Верховный жрец

Глава 9

Глава 9

Нам дали еще неделю. Даже не знаю, как к этому относится: или целую неделю, или же всего лишь неделю. Всегда кажется, что чего-то не успели, что-то не доделали, можно было лучше. Хотя, если вернуться на две с половиной недели назад и посмотреть глазами человека, который только что решил объять необъятное, то сделано невероятно много.

Хороший инструмент, да работящие люди, способны в синергии сделать много, порой даже больше, чем много. А инструмента прибавилось. Ковать топоры оказалось не так, чтобы сложно. Пусть эти изделия еще корявые, но свои функции выполняли, именно это главное, а не вид инструмента. Потом будем наносить узоры и создавать плавные, изящные линии.

Учения, после того случая, когда условные защитники проиграли условным атакующим, происходили по два раза на дне. Всем старшим воинам было дано задание придумать противодействие и предложить свои варианты преодоления обороны. Додумались до фашин. Связки прутьев переплетали ивовыми тростинами и вот этим вот закидывали ров, чтобы проще его преодолеть.

После такого лайфхака я решился выделить часть топлива для противодействия. Соляру смешали со смолой и решили, в случае чего-то подобного, поджечь все накидываемые фашины… вместе с теми, кто их туда закинул. Сейчас семь горшков уже готовы к использованию и ждут своего часа.

Стрел заготовили просто невообразимое количество. Для местного народа невообразимое, для меня, по крайней мере, понятного числа, хотя, подобного количества я никогда и нигде не видел, даже на фестивалях реконструкторов. Наконечники, все же, больше каменные, но это если смотреть сравнительно количества. А так, железных наконечников было полторы сотни к стрелам, ну и чуть более семидесяти к арбалетным болтам. Двадцать четыре арбалетчика, разделенные в отряды по двенадцать человек располагались на двух участках обороны.

И вот сегодня я просыпаюсь с чувством тревоги. Нервозность, впрочем, не только меня посетила. Севия ни с того, ни с чего начала плакать, сидя на краешке нашей кровати. Ее всхлипы меня и разбудили. Но в другой день подобное поведение не могло меня насторожить. Гормоны бурлят внутри моей женщины.

Эх, натворил я дел. Беременная моя красотка. Вот нужно оно было перед войной? Ну победили бы, так и следовало плодиться и множиться, так нет же… Впрочем, природу не обманешь, тут как не прерывай акт, все равно молодые, готовые к воспроизводству тела, решат по-своему.

Но я все больше рад, чем раздосадован. Дети… Вот еще до того, как понял, что Севия беременна, не хотел никаких спиногрызов. Но стоило жене понести, сразу же пришло и осознание, что я все-таки хочу наследника, ну или маленькую принцессу.

— Не плачь! К чему слезы? Еще не поздно уйти со всеми, догонишь людей, — говорил я, обнимая Севию.

— Не пойду, я останусь с тобой, — Севия продолжила уже набившую оскомину песню.

Где-то моя жена покорная, порой, кажется бесхребетной, но вот тут уперлась рогом и все тут. Останусь и без вариантов. Мерсия, теща моя, к слову, бежала впереди всех остальных, не успел ей и пожелать попутного ветра меж ягодиц, когда она скрылась с глаз. А у меня жена декабристка. Но я был уверен в победе, потому решил, что присутствие Севии, если она все время проведет в закрытом доме, может еще более безопасным, чем идти на старое селение извергов Вара.

Именно туда отправляли людей. Много думали, начинали строить шалаши на острове, но все равно было признано, что нахождение женщин и детей рядом и с даже малой, но вероятностью, быть схваченными, сильно ослабит наши оборонительные способности. Если только врагу удалось бы высадится на острове, чтобы взять в заложники наших женщин и детей, то часть воинов могла выйти из подчинения и ринуться отбивать своих родных. А так, будут далеко, да и ладно.

На прежнем месте общины извергов остались жилища, есть шанс, что вражина не догадается идти в ту сторону. Ну и две звезды воинов, которые сопровождали женщин и детей должны были подготовить и ловушки по дороге и, если что, наметить пути отхода дальше в лес, благо, люди знали места лучше кого бы то ни было и могли пройти даже по болоту. Естественно, исход был не без припасов. Изрядно прорядили, буквально три дня назад, стадо туров, которое оказалось неразумным и все еще паслось неподалеку. Теперь пастись там, почти что и некому.

