них окажется общим. Например, глава одного из силовых ведомств великодержавной и самостийной... Краткая лекция этого человека с носом на восемьдесят процентов совпадала с доводами Рокота. Иван Валерьянович Рокот, по крайней мере, держал в рамках уголовный элемент, платил какие-то «налоги» и всячески способствовал процветанию района. Не его вина, что многое не успел. Некая сила претендует на его место, а некой Косичкиной вовсе незачем знать, что это за сила. Удар был нанесен по всей структуре, построенной Рокотом: одновременно с бойней на яхте ликвидирована администрация крупнейшего развлекательного центра «Виолетта», скончался от инсульта руководитель городского УВД Анисимов и трагически утонул в ванне заместитель мэра Коштун.

— А Березниченко? — спросила я.

— Все-то вы знаете, — покачал головой Полипчук. — А вот как раз Березниченко жив. Формально он и есть преемник Рокота.

— Чего вы и боитесь больше всего... — догадалась я.

— Согласен, — нехотя признал майор. — Определенные силы в руководстве службы госбезопасности подозревают Березниченко в сговоре с чужаками. Формально он и станет «крышевать» местный криминал, а фактически — уступит дело пришлой конторе.

«Господи, — подумала я, — они все здесь повязаны. Отогнали от куска пирога, и уже вой на всю державу: Крым разворовывают!»

— А добраться до Березниченко, конечно, невозможно?

— Исключено. Он умело перехватил бразды правления. Оттого и нервозность, Лидия Сергеевна.

Сейчас группировка стремится заполучить контрабандный груз, присланный Рокоту. По мнению Полипчука, это партия новейшего синтетического наркотика, которая стоит не просто больших, а громадных денег. Цена одного грамма этого вещества зашкаливает за тысячу долларов. По оперативным данным, груз составлял не один килограмм. По меньшей мере тридцать! И Косичкина должна уяснить, что не для того СБУ раскрывает ей подробную бухгалтерию, дабы самой нагреть руки, а дабы она представляла, с каким упорством будут носиться заинтересованные лица за этой контрабандой, а стало быть, за Царицыной О. Ю., а стало быть, за Косичкиной Л. С., которую просто вынуждены (за неимением иных кандидатур) принимать за Царицыну О. Ю. Естественно, их смущают контакты Косичкиной с Рокотом. Наверняка их смутят и контакты Косичкиной с СБУ, о которых они рано или поздно узнают. Но им известно и другое: Косичкина не отдала Рокоту контрабанду. Почему? Вопрос сложный. И бесполезно их уверять, что она Косичкина — не Царицына. Не поверят. Да и не нужно их в этом уверять, напротив: для выхода на эту организацию нужно, чтобы они оставались в этом заблуждении...

Тут я поняла, что мне уготовлена роль живца. Я открыла было рот, чтобы рассказать о своем желтом парео, о другом желтом парео, купленном Ларисой Куценко, о третьем желтом парео, которое я обнаружила в помойке, о двух особах из бунгало, одной из которых и принадлежало третье парео... Но быстро прикусила язык. Тяжело признаться, но Иван Валерьянович Рокот был мне симпатичен. Стыдно, конечно, позорно, аморально, но ничего не могу с собой поделать — нравился. Я ему верила, насколько можно верить криминальному авторитету. Во всяком случае, собравшись меня убить, Рокот предупредил бы об этом заранее, а не улыбался бы, держа фигу в кармане. Я в этом уверена. А что я могу сказать о майоре Службы безопасности Украины, которому я не только не симпатична, но даже и не соотечественница?

Он мое молчание расценил по-своему.

— Не расстраивайтесь, Лидия Сергеевна. Вам не сделают больно. Мы ваши друзья, поверьте. Вас постоянно будут охранять.

«Это полная лажа, — подумала я. — Если меня будут постоянно охранять, то какой смысл в ловле на живца?.. А в том и смысл, что меня не будут охранять. А если и будут, то весьма поверхностно. Главным образом они будут наблюдать за действиями своих конкурентов, направленных против меня.

— Вы согласны нам помочь?

— Нет, — пробормотала я. Согласится ли червяк помочь рыбаку?

Человек не изменил тона, сказал проникновенно:

— Это глупо, Лидия Сергеевна. Сожалеем, но у вас нет другого выхода. И не делайте необдуманных шагов, умоляем. Упреждая таковые, наш человек побывал в вашей комнате и изъял из сумочки ваш паспорт. Так что из страны вы не уедете, даже если попытаетесь.

