Венок для незнакомки

Глава вторая

— Нам необходимо пройти антистрессовую терапию, — объявила на следующий день Соня. — Заявляю как специалист. Заодно с приличными людьми пообщаемся.

Надо — значит надо. Нервно похихикивая, мы отправились на консультацию в главный санаторный корпус.

Этого следовало ожидать. Напряженный график работы, критический возраст, промышленная гарь и родоновые плато, на которых архитек юры возводят крупные города! Как мы можем жить, не пройдя курс лечения именно в этом санатории? Как мудро, что мы обратились именно к ним! Первоклассные врачи, последние достижения техники (в крайнем случае — предпоследние)! И всего каких-то триста гривен с носа, семидневный курс — и можно смело ехать на родину, окунаться в трудовые будни...

Меня хватило на один день. Не такая уж я оказалась «гурманка». Легче всего воспринялась ароматическая ванна, куда меня уложили учтиво, но как-то механически, словно в гроб. Усыпали лепестками розы и на полчаса оставили наедине с психоделическими композициями в стиле «после третьей не закусываем...».

Медосмотр дался труднее, особенно эпизоды с участием мужчин в белых халатах. Экзотический массаж мне тоже не понравился — от обещанного шиацу в нем были только щекотливые поглаживания, чередуемые зверскими нажимами и протестами мнущейся плоти. А когда меня стали прессовать двенадцатью килограммами липкой теплой грязи, я совсем затосковала. «Не волнуйтесь, больная, — приговаривал добрый доктор. — Это грязь целебная, ее привозят из Сак, там всемирно известное озеро с уникальными грязями и рапой. Только наш санаторий имеет договор по прямым поставкам, а в остальных местах — бессовестная подделка, из Портового везут... Закройте глаза, больная. Я оставлю вас на полчаса. И не принюхивайтесь, пожалуйста. Не навозом вас обкладывают...»

Словом, заработала очередной стресс.

С этого дня я ограничила общение с новыми знакомыми. Как и прежде, проводила время в гордом одиночестве. Занималась «гелиотерапией», благо солнца не убыло, купалась, мазалась кремом. Незаметно мое тело побронзовело, обрело насыщенный цветметовский глянец, и ежевечерние стояния у зеркала уже не вызывали тихой ярости. Но неприятности продолжали сыпаться. Раз уж начались — не остановишь. Пока мелкие, незначительные, но чувство неясной тревоги уже появилось. Недаром разрушительный ураган начинается с легкого ветерка. Медуза то в ногу вцепится, то подплывет тихой сапой, пока я барахтаюсь далеко от берега, и начнет виться вокруг меня кругами, будто чуя во мне законную добычу. То хулиганы мелкие пристанут — и чего им надо на санаторном пляже? Будто в городе песка не хватает...

А однажды даже ограбили! Предупреждали меня бывалые люди — не зевай на пляже. Охотников за чужими дензнаками здесь не меньше, чем охотников за чужими женами. Я вылезла на берег Афродитой из пены и обнаружила на простынке развороченный пакет. Из сумочки выгребли всю дневную норму. Благо норма у меня умеренная — гривен сто в сутки. И ту я с утра хорошо подчистила. А все равно противно. И обидно. Разобрав содержимое пакета, я уселась на тряпку и принялась размышлять. Непохожи мои постоянные соседи на жалких воришек! Половину местных отдыхающих я уже знала — нормальные люди, не сказать, что бедные. Правда, был какой-то мужичонка в трусах и рубашке. Невзрачный такой типчик лет пятидесяти. Без вещей и штанов под мышкой (так и пришел без штанов). Бродил неприкаянно в раздутой рубахе, потом уселся неподалеку от меня, обнял колени. Задумчиво пялился в море. Я подумала, что поэт. Встретил мой взгляд, улыбнулся тепло, дружески. Затем поднялся, вроде как собрался уходить. Я тоже встала, чтобы погрузиться в теплое море...

Злость меня обуяла — на весь остаток дня. Я из принципа не вставала с тряпки, игнорируя жарящее солнце. Как будто нарочно наказала себя за головотяпство. Я вертелась, словно грешница на сковороде, подставляя бока палящим лучам. Поклонники осточертели! Нескончаемый поток — как в Мавзолей! Неужели это так трудно: задрать глаза в небо и обойти стороной разнеженное тело?.. Откуда их столько?

Все какие-то бесталанные, скользкие, по большей части — развязные, по меньшей — старые. Вероятно, при деньгах. Мне совершенно неинтересно, что большинству из них вполне по карману откупить мое бунгало вместе с санаторием, я отшивала их одним «добрым» словом (максимум — тремя), а если это не срабатывало, то снимала с глаз огромные «хамелеоны» и просто смотрела претенденту в глаза. После такой демонстрации претендент, как правило, уходил и уже не возвращался.

Я думала. У меня была масса тем для обдумывания, целую неделю отказывала себе в этом удовольствии. Освобожденные ячейки в памяти заполнялись прежним «мусором»: расписание на жизнь, мама с Варей, Берест, сгинувший в безвременье. Понимание того, что и на юге не все так гладко и тепло...