— Что за шум? — отвлекся я от успокоения своей женщины.

Во дворе поднималась суета. Пока не было сигнала, но шевеление нарастало. Кто-то куда-то бежал, иные перекрикивались.

— Глеб! — прокричал Корн под окошком моего «божественного чердака».

— Что случилось? — выглядывая из окна, спросил я.

— Сигнал от дальнего дозора. Идут водой, много, очень много, — мне показались нотки паники в тоне грозного молодого воина.

— Буду! — выкрикнул я и ускорился.

Броник, каска, разгрузка, АК-74, Сайга, пистолет. Офицерский камуфляж, новые берцы натовского образца. Все лучшее на мне и со мной. В голову проникла предательская мысль, что перед смертью, или уже в гроб, принято одевать самое новое, чистое, дорогое, а в могилу часто кладут то, с чем ассоциировался человек. И вот в таком виде, как я выбегал из дома, меня можно укладывать в гроб. К хренам малодушные мысли! Меня так просто не возьмешь, стрелой простою не достанешь… Как-то там еще, но две оставшиеся строчки четверостишья после победы придумаю обязательно. Должен же появится первый поэт в этом мире.

— Стасик, твою мать! Вставай, скотина рабская! — кричал я, завидев, что мой раб только протирает глаза.

Хреновый у меня раб, отдыхает мало того, что больше иных работников, к слову, лично свободных, но даже больше, чем я, на минуточку, его хозяин. Но в том я виноват, еще ни разу даже доброго подзатыльника не прописал, а порой надо.

— Быстро! Жду у катера! — выкрикнул я, устремляясь к реке.

Если не успеет, выпорю, вот ей богу, высеку так, что месяц на спине не поспит. Или нет… варенья и меда больше не дам. Последнее для Стасика будет большим наказание, чем физическое.

— Говори! — выкрикнул я, направляясь к катеру.

Рядом бежал Корн, который должен был отправиться со мной. На рослом молодом воине был бронежилет, каска, но в дальнейшем он выглядел сюрреалистично. Лук, стрелы, колчан из бересты, железный топор, один из тех, что только несколько дней назад изготовили. Вот обувь я ему не дал, жаба внутри меня не позволила. Хотелось, чтобы я до конца с своих дней имел нормальную обувку, привыкать к местным мокасинам не было желания.

Стасик успел. Бежал, задыхался, с выпученными глазами, споткнулся при спуске с холма и скатился вниз, но успел. Этот поц выглядел более органично, хотя так же напоминал постапокалипсического бойца. В руках у воина-раба было охотничье ружье, заостренная кочерга, к которой приделали деревянную ручку и внешне сделали похожей на шпагу, но такую дрянную, что Д’Артаньяна сердечный удар хватил бы. Но тут это было решением, причем более выгодным, чем каменный топор. Если сильно изловчиться, то и колоть таким девайсом можно и рубить и подрезать. Но для ближнего боя в катере есть еще один автомат с примкнутым штыком, а использовать такое оружие в рукопашной, я Стасика чуточку подучил.

— Быстрее! — прикрикивал я на своих спутников.

— Стойте! — кричал Карик, который должен быть четвертым пассажиром.

— Твою мать, Карик, время утекает! До высадки не успеем, плохо будет! — кричал я, уже перекрикивая звук работающего мотора.

Карику доспеха не досталось. Оставался еще один броник, который достался Норею. Лекса нужно беречь, это правильно, нам нужна четкая власть, чтобы становиться сильными. А сила, она же, прежде всего внутри любого общества. Если есть проблемы в социуме, то любые внешние факторы могут стать убийственными. Пусть Норей заматереет и объединяет своей личностью людей. И не важно, что вместо него правит Никей.

Норей прибыл два дня назад, вместе с Рыкеем. И я не сказать, что был рад подобному присутствию. Выглядело так, что лекса решили пропиарить и показать славным воином на передовой. Пиарщики, блин.

Слышал я, и не раз, как всякого рода «важные и нужные» люди, спешили оказаться на передовой, от чего страдали все от рядового до офицера. Потому как задачи срочно менялись и выставлялся приоритет на охрану этих товарищей. Такое было в Афгане, друг отца рассказывал, да и во всех последующих локальных, и не очень, конфликтах.