Я опять открыла было рот, чтобы сказать ему всю правду. И ничего, кроме правды. И опять закрыла, одолеваемая сомнениями. Я могла верить Рокоту (хотя не знала про наркотики!). Однако я не могу верить «внукам» Дзержинского. Каприз у меня такой. И вообще наркотики должны уничтожаться, а не распространяться по территории Украины или России. Сомневаюсь, что эти «внуки» их уничтожат. Сколько получится, если одну тысячу долларов за грамм помножить па тридцать тысяч граммов?

Я закрыла глаза, пытаясь осмыслить сказанное. А когда открыла, никого рядом не было. Я коснулась рукой того места, где минуту назад сидело грузное тело. Не было никакого тела — пусто. Я навострила уши и стала напряженно вслушиваться. Никаких особенных звуков. Ни шагов, ни покашливания. Настороженная звенящая тишина, только цикады кое-где потрескивают...

В отличие от прошлой ночи, я не просыпалась каждые полчаса. Прилежно проспала до зари и проснулась в восемь от собственного храпа. Залезла в сумочку — точно, нет паспорта. Лучше бы на пляже украли... Вслед за мной пробудилась тяга к жизни и ее извечный спутник — страх. Я пошаталась по номеру, приняла душ и по прогибающимся доскам коридора побрела на улицу. Ровно сутки назад в это же время я нашла желтое парео. Может, и в этот раз я найду нечто?

В этот раз Всевышний подкинул мне Броньку Хатынскую. Связавшись с Павлом, она для меня умерла. По крайней мере, как человек, способный дать взвешенный совет и разделить чашу страданий. Вот именно в таком «мертвом» виде она ко мне и прикатила — то есть с Павлом. Я стояла на крыльце, гадая, куда податься бедной пострадавшей, и в эту минуту к дому подъехал «кефир», и из него образовались счастливые голубки. Осанистый Павел, поприветствовав меня ручкой, остался бродить по двору, а Бронька полетела ко мне, махая крылышками.

— Пойдем в дом, — буркнула я. — Не могу без слез смотреть на твое счастье.

Она не видела моего угнетенного состояния. Она замечала только себя, и в этом была вся Бронька.

— Как жалко, что ты уже проснулась, — заявила она, падая на мою постель. — А мы хотели тебя разбудить и заняться обустройством твоей личной жизни. Вот взять, к примеру, мою личную жизнь...

— Только не говори, что с таким упоением ты не трахалась со времен развала Союза, — проворчала я.

— Что ты! — вскричала Бронька. — Я с таким упоением не трахалась со времен моего детства! Ты помнишь наше трудное детство? Все эти ленточки, завязочки, платьишки-колокольчики... А игрушки? Ты знаешь, что даже английские свиньи должны быть обеспечены фермерами игрушками, чтобы не грызли друг друга...

— А меня чуть не убили... — сообщила я.

— Поздравляю! — воскликнула Бронька, меняясь в лице. — Опять?..

Я кратко изложила ей ситуацию. Бронька поежилась. Затем подошла и потрогала мой лоб. Температуры у меня не было, но лоб почему-то пылал — она отдернула руку, как от плитки. Вернулась к кровати, присела на краешек и задумалась. Продолжалось это действо минут восемь. Я успела сложить в шкаф полотенце, перекурить у распахнутой занавески. Наконец она очнулась.

— Ты не думай, что я вообще тебе не верю. Это неправда, Лидусь. Мало того, понимаю, что ты вляпалась в дерьмо. Но не могу поверить до конца. Во-первых, ты шизанутая писательница, причем больше шизанутая, чем писательница, во-вторых, мне нужно убедиться во всем самой.

— А что нужно сделать для того, чтобы ты поверила? — уныло спросила я. — Умереть по-настоящему? Обыщи эту комнату, Бронька. И ты не обнаружишь мой паспорт. Они сказали, что будут наблюдать за мной постоянно, понимаешь? И еще сказали, что даже твоего Павла проверили, — им, видишь ли, не понравились обстоятельства вашего знакомства. Мне они, кстати, тоже не понравились. Хочешь, назову фамилию Павла?

— Назови. — Бронька резко повернула голову.

— Нестеров.

— Точно, блин... — Бронька вскочила и забегала по комнате.

Тут я несколько слукавила. О Павле Нестерове мне рассказывал не Полипчук, а Рокот — именно его люди проверяли Бронькиного ухажера. Но я сочла допустимым этот маленький обман. Она все равно не узнает, а чем принципиально Рокот отличается от Полипчука, я и сама не знала. Разве тем, что один из них уже в прошлом?

— Говоришь, они постоянно наблюдают за тобой?

— Только и делают, — кивнула я.

— Хорошо, пойдем во двор. — Она за руку вывела меня из номера и по просевшим половицам потащила к выходу.