Словом, голова моя была загружена, и не сказать, что я скучала. И все же одному умельцу удалось меня отвлечь. Он оказался неплохим парнем, я, по правде, успела от таких отвыкнуть. Не исключено, что им тоже двигала похоть, но напоказ он ее не выставлял. (Огромное спасибо...) Я лежала носом в тряпку, думая о том, что надо бы вернуться домой пораньше — помочь маме увезти помидоры с дачи, Варюшу приготовить к походам за новыми двойками... И тут совсем рядом зашуршал песок, и я мурашками на коже ощутила прибытие нового клоуна.

— Нижайше прошу прощения, мадам, понимаю — вы безумно заняты, однако не откажите в любезности. Мне нужно добраться до пансионата «Золотые зори». Понимаете, меня сбросили неподалеку, объяснили, что он примерно на этой широте...

Я вздохнула. Хотя, если быть объективной, его голос не вызывал рвотной реакции. Молодой, но приятный.

— Уйди от солнца, парень, не прозрачный, — сказала я в тряпку. — И вообще, уйди, здесь не справочная служба. Ходят, бродят всякие...

— Извините, мадам... — Голос звучал спокойно и насмешливо. Уверенно заскрипел песок. Озадаченная, я подняла голову. Он уходил вдоль береговой полосы, и морская пена лениво омывала его загрубелые пятки. У него были стройные, загорелые ноги. И сам он был подтянут, мускулист. Рюкзак за спиной, должно быть, весил не меньше меня, но нес он его так, словно тот был набит попкорном. Из одежды на парне только шорты да малиновая косынка, завязанная пионерским галстуком.

— Эй, алё! — позвала я. — Парень, ты кто — последний бойскаут?

Он остановился, обозначив неплохую улыбку.

— Только, ради бога, не останавливайся, — опомнилась я. — Как топал, так и топай. Но желательно в другую сторону. Или смотри сам. Все здравницы в черте города, на берегу. Есть там, я слышала, какой-то пансионат для попрошаек, тебе не туда?

Он рассмеялся.

— Спасибо, мадам, вы так добры... — С гордо поднятой головой потопал дальше — к. турбазе.

Клоун, да и только. Ну, может быть, чуть поприличнее всей этой похотливой банды...

Спустя пару часов он топал обратно. Уже без рюкзака, а со спортивной сумкой-бананом через плечо. Я как раз вылеживалась на боку, потому и узрела его за полверсты. Он рос, ширился, набухал, окрашивался, пока не предстал во всей красе. Ничего себе плейбойчик. Каштанововолосый, физия открытая, чуть со смешинкой. А по конституции — ну вылитый Гермес работы Праксителя.

— У вас великолепная фигура, мадам, — похвалил он мои очертания. — Меня зовут Алик Лысенко. Я из Белой Калитвы — есть такой нарядный городок в Ростовской области. Может, слышали?

— Проходи, проходи... — сказала я прежним тоном. — У меня муж и семеро по лавкам.

— А волосы ваши — просто восточная сказка! — Он слегка замедлил ход. — Вы знаете, что таких мягких натуральных брюнеток, как вы, среди представительниц северо-европейских народностей остались считанные единицы?

— Я крашеная, — заскромничала я.

— Э нет, — он протестующе покачал головой, — Алика Лысенко вы не проведете. Если я еще могу допустить семерых по лавкам, то вот это, — он ласково посмотрел на мои лохмы, — есть самый натуральный, не испорченный химией продукт. Щедрая природа. Неиссякаемый родник вдохновения. Простите, — он улыбнулся, — ну просто очень привлекательно. — И не спеша побрел по своим делам.

Я приподнялась на локте, заинтригованная.

— Эй, притормози-ка, парень. Ты первый на этом пляже, кто говорит более-менее внятные слова.

Он вернулся и до заката заговаривал мне зубы. Никакой пансионат «Золотые зори» Алик не искал. Ляпнул первое, что пришло в голову. Он двигался из Жемчужного на турбазу, по уши загруженный баночным пивом. У начальника базы, достопочтенного Кириллюка Максима Евграфовича, намечался юбилей — круглая дата, тридцать девять лет, решили сделать человеку приятное. В палаточном городке обитают не только упертые трезвенники, откровенно заявил этот смешливый парень.

Даже больше — как раз упертые трезвенники там обычно не задерживаются. И это прекрасно — меньше лицемерия в общении. Удивительная душевная компания собралась на «кочевом стане»: то по кручам Ай-Чу шастает, то по цивильным барам. В частности, позавчера Алик побывал на Чатыр-Даге и до сих пор находится под впечатлением, очень сожалеет, что там не побывала я.

— Неповторимый вид, Лидия Сергеевна. Просто голова кружится, нереально... А если забраться на высшую точку Чатыр-Дага Эклизи-Бурун — Церковный мыс в переводе... не помню с какого, — то можно увидеть даже Бахчисарай с Симферополем, представляете? Это какая же даль под ногами...

Вдохновленный увиденным, он с выражением процитировал мне сонет Адама Мицкевича, побывавшего в тех местах и бродившего по карстовым воронкам:

Я слушала его с благосклонным вниманием и даже ни разу не зевнула. Он умел повествовать. На землю давно опустился вечер. Закатилось солнышко за Болгарию, а мы сидели на пустынном пляже и наблюдали за ленивыми волнами, нехотя набегающими на берег.