Вот и бронежилет пришлось отдать лексу, чтобы его не прибили при первой атаке. А я хотел видеть рядом с собой людей в броне, чтобы стать тем фактором, который смог бы переломить ход сражения хотя бы на отдельном участке.

Я определил свой отряд, в котором теперь двенадцать арбалетчиков, четыре звезды копейщиков, а еще звезда Корна, составленная из лучших индивидуальных бойцов, которых я и вооружил железными топорами. Именно тем, что воины получают металлическое оружие и получилось их привлечь, а то уж больно сильно выпендривались.

Мы мчались, рассекая речную гладь. Никто не знал планов противника, но все надеялись, прежде всего я, что хотя бы часть огневиков попрется на прорыв рекой. Такая комбинированная атака напрашивалась. Наш условно «Генеральный штаб» сошелся в мыслях, что Динокл попробует подойти сразу и с реки и с земли, но атака должна быть согласована по времени, иначе смысла в ней нет. Люди тут не глупые, воевать, как оказывается, умеют. Вот только они были ограничены скудностью орудий убийства себе подобных. А я эти орудия привнес в мир. Правильно ли сделал? Не время об этом рефлексировать.

Выскочив из своего русла Днепра, уже по более широкой реке, мы устремились к месту впадения Сожа в Большую Реку. Противника видно не было, даже в бинокль. А все потому что, они находились за излучиной реки. Именно там было самое мелкое место на ближайшие пару десятков километров. Можно, нужно, было предусмотреть это.

Страха не было, азарта тоже. Все, как говорили отцы-командиры. Нужно просто работать. И я стремился отработать по, как можно большему числу людей, чтобы было меньше тех, кто окажется под стенами нашего… города. Я хочу город! Не городище, а развитый город! А еще теперь я не за себя решаю, моего ребенка носит женщина, к которой я испытываю больше, чем влечение. Так что я ехал убивать одних людей, чтобы жили другие. В истории человечества всегда будет такая жестокая справедливость?

— Блят! — выругался я.

Шла высадка десанта, и только лишь два десятка долбленок были на середине реки и гребли в сторону нашего селения, отчаянно борясь с течением. Атака на наше селение планировалась, скорее всего на завтра. Нельзя же идти в бой тем воинам, которые будут грести более пяти километров в месте, где Большая Река имеет сильное течение?

— Приготовится всем! Проплываю мимо лодок, потом разворачиваюсь и опять проплываю. Делаю волну, а вы изготовьтесь стрелять. После начинаю… — слово «таран» в местном наречии не было, и я замялся. — Толкать лодки.

Расстройство из-за того, что уже большинство воинов были на берегу, и лишь три-четыре десятка удастся как-то покалечить, или даже убить, родили необычайную злость, умерить которую было очень сложно.

Я с ревом серены промчался между группой долбленок и теми, кто так же был на лодках и плотах, но уже приставшими к пологому берегу реки. Тут бы засаду организовать, можно было много вражины покосить и даже успеть уйти. Ну не об упущенных возможностях размышлять, когда вот прямо сейчас планируешь убивать людей.

Волну я поднял знатную, однодеревки раскачивались сильно и говорить о том, что с них можно хоть каким способом сопротивляться не приходилось, даже, если стрела или пущенное копье могли как-то повлиять на работу катера. Второй заход моего плавающего монстра пущенной волной перевернул четыре лодки. Краем взгляда я заметил, что часть упавших в воду людей барахтаются и пытаются выплыть. Каменные топоры им придется либо вытянуть из-за поясов и отпустить в речную пучину. Если это не сделать, то можно сильно уменьшить свои шансы на то, чтобы выплыть. Это же касается и другого оружия. А безоружный воин — это лишь мишень.

— Приготовиться! — прокричал я, когда выравнивал катер в метрах сорока от берега с наибольшим скоплением людей.

— Стреляй! — крикнул я, Карик приоткрыл большой деревянный щит, прикрывавший с тыла — единственного направления, откуда по нам могло что-то прилететь.

— Тыщь, ты-тыщь, — я стрелял короткими очередями по два-три патрона.