Слава богу, население бунгало еще мирно досыпало, и никто не видел метания этой кудрявой дамочки. Павлу надоело без дела болтаться по двору, он сидел в машине и крутил ручку настройки приемника. Увидев нас, сделал попытку выбраться из машины.

— Сидеть! — вскинула руку Бронька. — Подожди еще полчасика, милый, любимый, единственный, и мы продолжим наши занятия... Я прогуляюсь вокруг твоей халупы, — объяснила она мне. — Если спецслужбы вконец распоясались, обнесли тебя забором и роют окопы, мы будем биться за твое выдворение из страны...

Я удалилась в номер и от нечего делать принялась перебирать сумку — не пропало ли еще чего? Затем исследовала рассохшуюся дверь — замок не взломан. Бронька объявилась минут через двадцать, хмурая, как грозовая туча.

— Со всеми гэбэшниками разругалась? — поинтересовалась я.

— Ни одного не видела. — Она с любопытством посмотрела на меня и поджала губки. — Дважды обошла ограду, по пляжу побродила, к санаторию вышла. Во все канавы заглянула. На деревьях посмотрела...

— И совсем никого? — расстроилась я.

— Ну не сказать, чтобы уж совсем. Из санатория потихоньку выползает народ — движется в столовую. Священник православный протопал по дороге. Ах да, собака еще пробежала, рыжая такая, с оборванным ухом, очень подозрительная.

Она продолжала меня разглядывать, как музейный экспонат, недавно извлеченный из запасников, представляющий интерес лишь для знатоков.

— Ладно, я шизую, — согласилась я.

— Я так и думала, — облегченно вздохнула Бронька. — Знаешь, Лидок, я тут думала, думала... И знаешь, что придумала? Тебе нужно развеяться. Нет, серьезно. Я недавно из Интернета скачала описания маршрутов, предоставляемых крымскими бюро путешествий и экскурсий. У всех одно и то же, но выбор впечатляет. Съезди в Балаклаву, что ли? Гроты «Затерянного мира», запомни. Это дичь полная, красота необыкновенная, что тебе еще надо? Вся шиза выйдет, как похмелье. А потом мы займемся обустройством твоей личной жизни, договорились?.. Ну давай, родная, лечись, а я побегу, ладно? Там Павлик заждался... — Она чмокнула меня в макушку и вышмыгнула в коридор. Представляю, какое облегчение испытала Бронька за дверью...

Настала оглушительная тишина. Я растерянно смотрела на дверь — не откроется ли? «А почему бы и впрямь не развеяться? — вдруг подумала я с вызовом. — Сидеть в четырех стенах и трястись от страха? Лежать на пляже? Бродить по городу? Пройти очередную антистрессовую терапию?»

Определенные резоны в моих выводах, безусловно, присутствовали. Экскурсия по гротам «Затерянного мира» — бальзам на раненую душу. А вдруг именно там я найду избавление от всех бед? И какие, собственно, у меня причины бояться? Толпы людей, автобус, экскурсовод, не удаляйся никуда, и ничего тебе не будет...

С ближайшими планами я наконец определилась. Переоделась в глаженое — в салатную тенниску и синие шорты на завязочках; рассовала по карманам гривны, сигареты, ключ, надела босоножки с ремешками на голени (такие ни в воде, ни в горах не свалятся) и покинула душные стены. Незаметно выскользнуть из дома, впрочем, не удалось. «Заминированная» половица в коридоре призывно заскрипела. Немедленно отворилась дверь справа, и показалась непричесанная Рита Лесницкая в халате. Она выглядела очень подозрительно. (А как еще может выглядеть потенциальная контрабандистка Ольга Юрьевна?)

— Мы не виделись два дня, — недовольно заметила Рита. — Вчера стучалась к тебе весь день, искала на пляже и по всем злачным местам. Ты знаешь, я начала волноваться.

— Ты знаешь, я тоже, — призналась я. — Все никак не могла себя найти. Слава богу, сегодня мы встретились. А что случилось?

— Да никакой пока трагедии. Просто после гибели Ларисы... — Рита мучительно изобразила печаль, — возникла какая-то гнетущая обстановка... Знаешь, у меня отшибло желание тупо отдыхать.

Я с ней согласилась:

— И мне не по себе, Рита. Не могу ходить на пляж. Вижу ее перед глазами и ничего не могу поделать... Ко мне подруга из Сибири приехала, я ей город показывала. Ну и все такое...

Я продолжила движение.

— А ты как относишься к «фрилав»? — спросила она в спину.

Я остановилась. Немножко подумала.