Есть такая коварная волна «тягун», — инструктировал меня Алик. — Старайтесь даже в легкую качку находиться поближе к берегу. Если, не дай бог, попадете в волну, то любой гребок вперед будет оборачиваться тремя гребками назад. Здесь главное не паниковать и не делать суетливых движений...

— Запомню, — кивнула я.

— А то существует крайне неприятная штука — так называемое апвелинговое течение... Нас недавно угораздило — мы далеко заплыли... Хорошо, катамаран прогулочный проплывал, успели прицепиться. Это, знаете, когда ветер в открытом море сдувает теплый слой воды и приносит к берегу холодные глубинные потоки. Они не просто холодные — они арктически ледяные; ноги сводит моментально. Не успеешь уплыть от течения — пиши пропало, скрутит...

Он как-то неуклюже придвинулся ко мне. Неужто замерз? Портить впечатление от удачно проведенного вечера мне не хотелось. Я поднялась, давая понять, что пора.

— Извини, Алик, уже поздно, я пойду, ладно?

Он шутливо развел руками:

— Конечно, Лидия Сергеевна, спасибо, что посидели со мной. Вы не против, если я еще когда-нибудь случайно пройду мимо?

Я рассмеялась. Паренек был недурен собой. Остроумен, довольно воспитан, с потаенной грустинкой в глазах. К сожалению, он был моложе меня на десять лет и... совершенно не в моем вкусе. Очень жаль. С ним было приятно, но не более того. Не проскакивала искра — хоть ты тресни. А без искры — неинтересно.

— Конечно, Алик! — Я легонько коснулась его понурого плеча. — Будешь мимо идти, забегай обязательно, поболтаем... Не грусти, Алик, — шутливо подергала его за «пионерский галстук». — Ну чего ты приуныл? Мы замечательно проведем время, честное пионерское...

На следующий день в размеренной жизни санаторного пляжа произошли изменения. Появился милицейский «уазик». Завис над обрывом, вылупив ржавый бампер, и полдня проторчал в этой нелепой позе. Два или три раза милиционеры спускались с обрыва и, похлопывая по ляжкам дубинками, угрюмо слонялись по пляжу, таращась на отдыхающих. У невезучих проверяли документы, шевеля губами, по складам читали паспорта, неохотно возвращали. У почтенной семейки из Таштагола документов при себе не оказалось: их не бросили лицом в песок, а снисходительно разрешили сбегать в санаторий, принести.

— Бездельники хреновы... — Подошедшая с пляжной сумкой Соня брезгливо наблюдала, как лысоватый отец семейства с округлой «мозолью» суетливо взбирается на обрыв. — Мы уж и на пляж должны с паспортами ходить!

Я с интересом на нее покосилась. Соня Зырянова демонстрировала явную антипатию к стражам порядка. А кого этим сейчас удивишь?

— Крысятничают, сволочи, — бормотала, распаляясь, Соня. — Понимают, что бабок на пляже не срубить, вот и ходят, вынюхивают, лишь бы отдых отравить.

— Вчера их не было, — задумчиво вспомнила я. — Может, случилось чего?

Соня громко фыркнула:

— Может, и случилось. Постоянно происходят преступления — свойство у них такое. Объясни мне, Лидуня, на пальцах: вот торчат они тут весь день, ни хрена не делая, — преступления прекратятся?

Давно подмечено, что массовое присутствие работников правоохранительных органов на территории нисколько не улучшает криминогенную обстановку.

Очевидно, и ментов коснулись аналогичные сомнения. Или жариться надоело? Старший группы, неопрятный пухловатый капитан с оторванной пуговицей на брюхе, задумчиво почесал затылок дубиной и сделал знак своим — в машину.

— Сейчас уедут, — предположила я.

Соня фыркнула:

— Ага, жди... Скорее, горы уедут. Дела у них в машине, как ты не понимаешь?

Никуда они не уехали. «Уазик» продолжал давить обрыв, нервируя публику. Чем занимался патруль в его недрах, мы могли только догадываться. Через полчаса милиционеры потянулись на улицу. Первым, громко икая, выбрался капитан.

— Есть контакт, — развеселилась Соня, — бутылочку убили.

Менты заметно повеселели. Рубашка на пузе старшего окончательно разошлась. Разъехался и рот, обнажив торчащие, как у морской свинки, зубы. Поначалу он стоял на обрыве, справляясь с икотой, нормально так стоял, потом его повело на сторону. Случившийся рядом сержант поддержал командира, что-то льстиво ему сказал, после чего капитан неуклюже развернулся и полез обратно в машину (инструкции, наверное, читать). Остальные веером разбрелись по пляжу.

— Боюсь, я не вовремя, — присоединилась к нашей компании Рита с двухлитровкой минералки «Крiмська» под мышкой. На попе у нее красовались потрясающего минимализма стринги, очень похожие на капроновую ниточку.

— Прикройся, бесстыдница! — Соня бросила ей махровое полотенце. — И постарайся зарыться в песок как можно глубже. Шакалы приближаются.

Проходящий в непосредственной близости от нас больше напоминал хорька. Такие же щеки, губчатые складки под носом, желто-белые пятна на веках. Выпил он, понятно, меньше командира, его не шатало, но двигался он довольно разболтанно.