Первая кровь пролита. Я целился в животы, чтобы иметь больше шансов попасть и уже пять брюшных полостей получили в кровоточащие раны. В этом времени с такими ранениями не живут, а умирают крайне болезненно. И тут был холодный расчёт. Другие воины будут видеть смертельные муки своих товарищей и будь они трижды смельчаками, подспудно станут опасаться того страшного оружия, которое способно причинить столько боли. Так могут и теряться только от звуков выстрелов.

— Пятнадцать минус, — кричу я, непонятно для кого, если только для Стасика, который уже умеет считать до двадцати.

Попадал не только я. Корн был великолепным лучником, Карик просто хорошим. Вот и они взяли свою жатву. Сколько человек сразили напарники, не берусь сказать, но нам и пять минус — это уже плюс. Не у дел был только Стасик, которому стрелять я запретил. Заряженная большая дробь на таком расстоянии мало эффективна, имеет большое рассеивание. Лучше его боеприпасы использовать для других врагов.

— Отходим! Бьем тех, кто на лодках, — скомандовал я, и катер рванул в сторону уже поймавших равновесие лодочников.

Таран. Я направил исполина из будущего на наибольшее скопление лодок. Нашлись те, кто стал помогать своим товарищам выбраться из воды. Вот по ним и пришелся первый удар. Металлический монстр разметал лодки, некоторые подминая под себя. Люди ударялись об свои плавательные средства, иных отшвыривало о борта катера и я успевал увидеть изумленные, полные ужаса глаза людей, которым было обречено умереть, или же выжить, но никогда не быть прежними, о чем говорила мимика на искорёженных лицах.

Ничего не чувствовал, я работал. Какое же это циничное слово на войне — «работа». Убивать людей — это работа, бесчувственное действие, имеющее свои цели и задачи, наполненное арифметикой, но не эмоциями. Чувства лишние. Они могут прийти после работы, словно грузчик, придя домой, снимет обувь, вытянет ноги, и только тогда осознает, что устал. А боец когда осознает, что убил? Осознает ли? Или закроет эту функцию внутри себя, завалив ее всевозможными идеологическими и иными оправданиями. Но если выбора нет, то как?

Не знаю, как иные, но здесь и сейчас я математик. Минус двадцать три по приблизительным подсчетам, это то, на какие цифры я могу рассчитывать с уверенностью, чьи вражеские лица увидел и понял, что глаза этих людей уже потухли.

— Бах, Бах! — стрелял Стас по тем людям, которым повезло оказаться чуть в стороне от таранного удара, но которые от большой волны либо упали в воду, либо сами спрыгнули в реку.

Еже одно изуверство. Дробь не каждого сразу убьет, особенно с метров двадцати, но те ранения, которые получит человек не совместимы с потугами выбраться. А еще шкуры животных, в которые были облачены воины, они быстро намокали и влекли на дно. Каждое усилие играет свою роль в деле выживания, но тут ранение, пусть одна дробина, пусть в плечо, но это приговор. И я взял на себя право выносить такие приговоры. Кто я такой? Я тот, кто защищается и бьет, чтобы не били меня. Я добрый человек, до добро мое со звериным оскалом.

— Уходим! — скомандовал я, как будто от кого-то, кроме меня, еще зависит то, когда катер развернется и отправится домой.

Смысла продолжать нет никакого. Те, кто успел выбраться на берег, уже укрылись за деревьями и кустами. Было бы в достатке боеприпасов, можно дать несколько очередей по зарослям, с большой вероятностью, поразив при этом с десяток врагов. Но, в моем случае подобное будет верхом безрассудства.

Я гнал катер домой, именно что домой, а не в какое-то абстрактное селение, и делал это молча. Не хотелось говорить, радоваться, как это делали все три моих пассажира. Ничего не хотелось. Нет… Хотелось рыдать, махнуть с горла бутылку водки и закрыться на чердаке, чтобы два дня, не меньше, жалеть себя, размышлять, вновь плакать. Но могу ли я позволить реализацию таких желаний? Нет. Я даже испугался, что осмелился в том признаться самому себе.

А на берегу нас встречали с ликованием. Видели, видимо, бой. В городе остался лучший бинокль из двух имеющихся. И вот это одобрение, радость, может и счастье воинов и малого числа оставшихся женщин и подростков, это привело, наконец, чувства в норму. Все я делаю правильно.