— Ну не сказать, что я пионерка, которая всегда готова... Больше уважаю «лав-стори». Хотя при некоторых обстоятельствах согласна и на «фрилав-стори». А что?

— Поступило предложение, — туманно начала Рита, — нужны соучастники, а в остальном — полный пансион. Домик на взморье, триста гривен с носа. Желательна экипировка в стиле колготок «открытая попка»... Я, в отличие от некоторых, не зря болтаюсь по Жемчужному.

— Обсудим, — кивнула я и под стук закрываемой двери продолжила движение.

На крыльце столкнулась с Соней. Она поднималась по ступеням, растирая спину полотенцем. Очень подозрительная особа.

— Привет, пропащая душа, — поздоровалась Соня. — Ты зачем в землю закопалась?

— А я овощем себя почувствовала. Только не говори, что искала меня весь день, — это не звучит.

— Да больно надо, — фыркнула Соня, — у меня есть дела поважнее. Ты знаешь, что между Жемчужным и Балаклавой в бухте Робинзона открылся пляж любви?

— Еще один нудистский пляж? — удивилась я. — Благодарю покорно.

— Ты темная, как южная ночь, — ухмыльнулась Соня. — Пляжи любви — это такая штука... м-м, ну, в общем, они запрещены. Открытые пляжи любви существуют только в Таиланде, а во всех остальных странах это дело уголовно наказуемо, в том числе в Крыму. Но здесь, я слышала, это дело курирует мафия, поэтому закон отдыхает. Объясняю в двух словах — это место, где собираются местные парвеню, эммашоэли, влюбленные, озабоченные, извращенцы, любопытные и без смущения, на виду у всех, отдаются греху. Можно являться парами, можно поодиночке — там найдешь себе пару... Я уже решила для себя: пока не схожу на пляж любви, пока не посмотрю, что это такое, домой не поеду. Составишь компанию?

— А просто посмотреть нельзя? — спросила я. — Не участвуя?

— Можно, — кивнула Соня. — Но, говорят, это абсолютно тупиковый вариант. Невозможно, не совершая адекватных действий, созерцать весь этот срам. Поначалу ты возмущен — мол, куда катится мир, — потом понимаешь, что он уже прикатился и катастрофически гибнет, а потом тебя обуревает зависть: на каком, простите, основании мир гибнет без твоего участия?

— Обсудим... — Я сделала заинтересованное лицо и пошла дальше своей скорбной дорогой.

Почему-то сегодня я решила выйти «официальным» путем — через калитку. Именно там меня и поджидал Алик. Он нынче щеголял в старых штанах и абсолютно новой косынке — серо-буро-малиновой. А в остальном все тот же Алик — улыбчивый, с чистой шевелюрой.

— Как треснуло меня в лоб, Лидия Сергеевна, — сообщил Алик, демонстрируя тщательно отдраенные зубы, — что вы сейчас выйдете. Дай, думаю, постою у калитки, смотрю — точно...

Меня сжало, будто шайбу под гайкой. Он смотрел на меня, улыбаясь, и глаза у него улыбались, и остальные части тела улыбались, а все равно я задеревенела. Плохо мне стало.

— Вам нехорошо? — чуть тускнея улыбкой, осведомился Алик.

Мне было стыдно, но я не могла с собой справиться.

— Ты не появлялся два дня, Алик, — пробормотала я за неимением других слов. У него аж глаза на лоб полезли.

— Я не появлялся? Да как вам не совестно, Лидия Сергеевна!.. Это вы не появлялись. Первый вечер я часов до пяти кружил по пляжу, а вчера — допоздна. Вы так и не пришли. И в бунгало вас не было...

Он следил за мной... Или нет? Какие у меня основания? Ведь Алика я знать не знаю. Подумаешь, посидели на закате, по городу прошлись, «испанское» кафе посетили...

— Вы очень бледны, — расстроенно отметил Алик. — А куда вы собрались, Лидия Сергеевна? Может быть, мы смогли бы... Я имею в виду, что... Ну, вы понимаете...

Весьма отчетливо. В любом месте веселее вместе, он в этом не оригинален.

— Черт! — хлопнула я себя по лбу. — Деньги дома оставила, вот голова садовая... Алик, ты подождешь меня здесь? Я сейчас вернусь.

— Конечно, Лидия Сергеевна!

Испытывая некоторый стыд, я вернулась в бунгало. Открыла комнату и заперла дверь за собой. После чего распахнула окно, огляделась. Вылезла в сад и плотно притворила за собой раму. Воровато поозиравшись, зашла за кусты и двинула напрямик, к доске зеленой. Возможно, я переживу вечернее объяснение с Аликом, но вот глупый страх, обуявший меня, пережить уже не в силах...