— Хорек, блин. Гроза курятников, — подтвердила мои натуралистические наблюдения Рита. На что раздраженная Соня очень верно и остроумно подметила, что любой хорек должен сделать в своей жизни три вещи: пожрать, поспать и сдохнуть. Дело за последним. Я неосторожно хрюкнула. Хорек, вероятно, услышал. Остановился, поигрывая дубинкой. Принялся придирчиво озирать разбросанные по песку голые тела. Пришлось прикинуться мертвой — куда еще деваться?

Что-то частенько меня стали посещать стрессы. После обеда я долго думала: как с этим бороться? Стресс выгоняют стрессом, сказала я себе. Сгрузив личное хозяйство Соне (Рита мужественно удалилась на процедуры) и зажав в кулачке смешную купюру в десять гривен, я побрела вдоль пляжа. Удивительно, что за сомнительное удовольствие прокатиться на «банане» кого-то осенило брать деньги. Мне сдается, что все должно быть наоборот — участники этого аттракциона могут рассчитывать на компенсацию от руководства пляжа. Затея такова: человека обвязывают спасательным жилетом, после чего в компании других несчастных сажают на огромную сигарообразную штуковину и на буксире увозят в открытое море. Разогнавшись, катер делает резкий вираж, «сигара» переворачивается, а все сидящие на ней, естественно, разлетаются! Адреналин — фонтаном. Самые тяжелые тут же падали в воду. Меня же, весящую легче камушка, швырнуло в небо, перевернуло и с размаху понесло в море. Я чуть сознание не потеряла! Ничего себе удовольствие... Но своего я, как ни странно, добилась. Новый стресс вступил в конфликт со стрессом предыдущим, выбил из него все подпорки, растворил желудочным соком и выбросил в унитаз...

К вечеру я почувствовала себя человеком, который хочет нравиться. Я привела в порядок голову, надела красивое шелковое платье, туфельки на каблуках и покинула бунгало. Гулять в компании соседок по этажу мне разонравилось. Погуляла...

Поэтому я уходила, как опытная разведчица. Изучила тишину в коридоре, сместилась к выходу, изучила тишину на крыльце... и, отодвинув доску в санаторном заборе, вышла на самую короткую дорогу в город.

Я бродила по красивой набережной, под сенью каштанов, толстоствольных сосен, олеандров, дышала морской свежестью и дымом от жарящихся мидий. Бетонные парапеты заменяли оригинально сформированные баррикады камней с неожиданными цветниками в расщелинах и стыках. Произрастали ирисы, георгины. Это было бесподобно красиво. Я бродила по тисовым и кленовым аллеям, мимо экзотических пальм, напоминающих увеличенные в тысячи раз колючие шарики репейника, мимо крошечных церквушек с синими куполами, мимо лимонных зонтиков кафе, утверждающих, что «Чай Липтон — знак доброго смаку», по кривым улочкам, заросшим декоративной изабеллой, по уютным садикам с двумя-тремя лавочками и пахучей магнолией...

Увеселительные заведения я обходила стороной. А пресловутый «Шинок» обошла аж за целый квартал. Я предусмотрительно поменяла имидж; но имидж, как контрацептив, стопроцентной гарантии не дает...

Я получала в этот вечер эстетическое удовольствие, созерцая и запоминая. Причудливые домишки, облицованные диоритом, сочетание сталинских помпезных колонн, пилястр, овальных балконов с неухоженной стариной и ветхостью; буйство зелени, в оформлении которой даже убогие завалюшки сохраняли первозданный колорит. Брызги городских цветов во дворах — ярко-красные текомы, сиреневые глицинии («то в нос тебе магнолия, то в глаз тебе глициния...»). Черно-серая длань Ай-Чу, вертикально застывшая над городом и неизменно всплывающая в просветах между домами...

Наступившая темнота ограничила мои любования. Бессмысленное шатание по городу становилось опасным. Когда пронзительно заорал муэдзин с минарета, я вздрогнула. Но и возвращаться в бунгало не хотелось. Очень вовремя на пути всплыла чугунная ограда сада с двустворчатыми воротами — «Зал дегустаций «Массандра». Оригинальные крымские вина. Такое удовольствие я могла себе позволить. Крымские вина — штука, в сущности, серьезная, жаль только, что в Сибири вино, продаваемое под этой маркой, не имеет ничего общего с оригиналом. Я подоспела к самому началу — удивительное совпадение. И нисколько не пожалела — обстановка здесь царила идеальная для отдыха. Розовые стены в томном мерцании, в альковах — светильники. Полированные столы, уставленные дощечками с круговыми углублениями. В углублениях фужеры с уже разлитой жидкостью. Подле каждой дощечки — человек. Желающих испробовать нектар — не менее пятнадцати, большинство с трудом слушают предваряющую церемонию лекцию.

Я вошла последней, села с краю. И с большим удивлением обнаружила перед рекламным слоганом «Пил и восхищался. Уехал сравнительно трезвым — только по недостатку времени. Максим Горький» моего знакомого Алика с турбазы. Он сидел в числе прочих и, склонившись над живописной батареей, заинтересованно водил носом. Увидев меня, он замер с открытым ртом, потом разулыбался, задвигал локтями. Пытался вместе с доской переместиться ко мне поближе, но не успел — появился лектор в бабочке...