*…………*…………*

Интелюдия

— Прячьтесь за деревьями! — кричал Ракат, стараясь вывести своих воинов из ступора.

Появление металлического монстра было предусмотрено, но то, что из него могут пускать металлические камни, никто не знал. То, что стреляли вытянутыми металлическими предметами главный воин племени Огня, Ракат, понял, когда выковырял из дерева чуть сплюснутый металл. Это немного успокоило воина, который не менее своих подчиненных был ошарашен и, было дело, поверил в то, что тут включились некие божественные силы. Нет, просто оружие, о котором Ракат не знал. Злое, совершенное, но оружие, хотя в мыслях воина оставалось место и для божественного объяснения.

И тут главного воина накрыло иное… Если такое оружие есть у Рысей, то что ждет их, славных воинов Огня, в селении враждебного племени? Это не был страх, Ракат не боялся, он лишь смотрел на вещи рационально. Если победа дастся большой кровью, то племя ослабнет. И так, почитай, уже подчинены племенам Ворона, но пока, как младшие братья, но не рабы. Если огонь племени потускнеет и у Раката станет критически мало воинов, то кто станет считаться с огневиками? Все соплеменники быстро станут рабами Ворона.

— Ракат, нам бы уйти сейчас, — обратился к главному воину племени Огня его заместитель, по совпадению, брат, Андрас.

— Ты ли проявляешь трусость? — удивленно спросил Ракат.

— Ты меня знаешь, главный воин, я никогда не проявлял страха. Но нам не взять стену, если у Рысей есть такое оружие, — не стараясь оправдаться, говорил Андрас.

— Это единичное оружие, — сказал главный воин и сразу же мысленно подумал об обратном.

— С металлической лодки гремели еще из другого оружия. А еще моя стрела, пущенная в человека в лодке, отскочила от него. Это доспехи, которых у нас нет, — приводил новые доводы Андрас.

— Ты предлагаешь перебить сотню племен Ворона и убить их главного воина Нарта? — спросил Ракат.

Андрас промолчал. Перед самым уходом в поход, в главное селение племени Огня пришла еще одна сотня воинов от конуга Харита, с той, которая была ранее, уже выходила сила, сопоставима с количеством воинов племени Огня. По сути, и это Ракат прекрасно понимал, родственники воинов Огня оказывались в заложниках. Если сейчас передумать, отказаться идти на Рысей, то женщин и детей огневиков перебьют, и в таком исходе не сомневался ни Ракат, ни его брат, который осознал нелепость своих предложений уйти. Там, в главном селении, в качестве заложника, остался лекс Динокл, но вот им уже были готовы пожертвовать, но не родными.

Делать нечего, нужно воевать. Был еще один путь, который давал хоть какие-то шансы вырваться из ловушки, куда огневиков завлек Харит — конуг племен Ворона. Это союз с Рысями. С этими соседями, которые уже показывают свою мощь, можно было выстроить хорошие отношения и… Ракат понял, что последняя мысль никакого отторжения не получила… объединить два племени в одно. Пусть племя называлось бы «Огненные Рыси», объединяя верования и тотем. Такие мысли вызвали даже улыбку на лице Раката.

— Что может тебя радовать? — удивленно спросил Андрас, реагируя на усмешку брата.

— Ничего… — главный воин опять задумался, но быстро принял решение, приказав без сомнения в голосе. — Выступаем!

Уже слишком много пролилось крови, чтобы помышлять о добрососедстве с Рысями, а союз с ними мог бы стать новым противостоянием уже внутри сообщества. Равными двум племенам не быть, особенно после того, как у соседей появилось страшное оружие. Стать же рабом Ракат не мог себе позволить, особенно, почему-то ему претило подчиниться Рысям.

Воины шли с опаской, медленно, но постоянно подгоняемые Нартом. Этому ворону сильно хотелось быстро решить вопрос с ближайшим селением Рысей, будучи уверенным, что это всего-то одно селение, пусть там, судя по разведке, и строится стена. А впереди, как думал ворон, еще предстоят главные сражения в основных селениях Рысей.

— От чего так медленно? — уже в который раз спрашивал Нарт.