Я вышла с церемонии слегка обалдевшая. Десять по тридцать — не шутка. А оставить вино недопитым я не могла по принципиальным соображениям: не за информацию же деньги плачены? Тем более я почти не слушала лектора... Алик догнал меня за воротами, проявив недюжинную выдержку.

— Расслабляешься, Алик? — полюбопытствовала я, предваряя пылкие восторги.

— Здравствуйте, Лидия Сергеевна! — Он был доволен собой, словно мы с ним уже обо всем договорились. — Представляете, до чего тесен мир? Вы не возражаете, если я вас провожу?

— Да ни в коем случае, Алик, — рассмеялась я. — Ночь на дворе. Если ты меня не проводишь, это сделает другой.

Видно, ангелу-хранителю, стерегущему меня от больших неприятностей, надоело носиться за мной по буеракам. Он решил отдохнуть, послав за себя Алика. Я не возражала. Вечер был необычайно черен, непроницаем, а фонарей на улице Черкасова, где проходила дегустация, почти не было. И вообще одной страшно. Мы на ощупь добрались до соседнего переулка, по которому он предложил пронести меня на руках. Подумав, я отклонила предложение. Он пожал плечами, сказал, что дело хозяйское. Но будет обидно, если в кромешной темноте я сломаю каблучок. А еще обиднее будет, если я сломаю ногу. Я еще раз подумала и еще раз отказалась. С минимальными потерями мы добрались до Народной, где горели фонари, а аллеи, окруженные деревьями, были тверды и прямолинейны. Мы брели по городу, мило болтая.

— А как же юбилей начальника, Алик? — внезапно вспомнила я. — Серьезная дата, тридцать девять лет. А сколько пива куплено! Ты решил сачкануть?

— Да знаете, Лидия Сергеевна, не такой уж я любитель. Выпить пива можно и дома, зачем ехать для этого в Крым? Вы посмотрите, какой красивый вечер. А эти запахи жасмина... Разве заменит его сидение в палатке? Я обожаю, признаться, изысканные вина. Из недорогих, понятно, сортов. Вам какое больше понравилось?

— Сухонькое, — подумав, ответила я. Не люблю крепленые вина. Каким бы изысканным ароматом они ни отличались, а запах спирта неистребим. Уж лучше водку. Или по старинке — мартини.

— A-а, «Золотая балка, Алиготе», — продемонстрировал память Алик. — Неплохой привкус дюшеса, согласен. А меня «Пино-Гри» особенно тронуло — двухлетней выдержки. Потрясающий вкус изюма... Партенит неплох, правда, немного приторен. Мускат белый терпим, особенно розовое послевкусие, «Кокур», «Мадера» весьма приемлема — эдакий дамский коньячок без претензий. Но, знаете, Лидия Сергеевна, это все не то. Вы хотите достойного завершения вечера?

— В каком смысле? — напряглась я.

— Да нет, все гораздо проще, Лидия Сергеевна! Предлагаю зайти в испанский кабачок и выпить настоящего хереса. В «Массандре», к сожалению, настоящего хереса де ля Фронтера осталось всего семь бутылок, одну из них распечатали в шестьдесят пятом году, нам остальные вряд ли достанутся... Не волнуйтесь, это демократичное заведение, и цены там не пугают. Ведь что такое Испания — помните? Это страна небогатых людей, известных своим упорством и постоянством. Это огненный фламенко, перезвон гитарных струн, круговерть юбок гитаны, шляпы, перья, скоротечная коррида, в конце концов... Неужели можно пройти мимо?

— Как красиво ты говоришь, — пробормотала я. — Надеюсь, это не в Андалусии?

— Да нет, мы почти пришли. — Он повернул меня направо, где за многолюдным тротуаром виднелись мерцающие буквы: «Palomino». Он ступил на проезжую часть не глядя, словно в собственную палатку, а я так до гробовой доски и не привыкну... Автомобили послушно встали, пропуская нас через дорогу. Диво! В любом российском городе нам бы сразу популярно объяснили, к какому подклассу животных мы относимся и что с нами надо делать. (Дело в том, что крымские власти приучили местных автомобилистов уступать дорогу пешеходам! Невероятно, но факт. Опасение вызывают лишь авто с российскими номерами, водителей коих бесполезно учить.)

— Это сорт винограда — паломино, — объяснил Алик, распахивая передо мной дверь. — Из него производят некоторые сорта хереса. Проходите, Лидия Сергеевна. Куда сядем?

Он и впрямь неплохо завершал мой вечер. Уже второй по счету. Народу в заведении — не сосчитать, публика мирная, получает удовольствие от общения, вольностей не допускает. Переборы гитары из-под опущенного сомбреро. Мы расположились в углу — за уютным дубовым столиком. Алик аж светился от удовольствия, подливая вино в высокие бокалы конусовидной формы (официантов в заведении не держали, здесь блюли «демократию»). Разрекламированное Аликом «щедрое» вино показалось мне чуть-чуть тяжеловатым. Как не вспомнить известный исторический факт? Во времена Реконкисты, войны с маврами, на помощь испанцам прибыли французские рыцари. Собратья по вере. Повоевав чуток, бросили это дело и уехали домой, ругаясь: «Жара безобразная, вино тяжелое, башка трещит, сами воюйте в таких условиях!» Но я не признавалась в мелких неудобствах, потягивала из бокала и благосклонно слушала. А Алик бухтел о себе, о том, как его угораздило оказаться в палатке (и ничего, кстати, ужасного). Он, оказывается, инструктор по рукопашному бою в клубе боевых искусств. И в палаточных городах бывает ежегодно.

Правда, в разных. Прошлым летом Алик отдыхал в Стерегущем, на Каркинитском заливе, позапрошлым — в Коктебеле... Женой Алик не обзавелся, с наступлением сезона, забрав отпускные, покупает билет, рюкзак за плечи — и вперед, осваивать нехоженые тропы. На любой турбазе к таким, как он, относятся благосклонно. С ними нет проблем, они мобильны и коммуникабельны. Светским радостям Алик тоже не чужд, но предпочитает дикарство как надежное средство от стресса... Вы бы слышали, как он рассказывал о гротах Балаклавы! Я, ей-богу, заслушалась. Он поведал о бездонных пещерах, о коварных ловушках в толще скал, об узких протоках в исполинских монолитах, о бесчисленных сосняках, уносящихся в горы, об уникальном преломлении солнечного света в извилистых, изъеденных плесенью гротах...

Но вдруг я ощутила на себе чужой взгляд...

Нехороший взгляд. У меня будто кровь отлила от головы, а в сосудах образовался тяжелый вакуум! Мерзкое, признаться, ощущение. Мурашки поползли по коже. Не меняя прищура, я скосила глаза направо, переместила налево... и вдруг уперлась взглядом в незнакомого типа неприятного вида с облезлыми ушами. И одежда на нем какая-то невыразительная. И эти шелушащиеся уши. У одних спина облезает, у других нос, а у этого — вон как... Он сидел совсем рядом, через два занятых столика, и совершенно угрюмо, сцепив косматые брови, смотрел прямо на меня! Кто он? Может, какой придурок из «Шинка»? А вдруг он находился в той пьяной толпе и наблюдал нашу схватку с хохлами?

— Что случилось? Вы изменились в лице, Лидия Сергеевна... — насторожился Алик.

Я хотела ответить с присущей мне искренностью, но не успела. По залу прокатился ропот недовольства. Стих гитарный перебор. На пороге кабачка появился милицейский патруль. Надо сказать, данные экземпляры выглядели поопрятнее, чем те, что на берегу. Рубашки постираны, заправлены, элегантные пилоточки на макушках. Но вели они себя не менее хамски. Двое, встав у входа в классической позе эсэсовцев, принялись водить глазами по лицам. Третий стянул пилотку, вытер ею взмокший лоб и развязной походкой направился к стойке. Молча ткнул пальцем в двухлитровку лимонада, протянул руку. Купюры в ладони не было. Бармен услужливо подал напиток. Милиционер открыл бутылку, сделал смачный глоток. Перевернув пилотку чистым местом, вытер рот. Чистюля какой... Не спеша направился к выходу, где передал бутылку товарищам. Затем, не говоря ни слова, развернулся, ногой открыл дверь и вывалился в ночь. Подчиненные потянулись следом.

Опять под сомбреро заиграла гитара. Притихший зал потихоньку стал наполняться гомоном.

— Приблатненные... — неодобрительно заметил Алик. — Что поделать, Лидия Сергеевна! Так называемая власть везде несносна.

Я осторожно скосила глаза влево — тип с облезлыми ушами пропал! Самым необъяснимым образом... Сидел через два столика — и вдруг испарился. Я пробежалась глазами по столикам. Типа не было. А может, и был — народу-то сколько! После ухода милиции на радостях притушили свет, табачный дым повис сизым топором, а я даже не помню, во что он был одет...

— Вы так и не сказали, что случилось, — напомнил Алик.

— Тип один почудился, — с присущей мне искренностью ответила я. — Ничего страшного, Алик, бывает и хуже. Частенько что-то рядом с нами стала появляться милиция, не замечаешь?

— А вы ничего не знаете? — удивился он.

— Помилуй, Алик, ну откуда мне знать? Я газет не читаю, телевизор не смотрю... Что случилось, расскажи.

— Третий день милиция на ушах, Лидия Сергеевна. Настоящий бой шел в восточной части бухты — я не преувеличиваю! Контрабандисты морем груз переправляли, пытались пристать к гротам, а кто-то их встретил и врезал по полной программе... У нас с турбазы было слышно перестрелку. Потом, говорят, трупы по всему берегу собирали. То ли эсбэушники контрабандистов ловили (СБУ — Служба безопасности Украины), то ли две мафии схлестнулись. Поди разбери. Но кому-то, видать, удалось уйти, раз такой ажиотаж среди работников милиции.

Услышанное, безусловно, не вдохновляло. Но и не очень тревожило. Кого удивишь разгулом криминала в странах бывшего СНГ? В данную минуту меня занимала совсем другая ситуация. Я еще раз настороженно обвела глазами зал и как бы невзначай посмотрела на часы.

— Боже правый! Пол-одиннадцатого, Алик! Спать пора, извини. Спасибо тебе за вечер, это вино — просто живительный нектар, но только от него ко сну тянет. Проводи меня?..