— Могут быть засады, — стараясь не проявлять нервозности, вынуждено отвечал Ракат.

— Пусть впереди идут разведчики! — не унимался Нарт, а Ракат в этот раз промолчал.

На самом деле, именно разведчики и идут впереди, а так же они идут параллельно колоне с боков.

— А-а! — истошный крик раздался впереди, когда до селения оставалось не так далеко, не более времени, чем солнце отбросит тень в человеческий рост.

Это была яма, такая, как делают на зверей. Два воина теперь искалечены, а еще одного заостренные колья так проткнули, что тот отправился к богам. Можно подумать, что это случайно и яма была выкопана именно что для зверя. Но Ракат был опытным охотником и понимал, что местность, по которой передвигались огневики и отряд ворон уже пустой. Здесь выбили всех зверей, слишком близко уже от селения.

— Всем быть внимательными! — выкрикнул Ракат.

Однако, несмотря на возросшую осмотрительность и обнаружение семи ловушек, войско лишилось еще четыре воина. Два огневика задели ногой веревку и в них тут же прилетели, на согнутой палке, заостренные колья, двоим прямо в голову. Еще двое не заметили ямы и свалились тута, напарываясь на смертоносные торчащие деревяшки.

Что бесило Раката, так то, как поступали присланные, якобы на усиление, вороны. Эти трусы шли практически нога в ногу, но только следом за огневиками. Главный воин уже понял, что не может располагать этой сотней и что, с ним в одном отряде враги, но не друзья.

С такими раскладами Ракату хотелось погибнуть, как воину, в бою, но только не видеть, как его племя становится рабами. Именно так, теперь уже и понятие «младшие братья» слышались главному воину, как «старшие рабы».

— Боги! Как они такое сделали? — выразил всеобщее удивление Андрас.

— Это же сколько работы и сломанных топоров! — подхватил посыл заместителя главного воина кто-то из старших охотников.

Ракат молчал. Он понимал, что задача оказывается более сложной, чем он ранее думал. Мысли потекли в голову опытного воина бурной рекой. Он уже предполагал, что нудно подготовить лестницы, ростовые щиты из связанных между собой бревен. При этом необходимо вести беспокоящий обстрел стрелами и следить за тем, чтобы Рыси не подгадали момент и не совершили вылазку.

— Объедините опытных лучников в отдельные звезды! — начал отдавать приказы Ракат, не отводя взгляд от стены, расположенной в ста шагах от него.

Главный воин специально подошел близко, но настолько, чтобы стрела, будь она пущена из селения, была на излете. Технические особенности нового оружия Рысей не были понятны до конца, потому Ракат решил, что важнее показать врагу свою отвагу, решимость, а так же и большое количество воинов, но никак не свой страх перед любым оружием. Пусть Рыси боятся и понимают, что у них может даже не хватить стрел, чтобы ранить каждого из воинов племени Огня, а еще нужно попасть. Ну а стены… Это неприятно, но когда у Рысей станут заканчиваться стрелы, можно будет и атаковать их селение.

— Мои люди залезали на деревья и смогли рассмотреть многих воинов внутри стен. А вот женщин и детей нет. Нет их и на острове, но там можно спрятаться, какие-то хижины построены, но мало, — сообщал Андрас, который после смерти старшего сына лекса Динокла стал отвечать за разведку.

— Они отправили женщин? Куда? — Ракат спрашивал, скорее всего, себя, чем брата.

— Пошли три звезды на поиски… — начал было давать распоряжения главный воин, но вспомнил, что не зря эти места назывались «Злым лесом» и пусть Рыси выбили зверя рядом, но все равно опасно. — Пять звезд лучших охотников. И пусть они разыщут, куда ушли женщины, но не трогают пока их.

Ракат понимал, что если убить жен и детей воинов Рысей, то те будут биться с еще большим остервенением. Кроме того, Рыси посчитают необходимым забрать женщин огневиков и будут делать для этого все возможное, а вот насколько враг обладает возможностями, не совсем понятно. А вот иметь такой козырь, как знание о месторасположении ушедших людей, важно. Тут можно о чем-то и поговорить.

— Бах! — послышался уже знакомый грохот и стоящий рядом Андрас, схватившись за ногу, валится на землю.

— Всем назад! — командует Ракат.

Противостояние начиналось…