Могла бы и не спрашивать. Этот общительный паренек готов был провожать меня аж до Анадыря. Очень жаль, что во мне так и не вспыхнула искра. Случись непроизвольное зажигание — и я бы с подобающей страстью отдалась на волю волн... Он проводил меня до бунгало, церемонно раскланялся и, не скрывая романтической печали, удалился. Я забыла о его блестящих глазах уже на пятой минуте. Забралась в туалет и глубоко задумалась. Что-то происходило или вот-вот могло произойти — я это чувствовала. И предчувствия были тяжелыми. И не активность милиции тому причиной. И не мелкие недоразумения, вроде стычки в «Шинке» или эпизода в «Голубой волне». Это было что-то другое. Не зависящее от меня, но имеющее непосредственное отношение к кому-то из моих знакомых. Но к кому? И что значат мои предчувствия?

Наутро необъяснимые с точки зрения здравого смысла события продолжались. Пока я совершала первое утреннее омовение в морской волне, из моей сумки исчезли документы!.. С определенных пор, а точнее, с момента первой кражи, заходя в воду, я никогда не упускала из виду свое покрывало! Ну разве на секундочку, пока выбиваю воду из ушей. Или на две... Пляжный пакет чуть сдвинут, сумочка была приоткрыта, деньги на месте, а паспорт с российской пропиской кто-то свистнул! Я высыпала содержимое пакета на покрывало, потрясла книгу, которую ни разу не открывала, — не было паспорта! Тут меня и затрясло. Ведь я его брала — хорошо помню. На случай внезапной проверки. Я села, обняв колени, и попыталась унять противную дрожь. Начала медленно озираться. Ведь не могли мои соседи враз ослепнуть.

Кто-то обязательно видел...

— Женя, к моему покрывалу никто не подходил? — дрожащим голосом спросила я.

Лежащий в пяти шагах сталевар из Кривого Рога поднял голову. Минуту обдумывал вопрос, после чего поинтересовался:

— А шо?

— Паспорт пропал... — всхлипнула я.

— А гроши?

— Гроши не пропали...

— Не бывает такого, — глубокомысленно заметил Женя. Опять задумался, видимо, взвесил все «за» и «против» и подтвердил первоначальное заключение: — Нет, не бывает. Верно, Люсь? — ткнул спящую со шляпкой на лице жену.

— Не бывает... — подтвердила из-под шляпки Люсь. — Ищи лучше, Лида.

— А никто не подходил? — дрожащим голосом переспросила я.

— Никто... — сонно отозвалась Люсь. — Я бы услышала.

Без документов в чужом государстве — катастрофа! Я в отчаянии перевернула покрывало. Не было паспорта! Уму непостижимо. Я повесила сумку на плечо и неустойчивой походкой потащилась к пивной палатке — срочно снять стресс. Возвратившись, вспомнила, что забыла открыть бутылку. Как сейчас помню, полезла в пакет за перочинным ножиком — есть в нем приспособление для вскрытия стеклотары. И просто не могу описать свое состояние, когда обнаружила там, на самом дне, паспорт!

Помню, похолодела. Ни радости, ни ужаса. Деревянной рукой извлекла эту красноватую книжицу и принялась перелистывать.

— Смотри, Люсь, нашла, — приподнял голову сталевар.

— Я же говорю, не бывает такого, — фыркнула Люсь. — Гроши целы, а паспорт слямзили. Ну надо же такое отчудить...

— Да кто сюда подходил?! — вдруг взвизгнула я, уже не контролируя себя.

— Ну шо ты орешь, — отодвинув на один глаз шляпку, занервничала Люсь. — Сказано тебе, никто не подходил. Я бы услышала.

Так и умом недолго тронуться. Без бутылки точно не разобраться. Я выпила пиво, закрыла пакет грудью и принялась яростно себя успокаивать: ну глючит тебя, ну бывает, с каждым в твоем возрасте случается; посмотри на небо, солнце в этот год какое активное, а ты лежишь тут уже неделю, лучше бы сексом занялась, посмотри, народу сколько, выбирай любого. Не забудь только изделие номер один прикупить, резиновое, на мужиков нельзя полагаться, вернее, номер два, поскольку номер один — это противогаз, он тебе на хрен не нужен, пусть и резиновый...

Вот такой поток сознания... Потом я кое-как успокоилась и попыталась проанализировать ситуацию. Появилась Лариса Куценко — хохлушка со второго этажа. Помахала мне пухлой ручкой — дескать, как увас дела.

Я показала большой палец. Лариса на радостях прыснула. С тем же восторгом она могла прыснуть, покажи я ей средний палец. Она расстелила махровое полотенце с ромашками и уселась голой попой, раскрыв очередной талмуд по похуданию.

Спустились Костюковичи, поддерживая один другого. Развернули покрывало и прямо в шлепках двинули в море — спинки намыливать. Ну точно флагелланты законспирированные... Надубасятся всласть, а потом давай проявлять теплые чувства.

Еще издалека я заметила Риту Лесницкую — по щиколотку в воде она двигалась откуда-то со стороны яхт-клуба. Несла себя гордо, неприступно. Носик ввысь, бедра ходуном, из одежды — стринги да две микроскопические чашечки на груди, причем весь ансамбль приятно-телесного цвета. Эдакая прожженная «натюрель ля пари ню», обслужившая выгодного клиента... И куда это ее, интересно, носило?

— Привет, — бросила Рита, проходя мимо. Демонстративно не глядя на мужчин, поднялась по лесенке и скрылась в бунгало.

Широко зевая, поправляя съехавший бюстгальтер (или форму ваяя?), выбралась на пляж Соня. Растирая глазки, добрела до берега и... преобразилась. Разбежавшись, красиво ушла в воду. Вынырнула метров через двадцать, пошла вразмашку — к буйкам. Надо же проснуться человеку...

Как по сговору, в поле зрения возник Алик — что-то часто он стал появляться. К непогоде, что ли?

Шорты старые, косынка новая, зеленая. Может, знак кому-то подает?

— Вы пугаете меня, Лидия Сергеевна! — Он и вправду казался испуганным. — Тогда в кабачке, теперь сегодня... Что у вас с глазами? Скушали чего?

А вот возьму и расскажу ему все, вдруг подумала я. Пусть мозгует. И рассказала. Про вчерашнего типа в «Паломино». Про пропажу документа. Про возвращение его. Он смотрел на меня с едва замаскированной жалостью. Интересно, о чем он думал?

— Полагаешь, солнце? — спросила я. — Или луна?

— Не знаю, Лидия Сергеевна. — Он вырыл из песка пивную крышку. — Я вам верю. Шизофрения не для вас, извините. Как и морщины. И чего вы так испугались? Человек в кафе явно принял вас за другую. Да мало ли у мужчины причин пялиться на женщину? Он пересел к вам спиной — и все дела. Потерял интерес. Или меня увидел. Паспорт кто-то вынул, чтобы, не светясь, удостовериться в вашей личности. Ну надо ему... Какая вам разница — зачем? Обознался человек. Убедился, удостоверился. Порядочный попался — вернул. Да мало ли фокусников? Они и разденут — не увидишь.

— То есть кто-то дважды обретал и терял ко мне интерес, — кивнула я. — И после этого ты пытаешься убедить, что это так — игра случая?..

Алик с пылом начал что-то отвечать, но я его уже не слышала: передо мной вдруг возник тот неприятный тип с облезлыми ушами!.. Закружилась голова. Стало страшно. Я почувствовала себя брошенным фантиком на морской волне. Почему я такая невезучая? Он шел по пляжу в сторону яхт-клуба. Невысокий такой, тощеватой комплекции, ноги ступают мягко, по-кошачьи, голова вперед. Невзрачные шорты, серая майка... Он сделал вид, будто приклеился к группе молодежи, — та шла по пляжу с магнитофоном, явно под кайфом («хороша анаша!»), а этот мужик у них на хвосте смотрелся просто дико. Маскировался под юнца, придурок. А сам в это время исподлобья изучал пляж. На одном задержался, на другом; мельком пробежался по Алику, посмотрел на меня... Я вздрогнула. Его глазки остановились, сузились — ага, вспомнил... Я тихо втянула в себя воздух, оторвала от него глаза, тяжело, словно магнит от магнита, уткнулась в свои загоревшие ноги...

— Лидия Сергеевна, вы опять начинаете дурковать? — заметив мое дерганье, строго вопросил Алик. — Побойтесь Бога, в конце концов. Что происходит?

Я подняла глаза. Компания наркоманов уже удалилась. Идущие вместе вдруг распались: кто-то продолжал идти прямо, остальных потянуло к пивной палатке. За последними и увязались «облезлые уши». Он оглянулся, поймал мой взгляд... Я метнулась за широкую спину Алика.

— Послушай, Алик, я не страдаю видениями... Это тот самый субъект из кабака. У него уши торчат в разные стороны. Чего он так на меня смотрит? Хочешь сделать мне приятное, Алик? Узнай: кто такой? Ты же сильный, находчивый, что тебе стоит?

— Да без проблем, Лидия Сергеевна, — пробормотал Алик. — Не уходите никуда, хорошо? — Он легко поднялся. А я отвернулась — приводить в порядок раскудлаченные мысли.

Алик возвратился скоро. Он выглядел обескураженным. Кусал губы. Впервые я заметила на его широком лбу признаки явного беспокойства.

— Чем порадуешь? — не утерпела я. Хотя было очевидно, что ничем он меня не порадует.

Он недоуменно развел руками:

— Пропал ваш красавчик, Лидия Сергеевна. Был — и нету. Я сам видел, как он свернул за палатку. Оглянулся — и юрк... Я за ним, а там кусты. Я туда, сюда, тык, мык... Сунулся в колючки — бесполезно. Как в воду, то есть в землю канул...

— А чего ты так разволновался?

Он посмотрел на меня как-то странно. Попытался расправить морщины на лбу — почти удалось. Затем, яростно поцарапав затылок, словно изгоняя из него крамольную мысль, сказал:

— Сам не пойму, Лидия Сергеевна. Может, я вслед за вами начинаю дурковать? Докажите мне, что это не заразное?

И почему так путаются мысли? Я медленно, воле вопреки, погружалась во что-то коварное, засасывающее. Эх, знать бы во что, — может, и нашла бы способ вынырнуть из этой липкой грязи...